время жил у меня на квартире. Мы  с  ним  из
одного городка.
   - Да, он рассказывал про вас. Может, передать ему что-нибудь? Он позвонит
вам сразу, как только освободится.
   - Послушайте, я звоню по чрезвычайно важному делу. Мне только  что  стало
известно, что ему готовят  ловушку  при  помощи  Карточки  Предательства.  Я
узнала, что некто Хортон Фут продал ее Альбани. А Фут  работает  на  Луэйна!
Все это специально подстроено! Как только Хэрольд окажется на вилле, ловушка
захлопнется.
   - Господи! - воскликнула Тереза. Майк  не  переживет  потерю  еще  одного
клиента.
   - Лучше позовите их из подвала, и я поговорю с кем-нибудь из них.
   - Простите, - сказала Тереза, - но их там нет. Я сказала вам неправду.
   - Зачем?
   - Там приказал мне Майк. Чтобы все думали, что они с Хэрольдом все еще  в
городе.
   - То есть они уже поехали на виллу?
   - Час назад.  Неужели  ничего  нельзя  сделать?  Может,  стоить  сообщить
властям, чтобы те остановили Охоту?
   - Нет, - сказала Нора. - Луэйн не нарушил никаких законов.  Его  поступок
противоречит лишь этике и морали. Дайте подумать... Я кладу трубку,  у  меня
возникла одна мысль.
   Нора положила трубку на рычаг. Связаться  с  Хэрольдом  или  Альбани  она
никак не может.  Обогнать  их  и  приехать  раньше  на  виллу  Луэйна  тоже.
Оставалось только одно. И она надеялась, что ей это  поможет.  Нора  набрала
телефон "Охотничьего Шоу".

Глава 42

   Альбани не любил надолго расставаться со  своей  машиной.  Не  так  много
времени отпущено человеку жизни, чтобы сидеть за рулем "ламборджини", и Майк
Альбани желал наслаждаться каждым таким мгновением. Однако  профессиональная
необходимость переборола личные  привязанности.  Став  обладателем  Карточки
предательства, он быстро нашел подходящие маскировочные костюмы для Хэрольда
и для себя. Приехав на Центральный вокзал, они как раз  успели  на  поезд  в
19.15,  отправлявшийся   в   Санта-Марту,   небольшой   деревушки,   где   и
располагалась вилла Луэйна.
   Вагон был битком забит крестьянами в одеждах черного  цвета  с  плетеными
корзинами, полными салями и плодами  хлебного  дерева,  которое  в  изобилии
произрастало на острове.
   После получения независимости Охотничьего  Мира,  его  основатели  первым
делом решили выселить с острова всех коренных жителей и решили все начать  с
нуля в демографическом отношении.  После  долгих  споров  было  решено,  что
острову необходимы крестьяне. Но не  просто  какие-нибудь  там  крестьяне  -
Эсмеральда нуждалась в крестьянах, которые были бы довольными своей жизнью и
не завидовали окружающему их богатству и роскоши. Основатели  понимали,  что
по настоящему хорошие крестьяне обойдутся недешево, но ничто другое не могло
создать на острове обстановку терпимости, которая так цениться в современном
мире.
   После горячих дебатов было  принято  решение  привезти  из  южной  Европы
крестьян, которые носят береты.
   Основатели установили контакты с испанскими и итальянскими силу,  которые
поставляли рабочую  силу  из  Андалусии  и  Меццоджорно,  провели  беседы  с
претендентами, и самые талантливые из них  были  направлены  в  пользующуюся
заслуженной репутацией "Крестьянскую школу" в городке  Цуг,  Швейцария,  для
окончательной полировки.
   Крестьяне на  Эсмеральде  на  самом  деле  почти  не  занимались  никакой
работой, а просто исполняли декоративные  функции.  Всю  тяжелую  и  грязную
работу выполняли государственные рабы: пахали,  сеяли,  унавоживали  поля  и
снимали урожай. От крестьян всего лишь требовалось танцевать  перед  гостями
Эсмеральды по воскресеньям, а в остальные дни недели пить слоуг  -  мешанина
из вина и пива, которую  тщетно  пытались  разрекламировать  эсмеральдовские
виноделы.
   А еще они хвастались своим богатством и мужскими способностями,  пока  их
жены поджаривали дома фаршированных кукурузой поросят.
   Их традиционные костюмы разработал сам Джики из Голливуда: длинные  юбки,
шаровары и плотно зашнурованные корсажи.
   Разумеется возникали проблемы с крестьянскими  детьми,  как  и  с  любыми
остальными, но после достижении совершеннолетия  их  отправляли  в  торговые
школы Кашмира, и все оставались довольны.
   Наблюдательный человек наверняка бы  заметил  двух  личностей  в  широких
плащах, которые сошли на станции Санта-Марта дель Кампо,  располагавшейся  в
пятидесяти милях от города. Они тут же направились в "Голубой Бофор" - самую
большую таверну в деревне - и стали тихим голосом о чем-то договариваться  с
владельцем. Один из незнакомцев - молодой парень с пышной фальшивой  бородой
- показал ему листок бумаги, который крепко сжимал в руке. Хозяин таверны от
удивления открыл рот, а затем на его лице появилось хитрая усмешка.
   - Не, ну я то тут причем, а? - Год учебы в школе для сельских барменов на
севере Англии сильно сказался на его речи.
   - Мы хотели бы поговорить с Антонио Фериа, - сказал бородатый.
   - Он сейчас занят по горло - следит за подготовкой вечеринки на вилле.
   - Это нам известно. - В руке бородача появилась хрустящая банкнота.  Будь
хорошим парнем, отведи меня к нему.
   Хозяин взял деньги, изобразил на лице благодарность и пошел к телефону.

