Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
ские палаты.
- Правильно, - пискнули из сумки.
- Туда надо сходить, обязательно.., но будь осторожнее.
Иван не ответил.
Во дворе возле княжьего дома народу по-прежнему было много.
Ивану показалось, что людей даже прибавилось.
Обвешенные холодным оружием богатыри разгуливали, гордо задравши носы
и ни на кого не глядя, однако Ивану вдруг почудилось, что все они самым
пристальным образом его украдкой рассматривают.
Он осторожно покосился по сторонам - вроде ничего такого: но
неприятное ощущение не проходило.
Он поднялся по ступенькам.
Стражники на этот раз внимания на него не обратили, смотрели куда-то
мимо.
Иван усмехнулся и вошел в палаты.
Он снова оказался в просторной горнице.
Либо с прошлого раза сидящие за столом богатыри не наелись, либо
принялись лопать по-новой, но хруст, чавканье и бульканье говорили об их
остром и неутоленном чувстве голода.
До кофе с ликерами было явно далеко.
Иван поклонился князю, который сидел на прежнем месте.
Присутствующие перестали жевать и посмотрели на Ивана.
- Ты ли это, добрый молодец?
- с доброжелательным удивлением вопросил князь. - Ты ли это, храбрый
наш?
- Я, - лаконично ответствовал Иван.
Князь улыбнулся, внимательно посмотрел на него и снова завел:
- Что же скажешь нам, смелый юноша? Бился ты али не бился? Гада
страшного, зверя лютого повидал ли ты, поединничал?
- Бился, - Иван был краток. - Поединничал.
- Да неужто ты, храбрый молодец, победил его, ядовитого?
К своей краткости Иван решил не добавлять ни иксов, ни игреков, а
потому лишь молча кивнул.
- Ну а коли так, языки давай, их показывай, не стесняйся уж!..
- А зачем?
- спросил Иван, которому князь с его напевами нравился все меньше и
меньше.
- За наградою не помедлю я, - как показалось Ивану, несколько зловеще
произнес князь. - Побыстрее ты языки давай!..
- Сначала скажи, зачем тебе языки, - проговорил Иван упрямо.
- Вижу я, возгордился ты, - осуждающе покачал головой князь. - Не
желаешь уж и покорствовать...
- Чего ради? - хмыкнул Иван. - Мне ты не начальство...
Глаза князя загорелись зеленым огнем.
- Эй вы, други мои, люди сильные! - повысил он голос. - Вы вяжите-ка
раба злобного!..
За столом заворочались, опрокидывая блюда и кубки, мрачные богатыри.
Засверкали обнаженные мечи.
- Бей зеркала!
- пронзительно заверещали в сумке.
- Все, кроме самого большого!..
Иван выхватил меч и быстро огляделся.
Отовсюду, переворачивая столы, на него лезли огромные детины - кто с
мечом, кто с веревкой, кто просто с голыми руками.
Иван уклонился от чьих-то лапищ, схватил свалившийся со стола тяжелый
кубок и изо всей силы запустил этим кубком в первое попавшееся зеркало.
Грохнуло так, что заложило уши.
Высверкнуло ярким белым пламенем, неистовый порыв ветра едва не сбил
Ивана с ног: пытаясь прикрыться рукой от вихря, он с изумлением увидел,
как ветер срывает с собравшихся в зале одежды, рвет их в клочья и
мгновенно уносит их куда-то прочь, во тьму. Стены и потолок в зале
исчезли, остались лишь зеркала, висящие в пустоте. Внезапно и они с
грохотом лопнули, а в потоках льющегося отовсюду мертвенно-белого света
все присутствующие, замершие в непонятном оцепенении, начали меняться.
Непрекращающийся ветер унес последние клочки их одеяний, разметал и
укатил прочь посуду и утварь.
Те, что были только что людьми, превращались в мерзких мохнатых
карликов с огромными головами, горящими глазами и могучими ручищами.
Жутко завывая, сквозь их ряды лезли еще более гнусные, скользкие и
бородавчатые - карлицы, что было заметно по очевидным признакам их пола.
Иван оцепенел. Уже к самому горлу его протянулись чьи-то корявые
руки, уже в сумку вцепились мокрые пальцы, а он все стоял как столб,
будучи не в силах пошевелиться.
