ниже рангом держали оружие в правой  руке, а
один так даже целился в окружающее пространство из автомата Калашникова.
     Те  же, кто получил право  упокоиться  на  элитарных участках благодаря
своим достижениям  в  сфере  бизнеса,  также  были  отмечены вполне внятными
символами, оставлявшими сомнения в том, кто  чем торговал, и как  называется
фирма, которой он обеспечил  процветание  на  долгие годы.  Да, тут  нередко
встречались высеченные безвестными скульпторами не  только названия фирм, но
их адреса и телефоны. И это было правильно, поскольку всякая реклама, и даже
такая,  способствовала вспомоществованию  вдовам  и  сиротам, из чьих нежных
объятий  злой  рок,  а то и просто киллерсакая  пуля  вырвали  единственного
кормильца.
     Было  отражено и финансовое могущество  усопших. У  одних из  нагрудных
кармашков пиджаков высовывались карты Visa,  другие  держали  в одной из рук
бумажник,  как правило, такой толщины, что он  казался беременным, у третьих
на  постаменте, по периметру, где у Пушкина, что возвышается  на  Пушкинской
площади,  шла  строка:   "Я   памятник  себе  воздвиг...",   была   высечена
закольцованная лента, на которой был многократно повторенный знак $.
     Любопытно, что вся эта финансовая символика вполне органично сочеталась
с православной. У кого-то, кто был изваян без галстука, на  груди был крест.
Кто-то стоял на "православном постаменте", то есть со стихами из Евангелия.
     Например, такими: "Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь
свою за овец".
     Или:  "Итак  бодрствуйте;  ибо  не  знаете, когда придет  хозяин  дома,
вечером, или в  полночь,  или  в  пение  петухов, или поутру; чтобы,  пришед
внезапно, не нашел вас спящими".
     А также: "И  ели все,  и  насытились; и набрали оставшихся  кусков семь
корзин полных; а евших было четыре тысячи человек, кроме женщин и детей".
     У кого-то за спиной был просто установлен канонический крест, который в
определенных ракурсах выглядел как ствол карабина.
     Танцору попалось и несколько групповых памятников, из чего он заключил,
что  это жертвы  либо  автомобильных катастроф, либо слишком мощных  зарядов
динамита, не ведающих ни жалости,  ни  избирательности. Но в  одном месте он
столкнулся с композицией, которая оставила его в недоумении. В центре стоял,
несомненно, босс,  величественный,  с  устремленным  вдаль  взором,  двух  с
половиной   метров  роста.  Слева  от  него  располагался   полутораметровый
охранник, с  Вальтером  в опущенной руке и  рацией  в другой,  которая  была
поднесена  ко рту. Справа, также  полутораметровая,  -- секретарша,  которая
даже высеченная в камне была необычайно сексапильной. Секретарша с обожанием
смотрела  на  шефа и  записывала  в блокнот  какие-то, лишь ей слышимые, его
слова. Танцор глянул на табличку и увидел на ней лишь одну фамилию, мужскую.
     "Блин,  --  воскликнул  Танцор изумленно,  -- их  что ли  живыми к нему
положили, как фараону?!" И грязно выругался, хоть на кладбище этого делать и
не следовало бы.

     Собрав этот богатейший  материал, Танцор  без  особого труда победил  в
конкурсе. Вот краткое  описание  его проекта. На  постаменте, имеющем  форму
восьмигранной  призмы,  величественно стоим  человек,  левая  рука  которого
покоится на компьютерной клавиатуре, а  правая протянута вперед.  Но ладонью
не  вверх, а  вниз.  По  бокам у него два горбатых карлика.  Один устремил к
центральной фигуре не только  подобострастный взгляд, но и поднос с бутылкой
шампанского,  бокалом  и  гроздью  винограда.  Второй  --   пачку  гранитных
долларов. У каждого из них на груди  слева прикреплено по  бэджу. На  первом
высечено  "Администратор",  на   втором  --  "Магистр".   Юзерская  вольница
безоговорочно отдала Танцору пальму первенства.
     Все же остальные работы  должного  впечатления на юзеров не  произвели,
поскольку за невысокую плату были заказаны арбатским  художникам, если можно
так выразиться, портретистам. Унылые фигуры, лепные  ангелочки, надписи типа
"Прохожий не тревожь мой прах. Я дома, ты в гостях" -- вся эта дребедень  не
могла вызвать в  душах зрителей ничего, кроме раздражения. Дерзнул предстать
самобытным и незаурядным  разве  что один  Граф. Он был  изображен в  полный
рост, половину которого  занимала его огромная бородища, с горящими глазами,
босиком, держащим  высоко  над головой  огромную хоругвь  с ликом Спасителя,
весьма похожим  на  самого Графа.  Но это-то и  взбесило коллективное  жюри,
которое  прекрасно  помнило, что персонаж, которого  исполнял  Граф, в  свое
время был отлучен от церкви Святым Синодом.
     Поэтому  этот памятник  был  оценен  ниже,  чем  даже ничтожная  работа
пришедшей  предпоследней  Трансмиссии. Та  просто и  без  затей,  как умела,
намалевала себя верхом  на  своем любимом Харлее-Дэвидсоне.  В силу  полного
отсутствия навыков рисования получилось очень похоже на гоголевский "Вий". А
если  конкретно,  на  то место, где ведьма совершает захватывающий полет  на
семинаристе Хоме.
     Через месяц она отыгралась с лихвой.



