о письма --  лозунгово-пропагандистский,  а  не  деловой, как  ему
полагалось  быть,  -- явно оказался рассчитанным на прочтение третьих лиц  и
должен был  напугать  прежде всего обывателей. Но подлог  просматривался  не
только  в этом. В  обращении к Рутгерсу этот  революционер-социалист  назван
вновь  немыслимым  в   среде  социалистических  деятелей  эпитетом  "великий
(высокородный) товарищ", а в  конце письма фальсификатор приветствует его от
имени   и  вовсе   фантастического  "Британского   рабочего  индустриального
Советского Союза".
     Последнее письмо, адресованное из Глазго в Лондон Артуру Гендерсону, от
20  октября 1923  г., должно было и  вовсе заставить трепетать  обывателей и
капиталистов  (как  и предшествующие,  оно  было  написано на  бланке газеты
"Социалист" и имело  неразборчивую  подпись). В нем  сообщалось,  что  через
Амстердам  из Москвы получено секретное письмо (о его  содержании  ничего не
говорится).  Здесь  вновь упоминается "специальный  транспорт литературы" из
Москвы, которая успешно распространяется в Великобритании, и далее говорится
о свыше 600 тысячах рабочих,  разделяющих идею контроля над промышленностью,
75 тысячах человек  стоящих  "наготове", и  о возможности  объявить  в любой
момент забастовку  от "Глазго до Гринока" и т.д. "Доклад, полученный от тов.
Лости  из  Ковентри, --  оптимистично-угрожающе  продолжал  автор письма, --
сообщает,  что все как один готовы выступить в последний бой  за свободу  --
как только будет дан сигнал"[21].
     Все  четыре  фальсифицированных документа были  изготовлены  в  сходной
манере:   с  использованием  бланков  действительно   существовавшей  газеты
"Социалист",   подложных   штемпелей  несуществующих  рабочих   организаций,
неразборчивых подписей авторов  (исключая "Договор"), плакатно-агитационного
стиля, с упоминанием и указанием действительных и вымышленных лиц и адресов.
В  комплексе  они должны  были  показать западной  общественности, насколько
широко и глубоко Коминтерн через рабочие организации осуществляет пропаганду
коммунистических  идей  и  организационно  укрепляется  в рабочей  среде.  В
характере  и   отчасти  масштабах   и  результатах  деятельности  Коминтерна
фальсификаторы  были  не   так  уж   и  не  правы:  эта  организация   мощно
воздействовала  на  международное  рабочее  движение, используя легальные  и
нелегальные средства.  Однако фальсификаторам в силу строжайшей конспирации,
существовавшей в Коминтерне, не  были  и  не  могли быть известны конкретные
факты, и они решили их домыслить или просто выдумать.
     Предъявленные  Синклтоном   документы  с  соответствующим   объяснением
раскрывали предысторию появления "письма  Зиновьева" и становились серьезным
аргументом  в пользу  его  разоблачения  как  фальшивки.  Однако  дальнейшие
события  развернулись  несколько  неожиданно.  Во  время  второй  встречи  с
представителем советского  полпредства  Синклтон оставил  "конфиденциальное"
заявление.  В  нем  он  сообщал,  что  готов  собрать  данные  под  присягой
свидетельства в  "Англии,  Париже, Амстердаме"  о деятельности  "Британского
имперского  общества"  (так!  -- В.К.)  и других  организаций,  занимающихся
дискредитацией Советского Союза, в том  числе с помощью публикации фальшивых
документов.  Синклтон заявил, что готов представить все уже имеющиеся в  его
распоряжении  материалы  на  этот  счет при  условии  последующего денежного
вознаграждения,  часть  которого  должна быть  выплачена  предварительно для
финансирования его разведывательных миссий в Глазго, Париж и Амстердам.
     Уже  3  ноября  Раковский  проинформировал  премьер-министра  Англии  о
контактах представителя  советского  полпредства  с  Синклтоном  (он не  был
назван по имени  в  письме  Раковского) и  приложил к  своему  письму  копии
полученных  от  него документов, включая  и  заявление,  подтверждающее,  по
словам  Раковского, что "лица, ставящие  себе целью  создать  конфликт между
СССР     и     Великобританией,    занимаются     публикованием    подложных
документов"[22].  Ответа  не последовало, Синклтон  же с тех  пор
бесследно исчез.