- Открой сумку!
- раздался отчаянный визг, перекрывший вой ветра и рев нападавших. -
Открой быстрее!'.
Иван очнулся.
Отбросив чью-то скользкую конечность, он распахнул сумку, высоко
подняв ее над головой.
Наседавшие на него твари отшатнулись.
И тогда ударило.
Словно зажглось огромное зловещее красное солнце, озарив все вокруг
мрачным светом и распустив повсюду свои лучи - тоненькие острые нити,
каждая из которых стремилась к горлу каждой из обступивших Ивана тварей.
Вот одна ниточка коснулась чьего-то горла - и голова отлетела прочь,
покатившись остальным под ноги.
Еще голова слетела, еще и еще...
Твари завизжали, попятились, пытаясь уклониться, куда-то спрятаться,
убежать, но тщетно - безжалостные красные нити проходили повсюду...
И тут Иван уловил какое-то угрожающее движение.
Он повернулся и увидел, как на том месте, где недавно восседал
князь-работодатель, появился гигантский ярко-желтый двухголовый
толстенный змей, и тварюга эта, широко разинув обе черные безъязыкие
пасти, ползет прямо на него, на Ивана.
Тщетно красные лучи-нити обвивались вокруг чудовища - он их,
казалось, вообще не замечал: полз и полз себе упорно дальше.
Иван отшатнулся и опустил сумку, закрыв ее. Красное солнце погасло.
- Прыгай в зеркало! - заверещали тотчас из сумки.
- В какое?! - озираясь, заорал Иван.
- Осталось одно - прямо за змеем!..
Иван увидел, что действительно, самое большое зеркало, которое раньше
висело за спиной у князя, уцелело. Ничего сейчас в этом зеркале не
отражалось: только мутное переливчатое багровое марево, обрамленное
позолоченным дубом.
Змей был уже совсем близко, злобно пялился и разевал чудовищные свои
глотки.
Иван коротко разбежался и сделал отчаянный прыжок, пролетев над
головами экс-феодала. Скорости разбега не хватило, но, оттолкнувшись от
змеиной туши, Иван головой вперед влетел прямо в багровый туман.
Он открыл глаза, потом огляделся.
Приподнявшись, посмотрел на себя, на свои руки, одежду. Тряхнул
головой, отгоняя сонливость.
Иван находился снова в каком-то большом помещении: почему-то
мелькнула мысль, что это храм.
Все кругом было из светло-серого грубого камня: стены, пол, колонны,
круглый стол, сиденья с подлокотниками и высокими спинками вокруг стола,
на одном из которых сам Иван и находился, - все было каменным.
Он пошевелился и еще раз оглядел себя.
Одежда представляла собой черную хламиду непонятного покроя: как Иван
ни искал, ни меча, ни сумки с могучими языками (правы были классики,
мельком подумал Иван, иногда пистолеты - это сущие пустяки) рядом не
оказалось.
Зал был пуст: ни человека, ни звука, ни шороха. Впрочем, не совсем
так: где-то со спокойствием метронома капала вода.
Иван устроился поудобнее.
Последнее, что он помнил, было падение в багровое никуда, падение,
как ему показалось, долгое, очень долгое и бессмысленное.
Собственно, скоро он перестал это падение ощущать: просто повис в
пустоте, и все.
Только обломки миров и воспоминаний о них и о тех, кто их когда-то
населял, проносились мимо, не задевая тела и не трогая души.
Он падал так долго, что устал: утомление вошло в его сущность,
наполнило тоскою и ощущением заброшенности, столь незнакомым,
непривычным и непонятным, что тут, видимо, он и очнулся.
Кто-то услужливо предложил ему этот зал и это каменное кресло; кто-то
словно бы в насмешку обрядил его в эти тряпки... хотя переодевание,
происходящее нечувствительно, стало вполне своеобычным делом. По крайней
мере в этих палестинах.
Иван услышал легкий шорох и поднял голову.
За столом невесть откуда появился человек в такой же, как и у Ивана,
черной одежде.
Что-то знакомое почудилось в лице человека, в движениях, которые он
совершал, устраиваясь поудобнее, в его мимике...
О!
