было субсидировать  подготовку  и  издание  серии
сборников документов архива по истории итальянской компартии. Для обсуждения
научной  стороны  издания  в  Москву  готов отправиться  научный консультант
издательства, профессор  Андреуччи,  бывший коммунист  и  издатель  собрания
сочинений Пальмиро Тольятти.
     Перспективы. предложенного сотрудничества были весьма  обнадеживающими,
особенно  если учесть,  что "вхождение" архива в  провозглашенную  стихийную
рыночную  экономику  сразу  же  поставило  его  в   критическое   финансовое
положение. Согласие было дано, и  спустя несколько дней в кабинете директора
появился не  по годам  молодо выглядевший  итальянский профессор  Андреуччи.
Собственно говоря,  очевидно,  с  этого  момента  и следует  начинать отсчет
событий,  которые можно  было  бы назвать "Операция  Паль-миро Тольятти, или
Несколько дней триумфа и падения профессора Андреуччи".
     Господин Андреуччи был деловит, энергичен, а после беглого знакомства с
материалами по истории итальянской компартии, в  том числе с архивным фондом
Пальмиро Тольятти,  впал  в крайнее возбуждение.  Для  него  как специалиста
стала очевидна  историческая ценность  представленных документов. Переговоры
об общей схеме будущей публикации проходили, как говорят  в таких случаях, в
духе  взаимопонимания  и конструктивности.  Уже  в конце их  удовлетворенный
профессор взял из стопки материалов один из документов и попросил разрешения
опубликовать  часть  его текста в своей статье  о впечатлениях от  посещения
Москвы. Здесь  речь  идет  об  итальянских  военнопленных в  России, пояснил
Андреуччи содержание текста документа на итальянском языке.
     Российская общественность  к тому времени  уже знала кое-что  о  прежде
запретной  теме,  связанной   с   судьбами  миллионов  иностранных  граждан,
оказавшихся  после  Второй  мировой войны в СССР  в качестве  военнопленных.
Незадолго  до  этого   многие  с  захватывающим  интересом  читали  репортаж
Э.М.Максимовой "Пять  дней  в Особом архиве"[375], в  том числе о
хранившемся в  этом прежде тайном  архиве фонде Главного управления по делам
военнопленных и интернированных НКВД СССР,  содержавшем сведения практически
на  каждого военнопленного. Выяснение  судеб миллионов иностранных  граждан,
оказавшихся  в  плену  в  СССР,  к  этому   времени  стало  важным  фактором
межгосударственных отношений. Итальянцы  в этом смысле не  были исключением:
из  печати, телевидения и радио все знали,  что  готовится торжественный акт
передачи  Италии  урн'с прахом  двух тысяч  итальянцев, умерших в  СССР. Вот
почему  автору  книги  было  понятно  желание  Андреуччи,  и,  нисколько  не
колеблясь,  директор  архива   дал  согласие  на  цитирование  обнаруженного
документа.
     Это  был  ответ  Тольятти,   бывшего  в  1943--1944  гг.  руководителем
зафаничного бюро ЦК компартии Италии в Москве,  на предложение представителя
компартии Италии при  Исполкоме Коминтерна  В.Бьянко  "найти пути и средства
для того,  чтобы  в соответствующей  форме и  с должным политическим  тактом
попытаться  поставить  проблему  так,  чтобы не  допустить  массовой  гибели
[итальянских]  военнопленных,  как  это  уже произошло", т.е.  обратиться  к
Сталину[376].  15  февраля  -- 3 марта 1944  г.  Тольятти написал
Бьянко: "Я вовсе не жесток, как ты знаешь. Я столь же гуманен, как и ты, или
насколько  может быть гуманна дама  из Красного  Креста. Наша принципиальная
позиция  в  отношении  войск, вторгшихся в  Советский Союз,  была определена
Сталиным, и мне  нечего к этому добавить. На  практике, однако, если большое
число военнопленных  погибнет  вследствие существующих  тяжелых  условий,  я
абсолютно не  вижу в этом повода для разговора. Совсем наоборот. И я объясню
тебе почему. Нет  никаких  сомнений  в  том, что итальянский народ  отравлен
империалистической  разбойничьей  идеологией  фашизма. Конечно,  не  в такой
