и
автор книги, ни Пихоя не были согласны во многом с тем, что предлагал делать
Полторанин,  но  в то время в правительстве именно он  курировал архивы,  а,
следовательно, мы были его прямыми подчиненными.
     После того как рассекреченные секретные и совершенно секретные, а также
особой важности архивные документы стали появляться  на страницах печати,  в
стенах  Росархива  начал  мелькать  почти всегда нетрезвый  бывший диссидент
А.Буковский. Вел  этот  человек себя  довольно  высокомерно[388],
однако  именно он поставил  перед Специальной комиссией  задачу  выявления и
рассекречивания архивных материалов по истории инакомыслия в СССР.
     Это была благородная и сравнительно  с другими легко решаемая проблема.
Нам открывалась изощренная и мерзкая картина преследования тех, кто в разные
годы сумел найти  силы и  мужество, чтобы говорить правду о  нашей истории и
современности.   Сотни  документов  были   рассмотрены  комиссией   и  стали
достоянием общественности. Буковский был одним из первых читателей. Скоро он
вооружился  сканнером и  в  течение нескольких дней копировал рассекреченные
материалы. 22 июля 1992  г. в  комиссию была  представлена  очередная порция
документов для рассекречивания, связанная в основном с так называемым "делом
Синявского и Даниэля",  известных советских литераторов середины 60-х годов,
осужденных после  того, как КГБ СССР  установил, что один  из них --  Андрей
Синявский -- публиковал на  Западе повести и рассказы под псевдонимом "Абрам
Терц".  Синявский  был  осужден  на семь лет  лагерей, отсидел большую часть
срока,  затем был помилован и  уехал  в Париж,  где  вместе со своей  женой,
известным литературоведом М.В.Розановой, основал журнал "Синтаксис".
     Рассекречивание  шло легко  и спокойно, поскольку ни один из документов
не содержал каких-либо  признаков государственных секретов. Однако  внимание
автора   книги   привлек   документ,  подписанный  председателем   КГБ  СССР
Ю.В.Андроповым и датированный 26 февраля 1973 г., за номером 409-А. Андропов
докладывал в  ЦК КПСС  о том, что КГБ  СССР  проводится работа  "по оказанию
положительного влияния  на досрочно освобожденного  из мест лишения свободы"
Синявского. Принятыми мерами, сообщал  Андропов,  удалось  скомпрометировать
имя  Синявского  в глазах творческой  интеллигенции, в  том числе  с помощью
слухов  о  его связях с  органами  КГБ СССР, а  через его  жену  "удалось  в
выгодном  нам плане воздействовать на позиции  отбывших  наказание Даниэля и
Гинзбурга,  в  результате  чего   они   не   предпринимают  попыток  активно
участвовать  в  так  называемом  ""демократическом  движении", уклоняются от
контактов с группой Якира".
     Документ  производил  странное  впечатление. КГБ  СССР  ходатайствовало
перед ЦК КПСС о разрешении Синявскому вместе с семьей выехать на три года во
Францию. Не признавая факта сотрудничества Синявского  с КГБ  СССР, Андропов
сообщал,  что в  кругах  творческой интеллигенции слухи  об  этом  имеются в
соответствии с "принятыми мерами".  Осознавая, каким может  быть резонанс от
рассекречивания письма Андропова,  автор книги  предложил комиссии сохранить
имевшийся  на  нем  гриф  секретности  до  лучших  времен.  Комиссия с  этим
согласилась.

     Рисунок 13
     Фотокопия  сфальсифицированного "письма"  Ю.В.Андропова в  ЦК  КПСС  об
А.Г.Синявском

     Однако    уже    спустя    месяц   в    кабинете    автора    появилась
взволнованно-настороженная   Розанова.   В  ее  руках   имелась   ксерокопия
нерассекреченной записки Андропова,  представляющая ее  сокращенный вариант.
Розанова сообщила, что на Западе широко распространяется эта ксерокопия. Она
ждала объяснений, которых автор книги в полном объеме ей дать не имел права.
В  самом деле,  в руках Розановой находился  доклад  КГБ СССР в ЦК  КПСС  за
подлинным номером и с подлинным содержанием,  хотя и не  с полным текстом. С
другой  стороны,  автор  не мог  сообщить,  что этот  доклад  рассматривался
комиссией  и  не  был рассекречен.  Оставалось  одно:  заявить, что  в руках
Розановой находится фальшивка.
