и  ввязаться  в
подобные дела?  О каких-то там принципах Туфик даже и не вспомнил,  но
вот хватит ли храбрости?.. Он встал и подошел к окну. Гума показался в
конце улицы. Увидев Туфика, зашагал быстрее.
     - Что хорошего, сеу Туфик?
     - Я хотел поговорить с вамн.
     - К вашим услугам...
     Ливия вошла  в  комнату  и  смотрела  на мужчин с тревогой.  Гума
предложил:
     - Выпьете, сеу Туфик?
     - Разве что стаканчик.
     - Ливия, угости сеу Туфика.
     Туфик указал на ребенка во дворе:
     - Сынок?
     - Он самый.
     Ливия принесла выпивку.  Туфик налил себе.  Когда Ливия вышла, он
придвинул свой дырявый стул к ящику, на котором сидел Гума:
     - Простите, сеу Гума, за вопрос, но как у вас с деньгами?
     - Да неважно,  сеу Туфик,  по совести сказать,  неважно.  Застой,
сами знаете. А вам зачем?
     - Да,  плохие  времена,  очень  плохие.  Но  и   сейчас   человек
решительный может заработать много денег.
     - Не вижу как...
     - Вы еще не выплатили за новый бот, правда?
     - Пока что нет. А как же вы считаете, можно заработать?
     - Вам известно, что Шавьер уехал?
     - Известно. Жена его здесь появилась.
     - Какая жена?
     - Его. Он был женат.
     - Так вот из-за чего... Он ведь у меня работал, вы не знали?
     - Слыхал.
     - Посадил меня на мель,  как вы тут выражаетесь.  А работа у него
была такая, что приносила много денег.
     - Принимал контрабандный товар?
     - Некоторые наши заказы, что прибывали на кораблях...
     - Не хитрите со мной,  сеу Туфик,  не тратьте попусту время.  Все
давно все знают. А теперь вы хотите втянуть в эти дела меня?
     - Вы  смогли  бы  выплатить  за  свое  судно  в течение двух-трех
месяцев. Дело выгодное. За один раз можно заработать не меньше пятисот
мильрейсов.
     - Но если дознается полиция, богач пойдет ко дну.
     - У нас все так налажено, что не дознается. Дозналась хоть раз?
     Он нерешительно посмотрел на Гуму:
     - В  среду прибывает немецкий пароход.  Он доставит большой груз.
Дело выгодное... - Он осекся. - Сколько вы еще должны за бот? Много?
     - Примерно восемьсот.
     - Вы можете заработать пятьсот одним  махом.  Крупное  дело,  три
рейса, не меньше. За одну ночь вы загребете кучу денег.
     Он говорил,  прижав голову к плечу  Гумы,  громким  шепотом,  как
заговорщик.  Гума подумал,  что, может, стоит пойти на это рискованное
дело раз или два только чтоб выплатить за бот,  а потом  махнуть  этим
арабам  рукой  -  и поминай как звали.  Туфик,  казалось,  отгадал его
мысли:
     - Два-три раза проделаете что надо,  заплатите за судно,  а потом
можете и не продолжать.  У меня выхода нет, мне немедля человек нужен.
Освободитесь  от  долгов.  К  тому ж речь идет всего об одном или двух
грузах в месяц.  А в остальные дни вы свободны,  плывите куда  хотите,
можете мне и на глаза не показываться.
     Туфик смолк и ждал ответа.  Гума задумался.  Согласиться разве на
первое  время?  Оплатить  судно - и бросить.  Сам Туфик предложил это.
Страха Гума не испытывал,  его даже привлекали опасные  рейсы.  Боялся
лишь,  что  вдруг  попадет  в  тюрьму,  и  Ливия тогда с ума сойдет от
огорчения. Она уж из-за брата исстрадалась... Он услышал голос Туфика:
     - Хотите денег вперед?
