ущейся  платформой  и,  как  фрукты  на  подносе,
вознесла на крышу.
   Нас ослепило солнце; внизу  бушевал  праздник,  а  здесь  -  я  оторопело
оглянулся и сразу - вверх, - рядом топтались колоссальные подошвы колдуна  и
девушки-великанши. Сверху, пронзительно клекоча, закричал орел, тень от  его
крыльев накрыла нас, а следом - я в ужасе видел - огромная  ступня  колдуна,
приподнявшись, со стуком опустилась па всех нас.
   И конечно, раздавило. Вскрики  женщин  вокруг  меня  были  притворны,  но
темнота - реальна, и пол, исчезнувший под ногами, тоже.
   Падали мы недолго, метра полтора. Да  и  падением  было  назвать  трудно'
приземлились на  что-то  мягкое.  Кто-то  скомандовал  взяться  за  руки,  я
почувствовал, как чья-то женская рука (я услышал смешок)  игриво  нащупывает
мое предплечье; вдруг рядом жутко взвыли голоса, холодно светясь,  пролетело
что-то бледное, рука моей спутницы в  притворном  ужасе  сжала  мою  ладонь,
послышался шум движения, и незнакомка потянула меня за собой.
   Некоторое время, спотыкаясь и поругиваясь, наша  группа  брела  в  полной
темноте, лишь иногда, гремя  костями,  вырастал  фосфоресцирующий  скелет  -
стучал зубами, холодно хохотал и отбывал к следующей группе, наверное.
   Мне стало несколько скучновато, но тут, хлеща по лицу ветвями, невидимый,
по цепкий кустарник попытался задержать движение и не смог, конечно.
   Я выскочил последним и, хоть приготовился, после того как глаза привыкнут
к ярчайшему свету, увидеть что-то этакое, все же изумился не на шутку.
   Кустарник действительно был, но высотой по грудь  и  тянулся  далеко,  на
сотню-другую метров. Сквозь него, вопя и улюлюкая, к нам продиралась  группа
странных, какого-то красного цвета существ, издали похожих на обезьян. Густо
переплетенные ветви затрудняли движение преследовавших нас, а они  двигались
определенно в нашу сторону, - оставалось еще метров семьдесят.
   Мы стояли на берегу огромного  озера,  насколько  огромного,  можно  было
только догадываться, во всяком случае, противоположный берег, видимый сквозь
извилистую протоку, поросшую с обеих сторон тростником, терялся в  блеске  и
осколочно-серебристом сверканье солнечных лучей.
   В неподвижной воде протоки плавали несколько плотов, -  связанные  бурыми
канатами толстые бревна лениво терлись  друг  о  друга,  когда  раскрашенные
красной охрой индейцы с белыми перьями в пучке волос на затылке в нетерпении
переступали с ноги на ногу.
   Индейцы слышали вопли  красных  горилл  и  были  встревожены.  Гортанными
криками и повелительными жестами нас разделили, словно стадо баранов,  коими
мы, впрочем, и были, и рассадили по плотам.
   Я оглянулся на обезьян: первые уже  выскочили  на  пляж,  когда,  уступая
отчаянным усилиям индейцев, плоты медленно начали отплывать; солнце  застыло
над нами, тяжелая застойная вода пахла гнилой травой и рыбой, жилистые  руки
и торсы  индейцев,  длинными  шестами  толкавших  плоты,  оплетались  узлами
перенапряженных мышц, а тонкие струйки пота, стекая по коже, смывали  краску
с тел.
   Мы были уже метрах в тридцати от берега,  когда  толпа  обезьян  достигла
кромки воды.
   Я ошибся, это были не совсем обезьяны.
   Во-первых, ноги их были длиннее и по  сравнению  с  обезьяньими  казались
стройными. Руки, такие же толстые, как и у горилл, были  гораздо  короче.  В
них было что-то явно человеческое, даже более,  чем  менее,  и  если  бы  не
первое впечатление, их сразу можно  было  бы  принять  за  людей,  например,
каменного века. Тем  более  что  вооружены  были  дубинками  и  заостренными
палками.
   Толпа обезьянолюдей разочарованно взвыла, кто-то из них  сгоряча  схватил
огромный валун и, к моему удивлению, размахнувшись, сумел бросить нам вслед.
   Камень, судя по внешнему виду и поднятому при падении всплеску, весил  не
меньше полутонны. Плот сильно качнуло, я оглянулся и встретился  взглядом  с
женщиной, давшей мне руку в темноте.
   Это была Лена. Она смотрела с  насмешливым  торжеством.  Ее  забавляли  и
место встречи, и ситуация, и мое удивление.
