Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
анцевал на выпускном вечере... теперь
это был просто подготовленный на убой двадцатилетний парень с
выгоревшими на солнце короткими волосами и злющими глазами, в которых
сквозила опасная пустота...
Там было много их - знакомых и незнакомых, в одежде привычной и
непонятной, в форме и в гражданском, в пыльниках и в тулупах, в
пробковых шлемах и в расшитых халатах.., некоторые были в дорогих
европейских костюмах, а с коротко остриженной головы одного,
блекло-пятнистого, бородачи содрали пятнистую же каску, похожую на
немецкую времен Второй мировой войны, расколотили эту голову тупым
топором - в три приема - и с громким смехом начали жирным желто-серым в
красных прожилках мозгом кормить маленькую лохматую собачонку, невесть
откуда здесь появившуюся...
Кровь текла каплями, потоками, ручьями, песок уже не мог ее впитать,
и все вокруг постепенно превращалось в красно-коричневое болото, по
которому, брезгливо поднимая повыше ноги и помахивая мечом, ходил
профессор, и одобрительно кивал, и что-то подсказывал, и учил: подняв
пятнистый шлем с напяленными на него большими пластмассовыми очками, он
некоторое время задумчиво смотрел на свою находку, потом, не меняясь в
лице, нахлобучил каску на раскроенный череп бывшего ее владельца -
порядок и аккуратность ведь превыше всего.
Иван вдруг понял, что все это не правильно, что он сам виноват и сам
еще может все исправить. Одним рывком взбросив вверх тело, он проскочил
между двумя уродами и молча бросился в огонь.
Он ничего не видел и не слышал, ничего не понимал и не хотел
понимать, кроме одного - меч... чужие жадные руки.
Увязая в крови по колено, он все-таки добрался до врага и вырвал
клинок из его цепких ладоней.
Иван увидел мгновенно всплеснувшийся ужас в глазах у профессора,
потом краем глаза заметил, как картина внутри огненного сгустка стала
меняться - словно пустили кино в обратную сторону: отрезанные головы
прирастали к искромсанным шеям, глаза загорались живым блеском, и кровь
в изуродованных телах быстрее бежала по жилам, собирая энергию для
спасенных тел. Спасенных ли?
- потом разберемся, мельком подумал Иван: он заметил, как Сергиенко
встает, отряхивая пыль, и дружески беседует с пожилым бородачом, который
только что его самого со знанием Дела резал на мелкие кусочки: оба они с
некоторой задумчивостью поглядывают на пятнистого, который, ухватившись
за свой очкастый шлем, дикими глазами шарит вокруг в поисках профессора.
А профессор убегал. Иван бросился за ним, и полотнище пламени, из
которого он выпрыгнул, с треском свернулось за его спиной: одна из
обезьян попыталась загородить дорогу, но Иван, сделав шаг вперед-вправо,
ушел от ее объятий и, рубанув налево и к себе, отсек твари голову.
Вторая обезьяна поспешно отскочила в сторону и куда-то пропала.
Но и профессор не стоял на месте.
Оглянувшись по сторонам, Иван увидел, что стены пещеры окончательно
рассыпались в прах: вокруг было светло, серо-бессолнечно и пусто, и даже
ветер уходил, чтобы спрятаться до следующего своего непредумышленного
появления, а профессор убегал на Запад, направляясь к двум гигантским,
не правдоподобно ровным и одинаковым скалам, между которыми мерцала
наполненная золотом пустота: до них были километры и километры, но
беглец преодолел их в одно мгновение, и пустота приняла его, открывшись
на секунду, а потом раздался резкий звон, и все закрылось - пустота
исчезла, и уйти вслед за профессором не было уже никакой возможности.
Тогда Иван стал оглядываться в поисках сгинувших и вновь воспрявших
товарищей.
Он увидел их: они шли прочь, уходила все дальше и дальше на север
пыльная колонна, и хотя было уже довольно далеко, Иван отчетливо видел и
своего двойника, и Сергиенко, и остальных: они шли, окутанные пылью,
истаивая в серой туманной дымке, которая становилась все плотнее и
плотнее, отгораживая Ивана от друзей и врагов... и сам Иван уже с трудом
мог различить идущих в прозрачную бесконечность... они шли все дальше и
дальше, но... не все, черт возьми, не все...