     Вспомнил Жоана   Младшего,   задолжавшего    помощникам,    почти
решившегося продать одну из барж...
     - Вы мне дадите вперед сто мильрейсов? Тогда я согласен.
     Араб сунул  руку  в карман брюк,  достал сверток бумаг.  Это были
письма,  квитанции,  векселя.  И вперемешку со всеми  этими  грязными,
измятыми бумагами - деньги.
     - Вы знаете, где Шавьер принимал грузы шелка?
     - Нет. Где?
     - В порту Санто-Антонио.
     - Близко от маяка?
     - Там.
     - Ладно.
     Гума протянул руку и взял  деньги.  На  пороге  показался  старый
Франсиско. Туфик простился, тихонько напомнив Гуме:
     - В среду в десять. Чтоб судно было наготове.
     Старый Франсиско приветствовал Туфика, когда тот уже выходил:
     - Добрый день, сеу Туфик.
     Ливия поинтересовалась:
     - Что он хотел?
     - Узнать о Шавьере. Кажется, Шавьер остался ему должен.
     Старый Франсиско взглянул недоверчиво. Ливия заметила:
     - Я уж думала, он у нас совсем поселился.
     Мальчик во дворе заплакал. Гума пошел за ним.

     Ночь над землею веяла теплом.  Но над  морем  дул  свежий  ветер,
пробирающий  до костей.  На небе в звездах стояла большая желтая луна.
Море было покойно,  и  только  песни,  доносящиеся  с  разных  сторон,
нарушали  тишину.  Неподалеку от "Крылатого бота" покачивался на якоре
"Вечный скиталец",  и Гуме слышны были любовные  вздохи  Марии  Клары.
Шкиперу  Мануэлу  нравилась любовь на палубе в лунные ночи под широким
небом.  Посеребренное луною море  расстилалось  вокруг  любящих.  Гума
подумал о Ливии,  которая сейчас дома, одна, в тревоге. Она никогда не
могла примириться с той жизнью,  какую он вел.  После гибели "Смелого"
она  жила  в  вечной  агонии,  после каждого рейса ожидая увидеть мужа
мертвым.  Если она теперь узнает, что он впутался в контрабанду, то уж
ни  на  мгновение не сможет быть спокойной,  ибо к страху за его жизнь
прибавится еще страх за его свободу.  Ей теперь  все  время  будет  он
представляться за решеткой...  Гума клянется сам себе,  что бросит эти
дела сразу же, как выплатит долг за парусник. Сегодня - первая ночь, и
на  рассвете  он  получит пятьсот мильрейсов.  Он отнесет деньги Жоану
Младшему,  скажет,  что  достал  у  друзей.  Останется  только  доктор
Родриго,  ну,  а  он уж подождет.  Еще два таких рейса - и новое судно
будет оплачено.  Тогда он подработает немного еще,  продаст  "Крылатый
бот" и войдет пайщиком в это дело с магазином, которое предлагает дядя
Ливии...  Как?  Продать "Крылатого"?  После стольких жертв? Так трудно
было  его приобрести,  а теперь вдруг продать за бесценок,  чтоб стать
приказчиком в какой-то лавчонке?  Оставить море,  вольные  паруса  под
ветром,  родной  порт?  Нет,  такое моряку не под силу,  в особенности
когда ночь так  хороша,  так  полна  звезд,  так  светла  под  круглой
луной... Однако уже больше десяти, а Туфика все не видно.
     Гума видел,  как грузовой немецкий пароход вошел в  гавань.  Было
три часа дня.  Пароход не пристал,  он был слишком огромен для здешней
узкой гавани,  остался на якоре неподалеку,  выпуская  огромные  клубы
дыма.  С  палубы  "Крылатого"  Гума  различал  огни  парохода.  Ливия,
наверно,  думает,  что муж уже ушел в плавание,  уже  рассекает  волны
реки,  везя  груз  в  Мар-Гранде.  Она  ждет его возвращения не раньше
рассвета.  Наверно, в волнении, наверно, страшится за него, а когда он
войдет, бросится ему на шею, спрашивая, скоро ли они переедут в город.
