Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
го случая. Увидев Жоана, Гароди приветливо помахал
палкой из слонового дерева, такой массивной и тяжелой, что ей без труда
можно было бы проломить череп быку.
- Мы ошиблись, Жоан! Иди скорее, мой друг! - закричал профессор с
порога. - Мы свирепо ошиблись, - повторил он еще раз в кабинете.
Профессор швырнул палку на шезлонг, стоящий возле окна, и потащил Жоана
в смежную комнату.
- Всегда гуляй по утрам, нет ничего полезнее утреннего моциона. Но
прежде я тебе покажу одну вещь. Ты несомненно видел ее много раз, но
никогда над нею не задумывался...
Комната, где они очутились, сплошь была заставлена старыми,
нуждавшимися в реставрации картинами. Профессор осторожно поднял одно
полотно, натянутое на подрамник, смахнул носовым платком с него пыль и
установил поближе к окну.
- Смотри внимательно, мой друг!
Картина была очень стара. Краски ее потемнели, местами облупились. Но
при внимательном рассмотрении можно было разобрать нарисованное.
Полуобнаженный юноша атлетического телосложения стоял спиной к дереву. У
его ног пылал костер.
Вокруг толпились татуированные индейцы в пестрых одеяниях. Что здесь
происходит?
Если казнь, то почему нет стражи? Почему перед обреченным юношей стоит
на коленях этот старый индеец, протянувший в отчаянии руки? Почему у всех
воинов склонены головы, а женщины в знак печали распустили волосы?
Особенно выразительна была фигура юноши. Его гордый взор, преисполненный
презрения к мукам, обращен в сторону восходящего солнца...
- Кто создал это, профессор? - спросил Жоан.
- Неизвестно, мой друг! Несомненно одно: человек, написавший это
полотно, был талантлив.
- Но что, что он хотел изобразить?
- Ах, Жоан! Я часами просиживал, стараясь понять, что, и вот вчерашняя
находка помогла. Посмотри на грудь индейца.
Жоан подошел ближе. Между языками пламени, уже охватившими грудь
несчастного, слабо проступал какой-то рисунок.
- Монстера... - прошептал Жоан.
- Да, монстера - удивительный цветок лианы! Да, точно такой, как и
нарисован на обложке. А вот конусообразная хижина. Смотри - фигурки людей
по кругу. Мы с тобой считали, что самое важное - зашифрованные рисунки.
Это не так. Самое важное скрыто вот в этих знаках, которые ты принял за
грязь...
Профессор Гароди приложил к прозрачной пластинке линейку.
- В самом деле, они, кажется, расположены по прямой линии! - Линейка
опустилась ниже, и снова кажущиеся с виду беспорядочно разбросанные пятна
и черточки как бы выстраивались в шеренгу.
- Я догадываюсь, в чем дело, - краснея от волнения, проговорил Жоан, -
это... письменность.
- Не совсем точно, но мысль правильная. Это всего лишь часть какого-то
письма.
Обрати внимание на толщину корешка... Неправда ли, он слишком толст для
одной пластинки?
- Здесь не хватает еще одной такой же прозрачной страницы.
- Правильно, мой друг! Недостающая часть письма находится на другой
пластинке.
Если бы у нас она была, мы сложили их вместе и увидели бы полный текст.
На это как раз и указывают зашифрованные рисунки. Две прозрачные пластинки
нужно держать в определенном положении, тогда половинки письменных знаков
совпадут и получится полный знак, а вместе с тем и какая-то вероятная
возможность прочесть все письмо. К сожалению, у нас только одна пластинка
с нижней половинкой знаков...
Жоан собрался было выразить профессору восхищение его умозаключениями,
но тот остановил его жестом.
- Не будем терять времени. Мы или разыщем недостающую страницу или
восстановим текст письма по оставшимся знакам. Сейчас я хочу рассказать
тебе одну легенду, в основу которой, как и в большинстве легенд, положен
исторический факт. Несколько лет назад я пытался раскрыть ее тайну,
предпринял даже поиски, но неудачно. Если представится возможность, я
непременно их возобновлю... Скажи мне, что слышал ты об индейцах племени
лакори?
- Только то, что это племя никогда не существовало, а культуру, которую
одно время им приписывали, следует относить к индейцам племени мауги.
