верху  показались  и  быстро  увеличились  размеренно  плывущие  строчки
сообщений. Я не успел прочесть -  буквы  выросли,  мы  без  особых  ощущений
проникли сквозь цветной туман слов, и,  проследив  глазами  уменьшающийся  и
ставший удобочитаемым текст, я вдруг увидел свое гигантское трехмерное лицо,
хмуро поглядевшее мимо.
   Мое изображение сменили слова. Я прочитал, что  после  отбытия  тюремного
срока  на  Уране  (последовал  ряд  восклицательных  знаков)   в   Мечтоград
возврашается Николай Орлов, наследник  бывшего  Премъер-Министра,  погибшего
при невыясненных обстоятельствах десять лет назад...
   - Николай! - услышал я у  своего  плеча  и,  повернувшись,  встретился  с
вопросительным взглядом сиреневой красавицы.
   Я оглянулся, но тут платформа резко качнулась, искристое сияние  по  краю
ее стало нестерпимо ярким. Я увидел - из пола выросли штыри, за которые  все
немедленно ухватились.  Я  инстинктивно  схватил  ближайшую  мягкую  рукоять
стержня. Словно луч прожектора настиг нас; кто-то истерично вскрикнул, еще -
несколько голосов слились в общий панический хор.
   Платформа накренилась еще сильнее;  я  оглянулся  и  успел  увидеть  свою
бывшую соседку, соскальзывающую в мутную разноцветную  пропасть.  В  десятке
метров ниже тянулись какие-то тросы. Все мгновенно зафиксировалось в голове,
- я прыгнул и уже летел па перехват падающему телу.
   Я поймал ее за талию, но тросов не достал.  Беспорядочно  кувыркаясь,  мы
падали вниз. Я был встревожен, но не испуган:  ко  мне  вернулось  привычное
ощущение смертельной опасности, с которым обжился давно.
   Вдруг нас сильно тряхнуло. Я  лежал  на  девушке,  а  она  -  на  сиденье
воздушного такси. Не совсем поспевая за  событиями,  я  посмотрел  вперед  -
машина шла без водителя. Девушка подо мной тяжело задышала: я все еще  лежал
на ней.
   Поспешно приподнявшись, я помог ей сесть.  Она  искоса  взглянула  сквозь
ресницы и сдержанно поблагодарила.
   - Не за что. Это не я вас спас, а машина. Она посмотрела  на  меня  снизу
вверх и удивленно подтвердила: - Конечно.
   Я не понял, что она имела в виду, и она прочитала это на моем лице.
   - Здесь очень часто падают, но еще ни с кем ничего плохого не  случалось:
либо подхватывают такси, как нас, либо срабатывает поле внизу.
   Она повертела головой, пытаясь сообразить: - Но что это с нами произошло?
Мне показалось, нас обстреляли из лазера.
   Она задумалась, забыв обо мне. Я молчал. Профиль ее  был  великолепен.  У
нее были маленькие хрупкие кисти рук, черные волосы и очень синие глаза.
   - Я Елена Ланская.
   - Сергей Волков.
   Она удивленно взглянула на меня. Я не понял, чем вызвано ее удивление.
   - Сергей... - Она словно пробовала мое имя на вкус. - Почему вы  прыгнули
за мной? Я непонимающе уставился на нее: - Разве вы не падали?.. - Ну и что?
Автоматы всегда спасут.
   - Я не знал. - Теперь все виделось мне  в  новом  свете,  и  от  этого  я
разозлился. - Я забыл, что на мне нет аккумуляторов.
   - Каких аккумуляторов? - требовательно спросила она.
   - Приспособлений защиты, которые можно использовать и для полетов.
   Она спокойно смотрела на меня.
   - Я заключенный с Урана, - решил я покончить с мучительной неловкостью. В
ее глазах что-то мелькнуло.
   - Так как вас зовут?
   - Сергей.