степени,  как  немецкий  народ,   не   говоря  уже  о   мелкой  буржуазии  и
интеллигенции,  -- в общем,  он  проник в  народ.  Тот факт, что для тысяч и
тысяч семей развязанная Муссолини война, и прежде всего экспедиция в Россию,
закончится трагедией и личным горем, является лучшим и  наиболее эффективным
из противоядий. Чем глубже укоренится в народе убеждение в том, что агрессия
против  других стран несет смерть  и разрушение собственной стране и каждому
отдельно взятому гражданину, тем лучше для будущего Италии. Массовые побоища
при Догали и  Адуе стали  одним  из  наиболее  мощных  тормозов  в  развитии
итальянского  империализма  и  одним из самых  сильных стимулов для развития
социалистического  движения.  Мы   должны   добиться  того,   чтобы  разгром
итальянской  армии  в  России  сыграл  сегодня ту же  роль.  В сущности, те,
которые,  как ты  пишешь, говорят  военнопленным: "Никто  вас сюда  не звал;
значит, и нечего жаловаться", -- глубоко правы, хотя  верно и то, что многие
из пленных оказались здесь  только  потому, что  были  сюда посланы. Трудно,
более того, невозможно  провести  грань  внутри  одного  народа,  кто  несет
ответственность за  проведение той или  иной политики, а  кто нет,  особенно
если народ  не  ведет  открытой  борьбы против  политики  правящих  классов.
Повторяю: я вовсе не считаю,  что военнопленные должны быть  уничтожены, тем
более  что  мы  могли  бы  использовать  их   для   достижения  определенных
результатов  и другим способом; но  в  объективных трудностях, которые могут
привести  к  смерти  многих  из  них,  я  вижу не что иное,  как  конкретное
выражение той справедливости, которая, как говорил старик Гегель, имманентно
присуща истории"[377].

     Рисунок 11
     Фрагмент оригинала письма П.Тольятти к В.Бьянко

     Откровенный  цинизм  в  достижении  политических целей, прозвучавший  в
письме Тольятти, не вызвал воодушевления даже у его адресата. "Не думай, что
я сестра милосердия, -- писал Бьянко. -- Я прекрасно отдаю себе отчет в том,
что, сражаясь  против Советского Союза, они совершили серьезное политическое
преступление против  советского народа, указавшего им путь выхода  из  войны
против  самих  себя  и  того класса,  к  которому  они  в  большинстве своем
принадлежат. Но  ставить крест  на трудящихся массах стран фашистского блока
-- ты лучше меня знаешь, что это значит, и, кроме того, я очень хорошо знаю,
что  ты так не  думаешь.  Но,  к  сожалению,  я  должен  констатировать, что
подобное мнение распространено, и довольно широко"[378].
     3  февраля  1992 г.  Андреуччи опубликовал  отрывок  письма Тольятти  в
журнале "Панорама"[379]. Легко представить реакцию  итальянцев на
эти  размышления крупного  политического деятеля, даже в случае, если бы они
были приведены  в  том подлинном  виде, в  каком  мы  процитировали их выше.
Однако текст,  помещенный в "Панораме", оказался  еще страшнее. В  него было
внесено  около сорока поправок  в сравнении с оригиналом. Одни из них, вроде
замены "старика" Гегеля на  "божественного" Гегеля, могли быть расценены как
стилистические  упражнения публикатора, другие  же не  оставляют  сомнений в
сознательном искажении, а значит,  фальсификации текста. Суть этих искажений
--  ужесточение мыслей  Тольятти в  отношении  возможной  гибели итальянских
военнопленных в СССР как условия будущей победы коммунистов.
     Политическая  бомба взорвалась. Эффект ее  воздействия был усилен еще и
тем  обстоятельством,  что  в публикации  указывалось ложное  место хранения
оригинала  письма  --  архив  "мрачно-пугающего"  КГБ  СССР.  "Лучший",  как
называли в Италии Тольятти,  теперь ассоциировался не только с коммунистами,
но и со зловещим  НКВД. В течение последующих двух дней отрывки из письма  с
еще большими искажениями опубликовали итальянские газеты "Темпо" и "Джорно".