- Так вот, все это вовсе не так. Слушай...
Профессор откашлялся, потрогал кончиком пальцев надбровья, как бы
проверяя на месте ли мысли, и начал:
- Впервые о мауги я услышал почти сорок лет назад, когда был таким же
молодым, как и ты, и участвовал в экспедиции, исследовавшей один из
притоков Амазонки реку Мадейру. Это необычайно дикие джунгли, где
встретить человека почти невозможно. Индейцы мауги, как ты знаешь, в свое
время были полностью уничтожены португальцами, и о них остались лишь
легенды и предания. Вот одно из этих преданий я и хочу тебе рассказать.
Это, скорее, печальная повесть о вожде древнего племени мауги. Он был
рожден во время страшной грозы матерью-ягуаром, поэтому имел сходство с
человеком и зверем. Он носил имя Таме-Тунг, что означает "Рожденный
Зверем". Его мудрости и могуществу поклонялись все племена, о его победах
складывались легенды.
И вот Рожденный Зверем полюбил белую девушку. Она была дочерью
португальского военачальника и во время сражения попала в плен к индейцам.
По суровому закону племени дочь вражеского народа должна быть казнена. Но
эта пленница обладала такой необычайной красотой, что затмевала волшебный
цветок джунглей - ситули. Ее красота зажгла в сердце Таме-Тунга огонь
любви. Поправ все родовые обычаи и законы, он сделал девушку своей женой.
Поступок вождя оказался дурным примером для молодых воинов, которые также
стали тайно, а потом и явно нарушать древние заветы отцов и дедов.
Таме-Тунг видел, что молодые воины становятся дерзкими, не слушают
советов старейших, между ними то и дело возникают распри, но остановить их
было уже не в его власти: он первым нарушил законы племени.
Тогда Таме-Тунг приказал сжечь на костре чужеземку, ее пепел бросить в
воду, а место казни засыпать землей. Но раньше, чем его жена умерла в
огне, запылал другой костер, на котором Таме-Тунг сжег самого себя.
Его останки с почестями похоронили в джунглях. На могилу вождя
приходили молодые воины, чтобы учиться мужеству, верности обычаям и
верности в любви. С тех пор дух вождя бродит по лесам и горам, и всякий
белый человек, встретивший его, становится безумным. Дух Таме-Тунга
подстерегает пришельца, нежным запахом волшебного цветка джунглей
одурманивает его мозг или же гонится за ним в облике обезумевшего ягуара.
Дух жестоко мстит белокожим людям за то, что они привели в леса индейцев
свою слабую дочь, погубившую могучего вождя... Вот таково одно из
преданий, - закончил профессор.
- Красивая, волнующая сказка, - задумчиво проговорил Жоан, - но она не
опровергает моих слов.
- Это еще не все. Представь мое удивление, когда несколько лет спустя я
вновь услышал эту легенду от старого индейца, и он утверждал, что
Таме-Тунг был лакорийским вождем. Старик дополнил легенду некоторыми
подробностями, в частности, такой. Девушка также любила Таме-Тунга. После
того, как старейшие воины завернули ее пепел в шкуру и бросили в реку,
вдруг забурлила вода, поднялся вихрь, пригнувший деревья до земли, и из
воды вышел мальчик, удивительно похожий на Таме-Тунга.
В этой легенде, мой друг, вот что любопытно, - продолжал профессор. -
Остатки древней культуры индейцев мауги, как правило, находят только на
севере. А между тем, существуют неопровержимые доказательства историков,
что маугийцы жили в прериях юга и вели кочевой образ жизни. Кому же в
таком случае принадлежала культура, обнаруженная на севере, в джунглях?
Почему среди реликвий маугийцев есть изображения колоссальных храмов,
дворцов, акведуков, в то время как они были кочевниками и их техника
дальше постройки вигвамов не продвинулась ни на шаг? Все это дает
основание думать, что произошла какая-то историческая ошибка.
Культуру одного народа приписали совсем другим. Кто совершил эту
ошибку, сейчас трудно, да, пожалуй, и невозможно установить...
Профессор Гароди умолк. Он долго глядел на картину и потом заговорил
снова:
- По словам старика-индейца, настаивавшего, что Таме-Тунг был
лакорийским вождем, представители племени лакори были высокого роста,
обладали большой физической силой, имели письменность, умели строить
огромные жилища и храмы.
