ла голову,  отвалившуюся во время одной особенно сильной  бури.
Но  и  без  головы  моряк  (это  был  самый  странный  моряк изо всех,
когда-либо плававших по морям мира) продолжал  бодро  стоять  у  руля,
рассекая  бурные  волны  на своем корабле.  И малыш смеялся,  и старик
смеялся вместе с ним. Для них обоих море было другом, ласковым другом.
     Только Ливия  не  смеялась.  Она  смотрела  на  медведя  и поезд,
брошенных в углу.  Для нее море было врагом, самым страшным из врагов.
Люди, связанные с морем, напоминали ей игрушечного паяца в сине-желтых
шароварах,  случайно ставшего моряком: даже без ноги, калекой, боролся
он с бешенством морской стихии,  не выказывая при этом ни протеста, ни
гнева.
     Старик и  мальчик  смеялись.  Буря  ревела  над маленькой бухтой,
кораблик несся по воле  волн  и  ветра,  одноногий  моряк  без  головы
пытался управлять кораблем, не желая сдаваться.

     "Франта" превратили   в   "Крылатый  бот"  и  покрасили  сызнова.
Понадобилось также сменить паруса,  и новое судно Гумы  обещало  стать
самым быстроходным в здешних местах.  Доктор Родриго дал свою половину
суммы с тем,  что Гума вернет  ее,  когда  кончит  выплачивать  вторую
половину  бывшим  владельцам.  Эту часть поделили на десять помесячных
выплат.  То немногое,  что было у Гумы,  ушло на обновление  судна.  И
"Крылатый" торжественно вышел в море.  Срок, обещанный Ливии для того,
чтоб скопить денег и войти  пайщиком  в  дело  ее  дяди,  вместо  года
растянулся на два.  Ибо в конце первого года долг Жоану Младшему почти
не уменьшился,  а доктору Родриго не  было  еще  выплачено  ни  гроша.
Причиною тут была,  разумеется, не неаккуратность, а то, что жизнь для
моряков становилась все труднее и труднее.  Грузов было мало,  цены на
фрахт  стояли  низкие  -  из-за  конкуренции  более  быстрых и дешевых
моторных катеров,  - в делах был полный застой.  Заработки становились
все  ниже  и  ниже,  и  набережная никогда еще не оглашалась столькими
жалобами на распроклятую жизнь.
     Ливия уже отчаялась ждать,  поняв что в этом году Гума не покинет
море.  Она и  сама  день-деньской  трудилась,  чтоб  он  мог  поскорее
выплатить  долги  и  выкупить свободу для нового своего корабля.  Жоан
Младший торопил с уплатой,  он сам нуждался в деньгах,  не мог  свести
концы с концами после покупки барж. Доктор Родриго ничего не требовал,
ждал терпеливо,  но Жоан Младший буквально приставал к ним,  почти  не
вылезал  от  них,  подстерегал Гуму на пристани каждый раз,  когда тот
возвращался из плавания.  Что, впрочем, в последнее время случалось не
часто.  Моряки  проводили  теперь  много  времени на базарной площади,
беседуя о жизни,  о застое,  о трудных временах.  Да еще  зачастили  в
"3вездный  маяк"  -  заливать тоску,  благо сеу Бабау пока еще верил в
долг,  хоть и записывал аккуратно все расходы в потрепанную тетрадь  в
зеленой  обложке.  Гума  брался  за  любые перевозки,  даже если назад
приходилось возвращаться порожняком, соглашался даже на короткие рейсы
в  Итапарику,  но  и  так в конце месяца не хватало денег на очередную
выплату  Жоану  Младшему.  Ливия  помогала  старому  Франсиско  чинить
паруса.  Многие  часы  проводила  она  теперь,  согнувшись над толстым
холстом разорванного бурей паруса,  с иглой в руке.  Но почти вся  эта
работа  делалась  в  кредит,  дела  шли плохо у всех на пристани.  Так
плохо, что грузчики даже поговаривали о забастовке. Гума по целым дням
искал работу, старался совершать перевозки насколько возможно быстрее,
чтоб закрепить за собой клиентов.  Многие  продали  свои  парусники  и
нанялись  на  разные работы в порту:  грузчиками в доки,  матросами на
большие  океанские  суда,  носильщиками  -  таскать  чемоданы  и  тюки
путешественников.