     На этом  мы  и расстались,  вполне,  как  мне кажется,  удовлетворенные
состоявшимся разговором.
     Увы, события продолжали развиваться  дальше. Осенью  1992  г.  вместе с
Пихоей  я  был  вынужден  снова  принимать Розанову,  теперь  уже  вместе  с
Синявским. К этому  времени в израильской  газете "Вести" на целый  разворот
под  рубрикой "Вчера тайное -- сегодня явное" была помещена статья М.Хейфеца
"Новые    грехи    старого    Абрама.    Андрей    Синявский    как    агент
КГБ"[389].  Это был приговор,  т.к.  в конце  статьи фигурировала
фотокопия  злосчастного  документа  за  номером  409-А  в   его  сокращенной
редакции.  В  нем были  опущены  две  очень  важные части  текста.  В первой
говорилось:  "Вместе  с тем  известно, что  Синявский, в целом следуя  нашим
рекомендациям, по существу, остается на прежних идеалистических позициях, не
принимая марксистско-ленинские принципы в вопросах  литературы и  искусства,
вследствие  чего  его новые произведения не  могут быть  изданы  в Советском
Союзе.
     Различные   буржуазные   издательства   стремятся   использовать    это
обстоятельство,  предлагая свои услуги  для публикации работ Синявского, что
вновь может привести к созданию нездоровой атмосферы вокруг его имени".
     Во втором изъятом отрывке, касаясь предложения не препятствовать выезду
Синявского из  СССР,  Андропов писал:  "Положительное решение  этого вопроса
снизило бы вероятность вовлечения Синявского в новую антисоветскую кампанию,
так  как лишило бы его  положения "внутреннего эмигранта",  оторвало  бы  от
творческой среды и поставило бы в конечном счете Синявского в  ряд писателей
"зарубежья", потерявших общественное звучание".
     У нас  не  было  никакого желания постигать  мотивы  внутриэмигрантской
"разборки", продемонстрированной в этой статье. Но Синявский и Розанова были
последовательны  в  своем  требовании  получить  официальное  заключение  по
существу опубликованного документа. Экспертиза не требовала больших усилий и
интеллекта. Уже через час мы передали  гостям докладную записку, подписанную
секретарем  Специальной  комиссии  по  архивам  при   Президенте  Российской
Федерации  Н.А.Кривовой. С ее любезного разрешения процитируем часть текста,
чтобы читателю все  стало ясно. "Указанный документ, -- писала  Н.А.Кривова,
-- является  подделкой, выполненной с помощью ксерокса, и представляет собой
сокращенный  вариант  подлинной  записки  номер 409-А от 26.02.73. Из  копии
подлинного  текста вырезаны угловой штамп бланка КГБ, штамп общего отдела ЦК
КПСС,  первый, второй, третий,  шестой,  седьмой,  девятый  абзацы, подпись,
вырезки склеены  и отсняты  на ксероксе.  На  ксерокопии  явно  видны  следы
склеивания и неровности, оставленные при разрезании.
     Подлинная  записка  номер 409-А  от  26.02.73  хранится в фондах Архива
Президента  Российской  Федерации.  Документ был  представлен в  Специальную
комиссию по архивам при Президенте Российской Федерации для рассекречивания.
Специальная  комиссия  приняла решение  сохранить гриф секретности (Протокол
номер 14 от 22.07.92)"[390].
     Рассказанный случай на первый взгляд может  показаться некорректным.  В
самом деле, неизвестный фальсификатор всего-навсего сократил текст, исключив
из него те части,  которые свидетельствовали  о непричастности Синявского  к
сотрудничеству  с КГБ СССР.  Однако можно было бы в таком случае  не считать
это подлогом только при одном условии: когда существовало бы указание на эту
изъятую  часть.  Поскольку  же такого  указания не  имелось,  читателям  был
предложен никогда не  существовавший  документ,  т.е. подлог, намекавший  на
связи Синявского с КГБ СССР. Ясно, для чего это было сделано. И точно так же
можно  догадываться  и  о  том,  кто  это  сделал.  Текст, опубликованный  в
израильских "Вестях", по словам их редактора Э.Кузнецова,  был получен им от
известного писателя, в прошлом диссидента, В.Максимова. Когда Розанова стала
проводить  расследование  сама,  выяснилось,  что  этот  текст  был  передан
Максимову Буковским. Уже после того как стал очевиден его фальсифицированный
характер,  темпераментная  и  отчаянно-бескомпромиссная  журналистка  газеты
"Московские новости" Н.Геворкян решила  провести собственное  расследование.