Апплет 0100. Первая кровь



     Через месяц Танцора вывели, как  принято  говорить  в армии, не знающей
жалости  к  врагу  и  сантиментов плюс  жалости  к собственному солдату,  на
огневую позицию. Для "боевого крещения".
     Как обычно, в 10  утра, всем было  выдано  задание. От которого Танцора
начало колотить.  Всей  семерке, Граф тогда еще был жив, предлагалось  убить
некую чувырлу. Имя и фамилия такие-то. Адрес такой-то. Род занятий такой-то.
Бывает там-то. Привычки такие-то. Может быть одета в  то-то  и то-то. Оружия
не имеет. Одинока.  Фото анфас и в профиль. Рост. Примерный вес. Цвет волос.
Револьверы и  боеприпасы  для троих  самых проворных  находятся  в  таких-то
ячейках камер хранения на трех московских  вокзалах. Бонус победителю  -- 50
тысяч долларов.
     А  специально  для  новичка   была  помещена   информация  о  том,  что
арестованный   на   месте  совершения  игровой  акции   не  должен  сообщать
правоохранительным  органам  истинные мотивы  своего  поступка. В  противном
случае,  он  подлежит  физическому  устранению.  (Слово  "физическому"  было
выделено  жирным  шрифтом).  Сохранивший  обет  молчания  будет освобожден в
течение двадцати четырех часов.
     Убить надо было Манку.
     Если бы Танцор был обычным, заурядным подонком, с неострыми  и  редкими
рецидивами  совестливости, может  быть,  даже порядочности, то  он открыл бы
холодильник, достал бутылку водки и начал бы  пить ее, чокаясь с зеркалом. А
потом принялся бы за вторую.
     Но он еще не успел, как жизнь его ни терла, в какую жопу ни засовывала,
еще не успел стать даже таким подонком, половинчатым.  Поэтому, чтобы как-то
сконцентрироваться, взять себя в руки, а потом уж начать соображать, написал
Администратору:

     Что?!!!!!!
     Блядь!
     Что, это тусовка проголосовала, не зная о ее существовании? Или это ты?
И твои стукачи?!!!

     Администратор ответил тут же:

     Брось истерику, говнюк!
     Все честно. По правилам. Я тут ни причем.  Тусовка проголосовала за то,
чтобы убить  самую близкую подругу Танцора. Никаких имен  не было.  А  уж мы
вычислили.  Они это любят,  любят человеку  целку поломать поизощреннее. Так
что смирись. И мой тебе совет, не теряй  времени. Это очень важно для твоего
будущего. Раньше была туфта. Сегодня необходимо себя переломить. Действуй!

     Танцор:

     Кто сказал, что она моя подруга!!! Совсем  посторонний человек. Одна из
многих знакомых!

     Администратор:

Трахал?

     Танцор:

Да таких по Москве штук двести ходит!

     Администратор:

Ну, так и действуй ;)