Магазин...  Продать судно,  оставить порт. Он подумал об этом в первый
раз,  когда  предал  Руфино.  Во второй - когда потерял "Смелого".  Но
теперь ему не хочется этого.  На суше умирают так же,  как и на  море,
страх  Ливии  - просто глупость.  Однако песня,  в которой говорится о
том,  как несчастна судьба жены моряка,  не молкнет в  здешних  краях.
Слышна   и   сейчас...  Гума  с  нежностью  проводит  рукой  по  борту
"Крылатого".  Один лишь "Вечный скиталец" может поспорить с ним.  Да и
то потому лишь, что им управляет такой мастер своего дела, как Мануэл.
"Смелый" тоже был хорошее судно.  Не такое,  однако,  как  "Крылатый".
Даже  сам старый Франсиско,  со всем его опытом,  говорил,  что такого
судна, как это, он еще не встречал. А теперь вот - продать его...
     Он услышал,   как   Туфик   спрыгнул  с  высокого  берега  на  ют
"Крылатого".  С ним был другой араб,  в кашне,  обернутом вокруг  шеи,
несмотря на жару. Туфик представил:
     - Сеньор Аддад.
     - Капитан Гума.
     Араб приложил руку к виску, словно отдавая честь. Гума сказал:
     - Добрый вечер.
     Туфик внимательно осматривал бот:
     - Вместительный, а?
     - Самый большой в порту.
     - Я думаю, за два рейса вы весь груз перевезете.
     Аддад кивал головой. Гума спросил:
     - Пора отчаливать?
     - Подождем. Рано еще.
     Арабы уселись на юте, начав длинный разговор на своем языке. Гума
молча курил, слушая песню, доносящуюся со старого форта:
                    Мой любимый ко мне не вернулся,
                    он остался в зеленых волнах.
     Арабы продолжали свою беседу.  Гума вспоминал Ливию.  Она думает,
что он в плавании,  что он в эту  пору  пересек  уже  вход  в  гавань.
Внезапно Туфик, повернувшись к нему, сказал:
     - Красивая песня, правда?
     - Очень.
     - Жалостная такая.
     Второй араб молчал,  задумавшись.  Потом запахнул пиджак и сказал
что-то по-арабски.  Туфик рассмеялся.  Гума  смотрел  на  них.  Голос,
доносящийся со старого форта, угас, и теперь ясно слышался скрип досок
под телами мужчины и женщины на шхуне шкипера Мануэла.
     Примерно около полуночи Туфик сказал:
     - Можем отчаливать.
     Гума выбрал  якорь (Аддад с любопытством разглядывал татуировку у
него на руке),  поднял паруса.  Судно развернулось и  начало  набирать
скорость.  Показались огни парохода.  Снова раздалась песня со старого
форта.  Жеремиас в  эту  звездную  ночь  приветствовал,  верно,  луну,
освещающую путь кораблям. На боте Гумы царило молчание. Когда были уже
вблизи корабля, Туфик сказал:
     - Остановитесь.
     "Крылатый" остановился.  Повинуясь  жесту  Туфика,  Гума  спустил
паруса.  Бот  медленно покачивался на волнах.  Аддад свистнул условным
свистом.  Ответа не последовало.  Попытался снова.  На третий раз  они
услышали ответный свист.
     - Можем подойти, - сказал Аддад.
     Гума взялся  за  весла,  не  подымая  парусов.  Бот обошел кругом
огромный корабль,  причалив к его боку с той стороны,  где  открывался
путь на Итапажипе.  Показалась на мгновение чья-то голова. Послышалось
несколько отрывистых слов на непонятном Гуме языке, и голова скрылась.