     И поскольку такая работа занимала мало  времени,  основную  часть
дня и ночи пели и пили.

     - Жоан Младший заходил, пока тебя не было...
     Гума сбросил  дорожный  мешок  на  постель.  Взглянул  на   сына,
играющего со старым Франсиско в обычную игру.
     Был конец месяца,  и он  обещал  Жоану  Младшему  выплатить  хоть
сколько-нибудь.  Но ничего не удалось отложить, из последнего рейса он
вывез сущие гроши,  это был рейс в  Итапарику.  Малыш  смеялся,  бегая
вокруг таза с водой.  Гума не стал обедать и сразу вышел.  Не прошло я
пяти минут, как Жоан Младший постучался к ним в двери:
     - Гума вернулся, хозяйка?
     - Вернулся, но сразу опять ушел, сеу Жоан.
     Жоан Младший недоверчиво заглянул внутрь комнаты.
     - Не знаете, куда он направился?
     - Не знаю, сеу Жоан, он только что вышел.
     - Ну что же, доброй ночи.
     - Доброй ночи, сеу Жоан.
     Жоан Младший удалился вниз по улице,  покусывая  ус.  Керосиновые
лампы на окнах освещали бедно убранные жилища коряков.  В дверь одного
из домишек входил какой-то  пьяный,  и  Жоан  услышал  голос  женщины,
отворившей ему:
     - В хорошем  виде  ты  приходишь,  нечего  сказать...  Словно  не
довольно...
     На пристани собирались группами мужчины,  беседуя.  Жоан  Младший
стал расспрашивать о Гуме.  Нет, не видели. На базарной площади кто-то
заметил, что, кажется, он пошел в "Звездный маяк".
     - Заливать тоску...
     Кто-то другой спросил:
     - Как твои баржи, Жоан? Доходны?
     - Какое там доходны. У кого теперь есть доход? Расходы одни...
     Он махнул рукой и пошел дальше.  Повстречался с доктором Родриго,
который шел куда-то, куря сигарету.
     - Добрый вечер.
     - Добрый вечер, доктор. Я как раз хотел сказать вам пару слов...
     - В чем дело, Жоан?
     - Да насчет хозяйки моей.  Вы к нам столько раз  приходили,  пока
она болела,  на ноги ее поставили.  Вы ее спасли.  Один только бог вам
помог. А я с вами еще не расплатился.
     - Ничего  страшного,  Жоан.  Я  знаю,  что  дела  у  всех  сейчас
неважные...
     - Плохие  дела,  верно,  доктор.  Но  вы  должны получить за вашу
работу,  вы  тоже  не  можете  воздухом  питаться.  Как  только  будет
возможность...
     - Не беспокойтесь об этом. Я обойдусь.
     - Спасибо, доктор.
     Родриго отошел,  затягиваясь.  Жоан Младший подумал о Гуме. Хотел
было  идти домой (времена и правда тяжелые),  повернул было в обратную
сторону, но внезапно решился и направился к "Звездному маяку"...