   - Но в новостях сказали - Николай Орлов.
   - Да, если хотите, зовите меня Николаем, - сказал я  и  вновь  уловил  ее
удивленный взгляд.
   Машина  остановилась  у  тротуара.  Высокий  мужчина   лет   тридцати   в
полувоенном комбинезоне и с  полицейским  скипетром  на  поясе  повелительно
махнул мне рукой. В стороне ожидали приказа две механические ищейки, которых
одно время в большом количестве завезли к нам на Уран, но их быстро перебили
копты, ненавидевшие любых роботов.
   - Удостоверение, личный номер? - повелительно спросил полицейский,  когда
я нехотя подошел к нему. Лена равнодушно стояла в стороне.
   Мне полицейский не понравился, и, прежде чем ответить, я вытащил сигарету
и закурил. Но не желая с  первых  же  шагов  портить  отношения  с  властью,
протянул карточку идентификации.
   Полицейский бесцеремонно вырвал из  моей  руки  удостоверение  и  тут  же
продиктовал номер в микрофон на лацкане комбинезона. Через мгновение  взгляд
его застыл, он  выслушивал  по  микрофону  результаты  идентификации.  Потом
оживился, расслабился, выхватил из кармана сигарету, быстро закурил.
   - Э! Да ты герой! Добро пожаловать в столицу. Теперь понятно,  почему  по
тебе  палили.  Надо  вам  запретить  приезжать  в  столицу.  От   вас   одни
неприятности. Не успел приземлиться, а уже на тебя охоту  устроили.  Здорово
ты, наверно, насолил кому-то. Такие, как ты, долго  не  живут,  приятель.  Я
знаю, что тебе нужно: кальс, птифарг и девочку в придачу.  Или  девочку  уже
подцепил? - Кивнул он на скучающую Лену в стороне и выдохнул мне дым прямо в
лицо.
   - Это мое дело, - сказал я. - Если я чего-то захочу, то у тебя спрашивать
не буду, - Я тоже выдохнул дым прямо ему в лицо, так что он закашлялся.
   От кашля и моей наглости полицейский побагровел. Ему давно уже, наверное,
никто не противодействовал, потому мой отпор так его разозлил.
   - Офицер! - Мы уже и забыли о Лене, по  она  сама  напомнила  о  себе.  -
Офицер! Подойдите ко мне, пожалуйста.
   Странно, но он  послушался.  Ему  пришлось  нагнуться,  чтобы  понять  те
несколько слов, которые она произнесла нимало не заботясь, услышит ли он ее.
Полицейский выпрямился и (я думал - он  навалится  на  нее  тяжестью  своего
гнева) вдруг, круто повернувшись, ушел в сопровождении мехсобак.
   - Вы проводите меня? - спросила Лена.
   -  Только  не  сегодня.  -  Стычка  и  двойственность   моего   положения
раздражали.
   - Вас кто-то ждет? - помедлив, спросила она.
   - Нет.
   - Может, вы опасаетесь случайных знакомств?
   - Нет! - ответил я, злясь на ее спокойствие.
   - Уже двенадцатый час, - напомнила она.
   - Вы боитесь заблудиться?
   - Нет, я боюсь еще где-нибудь упасть.
   Лена повернулась и, не оглядываясь, ступила на тротуар, ведущий на нижний
уровень. Я стоял неподвижно. То, как она ушла, вызвало у меня ненависть. Она
удалялась  вместе  с  движущейся  лентой:  прямая,  стройная  и   невыразимо
прекрасная.
   Я догнал ее в самом низу,  где  лента,  мягко  свернув  направо,  потекла
горизонтально в каком-то темноватом коридоре. В его середине  лента  ушла  в
пол. Впереди, рассеивая полумрак, ярко вспыхнули лампы. На  стене  загорелся
контур двери с ярко-оранжевой надписью: ТЕЛЕПОРТ. Мы вошли в кабину.