Процитируем  заключительные   слова  ее  рассказа   о  злоключениях   письма
Андропова. "Из всех фамилий, фигурировавших  выше, один человек стопроцентно
читал подлинник в президентском архиве. "Так я  ознакомился в архиве с кучей
документов,  касающихся   правозащитного   движения.  Среди   них  бумаги  о
хельсинских группах  и о  судах над членами этих групп, много  документов по
делу Щаранского,  по  делу Синявского и Даниэля,  в,  частности  о досрочном
освобождении  Синявского и обстоятельствах его выезда за рубеж. Надеюсь, все
это со временем будет опубликовано..."  Владимир  Буковский, "Русская мысль"
от 31 июля 1992 г.
     Я предприняла несколько  безрезультатных попыток дозвониться Буковскому
в  Кембридж. Так  или иначе  он находится  где-то  в  начале  цепочки людей,
державших  в  руках  подлинник.  Поскольку образ  колдующего  над  ксероксом
"липача"  несовместим в моем  сознании  с  образом Буковского, то  мне  было
интересно  выслушать его версию  появления  в  прессе  укороченного варианта
записки  Андропова...  Противно  думать,  что кто-либо  из  уважаемых  людей
причастен к этой некрасивости"[391]. И она была, видимо, права.
     * * *
     С работой Специальной комиссии по архивам при Президенте России связана
и еще  одна фальшивка. 10 февраля  1993 г. газета Санкт-Петербургского союза
журналистов  "Час пик" опубликовала  сенсационный  документ  о захоронении в
акватории  Балтийского  моря   химических  боеприпасов.  В   предисловии   к
публикации  говорилось:  "Тайное  всегда становится  явным. С  пеной  у  рта
доказывали министры  и генералы, что СССР  затопил  у  Борнхольма  и  Лиепаи
трофейные  ОВ[*]  лишь  в  1947  г.  Но  экспедиция по  программе
"Экобарос",   разработанной   петербургской   ассоциацией   "Океанотехника",
одобренная всеми  министерствами российского  правительства, была заморожена
академиком  Кунцевичем...  Тем самым  академиком-генералом химических войск,
получившим Ленинскую премию  за разработку  нового бинарного  оружия из  рук
лауреата   Нобелевской  премии  мира  М.Горбачева,  в   бытность  последнего
Президентом  СССР...  Программу "Экобарос" Кунцевич потому и затормозил, что
результатом обследований затоплений стал бы  международный скандал -- поверх
немецких бомб и контейнеров обнаружились бы советские, с более смертоносными
ОВ. Из документа, который мы публикуем ниже,  ясно, что  военно-промышленный
комплекс СССР  собирался провести новые, еще  более масштабные  затопления в
1989--1990 годах"[392].
     Документ  был озаглавлен "Справка  к записке тов. Зайко-ва  Л.И.", имел
гриф  "Совершенно секретно",  визу с  подписью Зайкова,  тогдашнего  первого
секретаря  Ленинградского  обкома  КПСС,  рукописную  резолюцию неизвестного
чиновника  "Вернуть в общ[ий] отд[ел]", номер  (рп-12/66) а также  реквизиты
исполнителя (Архипов Д.С.) и авторов --  заведующего организационным отделом
ЦК КПСС В.Майданникова и заместителя заведующего отделом оборонной работы ЦК
КПСС И.Письменника.
     "Справка"  датирована 19  октября 1989 г. В  ней содержались  видовые и
качественные параметры затопленного в 1945--1978 гг. в акватории Балтийского
моря  химического  оружия  СССР,   координаты  точек  затопления,  а   также
предлагалось   провести  дополнительные  захоронения  устаревших  химических
боеприпасов выпуска 1954--1962 гг.  в количестве 112523 тонн.  Ответственным
за  всю операцию  или ее  часть  в  "Справке" предлагалось  назначить А.  Д.
Кунцевича.

     Рисунок 14
     "Оригинал" "Справки к записке"  Л.И.Зайкова о  захоронении  химического
оружия и ее публикации в газете "Час пик"


     Сов. секретно
     рп-12/66
     Справка к записке тов. Зайкова Л. Н.