Глава 43

   Когда младший Джанго Фериа вернулся вечером  из  школы,  он  увидел  двух
незнакомцев, сидящих в гостиной его матери. У того, что ростом повыше,  была
фальшивая борода. Другой - темноволосый, весь в черном, в  мягких  невысоких
кожаных  сапогах.   Его   голубые   глаза   излучали   такую   решимость   и
непоколебимость, что Джанго застыл на месте.
   - Кто это? - поинтересовался он.
   - Заткнись! - прикрикнул на него отец, Антонио Фериа. Только тогда Джанго
заметил, что на отце белая рубаха с кисточками, которую тот одевал только на
похороны и праздники. Наверно, эти незнакомцы очень важные персоны,  подумал
Джанго, но задавать вопросов больше не стал, потому что хорошо усвоил  уроки
в "Крестьянской школе": не думать о том, о чем тебя не просят.
   Тут в  комнату  вошла  его  старшая  сестра  Миранда.  Она  остановилась,
поставив руки в боки и слегка оттопырила нижнюю  губу.  Волосы  были  наспех
прихвачены лентой. Она была высокой для крестьянки, но ниже,  чем  настоящие
аристократки.  Небольшие,  но  упругие  груди   распирали   грубое   полотно
крестьянской сорочки. Ноги были  скрыты  под  длиной  юбкой,  но  они  тоже,
наверняка были что надо.
   - Папа, что ты натворил? Кто  эти  люди?  -  хотя  в  ее  голосе  звучала
тревога, было видно по ее лицу,  что  она  с  удовольствие  оказалась  бы  в
объятьях одного из этих мужчин, а может и двух, разве что не одновременно.
   Сидящий за грубо сколоченным  деревянным  столом  Антонио  Фериа  почесал
небритый подбородок и налил себе стакан  узетта.  В  его  глазах  отражалась
борьба гнева и усталости.
   - Все очень просто, - сказал он. - Этот человек, -  он  слегка  пошевелил
покалеченной правой рукой в сторону Хэрольда,  -  пойдет  сегодня  на  виллу
сеньора Луэйна, чтобы прислуживать ему на банкете. Он подаст жареных  цыплят
вместо Джовио, нового крестьянина, которого сеньор еще не знает в  лицо.  Ты
будешь вместе с ним - понесешь традиционные пироги со шкварками. Понятно?
   - Он не местный, - с любопытством разглядывая Хэрольда, заметила Миранда.
- Или это новый крестьянин?
   - Нет, он Охотник и приехал издалека.
   - Охотник? И на кого же он охотится?
   Антонио отвел взгляд в сторону. Его лицо исказила гримаса.
   - Он охотится на сеньора Луэйна, Эль Патроне, наконец выдавил он из  себя
и снова наполнил свой стакан.
   - Отец! Как ты можешь предать сеньора Луэйна, который столько сделал  для
тебя и для всей деревни?
   Антонио Фериа  что-то  неразборчиво  пробормотал  и  зашаркал  ногами  по
земляному полу. Его деревянные башмаки,  несколько  пар  которых  он  дешево
купил на рынке в Санта-Каталина, уже почти сносились от шарканья по грязному
двору.
   - Но у меня нет другого выбора! - с жаром воскликнул он. -  Дело  в  том,
что у него есть Карточка Предательства. Ты же знаешь, как государство карает
тех, кто отказывается предавать по требованию владельца такой карточки.
   - Тогда у тебя действительно нет другого выбора, -  согласилась  Миранда.
Но ка ему пройти мимо охраны?
   - Мы дадим ему документы Джовио.
   - Отец, но Джовио ростом всего лишь в пять футов!
   - Значит, ему придется сутулиться. А  ты  пококетничаешь  с  охранниками,
соседи рассказывают, у тебя это неплохо получается. Ты также должна  научить
его, как шаркать ногами.
   Миранда повернулась к Хэрольду.
   - Пойдем. Посмотрим, что у тебя получится.
   - Минутку, - сказал Хэрольд и посмотрел на Альбани. - Ну, я пошел.
   - План виллы не забыл? - спросил Наводчик. -  В  поезде  у  нас  не  было
достаточного времени как  следует  его  изучить  из-за  этой  неразберихи  с
бутербродами и того придурковатого заклинателя змей.
   - Я все помню. Думаешь, все получится?
   - Конечно получится! До того времени, как ты пустишь ему пулю в  лоб,  он
не   будет   ни   о   чем   подозревать.   Помнишь,   как    обращаться    с
костюмом-хамелеоном? Пистолет с тобой? Заряженный?
   - Да, да. А ты где будешь?
   - Я вернусь в таверну, - ответил Наводчик. -  Буду  пить  черный  кофе  и
грызть пока ты не придешь и не скажешь, что все в порядке.
   - Или пока кто-нибудь другой не скажет, что у меня ничего не вышло.
   - Не говори так,  ты  можешь  все  сглазить.  Удачи  тебе,  Хэрольд.  Как
говорится, ни пуха!
   Миранда взяла Хэрольда за руку.
   - Пойдем, - сказала она хрипловатым, но на редкость женственным голосом.