Лакорийцы никогда не сдавались на милость победителей, предпочитая
смерть в бою.
Взять живого лакорийца в плен было так же трудно, как и поймать живую
гарпию - царицу орлов. Но и попав в плен, лакорийцы умирали от голода,
отказываясь принимать пищу из рук врагов. Лакорийцы самоотверженно
защищали свою землю от белых пришельцев, но не в силах сдержать
португальцев, отступали все дальше и дальше, уходили в джунгли. Последнее
сражение произошло где-то в долине реки Журуэны. Остатки и без того
небольшого племени лакорийцев были окружены португальцами. Видя, что
гибель племени неизбежна, вожди и старейшины приказали умертвить всех
детей и стариков, а воинам и женщинам погибнуть в бою. Так исчезло с лица
земли гордое племя лакорийцев.
Несколько лет назад, разбирая архив, я случайно наткнулся на дневник
одного португальского офицера. В этом дневнике, чуть не трехсотлетней
давности, описывалась грандиозная битва в долине реки Журуэны. И сражение
происходило не с маугийцами, а с лакорийцами. И что самое любопытное, не
все лакорийцы погибли в этом сражении. Часть самых сильных мужчин и женщин
во главе с молодым вождем прорвали кольцо окружения и ушли в джунгли. Они
унесли с собой мертвых вождей, много золотых украшений. Офицер якобы
настаивал преследовать индейцев, но никто из его спутников не отважился
проникнуть вглубь неизведанного леса.
- Значит, лакорийцы все-таки существуют или существовали? - возбужденно
спросил Жоан. - Признаться, я ведь тоже в них не верил.
- О, мой друг, есть не менее загадочные факты. Известно, что
индейцы-мауги были низкорослы, мало развиты, имели темно-красный цвет
кожи. Португальский офицер, автор дневника, поражался и негодовал, что
лакорийцы были очень искусны в военном деле, умели поддерживать связь друг
с другом на больших расстояниях посредством каких-то непонятных сигналов,
хорошо разбирались в математике и астрономии, чего, кстати, не знали
многие белые завоеватели, и, наконец, лакорийцы имели совершенно белую
кожу...
- Белая кожа у дикарей, - усмехнулся Жоан. - Представляю себе, как
бесило это святых отцов. Они, небось, считали это кощунством...
- Еще бы! Ну слушай дальше, - продолжал профессор. - В свое время я
находил не менее любопытные записи у путешественников по Амазонии. В лесах
плоскогорья Мату-Гросу и где-то у истоков Риу-Негру, сообщали они, обитают
неизвестные племена индейцев. Негры и метисы - искатели каучука - якобы
даже встречались с ними, но обитатели джунглей очень осторожны и избегают
встреч. В нашей, да и в европейской печати, если ты помнишь, Жоан, не раз
появлялись сообщения о каких-то величественных древних развалинах в районе
Мату-Гросу, где якобы живут таинственные белые индейцы. Этими слухами в
свое время заинтересовался английский полковник Перси Фостер,
исследователь верховьев Амазонки. Уверенность в существовании неизвестного
науке племени у него была так велика, что в середине тридцатых годов
нашего столетия он предпринял поиски этого загадочного племени. Экспедиция
состояла всего из четырех человек: сам Фостер, его сын Джон, их
соотечественник, знаток амазонских джунглей Рели Ример, известный также по
имени Рыжий Ример, и проводник - индеец. Ни полковника Фостера, ни его
спутников с тех пор никто не видел. На поиск пропавших посылалось
несколько экспедиций, но они ничего не нашли.
В начале сороковых годов друг Фостера - капитан Моори совместно с
французским этнографом Луи Пэйном и несколькими индейцами-проводниками
отправились по следам Фостера и тоже пропали...
- Значит, какие-то неизвестные люди обитают в наших джунглях! Возможно,
это и есть загадочные лакорийцы?
- Не будем делать поспешных выводов, Жоан. Завтра, - профессор Гароди
взглянул на часы, - к черту завтра! Ты отправляешься сегодня же в Манаус.
Там встретишься с профессором Грасильяму и передашь от меня пакет.