     С  19-16  по  1Эса г.  в  акватории  Балтийского моря  силами частей  и
подразделении  КБФ  затоплено   356  872  тонны  химических   боеприпасов  и
контейнеров с химическими веществами. В том числе:
     -- 408 565 снарядов калибром 75 и 150 мм, снаряженных ипритом,
     -- 71 459 авиабомб весом 250 кг, снаряженных ипритом,
     -- 17 5-13 авиабомбы, снаряженных адамситом и арсенилом,

     -- 1564 контейнера весом в 1500 кг, загруженных ипритом,
     -- 10 420 химических мин калибром 100 мм,
     -- 7295 бочек с химическими гранатами,
     -- 7800 бочек с газом "Циклон",
     -- 189 000 кг цианистой соли.
     Затопление боеприпасов производилось на глубине от 100 до  150 метров в
двух основных  точках -- 70 км  от базы ВМФ в Лиепас, а также в  районе о-ва
Борнхольм.  Точные координаты  точек  затопления  нанесены на  навигационные
карты ВМФ, утвержденные к пользованию приказом Главкома ВМФ от 12.07.1985 г.
Учитывая  прогноз   специалистов   Главного  управления   кораблевождения  и
вооружения ВМФ, НПО-4 Тайфун" Госкомгидромета  СССР, составленной штабом КБФ
карте  затоплений химоружия и анализ  образцов, поднятых в 1983 -- 1984 гг.,
считаю   целесообразным  провести   дополнительные   захоронения  устаревших
химбоеприпасов выпуска  1954 -- 1962гг. в точках старых затоплений в течение
1989 -- 1990 гг. Общий  вес боеприпасов,  подлежащих  утилизации, -- 112 523
тонны.    Захоронение    предполагается    осуществить    силами    кораблей
Калининградской  и Лиепайской баз ВМФ. Также считаю целесообразным  поручить
командованию   войск   химической   защиты   провести   проверку   состояния
бооприпасоп,  кошоннеров  и хранилищ боевых отравляющих веществ, находящихся
навооружении  частей  и подразделений  войск химической защиты и Гражданской
обороны. Ответственным  назначить тов. Кунцевича А. Д. Подготовить корабли п
суда  сопровождения Калининградской базы  ВМФ для проверки режима плавания и
судоходства в районах захоронения химических боеприпасов.
     Подготовить справку-план захоронения химических веществ и боеприпасов в
акватории   Балтийского   моря   для   доклада   на   Центральном   Комитете
Коммунистической партий Советского Союза не позднее 14.11.1989 г.
     Заведующий организационным отделом
     ЦК КПСС В. Майданников
     Зам. заведующего отделом оборонной работы ЦК КПСС
     И. Письменник
     19 октября 1989 г.
     3 экз.
     Исп. Архипова Д. С.

     К  моменту  публикации "Справки" российского и зарубежного читателя уже
трудно  было  удивить  сенсационными  материалами  из  российских   архивов.
Финансовые  дела  КПСС,  поддержка  международного  терроризма,  организация
репрессий,   депортаций   народов,   атомные   катастрофы,  подмена  партией
государственных структур,  события в Тбилиси, Вильнюсе  --  это  лишь  малая
толика  тем,  получивших  тогда  освещение  в   печати  на  основе  архивных
документов. На этом  фоне "Справка" воспринималась как  вполне достоверный и
подлинный  документ,  прочитав который оставалось лишь вздохнуть в очередной
раз,  сокрушаясь   над  всемогуществом  и  злой  волей  военно-промышленного
комплекса СССР.
     Однако  не  так  думала  прокуратура.  Публикация  повлекла  за   собой
возбуждение уголовного  дела, а  ксерокопия  "Справки" в официальном порядке
была направлена в Росархив на экспертизу.
     Экспертизу проводили опытные сотрудники бывшего архива Общего отдела ЦК
КПСС,  много  лет имевшие дело с  документами,  создававшимися в ЦК КПСС,  и
хорошо  знакомые с порядком ведения делопроизводства. Уже 23 февраля 1993 г.
ими   был   подготовлен  акт  делопроизводственной   экспертизы   "Справки",
безупречно   доказавшей   ее  фальсифицированный   характер[393].
