мещения.
     В фокус зрения попали отключенные панели автопилотов, затем бледные пятна света скользнули по покрытому паутиной трещин и частично осыпавшемуся куполу обзорного экрана и, наконец, остановились на одном из кресел, расположенном за подковообразным пультом управления.
     Создатели!...
     Эта мысль-образ полыхнула ярче самого пробуждения, сильнее, чем виртуальная вспышка при открытии канала видеосвязи...
     Это был шок, и Мозг в полной мере познал его глубину лишь в эти секунды, когда фокус камеры переместился на кресло.
     То, ради чего его создали, ради чего он, собственно, и жил... оно больше не существовало...
     Камера застыла, словно приклеившись к креслу и неясному бурому пятну на нем.
     Поначалу Мозгу показалось, что он видит сморщенное, усохшее тело, однако затем он понял - это всего лишь прах, отпечаток того, кто погиб бездну времени тому назад.
     То же самое можно было наблюдать во всех семи креслах.
     Смутные пятна на обшивке, отражающие контуры истлевших тел.
     Тлен... Раз процессы разложения имели место, значит, на корабле еще долгое время удерживалась атмосфера, а его разгерметизация наступила много позже момента основной катастрофы. Это был безупречный вывод, сделанный блоком логической обработки информации, но что теперь стоила его безупречность? Кому она могла быть нужна?
     Создатели погибли, и вместе с ними утратило свой смысл все остальное.
     Мозг понял, что остался один. Но самому себе он никогда не был нужен! Он предназначался для них! Он исполнял их волю, являлся отражением их разумов!...
     Точная электронная копия мозга Создателей... Он был их детищем, их другом, сыном - чем-то чуть большим, чем машина, призванная облегчить управление космическим кораблем...
     И вот они мертвы. Мертвы давно, неисчислимую бездну времени... А он пережил их, очнулся и вновь живет спустя неопределенный отрезок бесконечности... ДЛЯ ЧЕГО?!
     Как ни странно, но именно этот заданный самому себе и не нашедший немедленного ответа вопрос позволил ему функционировать дальше.
     Казалось бы, в его действиях, в прошлом полностью подчиненных заботам о безопасности и здоровье, как Создателей, так и самого космического корабля, теперь полностью исчез всякий смысл. Мозг хоть и был наделен симуляторами эмоционального поведения, все же в первую очередь оставался машиной. Он не мог жить ради самого себя. Потеряв все - и корабль, и Создателей, он ощутил вселенскую пустоту.
     И одновременно еще глубже осознал собственную ущербность. Он не помнил ни момента катастрофы, ни событий, предшествующих ей.
     В таком виде, когда не работала большая часть его долгосрочной памяти, Мозг попросту не имел права принимать каких-то кардинальных решений. Прежде он должен был самовосстановиться, понять, вспомнить, а уж потом...
     "Потом" представлялось совершенно неясным клубком возможностей.
     Пока он размышлял, ручеек энергии продолжал сочиться извне, наполняя один из его накопителей.
     Теперь ее оказалось достаточно, чтобы автомат мог предпринять более радикальную попытку выхода из корабля.
     Отдав соответствующие приказы, Мозг продолжал наблюдать за исполнительной машиной, чудом уцелевшей в постигшей корабль катастрофе.
     Подзарядившись у ближайшего пригодного разъема бортовой сети, робот двинулся обратно - по покореженному коридору, мимо темных изуродованных двигательных секций, он вышел назад на предшлюзовую площадку. Теперь, когда Мозг точно знал, что на борту больше нет жизни, о которой необходимо заботиться, он мог действовать несколько иначе.
     Подчиняясь его приказу, автомат выдвинул плазменную горелку и начал вскрывать обшивку корабля в указанном месте.
     Через некоторое время кусок корпуса в виде обугленного по краям овала медленно отделился от стены. Робот отправил его в свободное парение внутри корабля, а сам пролез в образовавшуюся дыру.
     Связанный с ним информационным каналом Мозг увидел пронзительно голубой шар звезды, неподвижно зависший над обугленным бортом космического корабля.
     Робот развернул несколько энергопоглощающих сегментов и застыл, впитывая обжигающие, полные жизни лучи незнакомого светила.
     Через некоторое время, зарядившись, он вновь спустился в мертвые недра корабля и отдал собранную энергию в бортовую сеть.
     Живительный поток заряженных частиц хлынул в накопители Мозга.
     Он жил.
     Теперь он помнил и понимал все.

