ыми поразил меня еще  в  первую  нашу  встречу.  Огромная  рыба,
проплывающая: под прозрачными плитами дорожки, попыталась ткнуться  губастым
носом в мои подошвы, - впереди, словно запечатанный грот,  светился  вход  в
псевдоподводный мир.
   Я  вздохнул,  усмехнулся  опять,  крепко  сжал  руки  за  спиной,   чтобы
расправить плечи, и, глядя на звезды, тоже непонятно как проявившиеся в этом
подземном этаже, стал думать о своей ускользающей любви.
   Прокатилась падучая звезда с нежданностью сердечного перебоя.  Сильный  и
чистый порыв ветра прошел по моим волосам, взметнувшимися вслед, и  все  же,
несмотря на печаль, не было во мне чувства утраты.
   Я вошел и, пройдя бесконечные анфилады  комнат,  коридоров,  переходов  и
лестниц, наконец добрался до цели.
   Она в воздушном халатике сидела на кровати, и ее черные  крашеные  волосы
небрежно рассыпались по плечам.
   - Сергей! - вскрикнула она и подбежала ко мне. - Ты  прилетел,  я  только
что узнала. Ах! я так боялась! - Ее руки сомкнулись на моей шее, она из всех
сил прижималась ко мне.
   Я думал: что это? страх, издевательство, испорченность?
   - Мираб мне успел все рассказать.
   - Что? Что он рассказал?
   - Ты не Ланская Елена. Ты Вронская, Марина Вронская.
   - Откуда он мог?.. Значит, ты знаешь!
   - Все знаю. Как же глупо я попался! Все, кто хотел, обманывали меня.
   - Я не...
   - Мираб Мамедов,  Премьер-Министр  -  это  понятно.  Но  ты?!  Ты  хотела
расправиться с Мирабом моими руками.
   - О чем ты говоришь! Ты же сразу  дал  понять,  что  играешь  в  какую-то
глупую игру и не хочешь, чтобы я встревала и портила...  Ставкой  была  твоя
жизнь, вот я и не стала вмешиваться.
   - Нет, ты так не ускользнешь. Ответить и тебе придется. Ты  думала,  либо
один погибнет, либо другой. Так знай - Мираб мертв, и Премьер-Министр мертв,
и лейтенант Стражников мертв - ты о нем, конечно, знаешь. Все мертвы.
   Она закрыла губы тыльной стороной ладони и молча  с  ужасом  смотрела  на
меня.
   - Я вот все думал, как же тебя наказать за то, что ты использовала  меня.
Убить? Хватит смертей. Я думаю, лучше всего было  бы  забыть  о  тебе  и  не
вспоминать больше. Да, я придумал, как  накажу  тебя.  Ты  привыкла  крутить
мужчинам головы, знала всегда, что можешь делать с  ними  все,  что  хочешь.
Посмотрим теперь... А ну, раздевайся!
   Она,  ничего  не  понимая,  с  ужасом  глядела  на   меня.   Для   полной
убедительности я вытащил бластер, ненужный уже лейтенанту Стражникову.  Хоть
это и было, конечно, лишнее. Однако события последних дней, даже  часов  так
истощили меня, что многое делал не совсем характерное для себя;  реальность,
извернув грани, исказила многое - я верил в  возможность  того,  что  обычно
отбросил бы с негодованием.
   С ней что-то произошло. Я не понял - ужас исчез из глаз ее,  она  рванула
полы своего воздушного одеяния, и тут оказалось, что  долго  раздеваться  не
придется. Яростно откинув халат, она застыла передо мной, словно  прекрасная
статуя, а я тут же усомнился в  себе,  по  решил  выдержать.  Я  должен  был
совершить этот подвиг,  потому  что  смотреть  на  эту  длинноногую  богиню,
смотреть издали и знать, что эти  чудесные  груди  и  гладкая  кожа  уже  не
доступны, никогда не доступны... Это, конечно, не могло не быть подвигом.
   - Ты изменила внешность так, чтобы уже тебя никто не мог бы  узнать.  Это
легко, конечно. Ты переселилась сюда, подальше от родственников,  от  нового
Премьер-Министра.  Ты  ждала,  когда  что-нибудь  изменится  и  ты   сможешь
отомстить Мирабу, которого ты разлюбила так же, как и Николая.
   - Дурачок! - сказала она и, расправив плечи, изогнула свой стан так,  что
в горле у меня, и так пересохшем, захрипело. Я  прокашлялся,  чувствуя,  что
наступает время фарса.
   - Пока ты была с Мирабом Мамедовым, тебе не составило труда узнать все  о
нем и его планах. Потом ты обманула и его. Ты только не  могла  и  подумать,
что ему известно все о каждом твоем шаге, и если бы не я, он,  когда  пришло
бы время, настиг тебя мгновенно. Ты могла все мне рассказать, но  ты  хотела
остаться в стороне. Я один должен был разгребать эту грязь. Зачем  тебе  все
это было нужно, Марина? Зачем было обманывать Николая? Он тебя так любил!