Глава 44

   - Не так, - сказала Миранда, - надо еще больше согнуться, голову  втянуть
в плечи, а ногами как можно сильнее шаркать по полу.
   Они находились в ее спальне  -  небольшой  хижине  ярдах  в  двадцати  от
отцовского дома - именно на таком расстоянии полагалось строить жилье для не
слишком набожных крестьянских девушек брачного возраста.  Тут  она  пыталась
научить  Хэрольда  Крестьянскому  Шарканию.  Естественно,  нечего   было   и
надеяться, что  он  осилит  эту  науку  за  одну  ночь.  Ведь  в  Цуге  -  в
Крестьянской Школе один только  курс  Раболепия  и  Низкопоклонства  занимал
целый  семестр.  Слава  Богу,  что  Хэрольду  не  требовалось  учить  всякие
тонкости,  благодаря  которым  сразу  можно  определить  социальный   статус
крестьянина, потому что, скорее всего, ему не придется ни с кем встречаться.
А в сумерках его  сгорбленная  фигура  вряд  ли  привлечет  внимание  пьяных
охранников в полосатых двубортных костюмах, которые слоняются вокруг  виллы,
куря сигареты и отпуская сальные шуточки в адрес женщин.
   - Так лучше? - спросил Хэрольд, согнувшись и втянув голову в плечи.
   - Теперь ты похож на регбиста, который собирается передать пас.
   - А сейчас?
   - На подстреленного медведя, который готов разорвать в клочья любого, кто
попадется в его лапы.
   Хэрольд выпрямился.
   - От этого сгибания у меня уже спина разламывается.
   Миранда кивнула, любуясь его крепким мускулистым телом, хотя  перед  этим
дала себе зарок не воспринимать Хэрольда как мужчину. Capriesti dil  dnu!  -
мысленно произнесла она старинное ругательство, которое не  следовало  знать
воспитанным девушкам. Он был такой красивый. Миранда задержала на нем взгляд
гораздо дольше, чем следовало, а потом отвернулась.  А  секундой  позже  она
совсем не удивилась,  когда  он  подошел  к  ней  вплотную.  Близость  этого
огромного, немного неуклюжего парня не просто волновала ее. Миранда чуть  не
лишилась чувств от  запаха  его  пота,  смешанного  с  ароматами  жасмина  и
бугенвилии, которые легкий ветерок разносил по сонному тропическому острову.
   -  Когда  нам  нужно  быть  на  том  банкете?  -  спросил  Хэрольд  после
непродолжительного молчания, от которого  у  девушки  чуть  не  остановилось
сердце.
   Она оценила его откровенность и бросила на него молниеносный взгляд своих
темных глаз, в  котором  содержался  давний  как  мир  призыв  к  действиям,
понятный без всяких слов. - Мы можем прийти туда за час для начала,  поэтому
у нас  достаточно  времени,  сказала  она,  четко  произнося  каждое  слово,
чувствуя, как сердце готово вырваться у нее из груди.
   - Тогда  давай  устроимся  поудобнее,  -  предложил  Хэрольд,  ложась  на
кровать.
   Сомнения Миранды длились лишь долю секунды. Может, ее удерживала мысль  о
том, что сейчас она распрощается со своей девственностью - это всегда  имеет
важное значение для всякой женщины. Черт побери его вместе с  его  неуклюжей
соблазнительностью! - подумала девушка. Она перестала бороться  с  желанием,
которое переполняло ее душу,  поднимаясь  из  каких-то  новых,  до  сих  пор
неизвестных ей глубин, и бессильно легла рядом с ним на  кровать,  хотя  эта
слабость и была ее силой.
   - Сладкоголосый негодяй, - прошептала она.  Ее  губы  скользнули  по  его
длинному ровному носу и жадно впились в его уста.