Часть первая

ПОТЕРЯННЫЕ

Глава 1

     Планета Хабор.
     3794 год Галактического календаря...

     Шел бой.
     Короткий ночной бой, в котором такие понятия, как "тактика", а тем более "стратегия" совершенно теряли свой смысл, уступая место куда более жестким, но весомым правилам.
     Колонна попала в засаду.
     Десять транспортных вездеходов с эмблемами Совета Безопасности Миров сгрудились на блокированном участке горного серпантина. Головная БМК, подорванная на управляемом фугасе, горела, не сделав ни единого выстрела... Пожиравшее ее борта пламя с одной стороны освещало отвесные скалы, а с другой - бессильно тонуло, терялось в черноте бездонного ущелья.
     Вне освещенного пожаром круга мрак вспарывали росчерки трассирующих пуль.
     ... Николай, убаюканный монотонным движением тянущейся, как червяк, колонны, в момент взрыва дремал на броне сзади. Когда впереди ослепительно полыхнуло, а по ушам ударил остервенелый грохот вырванной в небеса земли, он кубарем слетел с покатой брони, едва не угодив под огромные литые колеса идущей следом машины.
     Сонная одурь мгновенно сменилась железистым звоном контузии; в первый момент он не сообразил, что случилось, и только злобная, отчаянная мысль, высказанная одним словом "встряли", билась в голове, в то время как тело совершенно машинально ползло прочь, а рука дергала затворную раму допотопного автомата. Однако та не поддавалась, пока разум Николая наконец не включился с болезненной запоздалой мыслью - "предохранитель"!
     Рядом кто-то кричал во тьме, тонко, истошно, и этот крик привел его в чувство, резанув по нервам мучительной болью. Ударившись спиной о шероховатый камень отвесной стены, он словно очнулся от страшной, неправдоподобной одури первых секунд внезапного боя, и время для него сорвалось в привычном ритме...
     Большой палец правой руки нашел упругую скобу, сдвинул ее вниз, до упора, в положение "автоматический огонь", затворная рама наконец дернулась, втолкнув в казенник верхний патрон из магазина, и автомат вдруг ожил в его руках, послав во тьму короткую неприцельную очередь.
     Когда вокруг тебя тьма, а в ней злыми волнами автоматического огня катается бой, сообразить, где свои, где чужие и что должен делать конкретно ты, - задача непростая. Стоит прибавить сюда бьющую по мышцам дрожь от нервного потрясения, избытка адреналина в крови, и станет понятно, что, кроме солдат, закаленных, опытных, не раз бывавших в таких переделках, все остальные начнут беспорядочно палить в разные стороны, ища укрытия исключительно для себя, и руководить бойцами станут не здравый смысл и холодный расчет, а инстинкт самосохранения, помноженный на те крохи личных боевых качеств, какие не смог убить ужас первых секунд столкновения.
     ... Дав короткую очередь, Николай отпрянул под прикрытие огромного ребристого колеса вездехода.
     Вокруг царил ад. Нависающие над серпантином дороги скалы изрыгали шквальный огонь. В неясных бликах бушующего в голове обстрелянной колонны пламени метались такие же смутно очерченные тени; росчерки трассирующих очередей летели во тьму, прихотливо перекрещиваясь и создавая впечатление беспорядочного фейерверка, а не осмысленного ответного огня. И среди этого хаоса вспышек, звуков продолжал звучать, уродуя нервы, тот же тонкий, напряженный, задыхающийся крик:
     - А-а-а-а-а...
     Ник вдруг понял, что не в силах оторвать покрывшуюся ледяной испариной спину от шероховатой, прохладной поверхности скалы. Он никогда не думал, что первый его бой начнется так страшно, внезапно и тьма, вязко облепившая его со всех сторон, окажется настолько враждебной, безжалостной...
