лекого  звездного
неба большого города. Оно было как раз над  моей  головой.  сжатое  высокими
стенами домов. И если на плоту будет несколько тесно, то зато над нами будет
бескрайное небо со всеми его звездами.
     На 72-й улице нью-йоркского Вест-Энда, недалеко от Центрального  парка,
находится один из привилегированных клубов Нью-Йорка. Лишь  небольшая,  ярко
сверкающая медная дощечка с выгравированными на ней словами "Explorers Club"
говорила,  что  за  дверьми  этого  дома  можно  увидеть  много  необычного.
Переступаешь порог этого помещения, и тебе  кажется,  что  ты  опустился  на
парашюте на какую-то неведомую землю за тысячи  километров  от  нью-йоркских
потоков автомашин, зажатых рядами  небоскребов.  Закрыв  за  собой  дверь  и
оставив Нью-Йорк по ту сторону, сразу же оказываешься в мире охоты на львов,
восхождения на высокие и крутые горы, полярных зимовок, причем  одновременно
испытываешь такое чувство, как будто сидишь в салоне  комфортабельной  яхты,
совершающей кругосветное путешествие. Трофеи охоты на  бегемотов  и  оленей,
крупнокалиберные ружья, военные барабаны и копья,  бивни,  индейские  ковры,
изваяния божков, модели кораблей, флаги, фотоснимки и карты окружают  членов
клуба, когда они приходят в него на какое-нибудь торжество или на доклады  о
далеких странах.
     После путешествия на Маркизские острова  я  был  избран  действительным
членом клуба. Я был самым молодым членом и, бывая в городе, редко  пропускал
собрания. Поэтому, когда я однажды  зашел  в  клуб  в  ноябрьский  дождливый
вечер, то немало был удивлен необычным видом привычной  обстановки.  Посреди
пола лежала надутая резиновая лодка со сложенными в ней  запасами  различных
съестных припасов и снаряжения,  а  вокруг  нее  на  стенах  и  столах  были
развешаны и расставлены парашюты, резиновые комбинезоны, спасательные пояса,
полярное снаряжение вместе с аппаратами для дистилляции  воды  и  множеством
других интересных вещей. Мне сказали, что  недавно  избранный  членом  клуба
полковник  Хескин  из  лаборатории  отдела  снабжения  военно-воздушных  сил
сделает доклад и продемонстрирует ряд новых военных изобретений, которые, по
его  мнению,  можно  с   успехом   использовать   в   научных   экспедициях,
направляющихся как в северные, так и в южные районы земли.
     Когда доклад  кончился,  развернулась  оживленная  дискуссия.  Поднялся
известный полярный исследователь Петер Фреухен, высокий и плотный человек, и
скептически потряс своей пышной бородой. Он не испытывал доверия к подобного
рода новшествам. Во время одной из своих экспедиций в Гренландию он  решился
вместо эскимосского каяка и  ледяной  юрты  испробовать  резиновую  лодку  и
палатку, и это чуть не стоило ему жизни. Сначала Фреухен чуть было не замерз
во время пурги: от мороза замок-молния его палатки перестал  действовать,  и
он не мог в нес попасть. Вскоре после  этого  ученый  отправился  на  рыбную
ловлю. И тут крючок задел за резиновую  лодку,  проколол  ее,  из  нее  стал
выходить воздух, и она опустилась в  воду,  как  тряпка.  Ему  и  его  другу
эскимосу удалось добраться до берега на каяке, который  поспешил  к  ним  на
помощь. Поэтому Фреухен был твердо  уверен,  что  никакой  самый  гениальный
изобретатель, сидя в лаборатории, не может придумать ничего лучше того,  что
создали для жизни в своем климате эскимосы на основании тысячелетнего опыта.
     Дискуссия  закончилась  неожиданным  предложением  полковника  Хескина:
действительные члены клуба могут взять для  очередной  экспедиции  любое  из
выставленных изобретений, при одном лишь условии:  по  возвращении  сообщить
лаборатории свое мнение о новом снаряжении.
     На этом все кончилось.
     В тот вечер я ушел из клуба последним.  Я  внимательно  рассмотрел  все
детали совершенно нового оборудования, так неожиданно свалившегося мне прямо
в руки. Ведь я мог получить его, когда только пожелаю. Это было как раз  то,
что мне было нужно: различное спасательное снаряжение на  тот  случай,  если
плот, вопреки ожиданиям, начнет разваливаться на части и поблизости не будет
других плотов.
