что  там  началась тревога: в окнах
мелькали  огни  факелов;  со  скрежетом  опускался   подъемный  мост,  гулко
раздавалось  цоканье  конских копыт. Но, нимало не  встревоженный  погоней в
темную  ночь,   Хэлберт  выжал  мокрую  одежду  и  зашагал  через  болото  к
северо-востоку, определяя свой путь по Полярной звезде.


     Глава XXVI

     Да, это все необычайно странно!
     Вы не из кубка ли Цирцеи пили?
     Куда посажен - там и должен быть!
     Будь он безумцем, разве мог бы он
     Здесь защищать себя так хладнокровно?
     "Комедия ошибок"

     Покинув  на  время Хэлберта  Глендининга и поручив  заботу  о  нем  его
собственной  храбрости   и   удаче,  наше   повествование   возвращается   в
Глендеаргскую  башню, где  произошли  события, о  которых  следует уведомить
читателя.
     Наступал полдень, и шла приготовления к обеду. Элспет и Тибб, пользуясь
припасами,  доставленными из  монастыря,  отдавали стряпне все  свое рвение.
Между делом  они  перекидывались  оживленными  замечаниями,  обычными  между
госпожой и служанкой, но  иногда  их разговор напоминал беседу  двух кумушек
примерно одного круга.
     - Присмотри за  рубленым мясом, Тибб, - сказала Элспет,  - а ты, Симми,
разиня  ты  этакий,  поворачивай  вертел,  да  как  следует!  Ты что,  ворон
считаешь, мальчик мой?  Да,  Тибб,  с  тех пор  как сюда принесло этого сэра
Пирси, мы  с тобой  совсем  с ног сбились, и кто знает, сколько  он  еще тут
проторчит.
     - Что  правда, то правда, -  отвечала  верная служанка, -  ихняя порода
пашей  милой  Шотландии сроду добра не приносила. И расплодилось  же на нашу
голову таких, что мало милости, а больше лихости! Сколько жен и детей до сих
пор плачут из-за безобразий этих  разных Пирси на границе. Чего один Хотспер
стоит  и все  его отродье, что  похозяйничали у нас еще со времени Малколма,
как говорит Мартин.
     - Лучше  бы Мартину попридержать свой шершавый язык и не позорить семью
нашего гостя,  - оборвала се Элспет. -  Помни, что святые отцы нашей обители
очень уважают сэра Пирси Шафтона, и если нам будет какой убыток от него, они
отблагодарят  нас  добрым словом или  добрым делом, я уверена. Лорд-аббат  -
очень заботливый господин.
     - Пуховая подушка под  зад - вот что ему всего милей! - возразила Тибб.
- Я не раз видела, что благородные бароны сиживали на деревянной скамье и не
жаловались. Но если вы довольны, мистрис, я тоже довольна.
     - А вот и наша Мизи-мельничиха. Очень  кстати.  Где же ты  была,  милая
девушка? Все валится из рук, когда тебя нет! - воскликнула Элспет.
     - Я  ходила поглядеть на речку,  - сказала  Мизи.  - Пашей молодой леди
нездоровится - она лежит в постели. Пришлось мне идти одной.
     - А я ручаюсь, что ты бегала поглядеть, не идут ли с охоты наши молодые
люди,  -  улыбнулась  Элспет.  -  Вот,  Тибб, как  поступают с  нами молодые
девушки. Думают только о забавах, а работу взваливают на нас.
     -  Вот  и  не  угадали,  госпожа  Элспет, -  ответила  Мизи-мельничиха,
засучивая  рукава и обнажая свои круглые красивые руки.  - Я подумала, что и
вам  захочется узнать,  идут ли  они  домой, чтобы с обедом не  запоздать, -
прибавила она, весело и добродушно оглядывая кухню, чтобы найти себе работу.
     - И ты их увидела? - спросила Элспет.
     - Даже самой малюсенькой точечки не увидела, - вздохнула Мизи, - хоть я
взобралась   на   вершину  холма,  а  прекрасное,  такое   белоснежное  перо
английского кавалера виднелось бы над всеми кустарниками в долине.
     - Белоснежное перо кавалера,  - повторила госпожа Глендининг,  - ах ты,
глупышка!  Всегда  раньше  увидишь голову  моего высокого Хэлберта, чем  это
перышко, как бы оно ни белелось!