     Танцор  наконец-то  относительно  пришел  в себя.Вернулась  способность
думать.  Однако думание  он отложил на потом.  Вначале надо  было попытаться
спасти эту дуреху, вляпавшуюся хрен знает  во что.  Надо было перехватить ее
раньше  этой стаи ублюдков, которая  уже, наверняка,  и все стволы на  руках
имеет, и несется к ее дому, изо всей силы отпихивая друг друга локтями.
     Надо опередить. К счастью, думал Танцор, Манка после  кабака домой едет
редко.  Хоть  Гиви  и  пытается  блюсти  в  коллективе  целомудрие,  но  она
подрабатывает,  очень  часто  подрабатывает  с  кем-нибудь, кто  пощедрее  и
постарее -- чтобы  особо не утомлял. И чтоб  старой консервативной закваски,
без поползновений на садизм.
     Набрал  ее номер, и,  точно, дома ее не было. Позвонил в кабак.  Пустой
номер. Все дрыхнут, как мумии.  Кто уже дома, а кто и на часах, подложив под
щеку прохладную вороненую сталь. Звонить  Гиви  было бессмысленно, поскольку
Манка скрывала свои нелегальные ходки прежде всего от него. Поэтому рванул в
кабак в надежде хоть что-то выведать.
     Как  не был взвинчен,  однако заметил любопытную деталь. Как только  он
включил зажигание и тут же, с визгом, дал по газам, тут же двинулся следом и
сел на хвост темно-синий "Рено". Вместе вышли на Садовое. Вместе свернули на
Чехова.
     Танцор усмехнулся. Вот, значит, эти скоты  и снимают на цифровую камеру
игроков,  когда те на  задании,  а  потом, значит,  эти джейпеговские  файлы
вещают на сайт для всеобщего обозрения, для документальности. А уж он гадал:
кто  это  его отщелкал, когда он был на Востряковском?  Вполне возможно, что
они ему и люстру расфигачили. Ублюдки.
     Еще  один  поворот.  И Танцор колотит  ботинком в дверь, потому  что на
звонок в такое время никто не реагирует. Появляется заспанный Хруст. Лениво,
хоть и не без некоторого любопытства, впускает.
     --  Ну,  че?  Никак соскучился?  А уж Гиви  так по тебе  тосковал,  так
тосковал. Небось, не выгорело  на  новом месте-то?  Только опоздал маленько,
уже  неделя  как у  нас один новый чувак. Не хуже  тебя. Так что проехал ты,
Танцор, мимо денег.
     -- Да я не затем. У меня все нормально. Не знаешь, Манка с кем ушла?
     -- Откуда ж мне знать? -- ответил удивленно Хруст и вытаращил глаза. --
Неужто засвербело?
     -- Да не по той части! Может, все же видел?
     --  Как же я мог видеть? Я  в  шесть приехал,  ее уже не  было. Да  что
случилось-то? Что ты весь трясешься?
     -- Да,  хреново. Для нее хреново. Так, может, Тофик знает? -- продолжал
наседать Танцор.
     -- Тофик, может, и знает, да где его искать-то?
     -- Так позвони. Дома, наверно, где ж ему быть.
     --  Бригадиру,  --  Хруст  чуть   не   подавился   "Туборгом",  который
неторопливо отхлебывал, --  бригадиру утром засерать мозги  насчет  какой-то
Манки?! Чтобы он меня своим рыбкам на корм порезал?
     -- Да, бригадиру! -- У Танцора не выдержали нервы, и он заорал, хоть на
охранников орать и  не  принято. -- Потому что  Манке,  если  я ее сейчас не
найду, часа два жить осталось! Замочат ее, как пить дать, замочат!
     -- Что  ж  ты  мне  сразу-то  не  сказал. --  Хруст  переменил  тон  на
участливый, что в бандитской среде является дурным признаком. --  Кто это ее
запланировал?
     -- Да это долгая история.
     -- А я внимательный, все до конца выслушаю.
     -- Время, Хруст, теряем время! Скоро  уже на хрен никому не нужны будут
подробности! Ты мне веришь?
     -- Конечно, верю,  Танцор! Ты у нас всегда был чистенький такой. Сам по
себе. А мы все  в дерьме по пояс.  Кому же еще верить, как не тебе? -- Хруст
аккуратно поставил рядом  со  стулом  пустую  пивную банку и  открыл  зубами
бутылку колы.
     -- Кончай, я тебе подлянки никакой не делал.
     -- Да ведь и хорошего ты никому ничего не сделал.
     -- Ну, хочешь полштуки?
     -- Гринов?
     -- Гринов.
     -- Давай.
     Танцор дал. Хруст взял.
     -- Так чего ты пургу гонишь?  -- Уже почти совсем по-человечески сказал
Хруст, засовывая деньги в нестандартный брючный карман, сбоку от колена, где
он держал запасной магазин к Стечкину. -- Далась тебе эта Манка.
     --   Да,    понимаешь,    --Танцор   решил   воспользоваться    кратким
замешательством Хруста и дожать его, -- тут  речь идет не только о ней, но и
обо  мне.  Эти суки, кто  -- не  скажу, решили  таким образом опустить меня,
сделать  на  все согласным.  Чтобы на цырлах перед ними  ходил и  чтобы меня
можно  было  дальше  гнуть,  давить,   топтать...  Чтобы  стал  их  заводным
солдатиком.  Скажут:  убей  --  убью,  взорви  -- взорву, прыгай под танк  с
гранатой -- прыгнут.
     -- Да  ты,  братан, на иглу  что ли  сел?  Что несешь-то? Крыша  совсем
съехала?
     -- Слушай, Хруст, умоляю тебя, дай телефон Тофика! Он все знает.
     Хруст сидел, покачивал ногой, закинутой  на ногу, прикидывал, что можно
было бы содрать с Танцора еще штуку,  а потом  послать куда подальше. Однако
посчитал  это  дело  низким, перед  пацанами было  бы стыдно.  Хруст не  был
шакалом. Поэтому он решил вразумить Танцора:
     -- Я, конечно, не знаю, против кого ты попер.  А сам сказать не хочешь,
ну и ладно.  Но знай, плохо это для  тебя кончится.  Запомни: когда  человек
один, то он  не жилец. Каким бы хитрым ни был, все равно замочат, подловят и
замочит.  А  ты один. Такой хороший,  такой правильный,  с понятиями. Только
понятия у тебя совсем не те. Их быстро из черепа пулей вышибают. Манку  тебе
уже не спасти. Куда же ты прешь-то?  И Манку замочат, и тебя. Ведь у тебя же