Профессор Грасильяму посвятил всю свою жизнь раскрытию тайны племени
лакори. Спеши, мой мальчик! Самолет отбывает в одиннадцать часов. Тебе
только-только остается времени, чтобы собраться.
Профессор Гароди спустился в зал и прошел в дверь, скрытую за шеренгой
стеклянных шкафов. Здесь хранились особенно дорогие сердцу старого ученого
реликвии: дневники первых завоевателей Бразилии, предметы их быта и оружие.
Наконец, здесь хранился предмет особой гордости профессора Гароди, труд
всей его жизни - изданный им самим словарь, объединявший в себе почти все
языки народов, живущих или живших когда-либо в Бразилии.
Вот за этим словарем директор музея и пришел. Возвращаясь в свой
кабинет, профессор задержался возле группы посетителей музея, толпившихся
у манекена индейца в полном боевом вооружении. Сотрудник музея Эстебан
Ногейро, маленький седенький старичок, объяснял посетителям устройство
духового ружья.
- Зайдите ко мне, Эстебан, есть интересная находка, - шепнул Гароди ему
на ухо.
Глава 2
Сорок бобов
Молос Ромади имел полное право считать себя счастливым человеком. Он
получил работу. Но какая насмешка судьбы! Он, Молос Ромади, прославленный
инсайд "Лафиата", стал сортировщиком кофе. Не так еще давно его имя не
сходило со страниц газет, трибуны стадионов Рио, Буэнос-Айреса, Монтевидео
тысячеголосо скандировали ему: "Салудо, Ромади! Салудо, Ромади!" А после
матчей толпы беснующихся болельщиков преграждали путь к машине,
забрасывали цветами.
Поклонницы, очаровательные сеньориты, готовы были драться меж собой
из-за фотографии или автографа этого ничем не примечательного с виду,
невысокого коренастого бразильца с голубой серьгой в ухе. К услугам Ромади
были первоклассные отели, фешенебельные курорты, дорогие автомобили.
Баловень судьбы, он шел по жизни, устланной цветами, провожаемый
восхищенными улыбками почитателей. Казалось, так будет вечно.
Оставалось забить только два гола, добавить только два мяча ко
множеству забитых ранее в ворота противников мячей, чтобы Молос стал бы
обладателем приза мистера Кнорра - целого миллиона крузейро! И вдруг...
И вдруг во время схватки у ворот "Голубых бизонов" Нипо, свой же игрок,
налетел на Молоса, свалил на землю. Молос пытался вскочить, но потерял
сознание.
Поднялся он только через четыре месяца, когда срослись переломы ног.
Миллионный приз - подумать только! - достался Гаферу, отстававшему от
Молоса на одиннадцать мячей! Много времени спустя до Ромади дошел слух,
что Гафер, получив приз, отвалил солидный куш Нипо, и они оба укатили в
Венесуэлу.
Мистер Фор, босс большого футбола, к которому обратился Ромади,
предложил своему бывшему фавориту место импрессарио. Возмущенный Молос
отказался. О, если б он знал, что ждет его впереди!
Первое время Молоса еще грели лучи былой славы. Он играл в составе
второстепенных, провинциальных команд. Громкое имя сначала привлекало
зрителей, но... Куда делась былая мощь ударов Ромади, где его молниеносная
быстрота, так покорявшие толпу? Зрители, а за ними и владельцы клубов,
охладели к Молосу.
Пришла нужда. Ромади скатывался все ниже и ниже, распродавая вещи,
перебиваясь случайными заработками. И вот наступил день, когда продавать
уже было нечего.
Остались одни лишь руки, но кому они нужны?
Это были тяжелые годы. В северо-восточных штатах свирепствовала засуха.
Солнце выжгло все посевы и пастбища, погиб скот. Тысячи, десятки тысяч
семей, побросав свои жилища, спасаясь от голодной смерти, устремились в
южные штаты в поисках работы. Штат Сан-Пауло был наводнен беженцами.
Сутками они простаивали у ворот плантаций, на биржах в надежде получить
какую-нибудь работу. И среди этих обездоленных, обиженных судьбой людей
затерялся и Ромади Молос.
Наступление счастливого дня застигло Ромади у ворот фазенды полковника
Гарсия Кольеша. Сюда, на эту отдаленную плантацию, Ромади, как и несколько
десятков таких же горемык, привел слух, будто бы здесь нужны сборщики
кофе. Своеобразные условия получения работы у полковника Кольеша никого не
пугали.