   В горле у меня окончательно пересохло, стало трудно  говорить.  А  Марина
вдруг медленно пошла ко мне с очень странным выражением на лице.
   Я подумал, что мой подвиг может не состояться, ибо сам чувствовал,  каким
голодным взором пожирал ее. Уж она-то понимала, что творилось во мне.  Но  я
должен был доказать ей, отказаться от нее, бросить, забыть...
   Она подошла совсем близко и - я не понял как! - отобрала у меня  бластер.
Разболтался, идиот! Впрочем, не в болтовне дело.  Я  начинал  понимать,  что
безумие с этими подвигами может обернуться совсем плачевной стороной.
   Но как она была прекрасна! Афродита!  Нет,  Афина  с  бластерным  лазером
вместо копья!
   Тем  временем  она  отошла  в  сторону  и   вызвала   ИНФОР.   Со   стены
доброжелательно светилось металлическое лицо робота.
   - Пролистайте карту медицинских данных на Николая Орлова. Я скажу,  когда
остановиться. Замелькали страницы.
   - Здесь, - неожиданно сказала она и - уже мне: - Читай!
   Я добросовестно прочел, что в одной из экскурсий  на  Сигму  в  созвездии
Лебедя, куда Николая занесло в юности, он подхватил проявляющийся  лишай  на
правую ягодицу - болезнь неопасную, но иногда неприятную.  Были  произведены
три попытки вывести пятно, но неудачные. Дальше...
   - Снимай штаны!
   Я тупо уставился на нее. Она шевельнула дулом бластера: - Мне повторить?
   Я почему-то немедленно исполнил приказ.
   - Тебе дать зеркало? Или так видно?
   Только тут лихорадочно сновавшие по  другим  направлениям  мысли  сошлись
воедино. У меня словно взорвали в голове заряд взрывчатки;  мозг  немедленно
прочистился, и страшная догадка  осветила  пустоты.  Я  сел  голым  задом  в
немедленно выпрыгнувшее снизу кресло.
   - Сергей Волков был очень хитрым человеком. На вас же там особенно  никто
не обращал внимание. Не знаю, каким образом - это тебе должно быть  известно
лучше, чем мне, - но он обменялся с тобой  отпечатками  пальцев  и  рисунком
сетчатки глаз. Я думаю, это было нетрудно сделать?
   Я кивнул, соглашаясь. А она продолжала:  -  Двойник  получился  отменный.
Быть сыном даже бывшего Премьер-Министра, наследником  Империи,  хоть  и  не
состоявшимся, за это стоило побороться. А может быть,  у  него  были  другие
планы, настолько важные, что он кинулся спасать  тебе  жизнь  с  риском  для
себя. И погиб. Вот ты и стал Сергеем Волковым, провинциальным убийцей.
   Это было для меня уже слишком. Я слушал, не понимая,  оглядывался,  вновь
ловил ее слова. Уже уясненная, уловленная, но  так  до  конца  не  принятая,
тайна напряженно встала между нами.
   - А с Мирабом у меня ничего не было. Я пять лет водила его за нос,  чтобы
все узнать об убийстве твоего отца, а когда  выяснила,  поняла,  что  мне  с
такой информацией не жить. Поэтому скрылась. И я не знала, как сказать тебе.
Не Сергею Волкову,  а  Николаю  Орлову.  Я  навела  справки  сразу,  как  ты
появился. Это стоило мне недешево, но благодаря тебе я это могу позволить.
   Я обалдело уставился на нее.
   - Да, да. - Она что-то продиктовала в сторону экрана, и там возник  новый
документ.
   - Ты по дарственной  передал  мне  в  собственность  планету  класса  "А"
промышленного типа и еще две аграрные планеты класса "С". Все это  случилось
незадолго до убийства отца.
   Она бросила бластер на пол и закрыла лицо  руками:  -  Это  еще  не  все.
Смотри на экран. Я послушался. Там было свидетельство о браке между Николаем
Орловым и Мариной Вронской.
   Она нежно улыбнулась, и, словно загипнотизированный, я сделал к ней шаг и
чуть не упал, запутавшись в спущенных штанах. Голова не вмещала всего, что я
узнал. Еще будет время разобраться.
   Марина взяла меня за плечи, и, когда потянула  к  кровати,  я  забыл  про
всякие там дурацкие подвиги.
   Согласитесь, есть дела и поважнее!

   ЭПИЛОГ

   Я находился у себя в замке Бога-Императора, куда некогда (когда? я  почти
не помню) прибыл в качестве паломника. Изредка я и сейчас  встречаю  длинную
вереницу перепуганных людей, храбро шагающих в неизвестность, но  делаю  это
просто... Я не знаю, почему я это делаю, да и вопроса как такового нет.