     На следующее утро я сидел  за  завтраком  в  Доме  моряков  и  думал  о
вчерашних впечатлениях. К моему столу подошел хорошо  одетый,  атлетического
сложения молодой  человек  и  расположился  завтракать  рядом  со  мной.  Мы
разговорились, и я узнал, что он, как и я,  не  имел  никакого  отношения  к
морю. Он окончил Высшую техническую  школу  и  работает  в  Тронхейме,  а  в
Америку приехал для закупки частей машин и для изучения холодильной техники.
Молодой человек жил недалеко от Дома моряков и часто ходил сюда завтракать и
обедать - ему нравилась хорошая норвежская кухня. Он поинтересовался, чем  я
занимаюсь, и я рассказал ему в общих чертах о своих планах. Я  заметил,  что
если к концу недели не получу положительного отзыва на свою рукопись, то  на
свой страх и риск начну готовиться к экспедиции через океан  на  плоту.  Мой
собеседник мало говорил, но слушал с большим интересом.
     Четыре дня спустя мы снова встретились в столовой.
     - Ну как, ты принял решение о путешествии на плоту? - спросил он.
     - Да. - ответил я. - Отправляюсь.
     - Когда?
     -  Как  можно  скорее.  Медлить  нельзя,  иначе  нагрянут   штормы   из
Антарктики, и в Полинезии настанет период ураганов. Надо уже через несколько
месяцев отправляться из Перу, а у  меня  еще  нет  денег,  да  и  ничего  не
подготовлено.
     - А сколько человек будет участвовать в экспедиции?
     - Думаю, что не более  шести.  Так  можно  будет  подобрать  хорошую  и
интересную компанию, а кроме того, каждый будет нести вахту  у  руля  только
четыре часа в сутки.
     Он помолчал несколько секунд, как бы размышляя над чем-то,  а  затем  с
горячностью сказал:
     - Черт возьми, а мне очень хотелось бы участвовать в экспедиции!  Я  бы
мог взять на себя всякого рода измерения и наблюдения. Тебе ведь надо  будет
подкрепить свою теорию точными  данными  о  скорости  ветра,  о  течениях  и
волнах. Ты должен иметь в виду, что  путь  будет  проходить  через  огромные
морские пространства, которые совершенно не исследованы - ведь они  лежат  в
стороне от судоходных линий. Такая экспедиция, как твоя, могла  бы  провести
интересные гидрографические и метеорологические  наблюдения,  и  я  бы  имел
возможность применить здесь мои познания в области термодинамики.
     Что знал я об этом человеке? Только то, что говорило мне  его  открытое
лицо, А оно говорило многое.
     - Хорошо, - сказал я. - Отправимся вместе. Его звали Герман  Ватцингер,
и он был таким же "моряком", как и я.
     Несколько дней спустя я повел Германа  в  качестве  гостя  в  Explorers
Club. Первым, кого мы там  повстречали,  был  полярный  исследователь  Петер
Фреухен. У него было одно прекрасное свойство:  в  толпе  он  никак  не  мог
затеряться. Ростом под потолок, с большой  окладистой  бородой,  он  казался
посланцем тундры - так и мерещился рядом с ним огромный серый медведь.
     Мы подвели его к большой карте на стене и  рассказали  о  наших  планах
перехода через Тихий океан на  индейском  плоту.  Его  мальчишеские  голубые
глаза стали величиной с блюдечко, он слушал  и  дергал  свою  бороду.  Затем
стукнул деревянной ногой об пол, затянул потуже ремень и воскликнул:
     - Вот это затея! Я бы отправился с  вами!  Этот  бывалый  исследователь
Гренландии начал с того,  что  налил  нам  по  кружке  пива,  а  затем  стал
рассказывать  о  надежности  судов  первобытных  народов  и  об  их   умении
преодолевать любые препятствия как на суше, так и на море,  приспосабливаясь
к условиям природы. Он сам не только ходил на плотах  по  могучим  сибирским
рекам, но и буксировал  вдоль  побережья  Арктики  плоты,  на  которых  были
пассажирами местные жители. Рассказывая, он все время теребил свою бороду  и
повторял, что нам предстоят великие дела.