- подумал Иван, да ведь это же я сам - собственной персоной.
Он не удивился и с любопытством посмотрел на двойника: все-таки не
каждый день видишь себя со стороны во всей красе - не в зеркале, когда
можно принять для собственного успокоения на пару минут вид гордый,
значительный, а подчас даже и умный, но вот именно так - подглядев
нечаянно неловкость позы, тупой взгляд и глубокомысленное ковыряние в
носу.
Хотя сейчас двойник, конечно, в носу не ковырялся.
Начинать разговор Иван не спешил: с какой стати?
Двойник, по его мнению, выглядел, честно говоря, не очень;
Иван считал, что вид у него гораздо более мужественный и независимый.
Но что, в конце концов, поделать, вздохнул он про себя: неча, как
известно, на зеркало пенять...
Пауза затягивалась.
Иван номер два тоже пристально, с каким-то юмористическим выражением
лица разглядывал свой прототип и тоже не собирался, судя по всему,
первым начинать беседу.
Иван слегка пошевелился, и тогда его двойник, кашлянув, произнес:
- С прибытием.
Поздравляю: первый уровень ты прошел благополучно.
Могло быть хуже.
- Какой первый уровень? - не понял Иван.
- Ну, как какой...
Не компьютерной же игрушки.
Тебе же говорили, что ты должен идти постепенно дальше, в сторону
заката...
- Какого такого заката? - перебил его Иван. - Тут и солнца-то нету...
- Ну, это так я запад называю. Ты...
- Какой запад? - снова перебил его Иван. - Говорили, что куда-то
вниз...
Двойник небрежно махнул рукой.
- Вниз, на Запад, - какая разница?
- А по-моему, это совершенно различные вещи, - возразил Иван.
- Это по-твоему, - хмыкнул двойник.
- Я вижу, что ты все равно мало что понимаешь.
Думай.
Командир обязан думать, а не только чем-нибудь махать...
Уровни тебе непонятны, да?
Плюнь на это.
Считай, что уровень - это только число, число само по себе, выражение
не количества, а идеи-силы, и у каждого свой характер, своя антология,
своя символика и своя судьба: можешь предположить, к примеру, что ноль -
латентность, единица - открытие сущности, двойка - эхо и так далее.
Путешествуя здесь, в небытие, ты проходишь от начала времен и до
скончания века, ты находишь и обретаешь, теряешь и теряешься, понимаешь
и обманываешься... а главное - идешь вперед, и только вперед, избранник.
- Ну, раз я избранник, - криво усмехнулся Иван, - значит, мне и
задумываться ни о чем не надо? Все само, сделается?
- Ничего подобного.
Совершишь ошибку - пеняй на себя. И последствия твоей ошибки коснутся
не только тебя лично, но и многих, многих других.., а по сути - всего
твоего мироздания.
- Ну хорошо.
Не буду спрашивать, почему именно я избранник, хотя это и
непонятно.., но что такое, собственно, избранник?
Двойник отвел глаза, помолчал и задумчиво проговорил:
- Выбор. Проблема выбора была всегда и всегда будет...
- Ты-то что об этом знаешь?
- хмыкнул Иван.
- И вообще - кто ты, собственно, такой?
- Я - твой двойник, - сказал двойник просто. Иван невесело
усмехнулся.
- Да?
- произнес он с мрачной иронией.
- Это, пожалуй, я и сам вижу... только непонятно, из зеркала ты или
из Зазеркалья...
Так что и из чего выбирать?
- А я не знаю.
- Понятно, - кивнул Иван.
- А ну как я вернусь обратно и выясню что к чему? Двойник помотал
головой.
- И не думай об этом.
Считай, что ты в загробном мире, а оттуда, как известно, обратной
дороги нет. Можно идти только вперед - авось выберешься.
- В данный момент мы в загробном мире? - уточнил Иван.
- В какой-то степени, - уклончиво ответил двойник.
- Что значит - в какой-то степени? - поразился Иван.
- А миры, в том числе и загробные, могут быть втиснуты друг в друга,
как матрешки.
Могут быть и перепутаны.
И в каждом есть своя передняя - или приемная.
- Врешь небось, - с укоризной сказал Иван.
- Может, и вру, - легко согласился двойник.