     Между  тем дискуссия вокруг  "письма  Зиновьева"  продолжалась  как  на
официальном,  так  и на неофициальном  уровнях. В ответной  ноте  советского
правительства    на   ноту   Дж.    Грегори   решительно    заявлялось    "о
неответственности"  СССР  за  деятельность  Коминтерна,  но в  то  же  время
подчеркивался фальсифицированный характер "письма Зиновьева", приложенного к
официальному документу правительства Великобритании.  "Для устранения всяких
сомнений  в  подложном  характере  упомянутого документа и имея также в виду
серьезные  последствия,  которые подделка  могла бы  иметь для  обоих стран,
советское  правительство  настойчиво  и  категорически  предлагает  передать
установление того факта, что так называемое письмо Коминтерна от 15 сентября
является  подделкой,  беспристрастному третейскому суду",  --  говорилось  в
ноте[23].
     Одновременно  с  этой   акцией  советского   правительства  ряд   шагов
предпринял и Коминтерн. Прежде всего  сам "автор" письма -- Зиновьев  -- дал
пространное интервью представителям  средств  массовой информации. Отметив в
нем  несуразности,  приведенные  нами  выше,  а также  указав на то, что  15
сентября 1924  г.  он  находился на лечении в Кисловодске и,  следовательно,
никак  официальных  писем  подписывать  не  мог,   Зиновьев  далее  подробно
останавливается    на   содержании    документа   (интервью   подписано   27
октября)[24].
     Касаясь рекомендации  "письма" о создании военной  секции в  британской
компартии, Зиновьев  назвал это "сплошным вздором" и далее в высшей  степени
откровенно  заявил: "Никакой военной секции  в британской компартии пока  не
существует.   Привлечение  "талантливых  военных  специалистов"   британская
компартия,  конечно,  вполне  еще может отложить". Далее, останавливаясь  на
рекомендации "письма"  готовить  "будущих  руководителей  британской красной
армии", Зиновьев продолжал в  том же духе:  "Всякий понимает, что британским
коммунистам приходится  теперь заботиться о делах, гораздо более неотложных,
чем  создание "британской красной  армии". Британская компартия, опираясь на
"движение  меньшинства"  в  профсоюзах,  работает  над  тем,  чтобы  взгляды
Коммунистического Интернационала путем пропаганды  довести  до массы рядовых
английских рабочих.  Нет никакого сомнения  в том, что  британская компартия
делает это великое дело со все большим успехом"[25].
     В  своем  интервью  Зиновьев  публикацию   "письма"  рассматривал   как
провокацию   накануне   выборов   вождей  либерально-консервативного   блока
Великобритании   с   целью   вызвать   замешательство   среди   избирателей,
сочувствующих англо-советскому  договору. "Заметьте, --  говорил он, --  как
выбраны были сроки. "Разоблачение" мнимого письма ИККИ сделано было  с таким
расчетом, чтобы наш ответ не  мог уже  успеть  вовремя, так как до выборов в
Англии остается всего  пара дней"[26]. Любопытно,  что за день до
появления Синклтона  в советском полпредстве  в  Лондоне  Зиновьев выдвигает
иную версию происхождения подлога. "Сегодня, -- говорил он, -- нами получены
сведения из довольно  надежных источников  относительно  того, что  подделка
письма произошла в польских кругах. По-видимому, в Польше орудует постоянная
группа предприимчивых дельцов (стоящих, вероятно, довольно близко к польской
контрразведке),  которая  снабжает  подобными  "документами"  те иностранные
правительства,     которые      почему-либо      в     таких      документах
нуждаются"[27].