   - Тетрадук, уровень АК, двенадцать-шестнадцать, - равнодушно сказала Лена
в пустоту. В дороге она не перебросилась со мной и парой слов.
   Пол кабины задрожал, у меня зачесались  кончики  пальцев.  Лена  вышла  в
успевшую открыться перед ней дверь, я последовал за ней.
   Из полумрака выступила фигура мужчины, моя спутница,  не  останавливаясь,
бросила; - Это со мной.
   Я шел за ней со смешанным чувством удивления и нереальности. Помимо своей
воли я оказался втянут во что-то, в чем не собирался участвовать.  Я  тронул
Лену за руку: - Куда мы идем?
   Она повернула ко мне лицо.
   - Ко мне. Пойдем. - Она взяла меня за руку и  потянула  за  собой.  -  Не
бойся.
   Мы вновь ехали на движущихся тротуарах. Недолго, но все больше вниз.  Еще
несколько раз нас останавливали, но тут же отпускали, узнав женщину.
   Один раз я спросил: - Кто ты?
   Лена тут же остановилась и посмотрела на меня.
   - Зачем?.. - Она не договорила и продолжила путь. - Пойдем.
   Я больше не спрашивал.
   Потом коридор странно исчез. Мы плыли  словно  по  широкой  аллее.  Стены
плавно трансформировались в  иллюзорные  фасады  строений,  напоминавшие  то
причудливо раскинувшиеся звезды,  лучами,  словно  крыльями,  ограничивающие
законченность форм, то раковины  неведомых  моллюсков,  в  створках  которых
затерялись дверные проемы.
   Лена свернула к светящейся  прозрачной  дорожке;  идя  по  ней,  я  видел
медленно плавающие  спины  диковинных  рыб.  Мы  задержались  на  секунду  у
овального входа, похожего на грот.
   Лопнув, разошлись плиты. Из огромного холла наружу хлынул  зеленый  свет.
Вдоль стен, а кое-где посередине медленно  колыхались,  тянулись  к  потолку
гирлянды светящихся водорослей. Потолок - словно граница воды-воздуха, когда
смотришь из глубины. Расплывчато горел диск солнца, пересекаемый золотистыми
рыбами-светильниками. Стены  -  объемные  экраны  -  продолжали  перспективу
подводного царства. И даже ковер  -  иллюзия  песка,  растений,  кораллов  -
стойко подыгрывал зрению.
   Каменная, покрытая  водорослями  лестница  резко  обрывалась  серебристой
анфиладой. Подводный мир исчез. Мы поднялись еще по  одной  лестнице;  тени,
словно патина, облагораживали серебро  ступеней.  Я  шел  в  двух  шагах  за
женщиной. Она словно не замечала меня, шла, не  видя  препятствий,  -  стены
расступались, будто живые.
   Я чувствовал, как дом принимал Лену, словно пес, со сдержанным  волнением
дожидавшийся хозяйку; все  помещения  взволнованно  подлаживались,  трепетно
ловили желания.
   Голубая   комната   -   словно   иллюстрация   небесных   оттенков:    от
снежно-прозрачного,   до   густого,   почти   фиолетового.    Следующая    -
нежно-розовая. Не останавливаясь,  по  образующимся  коридорам  мы  вышли  в
густой золотистый туман, который, словно почувствовав наше присутствие, стал
медленно перемещаться густыми пластами, наливаясь тревожной краснотой.
   Странно пахло; у меня задеревенели  скулы,  и  хотелось  присесть.  Туман
рассеивался, но стены, пол,  воздух  продолжали  светиться  багрянцем.  Лена
стояла в нескольких шагах. Под ее взглядом вспучившийся  пол  превратился  в
странное двойное ложе. Я не успел  оценить  его  совершенство;  Лена  что-то
сказала в сторону, и оттуда выплыла доска столика,  уставленного  маленькими
бутылочками и бокалами. Столик, покачиваясь, утвердился у кресел.