     Гуму он  увидел  сразу - за столом перед пустым стаканом.  Шкипер
Мануэл сидел возле него.  С высокого табурета  за  стойкой  сеу  Бабау
смотрел  на  посетителей  грустно и сонно.  Жоан Младший заметил,  как
шкипер Мануэл,  сказав что-то безнадежно махнул рукой... Жоан стоял на
пороге,  словно не решаясь войти. Он рассматривал Гуму с восхищеньем и
печалью,  словно видел в первый раз.  Длинные волосы свисали  Гуме  на
лоб,  и глаза глядели с каким-то испугом.  "Боится",  - подумал Жоан и
невольно подался назад,  словно намеревался уйти,  так и не переступив
порога.  Но  ему  нужно было заплатить своим матросам на баржах - и он
шагнул за  порог.  Несколько  голосов  приветствовали  его  -  "добрый
вечер".  Он  кивнул  на обе стороны и тяжело опустился на стул рядом с
Мануэлем. Шкипер сказал:
     - Как  дела?  - Казалось,  он с трудом заставил себя заговорить с
пришельцем.
     - Сеу Жоан... - начал Гума.
     Жоан Младший дернул себя за ус, спросил выпить. Шкипер Мануэл был
очень  мрачен  и  молчал,  глядя  на  дно  пустого стакана.  Кто-то из
посетителей кричал в углу:
     - Подадут нам сегодня или нет?..
     Сеу Бабау записывал имена  должников  в  тетрадь.  Внезапно  Гума
резко  поднялся,  провел  рукой  по  лбу,  отбрасывая назад волосы,  и
сказал:
     - Пока ничего, сеу Жоан. Дела идут так скверно...
     Шкипер Мануэл отозвался эхом.
     - Так скверно... - И спросил необычно громко: - Сколько это будет
продолжаться?
     Сеу Бабау взглянул на говорившего,  рука его, сжимавшая карандаш,
застыла в воздухе. В наступившей тишине ясней слышалась песня, которую
пел слепой у порога.  Печальная,  заунывная.  Она медленно вливалась в
комнату,  и  Жоан  Младший  слушал,  чувствуя,  как   она   постепенно
овладевает им. Шкипер Мануэл ответил на свой собственный вопрос:
     - Я думаю,  что это никогда уж не кончится.  И  все  мы  умрем  с
голоду...
     Сеу Бабау опустил свой карандаш.  Почесал голову и улыбнулся, сам
не зная чему.  Закрыл тетрадь и перестал записывать долги.  Голова его
медленно опустилась на согнутую руку. Казалось, он дремлет.
     - Спустил паруса... - заметил кто-то.
     - Так скверно... - сказал Жоан Младший, имея в виду дела и время.
     Песенка слепого  тихо  тлела  за дверью.  Не слышно было звона ни
единой монетки,  капнувшей в его нищую жестянку.  Но слепой все пел. И
Жоан Младший слушал его,  вопреки собственному желанию. Гума заговорил
снова:
     - Я  хотел  в этом месяце заплатить вам,  но я гол как сокол.  Не
было работы, вовсе никакой не было работы, сеу Жоан.
     Женщина вошла в таверну - Мадалена. Обвела взглядом пустые столы.
Никто не пригласил ее. Она засмеялась, крикнула своим грудным голосом:
     - Здесь что, поминки?
     Все взглянули на нее.  Шкипер Мануэл протянул ей руку -  когда-то
они  были  любовники.  Но  она подошла к их столу не из-за Мануэла,  а
из-за Жоана Младшего.
     - Угостишь рюмочкой, Жоан?
     Мальчишка принес стаканы.
     Песенка слепого  (он  пел  о  нищете  своей  и  просил милостыню)
казалась нескончаемой там, за порогом. Гума продолжал:
     - Сеу   Жоан,   потерпите   еще,   прошу   вас.  Будет  же  лучше
когда-нибудь...
     Шкипер Мануэл усомнился:
     - Ты надеешься?
     Мадалена обвела взглядом троих мужчин. Потом крикнула хозяину:
     - Патефон онемел сегодня, да, Бабау?
     Бабау поднял  опущенную  на руку голову,  сонно взглянул вокруг и
нехотя двинулся заводить старенький патефон.  Звонкая самба  наполнила
залу.  Но  и  сквозь задорную ее мелодию звучала в ушах Жоана Младшего
заунывная песенка слепого.