Буквально  вал  комментариев  захлестнул  прессу  Италии.  Письмо  поместили
практически все ведущие итальянские газеты, оно обсуждалось  на телевидении,
профессор Андреуччи и директор издательства  "Понте алле  Грацио" Камарлинги
провели  в  Риме  нашумевшую  пресс-конференцию,  Президент  Италии  Коссига
объявил  о  намерении  отправить в  Москву трех  специалистов для проведения
особой   экспертизы,  поскольку  сомнения  в   подлинности   письма   начали
высказываться сразу же после первой публикации.
     Уже  фотокопии  отрывка  письма,  помещенные  в  "Панораме" и  "Темпо",
обнаружили две графические версии письма Тольятти. Однако  решающий момент в
разоблачении подлога оказался связанным не  с этим  наблюдением.  После того
как волна от "взрыва" в Италии  письма Тольятти  докатилась до России, стало
ясно,  что необходимо предпринимать какие-то  меры.  Нам  удалось оперативно
передать  в  Италию  еще одну ксерокопию  автографа  тольяттинского  письма,
которая тотчас  с конкретным указанием места хранения была воспроизведена  в
газетах  "Реппублика"  и  "Стампа".  Подлог  стал   очевидным,  и  наступило
"Ватерлоо" профессора Андреуччи.  "Я должен побыть один.  Хочу подумать, что
говорить",  --  заявил он  журналистам  и укрылся в  одном  из флорентийских
пригородов[380]. "Почтим память скончавшегося историка", "Если бы
существовал орден историков, следовало  бы навсегда вычеркнуть имя Андреуччи
из  его списков", "Сомнительно, что  когда-нибудь рядом  с  именем Андреуччи
будет  стоять:  "уважаемый  профессор""  --  такими  заголовками  и  фразами
сопровождали итальянские газеты разоблачение Андреуччи.
     На  первый  взгляд,  именно  недобросовестность  профессора   возмутила
итальянскую  общественность.  Во  всяком  случае,  именно  к этому  поначалу
попыталась свести все дело коммунистическая и близкая  к ней печать и другие
средства массовой информации. Тем самым читателей как бы уводили от главного
вопроса  -- смысла размышлений  Тольятти, которые, несмотря на  существенные
искажения, в своей основе приобрели злободневное политическое звучание. Дело
в том, что публикация в "Панораме" состоялась всего за неделю до официальной
передачи двух  тысяч  урн с прахом умерших в  советском плену итальянцев.  В
этих условиях  содержание  письма Тольятти  почти  пятидесятилетней давности
необычайно  актуализировалось. На урны с прахом падала тень Тольятти. Но это
была не  просто тень  известного в Италии  и  мире  человека,  отказавшегося
помочь спасти  своих соотечественников.  Это была  тень Тольятти-коммуниста.
Письмо  Тольятти,  ставшее  известным  в разгар  предвыборной  парламентской
кампании в Италии, серьезно компрометировало преемницу Итальянской компартии
--  Демократическую  партию  левых  сил и  одного  из ее  кандидатов,  вдову
Тольятти  Леонильду  Иотти.  Понятно  в  связи  с  этим,  почему  искажения,
допущенные  в  письме,   никак  не  были  связаны  с  простым  несоблюдением
элементарных  научных требований. В этом была единодушна вся общественность,
и  не  только Италии, но  и других  стран. "Кое-кто,  --  писала,  например,
"Реппублика",  --  хотел  подтасовать  правду  даже  ценой  нарушений  самых
элементарных  правил  информации  и истории, хорошего  вкуса  и честности...
Скандальная  журналистская  фальсификация  -- это  не  просто  журналистская
ошибка.   Это   --   не   случайность,   а   задуманная  и  желаемая   ложь.
Собственноручное исправление  с  такой  легкостью и  бесстыдством заставляет
предположить,    что   те,   кто   действовал,   был    убежден   в   полной
безнаказанности"[381].

     Рисунок 12
     Одно из первых разоблачений фальсификации  письма П.Тольятти к В.Бьянко
в  итальянской газелле "La Stampa": сравнительный  анализ оригинала и первой
публикации

     Так  кто же  действовал столь бесцеремонно,  нагло  фальсифицируя текст
письма Тольятти?
     Уже  в  откликах на публикации письма  комментаторы и  непосредственные
участники событий выдвинули на этот счет три версии.