Или все-таки?..
Кто-то тронул его за плечо.
- Чего стоишь? - спросил фессалиец.
- Да вот, смотрю...
- с трудом произнес Иван.
Фессалиец, приложив руку к глазам, посмотрел в даль.
- А...
- протянул он.
- Полуфаланга второй илы.
Пошли на Александрию Арианскую. А там, глядишь, и домой...
- Домой... - эхом отозвался Иван.
- Ну да, - подтвердил фессалиец. - А как же еще?
Иван посмотрел в сторону двойной скалы.
Вот ведь падаль, подумал он, ох, сдается мне, не в Берлине твой дом,
совсем не в Берлине...
- А что это за два столба там торчат? - спросил он вслух.
- Где?
- Да вот там, на горизонте... фессалиец посмотрел в указанную
сторону. Ответил он не сразу.
- Понимаешь, - произнес он наконец задумчиво, даже как бы нехотя, -
эти столбы вообще-то находятся на крайнем Западе...
- Геракловы, что ли? - догадался Иван. - Но откуда...
- Нет, не Геракловы, - отмахнулся фессалиец. - Эти еще дальше. Стоят
себе и никому не мешают. Пес с ними. Но вот какая странная и неприятная
штука... Еще давно, когда мы были между Тигром и Евфратом, кто-то из
тамошних магов напророчил Александру, что эти столбы обрушатся через
девяносто дней после его смерти, погибнет масса народу, и нам придется
начинать все сначала.
- Во как, - удивился Иван. - А чего начинать-то?
- Не знаю, - с легкой досадой ответил фессалиец. - Остается
надеяться, что божественный Александр будет жить.., скажем так,
достаточно долго.
- Н-да, - неопределенно протянул Иван. - Если бы знать...
Фессалиец пожал плечами.
- А чего знать-то?
- явно передразнивая Ивана, сказал он. - Хочешь, сам у царя и спроси,
если тебя это так интересует. Царь, кстати, давно тебя ждет.
- Где? - Иван весь подобрался.
Фессалиец усмехнулся и посмотрел Ивану за спину.
Иван круто обернулся.
Там, совсем рядом, на том самом месте, где половину вечности назад
сначала громоздилась пирамида, а потом рос Довищный кровавый курган,
теперь стоял огромный, метров пять высотой, трон. Он был из золота, то
есть весь, целиком: отблески давно погасшего огня пробегали по
красноватым гривам грозно оскаливших пасти львов, чьи вытянувшиеся в
прыжке фигуры служили подлокотниками, гуляли по массивной спинке трона,
сбегая к его подножию, терялись, затухая, в напитанном кровью песке.
На этом троне сидел некто в человеческом обличье.
Он был облачен в роскошные ниспадающие одежды, судя по всему,
сотканные тоже из золота, точнее, из золотых нитей:
Иван некстати подумал, что весили они, должно быть, немало.
А вот украшений некто совсем не имел - единственное, что заметил
Иван, так это висевший на шее у человека тусклый металлический предмет
странной формы с черным камнем посередине.
Голова сидевшего на троне была непокрыта, а непривычного вида
двурогий шлем почему-то лежал у него на коленях.
Это был Александр.
Иван невольно оглянулся по сторонам.
Кругом было совершенно пустынно - только он сам, фессалиец да
божественный полководец на златом сиденье.
Песок, серо-стальное небо и две скалы на далеком горизонте.
Александр задумчиво смотрел на Ивана.
Ни любопытства не было в его взгляде, ни особого интереса - одна лишь
безмерная, нечеловеческая усталость.
- Что ж, подойди поближе, воин, - заговорил полководец голосом
настолько низким, глубоким, мощным и каким-то древним, что Иван даже
слегка вздрогнул - голос этот Александру, который выглядел вполне на
свои тридцать с небольшим, совершенно не подходил.
Поколебавшись секунду, Иван зачем-то оглянулся на фессалийца - тот
стоял чуть сзади и безучастно смотрел куда-то в сторону - и приблизился
почти вплотную к трону.