   - Ты меня не узнал, - сказала она.
   - Почему? Сейчас узнал.
   - Да? - переспросила она. В голосе ее, вопреки здравому смыслу, слышалось
удовлетворение, означавшее: он мой.
   - Нет, - сказал я, мгновенно заводясь.
   - Что нет? - насмешливо переспросила все понимающая Лена.
   - Нет, потому что, если бы не наша случайная встреча.
   - Почему случайная? - перебила она меня.
   - Ты  хочешь  сказать?..  -  Я  лихорадочно  перебирал  в  уме  варианты:
космопорт, падение, Магический квартал...
   - Я здесь по приглашению Мираба. Ты тоже?
   - Да.
   - Вот видишь.
   Этот разговор развлекал ее.
   - Послушай, - начал я и остановился, не зная, что сказать.
   Я оглянулся, хотя теперь меня не так уж и развлекала окружавшая экзотика.
   Плот совсем рядом от нас запутался в  переплетении  водорослей  и  прочно
встал. Погонщики,  вытащив  шесты,  тыкали  ими,  словно  копьями,  в  спины
каких-то  огромных  зверей,  напоминавших  гладкостью  литых  крупов  земных
бегемотов.
   Все было жутко реально и странно несовместимо со  спокойствием  людей.  Я
посмотрел на Лену, она насмешливо наблюдала за мной.
   - И что дальше? - спросила она.
   - Не знаю. - Я действительно ничего не знал и не понимал.
   Шест индейца,  скользя  по  спине  гиппопотама,  спихнул  в  воду  птицу,
копошившуюся в складках кожи. Птица, возмущенно вопя,  выбралась  обратно  и
тут же взлетела, потеряв опору, - животное погрузилось в воду.
   Вдруг плот, возле которого и происходила эта возня,  накренился,  вздыбив
один край,  из-под  которого  лезла  полированная  спина.  Еще  круче.  Люди
посыпались в воду - я поразился спокойствию всех, за исключением погонщиков,
- вдруг жутко разверзлись гигантские крокодильи пасти, огромные клыки;  люди
один за другим исчезали под водой, медленно, потом все быстрее  буреющей  от
крови.
   - Нет, что ты об этом думаешь? - потянула мою руку Лена. Я,  не  понимая,
взглянул на нее, но она все еще продолжала наш разговор.
   Красные гориллы на берегу торжествующе завыли. Индейцы на нашем плоту изо
всех сил толкали плот  к  краю  протоки  в  заросли  тростника.  Мне  ужасно
хотелось вырвать ближайший шест и грести самому, но  равнодушные,  спокойные
или в меру заинтересованные лица вокруг сдерживали мой порыв.
   Наш плот с шелестом подминал тростник, углубляясь в заросли. Я не понимал
намерения индейцев, пока не увидел скрытый в камышах настил мостков. Индейцы
криками и взмахами рук просили нас сойти.  Все  нехотя  зашевелились.  Вдруг
плот толчком подбросило, в бурой воде показалась широкая клыкастая морда,  -
плот толкнуло еще сильнее, еще.
   Недоумевая, я схватил Лену в охапку и одним прыжком перескочил на мостки.
Лена прильнула ко мне и, обняв за шею, попыталась заглянуть в лицо.
   Я дико посмотрел на нее. Я не мог  понять  того,  что  творилось  вокруг;
мышцы, нервы, все мои чувства сигнализировали о  смертельной  опасности,  но
вид  спокойно  барахтавшихся  людей  говорил  о  чем  угодно,  только  не  о
несчастье.
   Бегемотокрокодил  в  четыре   глотка   расправился   наконец   с   нашими
попутчиками.
   Все во мне разрывалось от противоречивых чувств -  я  не  хотел  потерять
лицо, но опыт, знания, интуиция, которым я  привык  доверять,  требовали  от
меня действий.
   - Что с тобой? - удивленно  спросила  Лена,  что-то  заметившая  во  мне.
Прекрасные тонкие брови холодно изогнулись. - Ну ты даешь! Ты что,  всерьез?
- спросила она.
   - Нет, - сделав усилие,  сказал  я  и,  решительно  нагнувшись,  коснулся
могучей ноздри зверя.
   Меня спасла реакция: челюсти тяжело, словно стальной  капкан,  сомкнулись
впустую. Дохнуло сырым мясным запахом, и я, отбросив сомнения, схватил  Лену
за руку и потянул за собой,
   Мы быстро, сколь возможно  из-за  тростника,  бежали  по  мосткам.  Доски
старые, скользкие  от  долгого  пребывания  в  воде,  местами  полусгнившие,
трухлявые. Я выбирал места ненадежнее и не обращал внимание на  протесты  за
спиной.