     Мизи  ничего не  ответила и принялась усердно месить тесто для сладкого
пирога,  заметив,  что сэр  Пирси  накануне отведал  его  и похвалил.  Чтобы
поставить на  плиту  сковородку,  на  которой  должен был печься пирог,  она
слегка сдвинула кастрюльку,  в которой варилось другое кушанье, поставленное
Тибб. Старая служанка проворчала сквозь зубы:
     -  Дожили, нечего  сказать!  Бульон для моей  больной Мэри  отодвигают,
чтобы  испечь  лакомый  пирог  для   этого  английского  франта.  Вот   было
благословенное  время при  Уоллесе или при славном короле  Роберте, когда мы
английские пудинги месили палкой и обмазывали кровью.  Но мы  еще посмотрим,
чем все это кончится.
     Элспет  не  сочла  нужным  обратить  внимание  па воркотню  Тибб,  хотя
неудовольствие  старой  служанки .  запало  ей в душу:  в  вопросах  войны и
политики  Тибб,  когда-то  служившая  камеристкой  в  замке  Эвенелов,  была
авторитетом для  мирных обитателей  Глендеарга. Вслух Элспет только выразила
изумление, что охотников так долго нет.
     -  Тем  хуже  для  них, если они  не  скоро вернутся, - заявила Тибб. -
Жаркое пережарится и станет как  уголь.  И посмотрите  на бедняжку Симми: он
больше  не в  силах ворочать вертел. Мальчонка  тает, как льдинка  в  теплой
воде! Поди, дитя мое, хлебни свежего  воздуха, я тут поверчу вертел, пока ты
вернешься.
     - Взберись на  вышку, мальчуган, - приказала госпожа Глендининг,  - там
воздух посвежее, и приди нам сказать, когда увидишь в долине нашего Хэлберта
и того джентльмена.
     Мальчик отсутствовал  так  долго,  что Тибб,  заменяя  его, не на шутку
утомилась от  собственного великодушия и  от  маленькой  табуретки  у самого
огня. Наконец мальчик вернулся с известием, что никого не видно.
     Если бы  речь шла  тут только  о  Хэлберте Глендининге, то не  было  бы
ничего  удивительного, ибо лишения, связанные с продолжительной охотой,  его
не  пугали  и  он часто оставался в глуши до поздних сумерек.  Но сэру Пирси
Шафтону никто не приписывал подобную  страсть к охоте, да и сама мысль,  что
англичанин  может  из-за  охоты  пропустить  обед,  совершенно противоречила
общему представлению о  национальных  свойствах  англичан.  Так,  за разными
догадками и  предположениями, миновало  обычное время  обеда, и  завсегдатаи
башни, наскоро закусив чем попало, оставили более изысканные блюда на вечер,
к возвращению молодых людей, которые, очевидно, либо забрели слишком далеко,
либо затеяли охоту, задержавшую их дольше, чем они предполагали.
     Около  четырех  часов пополудни вместо  долгожданных охотников появился
неожиданный  гость  -  помощник  приора  монастыря  святой  Марии.   События
предшествовавшего  дня не  изгладились  из  памяти отца Евстафия, человека с
живым и проницательным умом, который любил  разбираться в тайнах и загадках.
По  своей  доброте  он   лично  с  большим  сочувствием  относился  к  семье
Глендинингов,  которую  знал в  течение  многих  лет,  но и помимо того  вся
монастырская  братия  желала  мира  между  сэром Пирси  Шафтоном  и  молодым
хозяином  Глендеарга, потому что любой шум вокруг имени английского кавалера
мог бы пагубно  отозваться на обители, которой и без того угрожала немилость
правительства.  Отец  Евстафий  нашел семью в  сборе, кроме Мэри  Эвенел,  и
узнал, что Хэлберт, сопровождая сэра Пирси на  охоту, ушел на рассвете и еще
но  вернулся.  Так случалось и  раньше. Чего  не бывало! Разве  молодость  и
охотничья  удаль так уж  придерживаются установленных часов! И отец Евстафий
нисколько не встревожился.
     Он заговорил с Эдуардом о его занятиях, которыми продолжал  руководить,
как  вдруг их испугал пронзительный крик, донесшийся из комнаты Мэри Эвенел,
и  все  мгновенно бросились туда. Мэри лежала без чувств  на руках у старого
Мартина, который  горько  укорял себя  в  том, что убил ее. Бледные черты  и
сомкнутые  веки девушки  каз&лрсь безжизненными, как  у покойницы. Всю семью
охватило  смятение.  Обуреваемый тревогой и нежностью,  Эдуард  бережно взял
бесчувственную  Мэри  из  рук  Мартина  и  перенес  к  окну,  в  надежде  на
благотворное действие свежего воздуха;  отец  Евстафий, обладавший,  подобно
большинству  монахов, некоторыми познаниями в медицине,  поспешил предписать
несколько простейших средств, чтобы привести больную в чувство, а испуганные
женщины, наперебой ухаживая за ней, скорее мешали, чем помогали друг другу.