Александр чуть усмехнулся и подпер рукою голову, пристально глядя на
Ивана. В его взоре замерцал огонек слабого интереса.
- Я слышал, ты геройски бился при Гавгамелах, - произнес он. - Да,
тогда мы все победили.
Произнеся эту несколько загадочную фразу, полководец жестом подозвал
фессалийца и, когда тот подошел, небрежно отдал ему шлем - с таким
видом, будто двурогий головной убор ему смертельно надоел.
Фессалиец очень медленно и осторожно положил шлем у подножия трона и
так же медленно снова отступил.
- Что ж, - снова заговорил Александр, - я вижу, что ты оказался
счастливее, чем я. Ты не изменил своему долгу, не обманул ничьих
ожиданий и не пережил крушения своих надежд. Впрочем, и сделок,
недостойных настоящего воина, ты тоже не заключал...
Нельзя быть ненасытным в своей жестокости, нельзя ставить цель вообще
и быть неразборчивым в средствах к тому же... слишком дорого приходится
платить за это...
Кстати, о сделках, - совершенно неожиданно усмехнулся он.
- Я знаю, что ты здесь ищешь, воин. Отдай мне меч Востока, и ты
получишь то, за чем пришел.
Иван поначалу остолбенел, но быстро с собой справился.
- Какой меч?
- спокойно произнес он.
Александр снова едва заметно усмехнулся.
- Не старайся казаться глупее, чем ты есть, воин.
Клинок, который тебе передали и которым ты уже воспользовался - его
называют мечом Веретрагны, воинственного бога, которого весьма почитают
в этих краях, в том числе и в Харахваити, прекрасной стране, чей бич -
закапывание трупов в землю. Теперь он тебе уже не нужен, а я.., это,
пожалуй, единственное, что я могу еще сделать... что могу оставить после
себя - передать тому, кому клинок необходим.
Не забывай, - голос македонского царя внезапно пошел по пустыне
страшноватым эхом, - что я все еще сын бога!
Иван почувствовал, что по его телу побежали мурашки.
Александр тем временем снял с шеи свой талисман.
Иван будто зачарованный смотрел, как в сердцевине темной железяки
мрачным огнем разгорался черный камень.
Внезапно он понял, что поступает совершенно правильно.
Эта пустыня, этот тяжеловесный трон, божественный полководец со
взглядом человека за порогом бытия, стальное небо, синий воздух и желтый
песок - все это уже было в прошлом, все случилось и произошло, а теперь
надо идти дальше, и снова продираться сквозь ткань времен и расстояний,
и снова убивать и быть убитым - чтобы сделать то, что совершить
необходимо, и вернуться к тому, чего, возможно, никогда уже не будет...
надо идти той единственной } дорогой, которая предназначена для него, и,
уж во всяком случае, никуда с нее не сворачивать.
Он снял с пояса меч и протянул его Александру.
Внезапно царь жестом остановил его.
- Рано, - сказал он и посмотрел на фессалийца.
Тот приблизился и с каким-то совершенно не европейским поклоном
принял клинок, держа его на вытянутых руках и наклонив голову.
Вдруг Иван вспомнил, что должно произойти в тот момент, когда он
коснется талисмана. Глянув прямо в глаза Александру, он коротко выдохнул
и дотронулся до черного камня.!
Раздался мягкий шорох, и талисман исчез.
Все остальное, однако же, осталось без изменений.
Опаньки, подумал Иван. А дальше?
Как Артура-то этого искать?..
Тем временем фессалиец положил меч своему царю на колени.
Александр помедлил мгновение и тронул эфес.
Снова мягко прошелестело - и меч растворился в синем неподвижном
воздухе.
Ветра не было уже давно.
- Ну, вот и все, - с глубоким вздохом промолвил царь. - Тринадцатое
июня где-то наступило.
Иван слегка оправился от растерянности.
- Гм... - сказал он. - Не хочу мешать торжественности момента, но...
Александр посмотрел на него долгим взглядом.
Было понятно, что думал он о чем-то очень далеком.
Совсем, совсем не похож сейчас был царь на того непобедимого воина,
которого Иван видел при Гавгамелах.