Аддад  распорядился  пройти  еще  вперед  вдоль  корпуса корабля.  Они
остановились перед большим отверстием.  И двое людей  начали  спускать
тюки  шелка,  которые  Гума  и Туфик сразу же складывали в трюме бота.
Никто не заметил их.
     Бот медленно  отделился  от корабля.  Уже далеко,  после того как
пересекли фарватер,  подняли паруса и пошли на  большой  скорости,  не
зажигая   фонаря.   Ветер   был  попутный,  и  вскоре  достигли  порта
Санто-Антонио.  Море здесь волновалось  сильнее,  и  волны  подымались
высоко,  но бот большой и крепкий и стойко выдерживал их удары.  Туфик
заметил:
     - Мы быстро дошли.
     На пристани их уже ждали.  Один  из  встречавших,  хорошо  одетый
человек, шагнул вперед:
     - Все в порядке?
     - Сколько еще рейсов?
     - На таком паруснике, как этот, - только один.
     Хорошо одетый    человек   внимательно   всматривался   в   Гуму,
помогающего разгружать тюки шелка. Их следовало затем доставить в один
дом, выходящий задней стеной в порт.
     - Это тот самый парень?
     - Тот самый, сеньор Мурад.
     Гума взглянул  на  богача.  Это  был  толстый,  гладко   выбритый
человек, весь в черном. Он опустил руку на плечо Гумы.
     - Парень,  ты можешь заработать  со  мной  кучу  денег.  Если  не
станешь хитрить.
     Еще раз окинул быстрым взглядом груз и сказал Туфику:
     - Присмотрите,  чтоб  все  было в порядке.  Я ухожу,  мой Антонио
заболел.
     Антонио был  его  сын,  студент  юридического  факультета.  Богач
обожал своего ученого кутилу.  Он все прощал ему и приходил в восторг,
увидев  имя  сына  под  какой-нибудь статейкой в газете или журнале...
Поэтому Аддад сказал так участливо:
     - Антонио заболел? Я зайду его навестить.
     Ф. Мурад, прежде чем уйти, еще раз тронул Гуму за плечо:
     - Будь со мной по-хорошему, не раскаешься.
     - Будьте спокойны.
     За углом,   через   улицу  и  еще  через  переулок,  богача  ждал
автомобиль.
     Кончив разгрузку,  "Крылатый"  отправился в новый рейс.  Трюм его
снова был набит тюками шелка.  Гума потерял счет,  сколько  тюков  они
перетаскали.  Туфик  передал  одному  из своих помощников пачку денег,
которые тот пересчитал при свете карманного фонаря.
     - Все  правильно,  -  сказал с ужасным акцентом человек,  стоящий
сзади считавшего.
     Судно отчалило,  снова пошло по направлению ветра, подняли паруса
и дошли без каких-либо осложнений до порта Санто-Антонио.  На сей  раз
Туфик  предложил  Гуме выпить.  Судно разгрузили.  Аддад вошел в дом и
что-то замешкался. Гума разжег трубку. Туфик подошел к нему.
     - Я вам сообщу,  когда вы мне снова понадобитесь.  - Он вынул два
билета по двести и протянул Гуме::  - Вы никогда не видели этого дома,
ясно?
     - Слово моряка.
     Туфик улыбнулся:
     - Красивая песня, та, что недавно пели, верно?
     Он застегнул  пиджак и тоже вошел в дом.  Гума крепко сжал в руке
два денежных билета.  "Крылатый" развернулся  на  волнах  и  отошел  в
надвигающемся  рассвете.  И только когда вокруг зашумело широкое море,
Гума почувствовал,  до чего устал.  Он  вытянулся  на  досках  палубы,
пробормотав:
     - Можно подумать, что я все время боялся.
     Маяк тускло мигал в наступающем рассвете.

     Жоан Младший сказал ему:
     - Ты человек слова.
     - Я  взял  в  долг у жениного дяди.  Теперь ему буду выплачивать.