даже ствола нет! Да если бы ты даже крутой из крутых  был,  если бы на танке
ездил,  то, повторяю, один в этом деле -- не жилец.  Таких  даже не  хоронят
по-человечески.
     Танцор понял, что все его слова  будут совершенно бессмысленны. Что эту
стену прошибить невозможно. Что у него нет аргументов против довольно внятно
излагаемой Хрустом стратегии естественного отбора. Однако дослушал до конца.
     --  Конечно,  Манка как бы  наша.  Гиви к ней неплохо относится. Пацаны
довольны, потому что добрая телка, с пониманием. И  если что,  то Тофик всех
бы  поднял и отбил ее. Но это лишь тогда, когда бы на нее наехали по работе,
из-за  нашего дела,  бизнеса.  Тогда отдать ее на  замочку  было бы западло,
позорно. А тут она сама куда-то влезла. Это ее дела. И ничьи больше. Не мои,
не Гиви, не Тофика, даже не Зойкины, которая очко  моет. И не  твои, Танцор.
Можно ли сейчас братву поднимать? Нельзя. Потому что  за Манкины дела  могут
положить  кого-то из  наших пацанов. Это неправильно. Если  так  делать,  то
скоро нас подомнут. Поэтому и звонить Тофику нельзя,  потому что он от такой
дурости совсем  озвереет. А ты  его знаешь. Иди, Танцор,  домой.  И если  ты
такой слизняк, то выжри две бутылки водки и ложись спать.
     Танцор встал и с благодарностью крепко пожал Хрусту руку.
     На всякий случай  рванул к  Манке, в Текстильщики.  Вполне  могла уже и
подгрести  домой. Пришел  к дому нос в нос с темно-синим  "Рено". Взбежал на
третий этаж.  Долго и бесполезно  звонил в дверь.  И  вдруг  вспомнил, что у
Манки есть  сестра. Она ему  об  этом  как-то говорила. Да,  точно, он был в
абсолютно разобранном состоянии, хотел ехать к ней, лишь бы не быть  одному.
Но  не  получилось. Манка сказала, что  надо к сестре.  То ли  с племянником
посидеть, то ли еще что-то.
     Кинулся к машине,  судорожно вспоминая фамилию Манки.  Однако в лэптопе
все еще торчало задание: Звягина, Ирина Николаевна. А  сестра? Блин, сменила
фамилию! Хотя нет, мужа  не было. Танцор залез в базу  данных МГТС и  в окне
поиска набрал: "Звягина ******* Николаевна".
     Таковых оказалось 87  человек.  Однако была еще одна зацепка, компьютер
выдал телефоны вместе с адресами. И Танцор начал мучительно вспоминать, куда
же тогда поехала  Манка. Ведь расстались-то они в метро.  Точно! Он пошел на
"Пушкинскую",  а она  на "Тверскую". Значит,  по зеленой  линии. Но,  может,
где-то пересела на другую. Нет, Танцор, вспомнил, как она сказала, что ей по
прямой... Да, даже сказала, что недалеко от института травматологии. Значит,
поехала на север, до "Войковской", в район улицы Приорова.
     Танцор  страшно  обрадовался  этой  удаче, потому  что  осталось четыре
вероятных  телефона. Так обрадовался, будто  дозвонись он сейчас  -- и  все,
Манка будет спасена.
     Но ни один из четырех телефонов не ответил.
     Танцор сидел и тупо набирал по кольцу четыре номера, тупо и зло твердя:
"Трахаются они там что ли?"
     Потом понял, что надо ехать к метро и ждать там, у выхода.
     Стоял и набирал, набирал, набирал Манкин номер.
     Вдруг понял,  что  ни у  подъезда, ни в подъезде, ни у метро никого  не
видел. И удивился этому. Ведь он не  мог себе представить, что Профессор уже
давно  сидел в квартире,  поджидая объект. Поскольку с легкостью отжал замок
входной двери, которую беспечная Манка  не собиралась менять на стальную. То
же самое проделал и  Лох. Но чуть позже. Поэтому Профессор, воспользовавшись
более выгодным положением, оглушил его, связал и засунул  в рот полпростыни.
Чтобы потом, после  выполнения задания, развязать и отпустить с издевками  и
подначками.
     В четыре часа надежды  Танцора упали практически до нуля. И он подъехав
к дому, решил дожидаться Манку прямо у квартирной двери. Войдя в подъезд, он
увидел,  как на площадке первого этажа, наклонившись,  стоит  Трансмиссия  и
зашнуровывает правый сапог.
     Танцор мгновенно понял,  что  опоздал.  Что этим  самым шнурком Манку и
задушили. Бесшумно и тихо.  Задушили более удивленную, чем  напуганную, даже
не  успевшую  не только  вскрикнуть,  но  и как следует ощутить  боль. Спазм
сонной  артерии, обморок, из которого  уже  ничего  не  чувствующий организм
пытается рефлекторно выйти при помощи  судорог. Которые страшны и безобразны
внешне.
     Но  изнутри все совсем по-другому.  Это просто  душа, или что там  было
внутри  у  Манки,  пыталась поскорей стряхнуть с  себя  осточертевшее  тело,
изолгавшееся, напуганное  жизнью,  и  вместе  с тем  жадное  и необузданное,
разрушающее себя быстрей, чем это делает время.
     Танцору стало необыкновенно легко. Он понял,  что уже ничто не помешает
превратить  рожу  этой  бешенной паскуды в кровавую болотную топь. Эту харю,
искривившуюся в злорадной ухмылке победительницы.
     Трансмиссия  стояла  удобно, очень удобно.  Поэтому удар ногой пришелся
точно в  подбородок.  Он  был настолько  силен,  что  потом  бил уже  только
лежащую,  уже не  пытавшуюся встать,  а лишь  загораживавшую  голову руками.
Когда  устала  правая  нога,  стал  бить  левой.  Трансмиссия лежала  молча,
несомненно, понимая игру гораздо лучше Танцора.
     Однако  это продолжалось недолго.  Вскоре  на Танцора накинулись сзади,
выволокли из подъезда, подтащили к его машине,  внятно ударили лицом о  край
крыши и кинули  внутрь. Один голос сказал: "Двигай. Если через минуту будешь
поблизости, то ты  труп". Второй, с глумливой интонацией, добавил: "Запомни:
когда человек один, то он не жилец!"
     Танцор приехал домой, выпил две бутылки водки и упал на диван.