   - Садись. - Лена соизволила наконец заметить меня.
   - Спасибо, - раздраженно поблагодарил я. Я хотел  быть  раздраженным,  но
тут же с удивлением отметил, что уже не  чувствую  злости;  музыка,  мягкие,
словно ветром сглаживаемые наплывы стен, легкая пульсация цветного воздуха -
мозг оставался ясным, сменились лишь точки отсчета, словно смягчились острые
грани ненужного теперь самолюбия, - нет уже  противостояния,  все  ведь  так
просто, и меня принимают просто... все просто...
   Лена,  склонившись  над  столиком,  выбрала  две  бутылочки,  разлила  по
бокалам: - Выпей.
   Вначале я подумал - шампанское. Напиток искрился,  пузырьки  лопались  на
языке, контрастно, остро и нежно освежали рот и горло.
   - Нравится?
   - Да.
   Мне уже не казалось, что я совершил ошибку, отправившись с этой женщиной.
Она сидела напротив, наши колени соприкасались,  а  невесомый  пух,  который
служил ей одеждой, здесь еще более выцвел, стал прозрачным; она сидела почти
голая,  совсем  не  смущаясь  своей  наготы,  и  я  понял,  что  это   очень
естественно, более того, именно так и следует одеваться, потому что тело  ее
было изумительно, и мне нравилось смотреть на нее,  а  ей  -  наблюдать  мое
восхищение.
   Женщина улыбалась, и в какой-то момент что-то прежнее, холодное вернулось
ко мне, и я усомнился... усомнился, правильно ли я поступаю...
   Все было хорошо, я понял это по ее улыбке.
   - Ну вот, таким ты мне больше нравишься, - сказала  Лена.  Она  протянула
мне другой бокал. - Выпей и это.
   - Что ты мне даешь?
   - Тебе не нравится?
   - Очень нравится.
   - Это появилось уже после тебя. После того, как тебя осудили. Здесь нужно
соблюдать последовательность. Например, после ларба  необходимо  пить  наис.
Тогда еще более обостряется острота...  ощущений.  Теперь  этим  у  нас  все
пользуются.
   - У нас?
   - Ну да, в Мечтограде.
   - А ты кто? Ты работаешь или из богатых?
   - Не работаю, конечно. Я - Ланская, Елена Ланская. Я в  Мечтограде  всего
несколько лет. И  конечно,  я  из  богатых.  -  Она  засмеялась,  закрыв  от
удовольствия глаза. Лучистые тени от длинных ресниц легли на кожу...
   - Зря ты так открыто вернулся. Надо подумать, что с тобой сделать... Если
ты останешься, тебя, конечно, убьют, это бесспорно. Хочешь, вместе завтра же
улетим. Достать прогулочную яхту не проблема, утром погрузим все необходимое
- и в путь.
   - Никуда я не полечу, еще чего. А убить меня не так уж просто.  Я  должен
многое еще выяснить, во многом разобраться. Голова слетит, и  не  одна,  это
точно. Но не моя.
   - Расскажи, как ты их будешь убивать? - смеясь, спрашивала она. Я  понял,
что меня поддразнивают, и тоже засмеялся.
   - Голыми руками, - вдруг свирепо сказал я и гордо посмотрел  на  нее.  Мы
вместе засмеялись.
   - Ты красивая, - сказал я, когда о другом уже говорить не хотелось. -  Ты
такая красивая, что с тобой даже разговаривать нельзя.
   - Как это нельзя? - удивилась Лена. - А что же со мной  можно  делать?  -
Чертики в ее глазах требовали прямого ответа,  но  я  галантно  произнес;  -
Тобой нужно просто любоваться, так ты прекрасна!
   - Спасибо, - тихо сказала она. - Мне такую глупость еще никто не говорил.
За это стоит еще выпить. Ты пей крис. И больше пить не будем. Больше уже  не
надо.