     Благодаря горячей Поддержке нашего плана Фреухеном  дело  сдвинулось  с
мертвой точки с опасной быстротой, и вскоре в скандинавской печати появилось
сообщение о нашей экспедиции. После этого на следующее  утро  кто-то  сильно
постучал ко мне в дверь в Доме моряков - меня просили подойти к телефону.  Я
поговорил по телефону, а вечером того же дня Герман и я звонили  в  квартиру
дома, расположенного в одном из фешенебельных  районов  города.  Нас  принял
прекрасно одетый молодой человек в лакированных домашних туфлях  и  шелковом
халате,  накинутом  поверх  синего  костюма.   Он   производил   впечатление
изнеженного человека и, извинившись за простуду, держал все время около носа
надушенный платок. Но мы знали,  что  во  время  войны  он  был  летчиком  и
совершал подвиги, сделавшие его  имя  известным  в  Америке.  Помимо  нашего
невозмутимого хозяина, присутствовали еще два молодых  журналиста,  готовые,
казалось, лопнуть от переполнявших их мыслей и энергии. Мы знали  одного  из
них как талантливого корреспондента.
     За бутылкой хорошего виски наш хозяин сообщил, что его интересует  наша
экспедиция. Он предложил нам финансовую помощь при условии, что  мы  напишем
ряд статей для газет, а по возвращении выступим с докладами в ряде  городов.
Вскоре мы обо всем договорились и выпили за  успешное  сотрудничество  между
патронами и членами  экспедиции.  Итак,  наши  финансовые  затруднения  были
разрешены, их взяли на себя наши патроны, и нам не нужно было больше об этом
беспокоиться. Герману и мне предстояло теперь  заняться  подбором  остальных
участников экспедиции, ее снаряжением,  постройкой  плота  и  подготовкой  к
выходу в море до наступления периода штормов.
     На следующий день Герман рассчитался у себя на  службе,  и  мы  засучив
рукава  принялись  за  дело.  Я  уже  получил  от   научно-исследовательской
лаборатории отдела снабжения военно-воздушных  сил  обещание  выслать  через
Explorers Club все, о чем я просил, и даже больше: наша экспедиция оказалась
весьма подходящей для испытания их  снаряжения.  Это  было  хорошее  начало.
Главная задача состояла  теперь  в  том,  чтобы  найти  четверых  подходящих
спутников, готовых отправиться в плавание на плоту, а затем достать провиант
для путешествия.
     Людей, которым  предстояло  выйти  вместе  с  нами  на  плоту  в  море,
следовало  подбирать  весьма  тщательно,  иначе   через   несколько   недель
пребывания их с глазу на глаз могли начаться  ссоры  и  недовольство.  Я  не
хотел набирать экипаж из моряков, так как они вряд ли лучше нас были знакомы
с плотами. Кроме того, мне не  хотелось,  чтобы  в  случае  удачного  исхода
экспедиции ее успех приписали бы тому, что мы были более опытными  моряками,
чем древние строители плотов из Перу. Тем не менее нам  нужен  был  человек,
который умел бы обращаться с секстантом и  отмечать  на  карте  курс  нашего
плота - это должно было бить основой всех наших научных наблюдений.
     - Я знаю одного художника, - сказал я Герману. - Он здоровенный  малый,
хорошо играет на гитаре и неистощим в шутках. Он окончил школу штурманов  и.
до того как посвятил  себя  целиком  кисти  и  палитре,  совершил  несколько
кругосветных плаваний.  Я  знаю  его  с  детства,  мы  с  ним  не  один  раз
участвовали в альпинистских походах у себя на родине. Напишу ему и  предложу
отправиться с нами. Он безусловно согласится.
     - Пожалуй,  подходит,  -  согласился  Герман.  -  Нам  надо  найти  еще
кого-нибудь, кто умел бы обращаться с радио.
     - Радио? - спросил я испуганно. - Зачем нам оно? Сам подумай: радио  на
доисторическом плоту!
     - Не скажи... Радио мы возьмем из предосторожности, и оно ни  капли  не
повлияет на твою теорию, если только мы не пошлем сигнала бедствия. Оно  нам
понадобится для передачи сводок о погоде и других  сообщений.  Принимать  же
предупреждения о надвигающихся штормах мы не сможем, так как  в  этой  части
океана их некому передавать. А если бы даже и имелась такая возможность,  то
какая бы от этого была польза для нас на плоту?