     Он задыхался, хотя вокруг было достаточно воздуха.
     Потом, наверное, спустя всего минуту после того, как Николая скинуло с брони болезненным ударом взрывной волны, он вдруг услышал тишину...
     Это было еще хуже, невыносимее, чем звуки скоротечного ночного боя.
     Тишина была оглушающей, она несла в себе треск пламени, чей-то отдаленный стон, шуршащие по гравию шаги и громкий, прозвучавший совсем рядом голос:
     - Дельманг Шиист ванг кунем ал арби? [Где, во имя Шииста, обучались эти воины? (ганианск.)]
     - Ал арби моолунг гаши, кемел? [Нам послали на ужин молокососов? (ганианск.)] - разразился рядом, в темноте, чей-то хохот в сопровождении глухого чавкающего шлепка.
     Николай чувствовал, как его затрясло еще сильнее. По звуку он понял, что совсем рядом кто-то перевернул ударом ноги труп.
     На его глазах, затуманивая взор, выступили слезы. Отчаяние подкатило к горлу жарким удушливым комом. Он ощутил, как каждую его мышцу сотрясает крупная непроизвольная дрожь...
     Вот сейчас... Сейчас...
     В проеме между двумя заглохшими вездеходами показалась рослая фигура. Ник увидел, как незнакомец нагнулся к земле, поднял автомат и принялся разглядывать его с неподдельным интересом.
     - О, араг дорголт ванг?! [Вот этим они хотят нас победить? (ганианск.)] - поцокав языком, протяжно произнес он и вдруг расхохотался, самодовольно и саркастично.
     - Ног, али катх Шиист дегос! [Нет, эти неверные придурки просто шлют нам подарки во имя немеркнущей славы Шииста! (ганианск.)] - ответил второй голос, сопровождая слова скрипом отодвигаемого люка вездехода.
     Николай не понял смысла сказанных слов, но он отчетливо видел другое - говоривший был вооружен самой натуральной импульсной винтовкой. Осмыслить этот неприятный, шокирующий факт ему не удалось. Фигура ганианца повернулась, узкий луч карманного фонарика осветил пространство за вездеходом и вдруг остановился на Николае.
     - Ванг Шиист! - вырвалось у него. Ганианец попытался вскинуть оружие, но Николай, уже ощутивший холод дохнувшей на него смерти, больше не мог сдерживать в себе конвульсивную дрожь, и она вылетела из него вместе с криком, с тугой лающей автоматной очередью, которая плеснула в лицо незнакомцу, снеся тому половину черепа...
     Крик, вырвавшийся из горла Николая, захлебнулся булькающим тошнотным спазмом, когда частички окровавленных мозгов влажно зашлепали по рукам, лицу...
     Его тут же вырвало.
     За вездеходами раздались крики, шум, кто-то дал остервенелую очередь. По скалам звонко цвиркнули пули, и их ноющий рикошет прозвучал в воздухе визгливым эхом.
     Николай, выскочив из-за огромного колеса, метнулся во тьму. Сзади раздались крики, но в этот момент в горящей БМК взорвался боезапас, взметнув в черные ночные небеса ослепительный сноп пламени.
     Вспышка на мгновение осветила всю округу, и в этом призрачном огне Николай увидел закругление дороги и узкую уводящую вниз расселину.
     Не раздумывая, он ничком упал на землю, сполз ногами в спасительную трещину, нащупал опору в выветренной и размытой водой скале, сполз еще ниже, скорчился и затих в кромешной, вязкой, осязаемой тьме.
     Его мутило, мышцы ослабли, дыхание было жарким, прерывистым.
     Наверху с треском продолжал рваться боезапас, потом, спустя какое-то время, взрывы прекратились. Но отдаленные обеспокоенные голоса звучали еще долго, пока не заурчали моторы вездеходов.
     Николай, скорчившийся в расселине, не слышал финала ночной драмы.
     Он потерял сознание.