   Крис был пряным и маслянистым. Я не ощущал опьянения. Я только чувствовал
громадное облегчение... и  ясность.  Все  было  просто  и  ясно.  Мне  очень
нравилась эта  женщина,  чьих  коленей  касались  мои  колени  и  чьи  глаза
пристально наблюдали, нет, топили... я сам  тонул  в  ее  глазах.  Она  была
прекрасна!.. вся, вся... совершенна!..
   Я  чувствовал,  как  мелко  задрожали  ее   колени.   Лена   выпрямилась,
затуманенно глядя в глубь себя; рука ее медленно тянулась к  столику.  Когда
ставила бокал, тот успел выбить хрустальную дрожь.  Я  зачарованно  смотрел:
лицо  ее  исказилось,  закушенная  нижняя  губа   медленно   высвобождалась,
растягиваясь в отстраненной улыбке. Я понял,  что  происходит,  потому  что,
почти одновременно, горячая волна (ах! это мои колени  дрожали!)  поднялась,
обжигая и освобождая меня...
   Все так просто!..
   Лена медленно, словно в забытьи, поднялась и пересела  на  ложе...  Вдруг
нахмурилась; тонкая морщинка пересекла брови, недоуменно, сердито нашла меня
взглядом.
   - Иди же! - почти злобно приказала она...
   ... Прикосновение к ней стало сигналом... контактный запал, приводящий  к
взрыву. Я взорвался, и та моя часть, которая (как мне  казалось)  оставалась
холодным  наблюдателем,  была  немедленно  сожжена,  уничтожена  в  вихре...
Руки... торопливо отброшенная одежда, растаявшая иллюзия ее  платья,  ногти,
рвущие кожу моей спины... все не кончалось, не могло  кончиться,  сгорало  в
потоке времени, объятий, поцелуев...  и  только  фрагменты,  только  окна  в
темнице безумия; на секунду ее  лицо  в  смертельном  обмороке  невыносимого
наслаждения дало мне передышку, словно зверю, застигнутому  за  убийством...
ненадолго; пальцы ее жили сами по себе - трогали, касались, ласкали... столь
мучительно, столь больно, столь совершенно, что ко мне вернулась способность
отстранение анализировать, и я молчаливо соглашался с ненужностью самолюбия,
стыда, гордости - всех этих пустых напластований глупой  цивилизованности...
Пусть она опять касается меня вновь  и  вновь,  пусть  меня  корчит,  словно
издыхающую тварь, пусть изгибает в судорогах... О! Она не
   давала мне покоя, держала в страшном  напряжении,  я  видел  ее  глаза...
Потом отпускала, когда я уже  соглашался  умереть,  отпускала,  чтобы  самой
умирать, содрогаясь в  мучительных  конвульсиях,  и...  уходила,  запрокинув
прекрасное, ангельское  лицо...  Лишь  под  утро,  когда  я  уже  ничего  не
осознавал, она позволила мне...  Пробежалась  пронзительными  пальцами...  Я
словно умер...

   4
   Я ХОЧУ ТЕБЯ УБИТЬ

   Когда я проснулся, Лена еще спала. Занимался  рассвет;  в  спальне  одной
стены не было, и галечный пляж начинался прямо в  комнате.  В  сотне  метров
тихо накатывались на берег волны моря, а сбоку, из-за вершин невысоких  гор,
уже показывался краешек солнца. Косые желтые и  алые  лучи  висели  в  новом
хрустальном воздухе едва рожденного дня,  неровно  пятная  воду,  и  вершины
ближней рощи, и детское лицо спящей женщины. Свежий бриз  выстудил  комнату,
пахло водорослями, рыбой и утром...