Нет, кажется, бразильца, который бы не увлекался футболом, но полковник
Гарсия Кольеш был буквально помешан на нем. Он часто устраивал у себя
матчи, комплектуя команды из безработных. Желающих всегда хватало с
излишком. Еще бы! Перед матчем игрокам выдавалось по две чашки кофе и
большому куску хлеба. Победителям полагалась после игры еще полная тарелка
вареных бобов с куском мяса. Но главный приз, вожделенный приз, доставался
по жребию только двум игрокам победившей команды - они получали работу на
плантации. Ради этого стоило плестись сюда издалека, просиживать долгие
часы в ожидании, когда появится управляющий...
И вот появился Хуан - так звали управляющего - низенький широкоплечий
толстяк с обрюзгшим безбровым лицом. Все поднялись, замерли, впились в
него глазами.
- Работа только для бразильцев, - буркнул он.
Несколько негров и индейцев покорно вышли из толпы. Остальные еще
теснее обступили Хуана. Сейчас должно решиться: кто из них сегодня сможет
поесть, кого выберут в команду?
Но Хуан решать не спешил. Сердито наморщив лоб, он молча, внимательно
разглядывал толпу, прощупывая каждого претендента оценивающим взором.
Прошло с четверть часа, когда Хуан наконец снова соизволил открыть рот.
- Играл раньше? Где? - спросил он протиснувшегося вперед Молоса.
- Левым инсайдом "Лафиата"...
Название знаменитой команды вызвало в толпе легкое оживление, все
повернули головы к Молосу: ну и враль же этот парень. Молос, чувствуя, что
ему не верят, назвал свое имя, а это и вовсе вызвало смех.
- Врать ты горазд. Выходи, посмотрим, каков будешь на поле, - нехотя
буркнул Хуан, и Ромади поспешил отделиться от толпы, пока всесильный
толстяк не раздумал.
- А ты играл? - Хуан ткнул пальцем следующего претендента.
- Кипером! - отозвался безработный.
- Выходи!
- Ты? - управляющий продолжал высматривать игроков.
- Я не играл, сеньор, но хорошо знаю правила игры. Могу справиться с
обязанностями судьи, - заискивающе заглядывая в глаза управляющему,
торопливо залопотал долговязый пожилой бразилец.
- Убирайся!
- Я готов попробовать играть левым беком, мне приходилось...
- Отстань!
- Сеньор, вот увидите, я буду очень хорошо играть. Возьмите меня,
добрый сеньор... Ого-го, я еще некоторым молодым покажу класс игры, - не
отставал долговязый, но даже младенцу было ясно, что изможденный нуждой и
болезнями человек не способен играть. Знал это и Хуан. Своим вопросом он
вселил в неудачника надежду, чтобы тут же отнять ее.
- Прочь!
Процедура отбора игроков продолжалась. Все теснее сжималось кольцо
людей, все большее отчаяние охватывало тех, кого Хуан обходил или не
замечал. Уже двадцать один игрок стояли в стороне; недоставало еще одного.
Отвергнутые претенденты не спускали глаз с Хуана, затаив надежду, а
вдруг... Но Хуан не спешил: так приятно сознавать, что от тебя зависит
сделать кого-то из этих голодных оборванцев счастливым. Пусть знают, кто
такой Хуан.
Наконец последний игрок отобран. Кольцо людей распалось. Еще несколько
минут назад они с плохо скрываемой враждой ревниво следили друг за другом:
не окажется ли сосед счастливее. Возьмут его - меньше шансов у тебя. Но
сейчас, когда отбор закончился, вражда ушла. Осталась только тайная
зависть к счастливчикам - их сейчас покормят - и тоскливые думы о
неизвестном будущем.
Хуан отвел игроков на футбольное поле - неровный, со множеством рытвин
участок, о назначении которого свидетельствовали лишь ворота, окрашенные в
оранжевый цвет. Хуан объяснил порядок матча: два тайма с десятиминутным
перерывом. Судьей будет сам хозяин плантации полковник Гарсия. Ну, а о
том, что вместо судейского свистка в руках полковника будет пистолет,
игроки знали и сами.
П