Глава 45

   В мире, где не существует табу на секс, пьянство, наркотики или убийство,
трудно найти  что-нибудь  такое,  что  не  станешь  делать  каждый  день,  а
позволишь себе лишь на вечеринке. Необычные развлечения -  вот  что  позарез
требовалось тем, кто устраивал банкеты на Эсмеральде.
   В Древнем Риме типичный благосостоятельный устроитель вечеринок, которому
так же не  хватало  скромности,  как  и  его  современному  последователю  в
Охотничьем Мире, угощал своих гостей таким редким и неперевариваемым блюдом,
как языки  индюков  с  трюфелями,  которые  подавались  вместе  с  кусочками
охлажденного жира  рабов,  как  об  этом  беспристрастно  сообщает  папирус,
найденный в Геркулануме.
   В те времена гость, который не отставал от моды, должен  был  с  радостью
запихать себе всю эту еду в глотку, а потом стремглав нестись в  вомиториум,
выблевать все обратно,  вытереть  рот,  справить  малую  нужду  и  вернуться
обратно к следующему блюду.
   Но, разумеется, вряд  ли  древнего  римлянина  можно  считать  утонченным
ценителем.  Луэйн  всегда  старался  выдумать  для  своих  вечеринок   нечто
совершенно новое, чтобы  наповал  сразить  присутствующих  и  бросить  вызов
среднему классу, почти что уподобляясь дадаистам.
   Раз людям на  Эсмеральде  было  разрешено  все,  что  угодно,  надо  было
заставить гостей  удивляться  обычным  вещам,  используя  для  этого  законы
парадокса и превращая щекотание нервов в  интеллектуальное  занятие.  Именно
этим и руководствовался  Луэйн,  создавая  стриптиз-наоборот,  который  стал
пользоваться необычайной популярностью.
   Это извращенное представление  было  показано  сразу  же  после  кофе  со
шербетом  в  большом  обеденном  зале.  Гости  Луэйна  сидели  за   столами,
расставленными в форме подковы. С внешней стороны столов  сновала  прислуга,
которая разносила блюда, наполняла бокалы, предлагала кокаин (он до сих  пор
пользовался популярностью, хотя сила его действия - что не скажешь  про  его
цену - таинственным образом уменьшилась после его официального разрешения  в
Соединенных Штатах).
   Слугами были крестьяне из соседней деревни, которые ради такого праздника
переоделись в воскресные одежды - широкие юбки и короткие кожаные  штаны  на
подтяжках. Если бы кто-нибудь пригляделся бы повнимательней,  то  увидел  бы
среди толпы прислуги одного крестьянина,  выше  всех  на  голову  и  слишком
неуклюжего даже для крестьянина. Тирольский камзол слуги,  или  кем  он  там
был, сильно оттопыривался с одной  стороны.  Может,  он  просто  прятал  там
украденную бутылку вина, которую решил выпить  потом  в  таверне  со  своими
неотесанными дружками. А может, это было нечто еще более страшное, например,
огромная  опухоль.  Такие   вещи   демонстрируют   приезжим   кинооператорам
крестьяне, проживающие в отдаленных уголках острова. Это мог быть даже "смит
энд вессон" в наплечной кобуре.
   Но в этот момент глаза всех гостей были прикованы к  обнаженной  девушке,
которая только что вошла в обеденный зал и поднялась на  небольшую  эстраду,
которую подковой окружали столы. За собой она  везла  блестящий  чемодан  на
колесах фирмы "Самсонайт". В зале  послышались  вялые  аплодисменты.  Но  на
самом деле ее появление ничуть не  заинтересовало  гостей.  Чемоданы,  пусть
даже на колесах, все видели не раз.
   Но когда она сладострастным жестом открыла  замки  и  гостям  собравшихся
открылся настоящий гардероб, в зале послышался возбужденный  шепот  -  гости
поняли, что девушка собирается одеваться, а такого представления почти никто
из них никогда не видел.
   Медленными дразнящими жестами, она достала из открытого чемодана  лифчик,
трусики и  чулки.  Напряжение  возросло,  когда  она  нерешительно  замерла,
выбирая платье и наконец остановилась  на  ярко-красной  накидке  из  шелка,
через которую просвечивались только что  прикрытые  изгибы  ее  тела.  Гости
перешептывались  с  растущим  возбуждением,  хотя  трудно  было   определить
настоящее оно или наигранное.
   Теоретически каждый знал,  что  возрастание  сладких  эротических  чувств
можно было повернуть в  обратном  направлении  и  получить  интеллектуальное
наслаждение от волшебства укрывания женских прелестей. Главным здесь, как  и
во многом другом, было заставить  себя  почувствовать  то,  что  требовалось
чувствовать в подобных случаях.
   В конце, когда стиптезерке-наоборот - теперь уже полностью  и  со  вкусом
одетой (не обошлось даже без длинных, по плечи, белых  перчаток)  -  настало
время  набросить  на  себя  натуральную  шубу,  от  аплодисментов  не  могли
удержаться даже самые равнодушные.  Гости  понимали,  что  происходит  нечто
очень эстетическое и интеллектуальное, и решили полностью  насладиться  этим
чувством.
   Наконец девушка набросила на  плечи  боа  из  голубого  русского  соболя,
поклонилась и покинула эстраду, в зале началась  овация.  Вечеринка  Луэйна,
как всегда, удалась на славу.
   Скоро веселье подошло к концу. Гости хотели  побыстрее  вернуться  домой,
потому что завтра их ждал особый день. День боев  в  Колизее,  Автомобильных
Стычек, Клоунов-Самоубийц  и  Великой  Расплаты,  конец  которой  ознаменует
начало Сатурналий.
   Гости разъезжались  на  своих  мощных  лимузинах.  Немного  погодя  виллу
покинули слуги на своих никудышных "фиатах". Луэйн пошел в  спальню,  потому
что планировал встать рано, чтобы утром быть  уже  в  городе.  Автоматически
включилась сигнализация, в доме погасли огни, и наступила ночь.