     - Ей опять что-нибудь почудилось, - уверяла госпожа Глендининг.
     - Точь-в-точь такой же припадок, какие бывали  у ее  покойной матери, -
подхватила Тибб.
     - Не получила ли она дурных известий? - предположила Мизи.
     Они курили жжеными перьями, обрызгивали бесчувственную девушку холодной
водой, пробовали все остальные средства, применяемые при обмороках, - но все
безуспешно.
     Наконец  еще один  лекарь, незаметно  присоединившийся к  общей группе,
предложил свою помощь в следующих. выражениях:
     -  Что  же  это  с  вами,  моя  прелестнейшая Скромность? Какая причина
заставила алый источник жизни возвратиться в цитадель сердца, обесцветив тем
самым черты лица, в которых сей источник мог бы, виясь в тончайших жилочках,
красоваться  вечно? Позвольте же мне приблизиться к ней, - промолвил он, - с
этой    великолепнейшей    эссенцией,   изготовленной   прекрасными   руками
божественной Урании, который имеет  силу возвращать  отлетающую жизнь уже на
рубеже небытия...
     Говоря таким образом, сэр Пирси Шафтон опустился на колени и грациозным
жестом поднес к  ноздрям бездыханной Мэри  Эвенел  серебряный, восхитительно
гравированный флакон с губкой, пропитанной  столь восхваляемой им эссенцией.
Да, любезный читатель, это был сэр
     Пирси Шафтон собственной персоной, столь неожиданно  предложивший  свои
услуги!  Его щеки,  правда,  были  очень  бледны, одежда  кое-где  запятнана
кровью,  но в остальном он был, пожалуй, такой  же, как  всегда. К всеобщему
изумлению, когда Мэри Эвенел открыла глаза и увидала перед собой услужливого
кавалера, она сильно испугалась и закричала:
     - Задержите убийцу!
     Этот возглас  ошеломил присутствующих, а  пуще  всего  самого эвфуиста,
услышавшего столь внезапное и необъяснимое обвинение от  больной, которую он
только  что  привел  в  чувство.  Теперь она  с  отвращением  отвергала  его
дальнейшие заботы.
     - Уведите его! - восклицала она. - Прочь! Уведите убийцу!
     -  Клянусь  моей  рыцарской  честью,  -   ответствовал   сэр  Пирси,  -
очаровательные  достоинства  вашего   ума   и  тела,   о  моя  прелестнейшая
Скромность, затуманены  неким  странным  заблуждением.  Или  глаза  ваши  не
распознают во мне, стоящем перед вами, Пирси Шафтона -  вашу наипреданнейшую
Приверженность?  Или,  если  глаза  ваши не ошибаются, то  виноват рассудок,
ошибочным образом  заключивший,  что я  повинен в  преступлении или насилии,
которому  чужда  моя  рука.  О  разгневанная  Скромность,  сегодня  не  было
совершено убийственного кровопролития, кроме того злодейства,  каковое в сей
миг творят ваши грозные взоры, пронзающие вашего наипокорнейшего слугу...
     Эту речь прервал отец Евстафий, который тем временем, отойдя в сторону,
переговорил  с  Мартином и узнал от него о  событиях, вызвавших обморок Мэри
Эвенел.
     -  Сэр  рыцарь,  -  начал  отец  Евстафий   сурово,  но   с   некоторой
нерешительностью  в  голосе,  -  нам  были  сообщены  подробности  настолько
необычайные, что, при всем нежелании призвать к ответу гостя нашей  обители,
я вынужден потребовать у  вас объяснения. Вы сегодня рано утром вышли отсюда
вместе с молодым  человеком, Хэлбертом  Глендинингом, старшим  сыном хозяйки
этого дома,  и возвратились сюда без него.  Где  и в котором часу  вы с  ним
расстались?
     После минутного размышления английский рыцарь ответил:
     - Удивляюсь торжественному  тону,  в котором ваше преподобие предлагает
мне  столь простой вопрос.  С поселянином,  которого вы  называете Хэлбертом
Глендинингом, я расстался через час пли два после восхода солнца.
     - А где именно, позвольте узнать? - продолжал монах.
     - В глубоком ущелье, где горный ключ водопадом низвергается с огромного
утеса, который,  подобно титану, рожденному  землей,  подъемлет  ввысь седую
главу и подобно...
     - Избавьте нас от дальнейших описаний! - остановил его помощник приора.