Согласно  акту,  фальсификатор  допустил,  по  меньшей  мере,  семь  ошибок,
изготовляя подлог. Во-первых, в соответствии с содержанием  документ  должен
был иметь  высший  гриф  секретности --  "Особая  папка",  а не  "Совершенно
секретно".  Во-вторых,  в  делопроизводстве ЦК КПСС  никогда  не  применялся
делопроизводственный  номер,  подобный  имеющемуся в  "Справке".  В-третьих,
формула "Справка к записке"  никогда в делопроизводстве аппарата ЦК КПСС  не
использовалась. В-четвертых, оказались недостоверными обозначения должностей
и подписи. В 1989 г. в ЦК КПСС не  было  "организационного" отдела и "отдела
оборонной работы", а имелись соответственно Отдел партийного строительства и
кадровой работы ЦК  КПСС  и Оборонный отдел ЦК КПСС. В названных  отделах  и
вообще  в аппарате  ЦК  КПСС в 1989 г.  ни  Майданников,  ни  Письменник  не
работали.  В-пятых, содержание  опубликованного документа не соответствовало
данному  ему  заголовку,  поскольку  в  таком  случае  с  ним   должны  были
ознакомиться  секретари ЦК  КПСС, а значит, должен был, согласно правилам ЦК
КПСС, стоять адресат -- "ЦК КПСС". В-шестых,  фальсифицируя  документ, автор
(или  авторы) оказался невнимательным:  в  тексте  дважды проскочило "считаю
нецелесообразным", тогда как под  документом имеются  подписи  руководителей
двух   отделов.   В-седьмых,   одна    из   фраз   документа:   "Подготовить
справку-план...  для доклада на Центральном Комитете Коммунистической партии
Советского Союза..."  совершенно не  соответствовала ни делопроизводственной
практике  ЦК КПСС, ни устоявшимся в  ней формулам:  "справки-плана" как вида
документа  просто не существовало, так же  как и  раскрытой  аббревиатуры ЦК
КПСС.
     Немудрящая  фальсификация  была  разоблачена  сравнительно быстро.  Был
понятен  ее  гуманистический пафос  --  предупреждение крупной экологической
катастрофы, как когда-то говорили, "нагнетанием страстей".
     Три вроде бы  немудреных подлога исторических документов возникли уже в
наше время. Невольно закрадывается сомнение: всего лишь три  или только три?
Страсть  к  фальсификациям исторических  источников  --  явление  не  только
давнее, как  и, скажем, письменность. Оказывается, она и постоянна. Увы, это
не  только  человеческая непорядочность,  не  только  человеческая слабость,
какие  бы  высокие  цели  ни  преследовали  фальсификаторы.  Это  --  порок,
нравственный, политический, социальный.

Глава 14. От злоключений к выводам

     В заключительной главе  нашей  книги  мы попытаемся  подвести  итоги  и
сформулировать выводы двух уровней. Первый из них -- описательный, связанный
с конкретным  материалом  данной книги. Второй -- теоретический,  обобщающий
наблюдения над историей фальсификаций исторических  источников  за почти три
последних столетия российской истории.
     Двадцатое  столетие дало новый  импульс  фальсификациям  источников  по
российской истории. "Дневник  Вырубовой" как бы  задал общий тон большинству
таких   подлогов  --   их   преимущественно   политической   направленности.
Значительная  часть фальсификаций  в XX в.  оказалась посвящена  исторически
значимым событиям и лицам. Семья  последнего  российского  императора  и  ее
судьба,  Октябрьская революция  и  ее  лидеры, коммунистическое  движение  и
внешняя политика СССР, августовские события 1991 г. и "форосское  заточение"
М.С.Горбачева -- таков лишь небольшой  перечень событий и лиц,  с которыми в
той или иной степени оказались связаны подлоги исторических источников в это
время.  В  русле общих политических устремлений  различных  общественных сил
находились  и  фальсификации, связанные  с древнерусской  историей:  за ними
скрывались и поиски общественных  идеалов, и желание по-своему отреагировать
на определенные  зигзаги политического  и  идеологического курса  советского
руководства.
     Двадцатый век  с присущим ему размахом "озвучивал" подлоги исторических
источников в средствах массовой информации. Их изготовление и бытование  все
больше  и  больше  становились делом интернациональным. В разных  странах на
разных  языках фантастическая