Лавка приносит доход,  старик,  кажется,  собирается  открыть  большой
магазин. Даже предлагал мне стать его компаньоном.
     - Я однажды застал его у вас.
     - Хороший старик.
     - Сразу видно.
     Дней через десять явился Родолфо. Гума накануне вернулся из рейса
в Кашоэйру и еще спал.  Старый Франсиско ушел  за  покупками.  Родолфо
немножко поиграл с малышом и разговорился с Ливией:
     - Ты все еще так же беспокоишься?
     - Когда-нибудь привыкну... Придет такой день.
     - Да что-то долго не приходит.
     Он взглянул  на  племянника,  тянувшего  его  за  руку - показать
игрушечный кораблик в тазу. И снова обратился к сестре:
     - Ты ведь хотела, чтоб он поступил работать к старикам, в лавку.
     - Я б рада была, конечно.
     - Так момент наступил...
     - Что ты хочешь этим сказать? - встревожилась она.
     Он искоса взглянул на нее.  Если б она знала, то встревожилась бы
куда сильнее.
     - Да   ничего   особенного.  Из-за  малыша.  Растет  ведь,  потом
привыкнет тут - и не оторвешь.
     Она смотрела все еще недоверчиво, но немножко успокоилась:
     - Я думала, случилось что-нибудь.
     И вдруг спросила:
     - Где ты достал деньги, которые дал в долг Гуме?
     - Я?  - Но он быстро понял: - Мне подвернулась выгодная работа. Я
б все равно пустил эти деньги на ветер...
     Она подошла и погладила его по голове:
     - Ты такой добрый.
     Гума проснулся. Пока Ливия варила кофе, Родолфо спросил:
     - Ты что, с контрабандой связался?
     - А ты откуда знаешь?
     - Я все о таких делах знаю.  Я даже  сам  раз  пришел  к  тебе  с
поручением от Туфика, но ничего не сказал - сестру пожалел.
     - В прошлый раз?
     - Ну да.
     - Ты не бойся,  я там не приживусь.  Выплачу за судно - и  конец.
Немного уж осталось.
     - Будь осторожен.  Если такое дело провалится,  то скандал  будет
громкий.  С  Мурадом  ничего не стрясется,  у него больше десяти тысяч
накоплено,  вылезет.  Но под удар попадут такие бедняки,  как ты. Имей
это в виду.
     - Я там долго не задержусь. Я не хочу, чтоб Ливия...
     - Днем  раньше,  днем позже она все равно узнает.  Какие деньги я
тебе дал?
     Гума засмеялся.
     - Ты оказался на высоте?
     - Да чуть не засыпался. Будь осторожней. Дело это опасное.
     Ливия вошла, неся кофе и лепешки из маисовой муки.
     - Вы что тут секретничаете?
     - Ни о чем мы не секретничаем. Мы про малыша говорили.
     - Родолфо  вот  тоже считает,  что нам хорошо было бы перебраться
поближе к родственникам.
     - Из-за мальчонки,- подтвердил Родолфо.
     - Подожди, чернявая. Вот выплачу за бот - и переедем. Подработаю,
войдем в пай. Теперь уж недолго.
     Гума ласково обхватил жену за талию. Она села к нему на колени.
     - Мне так страшно...
     Родолфо опустил голову.

     Во второй раз груз был маленький - французские чулки для  франтих
и духи. Гума получил сто мильрейсов. Все обошлось благополучно. На сей
раз Ф.  Мурад тоже отправился с ними на "Крылатом" и долго совещался о
чем-то  с  одним  пассажиром  большого  корабля.  Потом заплатил много
денег. Когда возвращались, сказал Гуме, мрачно сдвинув брови:
     - Ты никогда не видал меня на борту какого-либо корабля, парень.
     - Само собой разумеется.
     - Я  слыхал  о тебе.  Говорят,  ты парень смелый.  Сколько еще ты
должен за твой бот?