-  Мы знаем это  место. Но  юношу с  тех  пор никто не видел, и вам придется
объяснить, что с ним произошло.
     -  Мой  мальчик! Мой мальчик! - восклицала госпожа Глендининг. - Святой
отец, заставьте этого негодяя сказать, где мой мальчик!
     -  Клянусь  вам, добрая  женщина, хлебом и водой,  первоосновой  нашего
существования...
     - Клянись тогда вином и  сладкими  пирогами,  первоосновой твоей жизни,
жадный  ты  англичанин,  -  не  унималась  госпожа  Глендининг.  -  Негодяй,
чревоугодник, мы тебя  откармливали как на  убой,  а  ты нас в благодарность
убиваешь.
     - Говорю  тебе, женщина, - возразил сэр Пирси, - что  я пошел  с  твоим
сыном па охоту, больше ничего.
     - Охота, где наш  бедный мальчик нашел свою смерть, - вмешалась Тибб. -
Я  наперед  знала это и  предсказывала,  как  увидела твою хитрую английскую
харю. Уж когда  сэры  Пирси начинают  охотиться -  добра не жди,  начиная  с
погони в Чеви и посейчас.
     - Замолчи,  женщина,  -  остановил  ее  помощник  приора.  -  Перестань
оскорблять  английского  рыцаря,  -  против  него  нет  улик,   одни  только
подозрения.
     - Нет, пусть  прольется  его  кровь!  -  крикнула  госпожа  Глендининг,
кинувшись  вместе  со  своей верной  Тибб  на  несчастного эвфуиста  с такой
яростью и так неожиданно, что ему  пришлось бы худо, если бы отец Евстафий и
Мизи Хэппер не заслонили его от неистовой атаки.
     Эдуард,   который  в   начале  перепалки  вышел  из  ком-паты,   теперь
возвратился с мечом в руке и  в сопровождении Мартина и Джаспера; у одного в
руках было охотничье копье, у другого - арбалет.
     -  Караульте  дверь,  -  сказал  своим  спутникам  ЭдуАРД,  -  если  он
попытается бежать, стреляйте или  колите его без пощады. Клянусь небом, если
он тронется с места, он умрет!
     -  Что я  слышу, Эдуард? -  заговорил отец Евстафий. - Ты забываешься и
переходишь  всякие границы. Как смеешь ты угрожать насилием нашему гостю, да
еще в моем присутствии! Разве не я  представляю здесь лорда-аббата, которому
ты обязан повиноваться?
     Эдуард выступил вперед с обнаженным мечом в руке.
     - Простите  меня, преподобный отец, - заявил он, - по в этом деле голос
крови говорит громче  и  настоятельнее  вашего  голоса.  Я  устремляю острие
своего меча против этого чванливого человека и  требую ответа за кровь моего
брата, за кровь сына моего отца, наследника нашего имени. И если он вздумает
уклониться от правдивого ответа, ему не уклониться от моей мести.
     Несмотря на все свое замешательство, сэр Пирси Шафтон не струсил.
     - Убери,  свой  меч, юнец, - сказал  он. - Не пристало Пирси  Шафтону в
один и тот же день мериться силами с двумя мужланами.
     - Вы  слышите,  святой  отец!  -  вскричал  Эдуард.  -  Он сознается  в
преступлении!
     - Терпение, сын мой, - промолвил помощник приора, стремясь  утихомирить
чувства, которые другим путем он обуздать не мог. - Терпение! Вверься мне, и
ты добьешься справедливости скорее, чем грубостью и угрозами. - Вы, женщины,
тоже не вмешивайтесь. Тибб, уведи свою хозяйку и Мэри Эвенел.
     Пока  Тибб и все  женщины башни переносили  убитую горем  мать  и  Мэри
Эвенел в другую комнату, Эдуард поспешил стать с мечом в руке у двери, чтобы
отнять  у сэра Пирси  возможность ускользнуть,  а  отец  Евстафий  продолжал
неотступно выпытывать у растерянного кавалера все подробности  его встречи с
Хэлбертом  Глендинингом.  Тут   английский   рыцарь  очутился  в  более  чем
затруднительном положении - об исходе своего поединка  с Хэлбертом он мог бы
рассказать, ничем не  рискуя, но то, что произошло, было унизительно для его
самолюбия, и  описывать это, да еще  во  всех  подробностях,  он  был  не  в
состоянии; а о дальнейшей судьбе  Хэлберта рыцарь, как известно читателю,  и
сам ничего не знал.
     Отец Евстафий тем  временем всячески  усовещевал и  вразумлял кавалера,
доказывая,  что он чрезвычайно повредит самому себе, если не расскажет самым
точным и обстоятельным образом о событиях истекшего дня.