     Зиновьев обещал в интервью обратиться от  лица Коминтерна в Генеральный
совет  английских  профсоюзов с просьбой  назначить  комиссию  для  проверки
подлинности  "письма".  17 ноября 1924  г. Политбюро ВКП(б) приняло  решение
"предложить т. Раковскому настаивать на нашем  требовании третейского суда",
а   18   декабря   того  же  года  поручило  подготовить   ноту  английскому
правительству о том, что "лицу, доставившему письмо Зиновьева, гарантируется
безопасность   и   безнаказанность"    в   случае,   если   оно   легализует
себя[28].  Параллельно от  имени Исполкома  Коминтерна английским
профсоюзам было направлено  предложение  "расследовать вопрос о  подлинности
мнимого документа".
     Самое любопытное в интервью Зиновьева  -- то, что,  отрицая подлинность
"письма" и отмечая, что  грубость подлога обнаруживается прежде всего из его
содержания,   он   в   отношении  этого   содержания  фактически  подтвердил
программные установки  Коминтерна,  содержащиеся в  "письме", а  о некоторых
говорил как о еще  несвоевременных. В  этом смысле весьма многозначительно и
даже  зловеще  звучали   его   слова  о  привлечении   в  компартию  ученых,
специалистов, которое "вполне еще" может быть отложено, или "о гораздо более
неотложных" в настоящее время, чем создание британской красной  армии, делах
по пропаганде идей коммунизма.
     Видимо, это последнее обстоятельство заставило министра иностранных дел
Великобритании  Остина  Чемберлена в своей  ноте  Раковскому  настаивать  на
подлинности "письма Зиновьева". Констатировав аргументы  Раковского в пользу
фальсифицированного    характера    документа,   Чемберлен    далее   писал:
"Правительство  Его Величества не  может  принять этих  утверждений, которые
опровергаются  ссылкой на официальные издания и ежедневную прессу Союза". По
его  мнению, об этом же свидетельствует и интервью самого Зиновьева, а также
иные    "сведения",     находящиеся     в     распоряжении     правительства
Великобритании[29].
     "Письмо Зиновьева",  или, как  его  стали  называть, "красное  письмо",
почти  тотчас после опубликования стало предметом  общественного внимания. В
течение  октября--декабря  его  подлинность,  обстоятельства  опубликования,
политические  последствия  во  внутриполитической  борьбе  Великобритании  и
международный резонанс не  раз  дебатировались в парламенте  Великобритании.
Р.Макдональд,  лидер лейбористской  партии, проигравшей на  выборах, в своей
речи  в парламенте  9 октября прямо  обвинил  консерваторов  в использовании
"письма" для достижения своих политических целей -- "для  создания  паники в
сознании старых дев", потребовав продолжения расследования обстоятельств его
появления.  В  ответ  на  это  представитель  консервативной партии  генерал
Г.Крофт заявил,  что нет  никакого  смысла  продолжать такое  расследование,
поскольку  "красное  письмо" выглядит очень безобидным  на фоне официального
заявления  Зиновьева  о  планах  и  действиях  Коминтерна, Тратить  время  и
средства на такое расследование, продолжал Крофт,  имеет  смысл только в том
случае, если "письмо сможет доказать,  что в Зиновьеве  произошла перемена и
что он действительно стал более скромным революционером  по сравнению с тем,
каким он был"[30]. С ним решительно не согласился член парламента
от   лейбористской   партии   М.Джонс,   поддерживавший   идею   продолжения
расследования. В  дискуссию был  вынужден  вмешаться  новый  премьер-министр
С.Болдуин,  который   заявил,   что  созданный  правительством   специальный
подкомитет  уже  рассмотрел  всю  совокупность имеющихся фактов  и  пришел к
выводу, что не может быть сомнений "в аутентичности"  письма[31].
Однако привести в подтверждение этого заявления какие-либо доказательства он
отказался, ссылаясь на их агентурный характер.
     Объяснение Болдуина не  удовлетворило  многих  членов  парламента. Если
письмо подлинное, заявил  полковник  К.Кенворти,  то  почему не возбуждается
судебное дело против А.Мак-Мануса, британского подданного, чья подпись также
стоит под письмом? Для нейтрализации  подобного заявления министр внутренних
дел  консерватор Д.Хикс  был  вынужден сообщить фамилии  членов подкомитета,
проводивших  изучение письма, пытаясь авторитетом этих лиц закрыть вопрос  о
представлении фактических данных, в том числе  полученных  агентурным путем.