   Метров через двести мы оказались на берегу. Я вспомнил об  обезьянах,  но
береговой изгиб не давал возможности оценить, насколько они близки. Впрочем,
он же и скрывал нас.
   А вот завывания были хорошо слышны. Не  теряя  времени,  я  потянул  Лену
дальше. Она строптиво прохаживалась на  мой  счет,  что-то  о  моей  детской
непосредственности, что-то о затянувшемся инфантилизме. Я решил  разобраться
со всем потом, когда эти мнимые опасности будут позади.
   - Все! - вдруг решительно выпалила Лена и, подтверждая слова,  плюхнулась
на песок. - Никуда я больше не пойду, я устала. Хватит глупостей!
   В этот момент из-за ближайшего скального валуна вышел самец гориллы.
   Все-таки это был обезьяночеловек,  глаза  его  смотрели  вполне  разумно,
когда он, ухмыляясь, грозил мне сучковатой дубиной.
   - Мне надоело! - капризно сказала за моей спиной Лена. Я готов был обеими
руками подписаться под ее словами, но горилла с ухмылкой скользила  ко  мне,
дразня протянутой вперед дубиной.
   Я отпрыгнул в сторону и отбежал шагов на пятнадцать, чтобы увести  бой  в
сторону  от  присевшей  возле  толстого  дерева  Лены.  Она  с  любопытством
наблюдала за мной.
   Обезьяна вдруг перебросила дубинку  в  левую  руку,  нагнулась,  схватила
камень в два моих  кулака,  кривляясь,  прицелилась  в  меня  и,  неожиданно
повернувшись, бросила его в Лену.
   Просвистев в воздухе, камень со страшной силой врубился в развилку ствола
чуть выше ее головы и упал, не причинив вреда.
   Лена удивленно посмотрела на нас, на камень,  попробовала  поднять  одной
рукой, взяла двумя, взвесила, и тут впервые проблески беспокойства мелькнули
на ее лице.
   А я был занят.
   Дубинка вновь перелетела в правую руку и, описав мощную дугу, врезалась в
песок. Я быстро нагнулся, схватил камень раза в два меньше, чем  только  что
употребленный этим самцом, и кинул.
   Камень врезался в солнечное сплетение в момент замаха, сбил  дыхание,  не
повредил, зато явно разозлил.
   В глазах обезьяночеловека появились, явно стирая эволюционные достижения,
красные огоньки - звериная ярость плескалась внутри,  лишая  его  и  так  не
особенно развитого разума.
   Он вновь поднял свою дубинку, размахнулся, но я успел лягнуть его ногой в
живот и едва не попался: сучковатый конец дубинки задел мне  левое  плечо  и
вместе с лоскутками сразу рассыпавшегося свитера разорвал мне кожу.
   Я увидел, как удивленно распахнулись Ленины, верящие только в собственную
реальность глазки. Она смотрела  на  кровь,  залившую  мне  плечо,  перевела
взгляд на зверя  -  что-то  наконец  соображая  -  и  поджала  ноги,  словно
собиралась вскочить.
   Горилла, взревев, снизу  вверх  махнула  своей  палицей;  замах  едва  не
оказался верным, но я отдернул голову, отклонился сам  и  инерцией  движения
оказался рядом с могучим противником. Я сильно ударил его кулаком в висок  -
в нос пахнуло мускусным, кислым запахом, - а левой рукой попал в затылок: он
упал на колени.
   Оказавшись сзади, я вновь, уже ногой, ударил, по затылку -  враг  ткнулся
носом в землю и тут же, снизу, удивительно ловко (я чуть  не  забыл,  с  кем
веду бой!) махнул дубинкой. Я отреагировал, метнувшись в сторону,  и  только
потому сохранил кости в целости, однако меня словно сдуло, и я покатился  по
песку, услышав мимоходом пронзительный крик Лены: - Коля!
   И удивился не к месту: отчего меня все время путают с Орловым? Пусть я  и
похож на него, словно близнец, но почему не верят результатам идентификации?
   -  Коля!  -  Она   уже   верила,   что   привычный   фантом,   неожиданно
материализовавшись, превратился в реальное чудище.
   Обезьяна услышала и вдруг стремительно метнулась к ней.
   Я не успевал;  оглянулся,  заметил  свой,  употребленный  раньше  камень,
подхватил его и метнул.
   Камень попал зверю под гребень в шею; не  добежав  пару  метров,  горилла
растянулась на песке.