     - Дело в том,  Гума,  что я и сам завяз.  Дьявольски завяз. Троим
своим помощникам задолжал. Баржи пока что никакого дохода не принесли,
только расходы.  - Он взглянул на шкипера Мануэла, потом на Мадалену и
махнул рукой: - Только расходы...
     - Я знаю,  сеу Жоан. Я очень хочу расплатиться с вами, только вот
как?
     - Я в тупике,  Гума. Или достану денег, или мне придется спустить
за бесценок одну из барж, чтоб уплатить собственные долги.
     Песенка слепого  просачивалась в залу сквозь резкую музыку самбы.
Гума повесил голову. Сеу Бабау вернулся за стойку и снова задремал над
своей тетрадью. Мадалена с любопытством прислушивалась к разговору.
     - Я подумал... - начал Жоан Младший и осекся.
     - Что?
     - Продать бы нам парусник,  ты б получил свою часть,  я управился
бы с делами.  Мы бы могли договориться, ты пошел бы работать ко мне на
баржу.
     - Продать "Крылатого"?!
     Песенка слепого совсем заглушила самбу.  Хоть  и  слаба  и  тиха,
казалась она громче и мощнее, ибо все собравшиеся в этот час в таверне
слушали только ее:
                    Сжальтесь над тем, кто навек потерял
                    свет своих ясных глаз...
     Шкипер Мануэл также недоумевал:
     - Продать "Крылатый бот"?
     Мадалена вытянула руку на столе:
     - Такого красавца - и вдруг продать...
     - Да иначе нам не выпутаться, - оправдывался Жоан Младший.
     Он повторил:
     - Не выпутаться...
     - Сеу Жоан,  подождите еще с месяц,  я достану денег.  Даже  если
весь месяц мне придется голодать...
     - Да я не из-за себя, Гума. У меня самого долги. - Он боялся, что
подумают, что он наживается на ком-то. Песня слепого терзала его. - Ты
ведь знаешь, что я не такой человек, чтоб наживаться на других... Я ни
с кого не хочу кожу сдирать. Но положение такое дрянное, что я другого
выхода не вижу...
     - Только месяц...
     - Если я завтра людям не заплачу, они уйдут.
     Шкипер Мануэл спросил:
     - И ничего нельзя придумать?
     - Что же?
     - Попросить еще у кого-нибудь взаймы?
     Стали думать - у кого. Мануэл вспомнил даже о докторе Родриго. Но
как Гума, так и Жоан были ему уже должны. Нет, этот не годится... Жоан
Младший продолжал оправдываться:
     - Спросите у старого Франсиско,  наживался ли я  когда-нибудь  на
беде другого.  Он меня знает уж столько лет... (Ему хотелось попросить
слепого, чтоб замолчал.)
     Мадалена кивнула на сеу Бабау:
     - Кто знает, может, он выручит?
     - А и то... - сказал Мануэл.
     Гума смотрел на них смущенный,  словно умоляя спасти его.  И Жоан
Младший  продолжал  оправдываться  - у него было желание подарить Гуме
парусник,  а потом броситься в воду, ибо как будет он смотреть в глаза
помощникам,  которым  не  платит?  Шкипер  Мануэл поднялся,  подошел к
стойке,  взял легонько под руку Бабау. И привел его к столу. Бабау сел
рядом с ними:
     - В чем дело?
     Гума почесал  голову.  Жоан  Младший  был  весь  поглощен  песней
слепого. Пришлось говорить шкиперу Мануэлу.
     - У тебя с деньгами как?
     - Когда получу сполна то, что вы все мне задолжали, разбогатею...
- засмеялся Бабау.
     - А знаешь ты кого-нибудь, кто мог бы выручить?
     - Сколько тебе нужно?
     - Да это не мне.  Это вот сеу Жоану и Гуме.  -  Он  повернулся  к
Жоану Младшему: - Сколько надо сразу же?