     ***
     Лейтенант  Осипов наконец-то  взломал  нужный  сайт.  И майор  Завьялов
получил доступ ко всей хранившейся  на нем  информации.  Довольно  скоро  он
понял, что налоговый  капитан напал  на золотую жилу.  Деньги, которые здесь
крутились, были очень аппетитными.
     Весь  фокус аккумуляции огромных средств заключался в том,  что хозяева
"Мегаполиса"  полностью  презрели принципы  русского бизнеса  и  работали по
западной модели. То есть они  не стремились немедленно сорвать крупный куш с
сотни-другой  состоятельных  клиентов, а  еженедельно  сосали  по  несколько
долларов из каждого из  двухсот с лишним тысяч  своих абонентов. Конечно,  в
этой  мутной предпринимательской  водичке порой встречались и большие рыбины
-- тысяч по  двадцать-тридцать, когда  люди играли  по  крупному.  Но погоду
делали не они, а могучий  поток из  одиночных баксов. Да, подумал, Завьялов,
быть капитану майором. Надо ему маленько подсобить.
     Однако надо было  придумать  какую-то  выгоду  и  для  себя. И  она  не
замедлила  вынырнуть  из  недр  базы   данных.  Среди  множества  совершенно
бессмысленных и неинтересных  с оперативной  точки зрения  заданий,  которые
ежен