     - Когда внесу сегодняшнее сто, останется только триста пятьдесят.
     - Еще несколько рейсов, и бот твой. А потом ты нас покинешь?
     - То есть буду ли дальше работать на вас, сеньор? Думаю, что нет.
     - Не будешь?
     - Я ведь с самого начала так и сказал сеу Туфику.  Что я возьмусь
за это,  но когда захочу - перестану.  Я затем только и  взялся,  чтоб
выплатить за бот.
     - Никто тебя не держит.
     - Вы не бойтесь, я ничего никому не расскажу. Рта не раскрою.
     - Я и не боюсь.  Я  знаю,  что  ты  парень  честный.  Мне  только
кажется,  что  если  б  ты остался с нами,  то мог бы заработать много
денег.
     Он опустил руку на плечо Гумы:
     - Ты находишь эту работу очень опасной?
     - У  меня  жена  и  сын.  Завтра  полиция  нападет  на след и (он
вспомнил слова Родолфо)...  Вам-то, сеньор, ничего не будет. Вы богач.
Удар падет на мою спину.
     Ф. Мурад понизил голос:
     - Ты  думаешь,  никто не знает,  что я занимаюсь контрабандой?  В
полиции у меня есть свои люди.  Я их купил.  Мне  трудно  будет  найти
другого такого парня, как ты.
     Они продолжали путь в молчании. Когда стал виден берег, Мурад еще
раз повторил:
     - Если останешься с нами, заработаешь много денег.
     - Я поразмыслю. Если решу...
     - Туфик говорил,  что через месяц ожидается большой  груз.  Можно
заработать двести мильрейсов, а то и больше...

     На следующий день он понес свой долг доктору Родриго. Заработал в
последнем рейсе,  сказал он.  В Кашоэйре играл в  рулетку  и  повезло.
Поставил пятерку, а выиграл сто двадцать. И поскольку в этом месяце он
уже заплатил часть Жоану Младшему,  то теперь вот  пришел  отдать  эту
сотню  доктору,  с  благодарностью.  Родриго  вначале  не хотел брать.
Сказал,  что Гуме, верно, самому нужно. Но Гума настоял. Чем раньше он
выплатит все долги, связанные с покупкой судна, тем ему будет легче.
     От доктора он отправился договариваться о рейсе в Санто-Амаро. За
грузом  вина.  Обычные  рейсы - это на жизнь.  Деньги за контрабанду -
только на оплату парусника.  Выплатив все долги,  придется, видно, еще
немножко поработать на арабов,  чтоб добыть еще примерно сотню.  Тогда
уж можно будет удовлетворить мечту Ливии - переехать в город и открыть
магазин  вместе  со  стариками.  Может,  даже  и не придется продавать
"Крылатого".  Можно отдать его шкиперу Мануэлу  или  Манеке  Безрукому
напрокат,  основав с ними товарищество.  Оба с удовольствием возьмут в
дело второй парусник.  А у Манеки Безрукою так и вовсе одна лодчонка -
он  будет рад иметь возможность плавать на "Крылатом",  так он гораздо
больше заработает.  А ему, Гуме, не придется окончательно расставаться
с  морем.  Он  сможет  иногда  тоже  уходить с ними в плавание.  Он не
перестанет быть моряком,  не оторвет от  сердца  все,  что  связано  с
морем.  Он  исполнит  желание  Ливии  и сам будет доволен,  переедет в
город,  не разлучаясь с морем.  Вот это план!  Лучше не придумаешь! Но
чтоб   осуществить   его,  придется  еще  некоторое  время  заниматься
контрабандой,  чтоб накопить денег и войти в пай с дядей.  Еще  месяца
два-три, еще несколько рейсов - и хватит. Дело-то выгодное, тут ничего
не скажешь.  Жаль только,  что вдруг  вместо  денег  можно  заработать
тюрьму.  Если  б  все  раскрыл