     Первая  версия  связывала  фальсификацию  письма   Тольятти  с  русским
дефицитом. Суть ее сводилась к тому, что искажения текста случились по чисто
техническим причинам.  Рукописный оригинал письма Тольятти написан на  узких
(шириной не более 12  см) листах бумаги.  При изготовлении с него ксерокопии
часть  текста оказалась плохо пропечатанной (со  "съеденным левым полем"), и
поэтому при  подготовке  публикации ее пришлось "домыслить".  Опубликованные
показания  причастных  к делу  лиц в этом  смысле  совпадают в рамках  общей
версии,  отличаясь  деталями.  Фирсов   сообщил  газете  "Реппублика",   что
ксерокопию   для   Андреуччи   он   сделал   в   собственном   кабинете   на
"непрофессиональном", т.е. портативном, ксероксе. "Посмотрите, -- говорил он
корреспонденту,  --   в   варианте   "Реппублики"  каждый   лист   оригинала
соответствует листу копии, а для Андреуччи я постарался  поместить два листа
оригинала  вместе. -- Почему же? -- Чтобы сэкономить на бумаге, конечно". "А
потом я дал Андреуччи ксерокопию  оригинала письма на итальянском языке", --
продолжал он.  Эту  версию подтвердил  и Бегаццио.  В  интервью  все той  же
"Реппублике" он заявил, что копию "со  съеденным левым полем" Андреуччи "сам
привез  в Италию"[382]. Наконец, вечером 14 февраля  1992  г,  по
первому каналу государственного телевидения  Италии  в коротком интервью сам
Андреуччи  признал  себя ответственным за  искажения текста письма в связи с
его некачественной копией, которой он располагал.
     Не  будем  пока  комментировать  все эти  свидетельства и обратимся  ко
второй  версии.  Историк  Д.Бока  в  "Панораме"  прямо  заявил,  что  "некая
правительственная   партия    обязала    секретные   службы    выкупить"   и
"растиражировать"  письмо Тольятти[383]. В еще более резкой форме
это  мнение выразил председатель  Демократической партии левых сил А.Окетто.
По  его  словам,  против партии  и  итальянской  демократии  была  развязана
нечестная кампания. "Чтобы попасть в  ДПЛС, надо было  целиться в обновление
Республики.  Это  невероятно. Мы  требуем  ответа, как это  могло произойти.
Думаю,  это  происходит  тогда,  когда к истории  применяют  не исторический
подход    с    целью   установления    истины,    а   подходят   с   мерками
спецслужб"[384].
     Третью версию осторожно  попыталась  внедрить газета ДПЛС "Унита".  Уже
сам заголовок одной из ее статей -- "Фальшивка из Москвы"[385] --
локализовал происхождение подлога, а фраза: "В стенах  РЦХИДНИ, бывшего ИМЛ,
началась "операция Тольятти": здесь хранится оригинал документа,  публикация
которого всколыхнула всю Италию, и отсюда надо  исходить, чтобы понять смысл
политической  кампании"  --  должна  была  прямо указать место  изготовления
фальшивки. Более того, в данном здесь образе  директора РЦХИДНИ,  растерянно
мятущегося под  резким  напором честных  и  прямых вопросов  корреспондента,
цинично требующего деньги или технику  за документы, легко просматривалось и
одно из лиц, причастных к подлогу.
     Поскольку  в этой  заметке  прямо затрагивалась честь архива, мы решили
действовать.  В актовый  зал архива было приглашено около 50 аккредитованных
иностранных журналистов, и в течение почти трех часов нам пришлось объяснять
все обстоятельства, связанные с появлением публикации.
     Имеется      машинописная     расшифровка      магнитофонной     записи
пресс-конференции[386]. Она говорит о  том, что обе участвовавшие
в  ней стороны,  пытаясь разобраться в истории с письмом Тольятти, так и  не
смогли постичь многие очень важные детали, остающиеся неясными и до сих пор.
Корреспондентка  "Известий"  Э.М.Максимова  в  заметке  о  пресс-конференции
расценила   событие   как  следствие   "архивного  пиратства"   со   стороны
Андреуччи[387]. Отчаявшись в своих попытках доказать прежде всего
итальянским журналистам непричастность к подлогу РЦХИДНИ,  автор  книги  был
вынужден  обратиться   с  просьбой  прислать  все   итальянские  публикации,
связанные с письмом  Тольятти,  и даже предложил создать некую международную
комиссию, которая смогла бы  изучить все обстоятельства дела.  Идея создания
комиссии  впоследствии  умерла сама собой,  поскольку очень быстро исчерпала
себя злободневность  темы. Что же касается материалов итальянской прессы, то
любезная  предупредительность  итальянцев  оказалась  сверх всяких  мыслимых
ожиданий:  уже в начале апреля архив имел абсолютно  полную подборку прессы,
которая,  увы,  лишь  констатировала  и  интерпретировала  на  свой лад  уже
известные факты.