   Я сидел у себя в кабинете и, переключая экраны, лениво просматривал жизнь
в отдаленных и близких уголках ойкумены. Сказать, что это  необходимо,  было
нельзя, потому что в экстренных случаях, грозящих  глобальными  катаклизмами
моему  населению  (войны,  сбившиеся  с  пути   кометы,   солнца,   внезапно
вознамерившиеся  расплескаться   во   взрыве   сверхновых),   я   чувствовал
необходимость вмешаться задолго, вероятно  настроенный  на  сети  импульсных
искажений в гравитационных и синоптических полях времени и пространства.
   Я лениво оглядывал степи вокруг моей резиденции, поля  с  работающими  и,
конечно, счастливыми абрами, стайки гордых арланов и не менее гордых  людей,
без моего участия как-то упорядочивших свою совместную жизнь под сенью моего
божественного покровительства.
   Заглянул в Мечтоград, где за  промелькнувшие  там  триста  пятьдесят  лет
после моей последней жизни почти ничего не изменилось. И подумал, что  пора,
вероятно, готовить нового посланца в большую-маленькую жизнь. Ведь  я  помню
все двести двадцать лет моего первого правления Премьер-Министром (были  еще
и другие), так счастливо прожитые вместе с Мариной.
   Воспоминание, вернее, желание вспоминать говорит о том, что, возможно,  в
скором времени я вновь покину дворец.  Хотя,  может  быть,  и  задержусь.  С
некоторых  пор  меня  преследует  мысль  о  застойности   моего   бытия.   Я
предполагаю, что есть другой путь познания себя и этого сожительствующего со
мной мира. До сих пор  меня  устраивала  такая  жизнь:  короткое  общение  с
людьми,  абрами,  арланами  и  даже  кнехтами   -   полуночными   санитарами
помрачневших и ослабленных систем. Все  перечисленные  существа,  включая  и
людей, - безгрешны и невинны, они готовы выполнить каждый приказ - вплоть до
уничтожения себя или преград, ставших на пути,  если  понимают,  что  приказ
исходит от меня и следом - награда. Хотя что я могу предложить, кроме  того,
что они и так имеют: еду, питье, женщин,  жизнь...  Я  не  упомянул  власть.
Действительно, о ней грезят, не  понимая,  что  сладость  власти  ограничена
ближним, все остальное - сущая абстракция, поэтому правители
   всегда так легко отдают приказы о смертных казнях.
   Иногда мне кажется, что я становлюсь брезгливым циником.  На  самом  деле
это не так. Мой организм -  организм  двадцатипятилетнего  человека,  и  вся
химия  и  физиология  функционирует  именно  с  этой  возрастной   лихостью.
Притуплено лишь сенсорное восприятие, но это поправимо, поэтому  и  возникла
мысль о новом погружении в человеческий мир лет  эдак  на  двести-триста.  А
может быть, все же...
   Рядом со мной возникает Малинин, лениво откинувшись в кресле. И тут же  -
Исаев, огромный нос которого еще  больше  заострился  за  прошедшие  полторы
тысячи лет с нашей первой встречи. Время от времени мы посещаем друг  друга,
конечно - визуально, и удивительнее всего, что желание встретиться возникает
у нескольких одновременно.
   - Ну как, решился? - сразу без приветствия спросил Малинин. Я понял,  что
он имеет в виду мой  проект  воссоздания  нового  мира  внутри  собственного
сознания, о чем я упоминал уже.
   - Не знаю, - ответил я. - Боюсь, это выше моих сил.
   - Что ты знаешь о своих силах? Не смеши меня. Я вот до сих пор  не  знаю,
как налажена наша связь, если обмен материальными  телами  невозможен  между
нашими  вселенными.  Мы  даже  не  способны  определиться   во   времени   и
пространстве. Так что дерзай.
   - О чем это вы? - нацелил нос Исаев.
   - Орлов хочет придать форму тому бессвязному, мутящему разум веществу, из
которого созданы наши сны.
   - Может, пусть для начала потренируется вить веревки из песка? -  ядовито
заметил Исаев.
   - Почему бы и нет, -  откликнулся  Малинин.  -  Если  представить  время,
которое нас еще будет терзать - для  меня  сейчас  и  какой-то  миллион  лет
полнейшая абстракция, - вить  веревки  из  песка  или  там  чеканить  ветер,
занятия достойные.
   - Что с тобой? - спросил чуткий Исаев.
   - Ничего. Я  тут  подумал,  что  наше  существование  лишено  смысла.  Мы
превратились  в  богов  древних  людей  -   просто   люди,   но   наделенные
сверхспособностями.
   - То есть?..