- Ах да, - задумчиво произнес он. - Ты ведь не можешь идти с нами,
воин.
Иван слегка кашлянул. Александр поднял руку и указал куда-то вдаль.
- Иди к тем воротам. Это твоя дорога на Запад.
Иван почему-то понял, что последнее слово царь произнес именно так -
с большой буквы.
Он оглянулся в сторону указанных ворот и ничего там не увидел, кроме
скал-близнецов.
- Это... туда?
- нерешительно спросил он.
Александр промолчал, зато заговорил фессалиец.
- Да, - сказал он. - Ты пройдешь между ними.
- А вот, - начал Иван, - туда уже один гаденыш... Усмехнувшись,
Александр перебил его:
- Ты с ним еще встретишься, не сомневайся.
Но не там и не сразу.
Шпионы просто так не попадаются. У Ивана моментально возникла куча
вопросов.
- А... - снова начал он.
- Прощай.
Внезапно Иван вспомнил - мысль, деятельное осознание эманации
интеллекта сверкающей искоркой мелькнуло на задворках ощущений, - что
тринадцатое июня - это день, в который македонский царь завершил свой
земной путь.
Где-то наступило?..
Иван встретился взглядом с божественным полководцем.
Потом он отвел глаза, кивнул фессалийцу, повернулся и пошел по
золотого цвета песку к стоящим между небом и землею далеким безмолвным
скалам.
Дойдя до них - расстояние здесь, как и все остальное, являлось лишь
инструментом обмана, - он обернулся.
Золотое на золотом, сталь и песок, и две забытые, неподвижные,
безмолвные фигурки, которые только подчеркивали омертвелость
проваливающегося в прошлое пейзажа.
Иван повернулся и пошел прямо на выдавливающуюся между гигантских
каменных нерукотворных колонн густую, со звездными прожилками, темноту.
***
Сделав пару шагов, он споткнулся непонятно обо что, кувыркнулся через
голову, задохнулся, - мир встал на дыбы, застыл глыбой мрака и с тихим
звоном рассыпался на кусочки, а когда посветлело, стал совсем другим.
Иван протер запорошенные пылью глаза и с опаской огляделся.
Он снова стоял на выжженной солнцем равнине - но место это было
другим.
Жухлая трава под ногами, ярко-синее небо... солнца, конечно, опять не
видать, как не видать ни скал, через которые он сюда попал, ни этого,
тьфу, профессора.
Интересно, подумал Иван, кто же он все-таки такой? Един во многих
лицах... но нет, пожалуй, это даже не двойники и уж тем более не
однофамильцы, а разные по качеству персонажи. Хотя.., шпион? Чей шпион?
Немцев своих профессор бросил: к ним, кстати, еще вернемся, и
обязательно: первую часть талисмана как-нибудь отберем, успеть бы только
раньше них за третьей частью. Ох, чую, она-то и есть самая важная...
Ладно, продолжал Иван свой мысленный монолог, профессора этого мы
проясним, куда он денется, и до Артурки тоже доберемся, не впервой.
Может, там дела повеселее пойдут, а то как-то все мрачно и не слишком
понятно...
Было жарко, но ветерок приятно холодил лицо, трепал ворот рубашки,
иногда, резвясь, норовил сорвать шляпу.
Иван озадаченно потрогал головной убор. Действительно, шляпа.
Ковбойская.
Он оглядел себя.
Наряд на этот раз оказался следующий: синие штаны, похожие на джинсы,
клетчатая рубаха, какой-то сюртучок подлиннее пиджака, сапоги со
шпорами, шляпа, а на широком поясе - кобура с револьвером.
Ого, подумал Иван и несколько приободрился.
Огнестрельное оружие - это вещь. Странно, конечно, из времени мечей
попадать в эпоху полковника Кольта, но - как-то ближе, понятнее. Даже,
можно сказать, роднее.
Иван вытащил револьвер.
Оказалось, и правда кольт, модель 1872 года, точнее, модификация -
кавалерийский "Писмейкер" с длиннющим стволом.
Иван с одобрением повертел его в руках, осматривая.
Ему нравилось это оружие, и он знал, как с ним обращаться: в Америке
кое-где его до сих пор использовали.