     И  все  же ясность  и  искренность  ответов на  многочисленные  вопросы
журналистов  помогли  снять  с  РЦХИДНИ  тень подозрений.  Во всяком случае,
третья версия умерла, не получив дальнейшего развития. Сейчас, по прошествии
нескольких лет, когда  стерлись из памяти  многие детали, но зато прояснился
общий план и ход  событий,  по-прежнему многое, в том числе главное -- кто и
как  совершил  подлог,  остается  неясным.  И  все-таки  открывается  больше
простора для размышлений.
     Еще  раз  крупным  планом  посмотрим   на  события.  Первые  публикации
фальсифицированного  текста письма  Тольятти вызвали  шок  у итальянцев.  По
свидетельству   итальянской  прессы,   даже  друзья  Андреуччи  после  этого
заболели,  перестали  выходить  на  улицу,  пересматривая  свои  взгляды  на
прошлое.  Левым  силам  был  нанесен мощнейший  и  неожиданный удар.  Прошло
несколько дней, прежде чем выяснилось,  что текст письма искажен.  Искажен в
сторону  усиления "негуманного"  образа  Тольятти,  но  не настолько,  чтобы
говорить о  кардинальном  изменении подлинных мыслей автора и  его позиций в
отношении   судеб  пленных  соотечественников.  Однако   левые   силы  ловко
использовали  сам  факт искажений и попытались извлечь максимум политических
дивидентов  от  раны, нанесенной противниками выстрелом в  их  прошлое.  Они
начали активную кампанию разоблачения  подлога, закрывая  ею  сам дух и идеи
подлинного письма Тольятти.
     Что  оставалось  делать в этой ситуации их противникам? Выстрел письмом
был  сделан,  но  враг  быстро  оправился  и  перешел  в   хорошем  темпе  в
наступление.   Нужно  было   отступать.  Версия  о  техническом  браке   при
копировании  оригинала письма  Тольятти  и  легкомыслии Андреуччи  позволяла
более или менее достойно выйти из сражения. Андреуччи был принесен в  жертву
вымученного  отступления,  профессор  пошел  (или  был вынужден по  каким-то
причинам пойти)  на  самопожертвование. Политика, как свидетельствует письмо
Тольятти, была грязным делом  в  прошлом. Судьба того же письма  в  наши дни
убеждает лишний раз в том,  что  за десятилетия политика не  стала чище и не
утратила атрибутов  изощренности.  Слава  историку,  способному пусть  через
годы, но все же донести современникам и потомкам всю мерзость и бесчестность
политических интриг.
     * * *
     Случай с  письмом Тольятти,  конечно  же,  не прибавил  славы  РЦХИДНИ.
Впрочем, он скоро был стерт событиями более  впечатляющими, связанными уже с
внутриполитическими     обстоятельствами.    Разворачивался    процесс     в
Конституционном суде  по  так называемому "делу КПСС". Президентская команда
со всей  серьезностью подошла к  подготовке этого процесса.  Идея о том, что
партия   являлась  государственной  и  даже  надгосударственной  структурой,
требовала историко-документального подтверждения, которое в изобилии имелось
в архивах. Распоряжением Президента России была создана Специальная комиссия
по  архивам,  в состав  которой  вошли представители  МИД,  МБ,  МВД, других
ведомств,  в  том  числе  и  Росархива.  На  Росархив,  который  в  комиссии
представляли Р.Г.Пихоя и автор книги, была возложена задача организационного
и документационного обеспечения деятельности Комиссии.
     Возглавил  комиссию  один  из тогдашних  вице-премьеров М.Н.Полторанин,
предложивший  довольно жесткий режим работы  по выявлению, рассекречиванию и
копированию документов, а также весьма своеобразные критерии рассекречивания
и процедуру доступа к  рассекреченным  материалам широкой общественности. Н