     Своими доводами  он  постепенно  отвел  все  возражения,  которые  были
вызваны моей нелюбовью ко всякого рода клеммам и кнопкам.
     - Как это ни странно, - сказал я, -  но  если  речь  идет  о  поддержке
радиосвязи на больших расстояниях посредством небольших радиоаппаратов, то у
меня найдутся  замечательные  знакомства.  Во  время  войны  я  ведь  был  в
радиоотделении.  Лучшей  кандидатуры,  очевидно,  не  могли   подобрать.   Я
непременно напишу Кнуту Хаугланду и Турстейну Раабю.
     - Ты хорошо знаком с ними?
     - Да. Впервые я встретился с Кнутом  в  Англии  в  1944  году.  Он  был
радиотелеграфистом и уже имел награду от английского  короля  за  участие  в
диверсии  на  заводе  в  Рьюкане,  производившем  тяжелую  воду.   Когда   я
познакомился с ним, он только что вернулся из Норвегии,  выполнив  очередное
задание. Гестапо напало на его след. Нацистам  удалось  запеленгировать  его
передатчик, который был установлен в  дымоходе  больницы  в  Осло.  Немецкие
солдаты с автоматами в руках окружили здание и отрезали все входы и  выходы.
Начальник гестапо Фемер лично руководил операцией и ожидал во дворе, когда к
нему приведут Кнута. Однако из больницы  стали  выносить  убитых  и  раненых
гестаповцев, а Кнут, отстреливаясь, спустился с чердака в подвал,  перебежал
через задний двор и под градом пуль исчез за  стеной,  окружавшей  больницу.
Встретились мы с ним в старинном  английском  замке,  где  была  расположена
секретная  радиостанция.  Он  приехал  из  Норвегии  с  заданием  установить
подпольную  связь  с  действовавшими  в  оккупированной   немцами   Норвегии
радиостанциями, которых в то время насчитывалось более ста. Тогда  я  только
что окончил курсы парашютистов, и мы готовились совершить массовый прыжок  с
самолета где-нибудь около Нордмарка. Но в это время русские вступили в район
Киркенеса, и из Шотландии в Финмарк был послан небольшой  норвежский  отряд,
чтобы перенять, так сказать, от русской армии дальнейшее ведение операции. Я
получил  приказ  присоединиться  к  отряду.  И  в  Финмарке   встретился   с
Турстейном.
     В том районе стояла самая настоящая полярная зима,  и  северное  сияние
полыхало днем и ночью на черном, как  уголь,  звездном  небе.  Замерзшие  до
синевы, хотя и одетые в меха, мы вошли  наконец  в  Финмарк,  представлявший
собой пожарище, и тогда из небольшой хижины в горах к нам  вылез  веселый  и
голубоглазый человек с пышными светлыми волосами. Это и был Турстейн  Раабю.
В начале войны он бежал  в  Англию,  где  окончил  спецшколу,  а  затем  был
заброшен в Норвегию, в район Тромсе. Здесь  он  сидел  в  укромном  месте  с
небольшим радиопередатчиком неподалеку  от  немецкого  линкора  "Тирпиц".  В
течение десяти месяцев он ежедневно передавал в Англию донесения  обо  всем,
что происходило на борту линкора. Потом оказалось, что  он  подключал  ночью
свой тайный передатчик к приемной системе немецкого офицера.
     Затем Турстейн перебрался в Швецию, а оттуда снова в Англию.  Некоторое
время спустя его опять сбросили с радиопередатчиком в глушь Финмарка, в  тыл
немцев. Когда немцы бежали, он  очутился  в  нашем  тылу,  вышел  из  своего
убежища и оказался весьма  кстати  со  своим  маленьким  передатчиком:  наша
полевая радиостанция подорвалась на мине. Я могу биться об заклад, что Кнуту
и Турстейну  надоело  слоняться  дома  и  они  охотно  согласятся  совершить
небольшую прогулку на деревянном плоту.
     - Написать не мешает, - предложил Герман.
     Я написал короткие письма Эрику, Кнуту и Турстейну, причем  не  пытался
их особенно уговаривать:
     "Собираюсь отправиться на деревянном плоту  через  Тихий  океан,  чтобы
подтвердить теорию о заселении  островов  Южных  морей  выходцами  из  Перу.
Хотите участвовать? Гарантирую лишь бесплатный проезд  до  Перу,  оттуда  до
островов Южных морей и обратно, а также хорошее применение вашим техническим
знаниям во время плавания. Отвечайте немедленно".