   - Ну,  вспомни  бога  Ветхого  Завета,  например.  Вспыльчивый,  жаждущий
поклонения и жертв,  завидовавший  другим  богам...  Египетские  боги,  лишь
формально разделенные, а не  то  устроили  бы  склоку  не  хуже  олимпийских
поседелъцев.
   - Это не так. Я имею в виду нас, - пояснил я. - Мы, правда, ограничены  в
своем всеведении и всесилии, но мы эволюционизируем, нам еще  очень  большой
предстоит путь, пока мы осознаем свое бессилие.
   - Мальчик! - с бесконечной печалью и сожалением сказал Мадинин.  -  Самое
ужасное то, что счастье, радость или  печаль,  даже  отчаяние  не  имеют  ни
малейшего отношения к смыслу бытия. Бог - не мы, а  настоящий  Бог  -  может
все. Он может создавать и изменять цели. Мы лишь  функционируем  в  системах
координат,  созданных  другими.  Наши  инстинкты,  устремления,  цели  можно
определить несколькими  словами:  плодитесь  и  размножайтесь  и  создавайте
подобных себе.
   - Зачем же так мрачно? - неуверенно заметил Исаев, - Здравствуй,  Марина!
- поздоровался он с вошедшей моей  супругой.  -  Представляешь,  эти  нытики
разочаровались в смысле жизни.
   - Да ну вас. Вы мне напоминаете подростков,  которые,  тайно  торжествуя,
обсуждают собственные мужские подвиги. Живите... пока взрослыми не станете.
   Последующие годы я был занят. И неожиданно, от  пустоты  задуманное  дело
увлекло меня. Усилием воли я погружал себя в состояние полуяви-полусна -  то
пограничное бытие, где все намного ярче, чем в реальном мире,  и  пытался  в
деталях представить собственный иллюзорный мир  и  себя  в  нем.  Надо  было
сделать свои, вначале зыбкие видения достаточно четкими,  чтобы  сомнения  в
подлинности, как это и бывает во сне, не возникало.
   У меня ушло на этот эксперимент гораздо  больше  времени,  чем  я  думал;
начинать пришлось с первовзрыва, и лишь мысли  могли  догнать  разбегающиеся
галактики. Но время было, а творчество захватило меня.
   А потом ожил и  мой  двойник.  И  попутно  случилось  то,  на  что  я  не
рассчитывал, - свершилось  мое  слияние  со  сверхзамыслом  этой  иллюзорной
Вселенной. Я увидел некий Шар-Колесо, нет, Круг, который был  бесконечным  и
включал все, что было, есть и будет; я был одной  из  нитей  этой  ткани,  а
Марина, Малинин,  Исаев  -  другими.  В  Круге  заключались  все  причины  и
следствия, и достаточно мне было взглянуть на него, чтобы  понять  все,  всю
бесконечность Я видел Вселенную  и  постиг  сокровенные  помыслы  Вселенной.
Видел бесчисленные деяния, слагавшиеся в единое блаженство, и, понимая  все,
постиг также существо безликого, Бога, стоявшего  позади  всех  богов.  И  я
понял, что, покуда я владею собой и  покуда  у  меня  есть  силы  оставаться
собой, я никогда не стану тем Всемогущим без Лица. Кто видел всю  Вселенную,
кто постиг огненные  помыслы,  не  станет  думать  о  человеке,  его  жалких
радостях и горестях, даже если он и есть тот самый человек. Вернее сказать -
был им, но теперь это ему безразлично - ведь сам он стал теперь НИКЕМ,
   И, поняв все это, я заторопился,  вдохнул  жизнь  в  иллюзорного  себя  и
сделал его бессмертным и неуязвимым, даже для огня, которого, впрочем,  тоже
надлежало избегать, чтобы он не догадался, что он лишь призрак, и считал  бы
себя обычным человеком. По этой же причине я начисто стер из его памяти годы
творения.
   И, исторгнув Вселенную из себя, уже не заботясь о том, что будет без меня
и вне меня, пустил Миры в самостоятельное плавание.
   Конец наступил внезапно, и виной всему, конечно, был я. После всех трудов
я решил прогуляться по степи, где властвовали  арланы.  Я  отпустил  машину,
чтобы побыть одному и напитаться силой от  бесконечной  природы.  Но  там  и
настигла меня  стена  огня,  разбуженного  кем-то  и  для  чего-то.  Ревущее
огненное море,  паническое  бегство  животных  и  птиц  и  мое  необъяснимое
колебание, зачеркнувшее надежду. Я подумал, что смерть может  освободить  от
других потерь, и остался Может, я тем самым вырастал из пеленок, не знаю.
   Огонь  прошел  мимо,  сквозь  меня,  но  не  опалил,  не   испепелил.   С
облегчением, покорностью и ужасом  я  понял,  что  и  сам  -  лишь  призрак,
снящийся другому.