На последовавшие  и после этого требования предоставления доказательств Хикс
категорически заявил: "За нашей  ответственностью как кабинета,  мы находим,
что  письмо подлинное.  Таким оно и  является в  действительности. Уважаемые
члены  должны выбрать  --  верят ли они  словам  Зиновьева  или  утверждению
комитета британского кабинета". На реплику о  заключении комиссии британских
профсоюзов он вновь повторил: "Я указал, между чем надо выбирать. Уважаемому
депутату  представлена  свобода  верить  в  то,  что  ему  нравится.  Стране
предоставлена свобода верить  в то, что ей нравится, и, я  думаю,  она будет
верить тому, чему верю я"[32].
     В  середине  декабря  ситуация с  письмом  вновь накалилась,  причем  в
значительной  степени в  связи  с  обострением  политической борьбы в  самом
британском парламенте. 15  декабря  со специальной  речью  по  этому вопросу
здесь   вновь   выступил   О.Чемберлен.   По   мнению  Чемберлена,   прежнее
правительство "до  выхода в отставку  произвело расследование,  и  до самого
последнего момента эта комиссия не могла прийти к заключению -- настоящее ли
это письмо или нет". Новое расследование, по заявлению Чемберлена, позволило
установить "весь пройденный письмом  путь, от начала  до конца",  и  убедило
членов подкомитета  в его подлинности. Касаясь подписи Мак-Мануса, Чемберлен
заметил:  "Это   совершенно  несущественно,   была   ли  подпись  Мак-Мануса
действительна или нет. Я знаю, что он находился в то время в Москве. Я также
знаю,  что и  Зиновьев был  в  то время в  Москве, хотя он это  и  отрицает.
Мак-Манус  нам сказал: "Разве  мог  Зиновьев  мне  писать  письмо,  когда  я
находился  все  время  у него под рукой в Москве?"  Вы видите,  что Зиновьев
находился в  это время в Москве, а не  на Кавказе, и Мак-Манус -- свидетель,
который  это  подтверждает". Далее,  касаясь аргумента Зиновьева о том,  что
Коминтерн  никогда  не  назывался  "III  Коммунистическим  Интернационалом",
Чемберлен  указал на  два  номера  газеты  "Известия",  вышедшие  в  свет за
несколько дней до  и после обозначенной в "красном  письме"  даты, в которых
именно  так назывался  Коминтерн. "Я  отказываюсь от  дальнейшего обсуждения
этого  вопроса  и заявляю, что документ настоящий",  --  сказал  Чемберлен в
заключение своей  речи.  В  ходе  дальнейшего  обсуждения  вопроса Чемберлен
твердо придерживался заявленной позиции[33].
     Тем временем продолжался обмен  нотами на официальном уровне. 28 ноября
Раковский  нотой напомнил правительству Великобритании о том, что специально
назначенная правительством  комиссия 4  ноября  заявила  об отсутствии в  ее
распоряжении    подлинника   "красного    письма".   "Означенное   заявление
авторитетной  комиссии, -- констатировал Раковский,  -- лишает всякой  почвы
обвинение,  выдвинутое господином  Грегори против советского правительства в
разгаре   избирательной   кампании,   и   мое   правительство  склонно  было
рассматривать  это заявление как фактический отказ  от обвинения". Оно нашло
дополнительное  подтверждение  в заключении комиссии английских  профсоюзов.
Раковский вновь  настаивал  на  создании независимой  комиссии,  организации
"третейского  суда"   по   вопросу   о   подлинности   "письма   Зиновьева".