   Я  уже  был  рядом,  упал  сверху,  обхватил  толстую  шею  и   попытался
свернуть... Это оказалось невозможно - шея сразу окаменела, а страшные  руки
уже дотянулись до меня, схватили за плечи, чуть не раздавили.
   Я освободил правую руку, нашел  маленькие  глазки  врага  и  выдавил  их:
лопнув, они жидко растеклись по пальцам.
   Ужасающе взревев, обезьяночеловек отбросил меня  с  такой  силой,  что  я
врезался головой в ствол дерева чуть выше все еще сидящей Лены и сполз прямо
на нее.
   Горилла слепо шла, жалко и беспорядочно  размахивая  руками.  Я  подобрал
дубинку  и,  подбежав,   несколькими   сокрушительными   ударами   раздробил
твердокаменный череп.
   Не все, однако, дошло до прелестной Лениной головки:  она,  раскрыв  рот,
зачарованно, с ужасом и недоверием разглядывала поле битвы.
   Я  услышал:  вдали,  не  так  уж  и  далеко,  впрочем,  заревели   голоса
преследователей; Лена тоже услышала.  Нам  следовало  думать  о  собственном
спасении.
   Я огляделся: озеро слева, справа начиналось  подножие  холма,  покрытого,
как и степь кругом, зарослями фиолетового кустарника.
   Лена поднялась и, неуверенно ступая, подошла к трупу. На  шее  у  гориллы
висело ожерелье с высушенными человеческими ушами.  Лена  протянула  руку  и
дотронулась до раздробленного черепа, поглядела на  окровавленный  палец,  а
потом па меня.
   Понимание отразилось в ее глазах. И, к чести моей спутницы, надо сказать,
она не поддалась ужасу, судорожно сглотнула, выпрямилась и - уже справилась.
   -  Бежим!  -  скомандовал  я,  схватил  ее  за  руку,   и   помчались   в
противоположную от звериного завывания сторону,  прямо  в  гущу  кустарника,
сразу скрывшего нас с головой.
   Нам улыбнулась удача: достаточно утоптанная звериная  тропа  проходила  в
нужном нам направлении.  Мы  бежали  -  она  впереди,  я  следом,  а  сзади,
информируя нас звуками - ближе, ближе! -  обезьяны.  Вопли  и  вой  внезапно
изменили тональность - гориллолюди нашли труп соплеменника.
   Лена, словно ее подстегнули, припустила быстрее. Мы  едва  вписывались  в
повороты, благо не особенно крутые, я думал, тропа будет вечно  петлять,  но
вдруг все закончилось, - мы добежали.
   Мы оказались на обширном плато, ровном и гладком, густо  заросшем  ковром
полевых цветов. Схватив Лену за руку, я потянул ее  вперед,  нам  оставалось
пробежать метров пятьдесят.
   Мы  добежали  в  тот  момент,  когда  из   кустарника   толпой   высыпали
преследователи и с воем понеслись к нам.
   - Быстрее! - Лена оглянулась  через  плечо  и  потянула  меня  вперед.  Я
уперся; внизу, ровная как стол, раскинулась цветная степь, но как же  далеко
внизу!
   Холм - словно кто-то рассек его надвое - отвесно падал вниз.
   - Быстрее! - крикнула Лена. Возмущенно дернувшись, она вырвала свою  руку
и неловко, хотя и быстро, стала сползать вниз - Что же ты стоишь? Иди  сюда,
здесь карниз.
   Я выглянул, карниз был метрах в двух, шириной в полметра, но был,
   Я подивился ее мужеству - или глупости, может быть; а преследователи  уже
одолели половину пути к нам.
   Лена исчезла, я последовал за ней. Оказавшись на карнизе, я не нашел  ее;
она была еще ниже: обрыв весь был в таких карнизах.
   Я ее догнал на четвертом уровне;  сверху  как  раз  показались  головы  с
костяными гребнями на макушках, и мимо  пролетела  первая  дубинка,  нас  не
задевшая, однако.
   Но Лена, испугавшись, метнулась ко мне, споткнулась, толкнула...
   Мы сорвались...
   Конечно,  и  тогда  и  потом,  вспоминая,  я  не  верил   в   возможность
смертельного исхода. Аттракциона это очевидно  был  аттракцион,  многократно
посещаемый, как видно, - развлекал, а не убивал. С этим все было ясно.
   Но вполне очевидно было в этот раз присутствие  неучтенного  фактора:  та
обезьяна, что напала на нас, была вполне из этого мира, - пальцы мои и плечо
все еще ощущали соприкосновение материальности.
   Однако предчувствовать смерть могут многие, но  верить  в  нее  -  совсем
другое дело.