Глава 46

   Ночь, таинственная и темная, ласковая и всепроникающая,  заполнила  виллу
Луэйна. В свете, который посылали на землю звезды  и  узкий  серп  луны,  на
сером фоне темнели силуэты  деревьев.  В  самом  доме  было  еще  темнее.  В
помещении для  хранения  продуктов  рядом  с  кухней  одна  из  до  сих  пор
неподвижных теней вдруг  пошевелилась.  Внезапно  блеснувшая  молния,  столь
нетипичная для этого времени года, осветила через зарешеченное окошко  груду
мешков с картошкой. Один из них двигался.
   Хэрольд разогнулся и сбросил с себя мешок. Крестьянскую  одежду  он  снял
еще раньше и теперь стоял в костюме-хамелеоне, который Альбани  в  последнюю
минуту все-таки успел подобрать по его росту.
   Костюм-хамелеон, который еще иногда называли кимоно ниндзя или  traje  de
invisibilidad    <костюм-невидимка    (исп.)>,    выгодно    отличался    от
использовавшихся ранее коричнево-зеленых маскхалатов, которые  могли  помочь
остаться  незамеченным  разве  что  в  сумерках  посреди  лиственного  леса.
Костьм-хамелеон делал человека незаметным  на  любом  фоне.  Он  представлял
собой  стеклянно-волокнистый  телеэкран,  которому  техники-портные  придали
форму цельного гидрокостюма с капюшоном и маской.
   Фотомимикрический материал, из которого он  был  изготовлен,  при  помощи
особых свойств стекловолокна и лазерного покроя, мог принимать любые оттенки
и цвета поверхности, на которой находился его владелец.
   Эффективнее всего он действовал, разумеется, ночью, так как  подстроиться
под