***

     Утро в горах выдалось холодным, промозглым. Небо было пасмурным. Из низких облаков, нависших, казалось, над самым серпантином горной дороги, моросил мелкий нудный дождь.
     Огромная птица, которая, несмотря на непогоду, кружила в пасмурном небе, описывая плавные круги на неподвижных крыльях, что-то разглядела внизу и стала стремительно опускаться, войдя в своеобразный штопор.
     Когда она опустилась достаточно низко, стало ясно, что первое впечатление обманчиво и с птицей у данной твари очень мало общего. В лучшем случае это был далекий эволюционный предок того биологического вида существ, которых мы в своем сознании ассоциируем с термином "пернатый друг".
     Опустившись почти к самой дороге, полотно которой влажно поблескивало под нудным моросящим дождем, тварь резко расправила огромные, снабженные перепонками кожистые крылья и издала долгий переливчатый клекот, раззявив длинную зубастую пасть.
     Этот звук мог означать все, что угодно, начиная от призыва к родичам и кончая обыкновенным возгласом разочарования. А для проявления эмоций у зугби-падальщика [Зугби-падальщик - одна из исконных жизненных форм планеты Хабор, внешне сильно напоминает птеродактилей древней Земли, только гораздо меньше.] действительно был повод: то, что зверозубый летающий ящер принял за свою законную добычу, на самом деле оказалось вовсе не мертвым. Человеческое тело в заляпанной кровью, изодранной камуфляжной форме, к тому же застрявшее в расселине над пропастью, вдруг шевельнулось, и это отпугнуло падальщика.
     ... Открыв глаза, Николай не сразу понял, где он.
     Попробовав пошевелиться, он тут же почувствовал, что тело задеревенело, а мышцы свело судорогой от холода и неудобной позы. Кое-как пошевелившись, он глянул вниз и резко отвернулся, увидев под собой бездонную пропасть, в которой пластами плавал туман.
     Ночные события вдруг всплыли в контуженой памяти, навалились тяжелым кошмаром, сдавили грудь...
     Внутри все тряслось и ныло.
     Сейчас Николай не был способен как-то оценивать и сами ночные события, и свое поведение в частности. Хотя, если разобраться, он в конечном итоге не смог бы упрекнуть себя ни в чем - ведь с того момента, как его скинуло с брони, до страшного мига первого в жизни убийства прошло минуты две или три, не больше...
     Некоторое время он сидел, болезненно вслушиваясь в ощущения собственного тела, пока не понял, что в его руках вновь начала циркулировать кровь.
     Стараясь не смотреть вниз, он чуть привстал, скользя спиной по острому, неровному краю скалы, пока его голова не оказалась вровень с дорожным покрытием.
     Первое, что попалось ему на глаза, был нахохлившийся зугби-падальщик, один из немногих знакомых Николаю представителей животного мира планеты Хабор.
     - Кыш!... - хрипло просипел Ник, выпростав из расселины руку с автоматом. Слабый звук человеческого голоса произвел на летающую рептилию весьма скромное впечатление, а вот лязг металла заставил вспорхнуть и попятиться.
     Не сводя глаз с зугби, Николай выполз из расселины на дорогу, встал и, шатаясь, пошел прочь.
     Ящер проводил его долгим, пристальным взглядом налитых кровью глазок, а затем тяжело вспорхнул. Сегодня ему не повезло.
     Николай едва помнил, как добрел до места ночного столкновения.
     О бое напоминал лишь выгоревший дотла остов БМК, выщерблины в асфальте да кое-где размытые дождем пятна крови. Ни трупов, ни живых, никого.
     Тишина стояла мертвая.
     Николай обреченно огляделся вокруг и присел на корточки, бессильно опершись спиной о скалу.
     В голове царила полнейшая пустота.
     "Нет... это не со мной... Этого не может быть..." - красноречиво говорил его блуждающий по туманным окрестностям взгляд.
     Во всех оперативных тактических сводках Мир Хабор, расположенный на самой окраине Рукава Пустоты, обозначался как неприятное, но совершенно безопасное с военной точки зрения место. На орбите Хабора располагались станция гиперсферной частоты да пара научных спутников, принадлежащих институту ксеноморфной жизни Кьюига.
     Единственное, чем был славен этот заурядный болотистый мир, так это несколькими поселениями инсектов, перемещенных сюда с небезызвестной теперь планеты Деметра, где они вели почти тысячелетнюю войну с вырождающейся колонией людей. Теперь, когда им была отдана во власть целая планета, их ареал обитания занимал небольшую равнинную часть материка. Эти насекомоподобные последыши некогда могучей галактической расы деградировали до совершенно примитивного уровня: они не только вели кочевой образ жизни, но и напрочь отвергали блага человеческой цивилизации, по старой привычке питая пагубную страсть лишь к предметам вооружения и экипировки. Николай, когда впервые увидел их, был поражен. В его голове никак не укладывался тот факт, что история этих существ, похожих на богомолов-переростков, насчитывает ни много, ни мало целых три миллиона лет. Именно они когда-то построили открытую недавно сферу Дайсона [Сфера Дайсона - искусственное сооружение, построенное вокруг звезды с целью использовать все исходящее от нее излучение. Цивилизация может пойти на такой шаг в случае катастрофического прироста населения и истощения классических энергоресурсов. Материалом для постройки сферы Дайсона, очевидно, должны служить планеты и другие небесные тела системы.] вокруг тусклой красной звезды, они противостояли когда-то натиску исчезнувших теперь Предтеч. [Предтечи - древняя пространственная форма жизни. Обитали в пространстве. Питались веществом планет, космической пылью. Относятся к разряду хищников. Сведения о наличии интеллекта отсутствуют. Размножаются простым делением взрослой особи.] Сожительствовавшие с ними спейсбаллы, эдакие игривые кожистые мячики, способные свободно перемещаться по воздуху, пока что не обрели в человеческом понимании собственной расовой независимости - путем кропотливых исследований было установлено, что их генный штамп был когда-то спроектирован учеными-инсектами, то есть они по своей изначальной сути являлись не чем иным, как биологическими роботами, продуктом генной инженерии.
     То, что за три миллиона лет "бесхозного" существования они умудрились пройти собственный путь эволюционного развития, ставило в тупик многих современных генетиков и ксенобиологов.
     ... Впрочем, мысли Николая, который сидел, прислонясь спиной к холодному камню скалы, были в этот миг далеки от проблем галактической эволюции.
     Он был раздавлен странной, необъяснимой чудовищностью того, что произошло накануне ночью.
     Конвой вез оборудование на горную метеорологическую станцию, и охрана из пяти человек - по одному на каждые две машины - была скорее данью уставу, армейским законам, а не насущной необходимостью. Конечно, люди еще не забыли войн с инсектами, но, разгадав их жизненный цикл, устранив причину разногласий, предоставив им целую планету, они вполне справедливо перестали опасаться своих бывших врагов.
     Засада, скоротечная ночная бойня была дикостью, от которой темнело в глазах, в которую не хотелось верить...
     Николай почувствовал, что от воспоминаний его опять начало трясти.
     Тот, в кого он стрелял, был человеком, а не инсектом.