     Жоан Младший по-прежнему прислушивался к стонущей мелодии слепого
певца. Он объяснил:
     - Мне только заплатить своим помощникам. Гума мне должен, ты ведь
знаешь, как теперь всем трудно...
     Гума прервал:
     - Я   отдам,   как  только  достану  хоть  сколько-нибудь  денег.
Понимаете?
     Сеу Бабау спросил:
     - Да сколько нужно-то?
     Жоан Младший прикинул в уме:
     - Сто пятьдесят меня бы выручили...
     - В моей кассе и половины нет. Могу открыть, сами увидите... - Он
задумался: - Если б речь шла о пятидесяти мильрейсах...
     - Пятьдесят тебе не хватит? - Мануэл взглянул на Жоана Младшего.
     - Пятидесяти  и  на  уплату  одному  помощнику  не  хватит.   Сто
пятьдесят - это еще тоже не все, что им причитается.
     - Ты сколько должен был отдать, Гума?
     - Я  выплачиваю  по  сто  в  месяц...  Но  я в том месяце тоже не
уплатил.
     Сеу Бабау поднялся и направился во внутреннее помещение. Мадалена
вздохнула:
     - Если б было у меня...
     Патефон замолчал.  Все сидели тихо,  слушая  песню  слепого.  Сеу
Бабау  вернулся  и  принес  пятьдесят  мильрейсов билетами по десять и
пять. Отдал Гуме:
     - Ты мне вернешь после первого же рейса, хорошо?
     Гума протянул деньги Жоану Младшему.  Шкипер Мануэл положил  руку
на плечо Мадалены.
     - Подцепи полковника, который даст нам в долг сотню.
     Она улыбнулась:
     - Если  я  сегодня  выручу  пятерку,   то   буду   считать   себя
счастливой...
     Гума сказал Жоану Младшему:
     - Подождите еще несколько дней. Попробую достать недостающее.
     Жоан Младший кивнул. Мадалена вздохнула с облегчением и принялась
непринужденно болтать:
     - Вы знаете Жоану?  Ты знаешь, правда, Мануэл? Так вот, сидит она
сегодня  у окна и видит,  что какой-то тип с нее глаз не спускает.  Ну
она и...
     Но Гума прервал:
     - Вы все знаете, что этот бот не дает мне никакого заработка. Он,
собственно, и не мой еще, я за него и четверти не заплатил. И задолжал
вам,  Жоан,  и доктору Родриго.  Но если я останусь без судна,  то что
оставлю  я  в  наследство сыну?  Здесь,  на море,  долго не проживешь,
настигнет тебя в один прекрасный день буря,  ну и отправишься  далеко.
Разве что для тех, у кого нет ни жены, ни детей...
     - Тяжкая доля,  - согласился Мануэл.  - За то я и не хочу  детей.
Хозяйка-то хотела бы...
     - А жена у тебя красивая, - сказала Мадалена Гуме.
     - Ты ее знаешь?
     - Я видела вас вместе на улице.
     Песня слепого  все лилась через порог.  Снова подали водки.  Жоан
Младший сказал:
     - Достать  бы  мне  еще  десятку,  я  б  каждому хоть по двадцать
отдал... Может, остаток подождали бы.
     - Десятку  я тебе завтра утром достану,  - отозвался Мануэл.  - У
хозяйки, возможно, есть.
     - А у нас в доме - новенькая,- сказала Мадалена.
     - А, в вашем стаде новая телушка появилась, вот как?
     - Новая телушка... Скорей старая корова... Не дай тебе боже...
     - Кто ж она?
     - Старушенция, правда. Говорит, что была женой Шавьера.
     - Шавьера? Капитана "Совы"?
     - Его самого.
     - Он нам когда-то о ней рассказывал, - сказал задумчиво Гума.
     - Верно, помню, - подтвердил Мануэл.
     - Он был так влюблен в нее.  Она его бросила,  и  он  даже  шхуну
назвал так, как она его самого звала - "Совой".