   Я помню, что, летя в бездну и видя рядом кувыркающуюся  в  воздухе  Лену,
совершенно бессознательно подсчитывал, сколько еще нам  осталось  времени  и
что надо сделать, прежде чем...
   Все закончилось очень быстро: мы успели  пролететь  какой-нибудь  десяток
метров из причитающейся нам сотни. Нас подхватило, даже не воздушная подушка
и не амортизатор, как ощущалось, ибо инерции не  было  никакой;  только  что
летели, и вдруг стоим, неловко сохраняя равновесие.
   Мы  стояли  вновь  в  кольце  зрителей,  аттракцион  продолжался,  только
площадка, принявшая нас, была пуста. Кругом визжали и кричали от восторга. В
наплыве чувств какой-то парень кинулся к Лене, и странно:  он  бежал  к  ней
сквозь меня, будто меня не существовало. Врезавшись в меня, парень  отлетел,
словно мяч  от  стены,  шлепнулся  на  пол  и  в  совершеннейшем  недоумении
уставился на меня. Ему помогли встать, кто-то ткнул в меня  пальцем,  кто-то
подал новую рубашку и обтер мне  окровавленное  плечо,  я  уловил  несколько
удивленных взглядов, и, как пояснила потом Лена, так и не  поняв  до  конца,
кто  я,  фантом  или  ловко  заменивший  собой  изображение  статист,  толпа
принялась развлекаться вновь.
   Кстати, из  этого  помещения  все  действительно  выглядело  великолепно.
Широкая панорама, словно через  окно  (иллюзия  подглядывания  сохранялась),
показывала и плоты, и индейцев, и обезьянолюдей - полный набор. Только мы не
присутствовали, как незадолго до  этого,  -  вот  и  все  различия.  И  нас,
конечно, не видели.
   Еще одно отличие - заметные небрежности в механизмах, которые изнутри, не
здесь, а  там,  внутри  действия,  не  замечались.  Плоты,  например,  снизу
скреплялись металлическими скобами, бегемоты являли собой  надувные  шары  с
хватательным каркасом челюстей, которыми они  стаскивали  и  топили  жертвы,
периодически сыпавшиеся вниз как горох.
   И еще три человека повторили наш путь - не  так  резво,  конечно.  Их  на
берегу застигла вся банда горилл, окружила - Лена схватила меня за  руку!  -
но кому-то, видимо, надоело все до смерти. Все трое  прошли  сквозь  могучие
торсы и, не обращая внимание на постоянно угрожавших им обезьян, неторопливо
взобрались на холм, посовещались минуту и... спрыгнули с обрыва.
   Я посмотрел на Лену, она ответила мне задумчивым взглядом.
   А те трое уже принимали поздравления.
   - Пойдем! - сказала мне Лена. И  странно,  этот  аттракцион  сблизил  нас
больше, чем недавно проведенная ночь.
   - Что ты об этом думаешь? - спросила она.
   - Не знаю, я здесь впервые.
   Она странно взглянула на меня, и я вспомнил: -  Почему  ты  назвала  меня
Колей? Ты же знаешь, я Сергей.
   - Сергей? - переспросила она. - А я думала...
   - Что ты думала?
   - Нет, ничего. Сергей так Сергей.
   - Не так, а именно так, - подытожил я.
   Наконец, я не заметил как, часть  толпы,  давно  пресытившаяся  зрелищем,
стронулась, хотя никто не подавал сигнала.
   Нас словно выдавило  в  широкий  каменный  коридор,  освещаемый  чадящими
факелами.  Низкий  потолок  шероховато  изгибался   аркой,   через,   равные
промежутки в стенах встречались  пиши  с  изображениями,  нет,  статуями,  а
впрочем, могло быть и то и другое: ухмылялись, угрожали,  делали  магические
пасы гоблины, колдуны, скелеты и гномы:  из  лиц  лился  свет  -  рубиновый,
медовый,  густой,  как  сироп,  -  необычайно  насыщенного  цвета.   Я   шел
машинально, щуря глаза, растворяясь в окружающем.
   Мы вышли в огромный, весь в колоннах зал. Круто  идущая  вверх  мраморная
лестница, с которой ступеньками стекал ковер, гротескные беседки, пагоды,  в
которые входили по висячим мосткам, запах то ли ладана, то ли серы,  острый,
навязчивый, те же факелы, не теряющиеся, однако, в довольно освещенном зале,
звон металла, повторяющиеся странные завывания.
   Толпа, которая  внесла  нас  сюда,  столкнулась  с  другой,  потом  стало
свободнее. Кто-то дернул за руку, я посмотрел вниз: маленький, едва  мне  по
пояс, но очень широкий в