Револьвер оказался в порядке, патроны тоже - в барабане и гнездышках
на поясе.
Все было прекрасно, только вот коня не хватало.
Раздалось негромкое всхрапывание. Иван обернулся, хоть ему порядком
надоела местная манера внезапно появляться из-за спины. Позади него
стоял, перебирая тонкими ногами, оседланный вороной жеребец и косил на
Ивана глазом. Глаз был какой-то не конский - желтый, яркий, как у
большой хищной кошки.
- Привет мустангам, - вслух сказал Иван, осторожно приближаясь к
жеребцу.
- А кусаться не будешь, травяной мешок?
Конь с готовностью оскалил зубы.
Иван вздохнул. Ну конечно - здесь все не как у людей. Чудеса
продолжались - у жеребца обнаружились очень длинные и очень острые
клыки, побольше даже, чем у настоящего льва. Животное смотрело на Ивана
насмешливо, но не враждебно, уходить не собиралось и даже вроде бы
приглашающе мотнуло головой - садись, мол, нечего рассусоливать.
Иван решил, что рассусоливать действительно нечего, и вскочил в
седло. Оно оказалось очень удобным, а сбоку обнаружилось притороченное
ружье. Иван вытащил его из чехла и, не сдержавшись, довольно крякнул:
это оказалась винтовка Генри-Винчестера, в просторечии просто
"винчестер", из которой со всех экранов мира так лихо палили иствуды с
митичами - кто по гнусным дикарям, кто по еще более гнусным бледнолицым
цивилизаторам.
Иван, кстати, из такой винтовки тоже стрелял: было дело.
- Ну что, - сказал Иван вслух.
- Полный комплект.
Однако сейчас мы на окраине, а надобно продвигаться к Центру этого...
который он по счету... а! четвертого, что ли, Мира, то есть уровня.
Едем?
Конь покосился на него, еще раз показал свои клыки, всхрапнул,
повернул налево и пустился вскачь.
Ехали они довольно долго.
Пейзаж был однообразен, но не уныл: горячая сухая земля под конскими
копытами, несильный ветер, бьющий в лицо, голубые горы на горизонте,
жаркое небо над головой - все это доставляло Ивану призрачное
удовольствие; на душе было легко и свободно, и хотелось совершить
что-нибудь авантюрное и веселое - выпить водки или пострелять из
револьвера. Во всем здесь чувствовалась свобода - и в пространствах, и в
количестве желаний.
Фронтир, блин, подумал Иван.
Таким гадам, как профессор, здесь самое место.
Но вот у самого подножия голубых гор показалось какое-то поселение.
Еще несколько минут - и Иван, сдерживая своего коня, ехал по пыльной
улице.
Городок, если его можно было так назвать, был невелик, и вскорости
Иван очутился в самом его центре: невысокие двух-и трехэтажные здания и
площадь между ними.
На зданиях вывески: как и следовало ожидать, здесь обосновались
шериф, банк и салун. Все, что необходимо для цивилизации.
Иван, само собой, спешился возле салуна.
Привязав коня, наблюдавшего за его действиями с явной насмешкой, Иван
зашел в питейное заведение.
Внутри салуна оказалось довольно грязно, стояли четыре или пять
столиков, за которыми расселись несколько человек, что-то монотонно
бубнившие, за заляпанной стойкой мрачный небритый бармен протирал
стаканы.
Ивану показалось, что от барменовой работы стаканы становились еще
грязнее.
Все кругом было какое-то серое, полусырое, вонючее, но зато позади
бармена между бутылок гордо реял государственный флаг с ладошку
величиной.
Иван подошел к стойке и облокотился на нее.
Бармен перестал пачкать посуду, голоса в зале смолкли.
- Чего тебе надо, незнакомец? - грубо спросил бармен.
Иван поразмыслил и сказал:
- Сто пятьдесят.., э-э.., тройной виски, сигару и спичку.
- С тебя доллар, незнакомец, - буркнул бармен, наливая в самый
грязный стакан примерно две трети заказанной порции.
Налив, он грохнул посуду перед Иваном, расплескав половину дурно
пахнущей жидкости, выудил из-по