     - Чудак какой-то,  - Мадалена  сделала  насмешливую  гримаску,  -
никогда другого такого не видала...
     - Ты  очень  дружил  с  Руфино,  правда?  -  Жоан  Младший  вдруг
обернулся к Гуме.
     - Почему вы спрашиваете?  - Гума явственно  слышал  теперь  песню
слепого.
     - Говорят,  он убил жену,  она ему  рога  наставляла  с  матросом
каким-то.
     - Я тоже слышала, - подтвердила Мадалена.
     - А  я в первый раз слышу.  И если так,  то он прав.  Честный был
парень.
     - Другого  такого  ловкого  лодочника  на  всем побережье нет,  -
сказал Мануэл.
     Гуме слышался  голос  Руфино,  повторявший "братишка,  братишка".
Одно его утешало - мысль,  что Руфино так и не узнал,  что и он, Гума,
его предал. Жоан Младший заключил беседу:
     - Я б на его месте того типа тоже прихлопнул...
     В эту  минуту  вошел  Манека  Безрукий.  Он сел за столик рядом с
друзьями и сказал громко, обращаясь ко всем присутствующим:
     - Вы уже слышали новость?
     Все навострили уши. Манека Безрукий рассказал:
     - Шавьер  продал шхуну Педроке за бесценок и поступил матросом на
греческий корабль, который сегодня снялся с якоря.
     - Что ты говоришь?
     - То,  что слышите.  Ни с кем  не  посоветовался.  Отплыл  так  с
полчаса назад...
     - Из-за этой женщины... - пробормотала Мадалена.
     - Говорят,  на  этом  греческом  корабле команде жрать нечего,  -
заметил негр, сидевший за соседним столиком.
     Они вышли.   За  порогом  слепой  все  пел.  Он  вытянул  руку  с
жестянкой,  и Жоан Младший бросил в нее монетку в два тостана.  Купить
табаку, чтоб выкурить трубку сегодня вечером, уж не придется.

     Араб Туфик понес большой ущерб из-за бегства Шавьера.  Через пять
дней должен был прибыть большой корабль с грузом контрабандного шелка.
Как  доставить его на берег без помощи парусника и надежного человека,
который управлял бы этим парусником? Он объяснил Ф. Мураду:
     - Все  потому,  что  пьяница был.  На того,  кто пьет,  надеяться
нельзя. Я теперь договорюсь с кем-нибудь понадежней.
     - Договорись как можно скорее. Необходимо доставить груз вовремя.
     Туфик отправился на пристань.  Попробовал выспросить у сеу Бабау,
как  там с финансами у моряков.  Узнал о том,  что случилось накануне,
узнал, что хозяин таверны ссудил деньгами Гуму, что дело чуть не дошло
до продажи "Крылатого бота". Спросил:
     - А можно на него положиться?
     - На Гуму?
     - Ну да.
     - Нет на всем побережье человека честней его.
     Араб сразу же и отправился к Гуме. Ливия открыла:
     - Гума ушел, но он скоро вернется, сеу Туфик. Вы подождете?
     Он сказал, что подождет. Пройдя в комнату, он сел на единственный
(и  дырявый)  стул  и,  задумчиво вертя в руках шляпу,  смотрел сквозь
открытую дверь на ребенка,  бегающего по лужам во дворе. И вдруг Туфик
вспомнил,  что  Родолфо  сказал ему однажды (Туфик разыскал его,  чтоб
узнать, не согласится ли Гума участвовать в одном контрабандном деле):
"Мой зять не тот человек, что тебе нужен, турок". Никогда не пойдет он
на такое,  уверен был Родолфо. И сейчас Туфик подумал, что может, и не
стоит  дожидаться.  Но  надо  было  срочно найти замену Шавьеру.  Гума
подходил по многим признакам:  лучше всех умеет управлять  парусником,
судно  у него легкое и быстроходное,  да к тому ж он остро нуждается в
деньгах,  долгов много.  Но хватит ли у  него  храброст