     На следующий день я получил телеграмму от Турстейна:
     "Еду. Турстейн".
     Другие также согласились.
     Немало  кандидатур  было  предложено   на   место   шестого   участника
экспедиции,  но  каждый  раз  в  последнюю  минуту  возникало   какое-нибудь
препятствие.
     Тем временем Герман и я вплотную занялись проблемой  продовольствия.  У
нас не было ни малейшего желания сидеть на плоту и жевать мясо пожилой  ламы
или сушеный картофель - кумару; ведь мы не ставили целью своего  путешествия
доказать, что  сами  были  некогда  индейцами.  Нашей  прямой  задачей  было
проверить возможность путешествия на плоту инков, его мореходные качества  и
грузоподъемность, а также установить, пропустят ли стихии его к Полинезии  с
чужеземцами  на  борту.  Наши  предшественники  индейцы  могли,   бесспорно,
обходиться  во  время   плавания   сушеным   мясом   и   рыбой   и   сушеным
картофелем-кумарой: ведь это было их основной пищей и на суше.  В  пути  нам
предстояло узнать, могли ли они ловить  в  открытом  море  рыбу  и  собирать
дождевую воду. Я считал, что мы должны были  взять  с  собой  тот  фронтовой
паек, который нам выдавался во время войны.
     В это время в Вашингтон  прибыл  новый  помощник  норвежского  военного
атташе. В период кампании в Финмарке  он  командовал  ротой,  а  я  был  его
помощником. Это был  исключительно  живой  человек,  который  с  необычайной
энергией преодолевал все возникавшие перед  ним  трудности.  Бьерн  Рерхольд
принадлежал к тому типу людей, которые чувствуют  себя  несчастными,  когда,
преодолев очередные трудности, они не имеют перед собой нового  препятствия,
за которое следует взяться.
     Я написал ему письмо,  в  котором  объяснил  создавшееся  положение,  и
просил его приложить всю свою  находчивость,  чтобы  помочь  нам  установить
связь  с  управлением  снабжения  продовольствием  американской   армии.   Я
рассчитывал на то, что лаборатория управления проводит опыты с новым полевым
рационом, и надеялся получить его для испытаний, как мы получили  снаряжение
из лаборатории военно-воздушных сил.
     Через два дня Бьерн позвонил мне из  Вашингтона.  Он  уже  беседовал  с
отделом внешних сношений американского военного министерства, и  там  хотели
получить от нас более подробную информацию.
     С первым же поездом Герман и я выехали в Вашингтон.
     С Бьерном мы встретились в его кабинете в помещении военного атташе.
     - Думаю, что все будет в порядке, - сказал он. - Завтра  нас  примут  в
отделе  внешних   сношений,   если   мы   только   получим   от   полковника
соответствующее письмо.
     Полковником был норвежский военный атташе  Отто  Мунте-Каас.  Он  очень
приветливо встретил нас и, узнав, о чем идет речь, с большой  охотой  обещал
дать рекомендательное письмо.
     На следующее утро мы пришли к нему за обещанным письмом,  но  он  вдруг
встал и сказал, что лучше всего будет, если сам  поедет  с  нами.  В  машине
полковника мы поехали в Пентагон - военное министерство США. Впереди  сидели
полковник и Бьерн в своей изящной военной форме, а  сзади  Герман  и  я.  Мы
рассматриваем через стекла машины гигантское  здание  Пентагона,  высившееся
перед нами на ровном месте. В этом огромном помещении, где работают 3 тысячи
человек, а длина коридоров равняется 25 километрам, и должна была состояться
"конференция о  плоте"  с  участием  высших  военных  чинов.  Все  это  было
настолько невероятно, что я ущипнул себя за нос, чтобы проверить, не сплю ли
я. Никогда, ни раньше, ни  позже,  плот  не  казался  Герману  и  мне  таким
беспредельно жалким. как в тот момент.
     После длительного хождения по коридорам  и  коридорчикам  мы  очутились
наконец перед дверью отдела внешних сношений, а через  несколько  минут  уже
сидели в обществе тщательно отутюженных мундиров за большим столом  красного
дерева. Председательствовал сам начальник отдела внешних сношений.
     Хмурый широкоплечий офицер, восседавший в конце стола, не  мог  вначале
полно