- Здесь, кстати, постоянно, еще раз повторяю, постоянно врут в разных
формах.
Ты это имей в виду и все проверяй на своем опыте.
- И проверю.
- Проверяй, проверяй.
- А ты что, помогать не будешь?
- Нет.
- А для чего ты тогда есть?
Иван номер два расхохотался, как показалось Ивану номер один -
несколько натянуто.
- Во загнул...
Я тоже мог бы спросить - а для чего ты есть?
Кто тебя, братец, создал и зачем?..
Но я тебя понимаю.
А потому скажу так: ежели ты думаешь, что где-то рядом бродит некий
гипотетический Франкенштейн и, хихикая, мастерит из подручных материалов
сборища потешных идиотов с одной лишь целью - досадить
полуабстрактному-полупридуманному персонажу, то ты ошибаешься.
Все сложнее.
- Насколько сложнее?
- Этого я не могу тебе сказать.
Может быть - пока не могу сказать. Что-то узнаешь со временем, до
чего-то додумаешься, а чего-то никогда не узнаешь и не поймешь...
- Почему?
- А потому что так надо. Спросишь - кому? Да всем. Конечно, можно
выяснить - хоть теоретически, - кому надо, чтобы каждое из происходящих
с тобой событий состоялось, и даже кому необходима совокупность этих
самых событий, но вот если задаться вопросом, почему некоей абсолютной
персоналии все это было нужно, то остается либо простереться ниц и
распустить слюни, либо предположить, что все-все-все подчиняется
всему-всему-всему и превысить своих полномочий никто - заметь, никто! -
не в состоянии...
Двойник умолк и посмотрел на Ивана.
- Все, - сказал он решительно, - хватит об этом!
Иван помолчал, потом сказал примирительно:
- Хорошо, хватит так хватит.., хоть и надоели вы мне все, повторяющие
чужие слова. Но ты ведь можешь мне сказать, куда идти дальше и что
делать?
Двойник усмехнулся.
- По твоим вопросам, особенно по последнему, сразу видно, в каком
краю ты уродился...
Реорганизация рабкрина как главный вопрос мирового бытия тебя не
занимает?..
Кстати, запомни: тебя здесь будут стремиться задержать, помешать и
все такое прочее.
И еще: не всегда даже явная истина есть истина лично для тебя.
Иван слегка смутился.
- Но я же сам видел...
- То, что ты здесь можешь увидеть, есть только твое субъективное
представление об одном из вариантов одного из вариантов,
экспериментально предлагаемых...
Ну, это уже не важно. Уместно возгласить вслед за многими - не верь
глазам своим!..
Иван подумал.
- А как мне отличить, так сказать, правду от лжи? Двойник хмыкнул.
- Будем считать, что ты не задавал этого вопроса, - сказал он с
сожалением.
- Могу лишь намекнуть: человеческая психология действует здесь не
всегда.
- Ого!
- сказал Иван.
- А где я другую возьму?
Придумаю?
Не получится ведь.
Двойник посмотрел на него с интересом.
- Это верно, - согласился он, - хотя и не ты первый заметил.
Что ж, придется тебе обходиться тем, что под рукою...
- Спасибо, - кисло сказал Иван.
- Больше ничего посоветовать не могу, - развел руками двойник,
насмешливо улыбаясь.
- Разве что быть поосторожнее с женщинами, - раздалось за спиной у
Ивана.
- Помнишь Далилу?.. Иван обернулся.
За спинкой его кресла, облаченный в черную хламиду, стоял профессор
или кто он там был на самом деле. Он благожелательно улыбался.
- И вы тут, - сказал Иван.
- Подкрадываетесь незаметно, - укоризненно добавил он.
- А где же мне быть, как не здесь, - сказал профессор, подсаживаясь к
столу. - Служба, знаете ли.
Иван посмотрел на своего двойника. Тот заметно поскучнел.
- Ты можешь мне сказать, кто это такой?
- спросил вполголоса Иван, кивая на профессора. Двойник помотал
головой.
- Нет, не могу, - сказал он.
- Знаешь, сколько этих профессоров?
Запутаться можно.
Каждый - модная фигура, но часто они не имеют друг к другу никакого
отношения.
Иван вздохнул.