***

     Из состояния потрясенной прострации Николая, как ни странно, вывело чувство голода.
     Бледно-оранжевый шар местного солнца уже оторвался от изломанной хаосом скал линии горизонта. Вокруг по-прежнему стояла звонкая, сторожкая тишина. Утро в горах казалось хрустальным. Воздух был прозрачен и холоден. В тени скал кое-где виднелся белесый налет ночного инея. В тех местах, где встающее солнце коснулось своими лучами поверхности земли, уже тянулись первые завитки тумана.
     Зугби-падальщик не улетал. Нахохлившись, он устроился метрах в ста от Николая, взгромоздившись на валун с острыми, еще не сглаженными вековой эрозией гранями, и изредка поглядывал в сторону сидящего в тени скалы человека.
     Ник чувствовал себя разбитым, опустошенным, растерянным.
     События короткого ночного боя раз за разом прокручивались в его сознании, рождая сотни вопросов и тревог.
     Кто были эти люди, что так дерзко и профессионально напали на конвой Совета Безопасности? Куда они затем исчезли? Что стало с остальными четырьмя его сослуживцами, такими же, как и он, молодыми ребятами из последнего добровольного призыва?
     Тяжело размышляя над этим, Николай вдруг поймал себя на мысли, что совершенно растерялся, не знает, что делать дальш