"Великобританскому правительству, --  заявлял  он,  -- должно быть ясно, что
отказ  от третейского суда не может  не рассматриваться общественным мнением
всех  стран как доказанная невозможность для великобританского правительства
подтвердить  и  доказать  выдвинутое  им  во  время  избирательной  кампании
обвинение"[34].  21  декабря,  откликаясь  на слушания по  поводу
письма  в британском парламенте и  заявление Хикса о том, что доказательства
подлинности  "письма"  не  могут быть  представлены по причине  безопасности
лица, предоставившего британскому правительству этот документ, Раковский  от
имени  советского  правительства  заявил,  что   "в  интересах  правды"  оно
гарантирует   "беспрепятственный    выезд   из    пределов   Союза   Советов
вышеупомянутому лицу"[35]. В ответной ноте  25  декабря Чемберлен
сухо констатировал, что  "Правительство Его  Величества не имеет добавить  к
ноте,  посланной  Вам  21-го  ноября,  в  которой полностью  это  дело  было
разобрано". 2 января 1925 г. в очередной ноте Раковский заявил:  "Британское
правительство,   отказавшись   принять  сделанное   правительством   Советов
предложение о представлении  на арбитраж вопроса о  происхождении подложного
письма  Зиновьева,  тем  самым  подтверждает  свою   невозможность  доказать
сделанное  им  в связи  с этим  письмом  обвинение.  Ввиду  вышеизложенного,
правительство    Советов    считает    переписку    по    данному   предмету
законченой"[36].
     В  нашем  распоряжении имеются  три  документа,  характеризующие работу
делегации  английских  тред-юнионов в  Москве  по  установлению  подлинности
"письма Зиновьева". Первый документ  -- телеграмма делегации в газету "Дейли
Геральд"  и Генеральному  совету тред-юнионов. "Получив  доступ к архивам  и
всем документам, имевшим отношение к  периоду  времени, к которому относится
дело о письме Зиновьева, -- говорилось в ней, -- делегация разобрала бумаги,
которые были за это время разосланы". По мнению делегации,  ознакомление  со
всеми  документами  Секретариата  Зиновьева,  исходившими  до и  после  даты
"письма",  свидетельствует  о том, что  такого  документа  не  существовало.
Никаких данных о существовании документа не имеется и в делах, относящихся к
деятельности британской компартии. "Письмо Зиновьева", делался вывод членами
делегации, "есть подлог,  а британский МИД  и британская пресса пользовались
фальшивым  документом для  нападок на  иностранную  державу  и для нанесения
ущерба британской рабочей партии"[37].
     В  более подробном отчете  делегации  подтверждался  этот вывод, причем
здесь раскрывались  детали проведенного расследования. Из него следует,  что
делегация, в составе которой находились лица, знающие основные рабочие языки
Коминтерна  --  русский  и немецкий, ознакомилась  с регистрацией  исходящей
корреспонденции,  перепиской  с британской компартией, протоколами Исполкома
Коминтерна,  порядком   ведения  делопроизводства  в  нем,   встречалась   с
сотрудниками его аппарата  и  однозначно  пришла  к  убеждению,  что "письмо
Зиновьева" является грубой фальшивкой. Здесь же утверждалось,  что делегации
удалось обнаружить "возможный источник, которым пользовались авторы подлога"
(он не указан)[38].
     В  мае   1925   г.  Генеральный  совет  британских  профсоюзов   сделал
специальное  заявление  в связи с докладом  своей  делегации  о пребывании в
Москве. В нем констатировалось, что "делегация профсоюзов в Москве полностью
расследовала вопрос об аутентичности так называемого "красного письма" в той
мере,  как  это   зависело   от  России".   Упорное   молчание   британского
правительства на предложение официального  расследования  обстоятельств  его
появления  британские  профсоюзы  рассматривали  как косвенное подтверждение
политического заговора против компартии Великобритании[39].
     Таким образом, эпопея с "красным письмом" Коминтерна закончилась, как и
начиналась,   ответственными   политическими   декларациями.  Можно   твердо
заключить, что в том виде, в каком "письмо" было опубликовано  и приложено к
официальной   ноте  МИД  Великобритании,  его  в  природе  действительно  не
существовало.
     Имеется  значительная  литература,  посвященная  выяснению автора  (или
авторов) фальсификации, а также способам  ее легализации. Совсем недавно она
была  проанализирована   с   привлечением  части   рассекреченных   архивных
материалов  британского  происхождения  Джил  Беннет в  ее  книге  "Наиболее
экстраординарное   и  мистифицированное  дело.  Письмо  Зиновьева  1924  г."
Проделав большую  и кропотливую работу,  автор в конце концов была вынуждена
признать: "Р