- Модная фигура... как и избранник, кстати, - сказал он и поднялся. -
Ладно, я пошел.
- А как же на посошок!
- вскричал его двойник, доставая откуда-то из-под стола большую
оплетенную бутыль и три глиняные кружки.
- Водки, само собой, не держим, но зато вино - какое ты и не
пробовал!
Иван усмехнулся.
- На посошок, конечно, можно, - сказал он, усаживаясь обратно. -
Посмотрим, как у нас с общностью вкусов... Профессор встал.
- Извините, господа, - произнес он.
- Не могу у вас задерживаться.
С радостью бы, но - не могу.
Двойник покивал.
- Понятно, понятно, - сказал он, разливая вино по кружкам. - И вечно
ты в спешке, и вечно ты на ногах...
Профессор слегка поклонился и с улыбкой развел руками.
- Такие дела... До встречи.
Он повернулся и зашагал прочь. Иван задумчиво смотрел ему вслед.
Внезапно профессор исчез.
Просто так: шел себе, шел и - пропал.
Без вспышек и грохота.
Иван вздохнул и повернулся к столу.
Перед ним уже стояла полная вином до краев большая кружка.
- Ну, - с улыбкой произнес, поднимая свою кружку, двойник, - за
встречу!
Будь здоров!..
Последнее пожелание прозвучало так странно, что Иван, уже поднесший
кружку к губам, остановился и посмотрел двойнику в глаза.
Ядовитая усмешечка змеилась на губах у двойника.
Глаза его были полны злобы, и вина, естественно, он пить не
собирался.
Ивана точно ударили.
Действуя скорее инстинктивно, чем сознательно, он выплеснул свое вино
в лицо двойнику.
Жуткий вопль пронесся под сводами зала, и эхо в испуге заметалось,
отражаясь от каменных стен.
Двойник кричал, и в его крике были и злоба, и ярость, и ужас.
Иван вскочил на ноги.
Он увидел, как кожа на лице у двойника покрылась струпьями, как из
глаз потекла кровь, а потом белесыми сгустками потекли и сами глаза.
"Началось", - с усталым омерзением подумал Иван, ожидая, что и этот
сейчас начнет превращаться в какую-нибудь пакость.
Двойник, однако же, ни во что превращаться не собирался, а, судя по
всему, просто умирал, причем в муках. Он ревел жутким голосом, он
кричал, всхлипывал, стонал, мычал тоскливо и нечленораздельно,
постепенно затихая и сползая с каменного кресла на пол; и вот он затих
совсем.
И тут раздался топот: откуда-то в зал ворвались стражники, числом
около десятка, все в черном и с короткими копьями в руках: не медля, они
бросились к Ивану.
Иван огляделся по сторонам и, не найдя ничего под рукой, кроме
здоровенной бутыли с вином, схватил ее со стола, размахнулся как следует
и метнул посудину в сторону солдат. Бутыль грянулась у их ног и
разлетелась вдребезги.
Раздался оглушительный вопль страха и отчаяния.
Все, на кого попала хоть капля отравленного вина, корчились в
конвульсиях на полу, побросав копья.
Остальные шатались, выпучив глаза и хватаясь руками за горло: над
осколками бутыли поднимался белесый дымок.
Иван почувствовал резкий цветочный запах: закружилась голова. Он
зажал рот и нос руками и побежал прочь, хотя никаких дверей в зале не
было.
Сделав несколько шагов, он почувствовал, как каменная плита под его
ногой подалась вниз, и провалился в задумчивую бездну.
...Он стоял на верхушке холма, припорошенного снегом; впрочем, снег
уже истаял, и виднелась молодая, смелая, живая травка. Хлестал дождь:
крупные капли влаги заливали лицо, ручейками текли за воротник прилипшей
к телу рубахи. Иван подставил лицо дождю и засмеялся, потому что вот-вот
должно было выглянуть солнце.
Оно и появилось, хотя уже стало светло; свет отогнал тьму
далеко-далеко, и она замерла, свернувшись клубочком у горизонта,
спокойно выжидая; солнце сделало окружающий мир прозрачнее, радостнее и
просторнее; но и это было еще не все.
Взошла гордая луна.
Иван почувствовал, что его охватила легкая грусть по тем, кто