     - Вы не можете отрицать, - сказал он,  - что  вчера крайне разгневались
на этого несчастного юношу, и свою
     горячность столь мгновенно обуздали, что это всех нас изумило. И  вчера
же вечером  вы  предложили ему вместе пойти на  охоту и на рассвете  куда-то
вдвоем  ушли. Вы сказали, что разошлись с ним у источника через час или  два
после восхода солнца, но, не правда ли, перед тем, как вам расстаться, между
вами произошла ссора?
     - Я этого не  сказал, - возразил рыцарь, - и потом не  слишком ли много
шума из-за исчезновения какого-то поселянина, вассала, который сбежал (да  и
сбежал   ли   еще?),   дабы  присоединиться  к  какой-нибудь   разбойничьей,
мародерской шайке.  И от меня, рыцаря из  рода Пирси, вы  требуете  отчета о
столь  ничтожной особе! Отвечаю: скажите, во  что  ценится его  голова,  и я
заплачу сколько требуется вашему монастырскому казначею.
     - Так вы сознаетесь, что убили моего  брата!  - вскричал Эдуард,  снова
вмешиваясь в разговор.  - Сейчас  я  вам покажу,  как мы, шотландцы, дорожим
жизнью наших родичей.
     -  Успокойся, Эдуард,  успокойся.  Заклинаю  тебя,  приказываю  тебе! -
остановил его помощник приора. - А  вы, сэр рыцарь, видно, плохо нас знаете,
если  думаете, что можете пролить шотландскую  кровь и  расплатиться за нее,
как  за  вино,  пролитое  на  хмельном пиру.  Этот  юноша был не  раб  и  не
крепостной, и  ты  отлично  знаешь, что в своей  собственной  стране  ты  не
осмелился бы зарубить  даже самого  ничтожного  английского  подданного,  не
ответив за убийство  перед судом.  Не тешьте  себя надеждой, что  здесь  вас
помилуют, вы горько ошибетесь.
     - Вы выводите  меня из терпения!  Подобно загнанному  быку, я  близок к
бешенству!  -  горячился  сэр Пирси.  - Что могу я сообщить вам о молодчике,
которого не видел с самого утра?
     - Объясните, при каких обстоятельствах вы с ним расстались, - настаивал
монах.
     - Какие обстоятельства вам  нужны, черт возьми!  - вскричал  рыцарь.  -
Говорите  толком! Хотя  я протестую  против  вашего недостойного  насилия  и
негостеприимного поведения,  .но хочу миролюбиво кончить этот  допрос - если
его можно кончить словами...
     - Что  не  под  силу  словам - решат  мечи. Мой  только того и ждет!  -
воскликнул Эдуард.
     -  Тише, неугомонный юноша! - прикрикнул отец Евстафий.  -  А  вы,  сэр
Пирси Шафтон,  благоволите  разъяснить мне, почему  в  Корри-нан-Шиане, близ
источника, где, по  вашему собственному признанию, вы расстались с Хэлбертом
Глендинингом, земля залита кровью?
     Решив  по  мере  возможности  не  признаваться  в   поражении,  кавалер
высокомерно ответил, что вполне естественно увидеть кровь там, где  охотники
убили оленя, - так ему, по крайней мере, кажется.
     - На  этот раз, убив оленя, вы почему-то решили  похоронить  его - так,
что  ли?  -  в упор спросил  монах. - Ответьте нам,  сэр Пирси,  кто лежит в
могиле,  в  свежевырытой могиле рядом с источником, где по  соседству  трава
густо забрызгана кровью? Теперь ты видишь, что не так просто меня одурачить,
и потому расскажи нам  чистосердечно,  что же произошло с несчастным юношей,
тело которого, без сомнения, покоится под окровавленным дерном.
     -  Если это так,  значит  его зарыли живым,  потому что, клянусь  тебе,
преподобный  отец,  этот юный  поселянин, покидая  меня,  был  здоровехонек.
Прикажите разрыть  могилу  и, если там окажется его тело, поступайте со мной
как вам заблагорассудится.
     - Решить твою  участь, сэр рыцарь, надлежит  не мне,  а  лорду-аббату и
нашему  высокочтимому капитулу.  Моя обязанность  заключается в  том,  чтобы
собрать  правдивые  сведения,  дабы  мудрые  отцы  досконально   знали,  что
произошло.
     - Могу ли я отважиться спросить, преподобный отец,  -  обратился к нему
рыцарь, - хотелось бы мне знать, чье свидетельство породило  против меня