   Я подошел к гальке, ступил на округлые камешки и прошел метра  два,  пока
не наткнулся на невидимую преграду - дальше шло изображение. Рядом, заставив
меня вздрогнуть, пролетела похожая на чайку птица, но крупнее.  Лицо  обдало
ветром от крыльев, хотя я был уверен, что птица ненастоящая.
   Я не представлял, что можно жить в такой роскоши.
   Я быстро и бесшумно оделся, а потом шел по пустым, просторным залам,  где
тоже попадались прозрачные стены, но моря уже не было, а  был  лес  и  дикая
степь, но везде восходило солнце, обновляя утренний воздух светом  и  теплом
нового дня. У выхода пришлось объяснять маске на стене, что я желаю покинуть
этот дом и почему желаю. Из-за технического казуса, а  возможно,  вследствие
извращения быстротекущей моды маска стража  оказалась  вдавленной  в  стену,
поэтому губы у настенного лица обращались к кому-то в глубине, а не ко  мне.
Это было странно и неприятно, но пришлось стерпеть; дверь  открылась  только
после того, как я назвал свой личный помер.
   А па улице немного погодя рядом со мной остановилась черная литая машина,
оказавшаяся полицейским экипажем, взмахнула крылом дверцы, и без лишних слов
мне было приказано сесть в кабину.
   Изнутри все было прозрачным, как в модуле вчера,  даже  кресла,  так  что
казалось, шестеро людей в  неудобной,  полусогнутой  позе  просто  рассекают
низкие облака, следуя неведомым маршрутом. Впрочем, я вовремя вспомнил,  что
снаружи нами нельзя полюбоваться.
   Машина резко пырнула на крышу одного из прямоугольных,  подпирающих  небо
громадин и тут же утонула  внутри.  Через  несколько  секунд  грузовой  лифт
доставил нас к  месту  назначения,  машина  всполошенно  взмахнула  крыльями
дверок, и с обеих сторон мы вышли.
   Меня немедленно и грубовато обыскали. В одном из карманов нашли  карточку
идентификации, которую я вчера уже предъявлял  полицейскому.  Кто-то  громко
прочел имя: Орлов Николай Иванович. Еще кто-то сверил изображение с моим  не
совсем отдохнувшим лицом.  И  усталость  ли  от  бессонной  ночи,  а  может,
вызванное  ненавистным  мне  полицейским  окружением  выражение  лица,   так
поразительно похожее на  фото,  но  слух  немедленно  разнесся  по  гнусному
зданию, и, пока шли  к  нужному  кабинету,  нас  сопровождал  шепот:  Орлов,
Николай Орлов, Орлов.
   Мы проходили по коридору мимо множества открытых взору залов,  где  кишмя
кишело полицейской братии. Все толкались, беседовали друг с другом, жужжали,
словно насекомые. Высоко над головой плыли блуждающие  светильники,  похожие
на мерцающие облака, а иногда - на многогранные глыбы из хрусталя.
   Слава богу, нам не приходилось протискиваться:  слух  обо  мне  раздвигал
толпу.
   В кабинете, куда меня ввели, к удивлению своему,  я  обнаружил  давешнего
громилу из космопорта. Он оказался лейтенантом,  и  фамилия  его,  фатальным
образом  повлияв  на   судьбу,   прекрасно   вписывалась   в   систему   его
профессиональных   обязанностей.   Звали   лейтенанта   Павел    Григорьевич
Стражников.
   Инструкция,  видимо,  приписывала  использовать  генералами   придуманный
этикет  общения  с   задержанным,   поэтому   все   шесть   легавых   дружно
представились. Первым назвался майор, возглавляющий всю банду и, кроме того,
отдел по особо опасным преступлениям: Михайлов Виктор Александрович.
   Я, собственно, не старался запомнить их  имена.  Мне  было  не  до  того,
потому как ночное приключение странным образом подействовало на меня, вызвав
прилив раздражения.
   Я прилетел сюда,  чтобы  разобраться  со  своими  проблемами,  и  тут  же
оказался участником загадочных и