ал фломастер и точным ударом пробил дырочку  в
твердой огненно-красной корке.
   Вода, которая скапливалась в середине  еще  неспелого  плода,  поражала
своей росной чистотой и тем не  менее  оказывала  сильнейшее  тонизирующее
воздействие. Спелые плоды воды уже не содержали -  их  заполняла  белковая
сердцевина, кроющаяся под невзрачной грязно-лиловой шкуркой. Она могла  бы
украсить стол античных привередливых богов. Но это  -  на  обратный  путь.
Вообще-то "грейпфрутов" в низине масса, их раскапывают в траве полюгалы  -
сомнительно разумные пресмыкающиеся  с  Земли  Кирилла  Полюгаева.  Сергей
раньше не встречался с ними и, естественно, языка их не знал, да и  теперь
детальное знакомство со всеми обитателями этой замшелой долины он  отложил
до конца своей разведки. Сейчас  важнее  выяснить,  где  они  и  на  каком
положении.
   Он выпустил из рук опустевшую кожуру, и она бесшумно  покатилась  вниз,
почти  не  приминая  длинноволосой,  никогда  не  шевелящейся  под  ветром
растительности, которую Сергей так и  не  решил,  как  называть  -  то  ли
травой, то ли мхом,  то  ли  водорослями.  Она  покрывала  в  этой  долине
абсолютно  все,  кроме  сухой,  светозарной  поверхности  пещер;   сейчас,
карабкаясь по склону, который все круче и  круче  забирал  вверх,  Тарумов
вдруг понял, что поверхность камня  под  этой  зеленью  почти  повсеместно
носит следы прикосновения чьих-то рук: под травяным  покровом  угадывались
то пологие ступени, то идеально обработанная параболическая вогнутость,  а
то  и  сидящие  рядком,  словно  древние  исполины  Абу-Симбела,  надменно
выпрямленные фигуры, которые он  из  осторожности  определял  как  условно
человеческие.
   Но и это на потом, а сейчас главное - добраться до края  этой  каменной
чаши, на  дне  которой  -  озерко  с  мертвоглазым  стражем.  Добраться  и
заглянуть за этот край.
   Сергей давно уже не карабкался, а полз, ужом извиваясь в  нагромождении
тупых глыб. Седловина была в двух шагах, а за ней -  неминуемый  спуск,  и
там либо совершенно незнакомый мир, либо такая  же  колония  пленников  со
всех  уголков  Вселенной.  Доползти.  Заглянуть.  Черт  побери,  зачем  он
выбросил пустую кожуру - надо  было  написать  записку  пинфинам,  которые
поджидают его внизу, боязливо поджав человеческие  ручки.  Но  возможность
упущена. И потом, знают ли они земной алфавит?
   Надо доползти, и надо вернуться.
   Эти два последних  метра  он  полз  уже  с  закрытыми  глазами.  Пальцы
нащупали впереди изломанную кромку, едва прикрытую мхом - тонкую, не толще
черепицы. Он вцепился в нее, попытался шатнуть - нет, прочно.
   Подтянулся.
   Перевел дыхание и только тогда позволил себе наконец открыть глаза.
   Сначала он ничего не  увидел  -  сгустившийся  туман  приобрел  размеры
чаинок, которые  мельтешили,  толклись  в  воздухе,  странным  образом  не
задевая лица. Он помахал перед собою  рукой  -  словно  разгонял  комаров.
Получилось  это  почти  бессознательно.  Но  "чаинки"  разлетелись,  и  на
какой-то миг перед ним открылся сказочный  весенний  мир,  на  который  он
смотрел с высоты птичьего полета.
   Этот миг  был  так  краток,  что  он  успел  воспринять  только  свежее
многоцветье не то огней, не то просто ярких и нежных красок,  разбросанных
по солнечной юной  зелени,  которая  не  имела  ничего  общего  с  угрюмым
подколодным мхом, устилавшим долину.
   Еще его поразило изящество почти невесомых арок и  змеящихся  виадуков,
из-под  которых  проглядывало  прозрачное  небо,  и  нависшие  над   этими
небесными  островками  легчайшие  каменные  стены  -  причудливая  паутина
рукотворности, наброшенная на этот живой мир ненавязчиво  и  органично.  И
как  бы  в  подтверждение  этому  возникшему   ощущению   жизни   там,   в
дымчато-небесной глубине, он уловил вдруг стремительное  движение,  и  ему
показалось, что вдоль  поверхности  виадука  легко  и  непринужденно,  как
только  может  это  сделать  властелин  этого  мира,  скользит  гибкое   и
прекрасное змееподобное существо...
   Но в следующую секунду плотная роящаяся завеса снова  сомкнулась  перед
Сергеем, и теперь он чувствовал, как она отталкивает его от края  каменной
чаши, а затылок уже невыносимо жгло, словно тот взгляд с верхушки  озерной
каланчи приобрел убойную силу смертоносного теплового луча... Захлебываясь
щекочущим жаром, Сергей в последний момент  почувствовал,  как  тугой  ком
сконцентрировавшегося тумана толкает его вниз, словно кулак  в  боксерской
перчатке, гонит по склону, подбрасывая на уступах, уводя от расщелин...


   ...Пучок влажной травы осторожно касался его лица, и сразу  становилось
легче, словно с кожи смывали налипшую тину.
   Сергей приоткрыл один глаз - так и  есть,  над  ним  хлопотал  давешний
пинфин. Выпуклые прозрачные веки, опущенные на  глаза,  как  легкодымчатые
очки, придавали ему профессорский вид.
   - Привет пинфинским мудрецам, -  сказал  Тарумов,  подставляя  рот  под
тонкую струйку воды, которую пинфин выжимал из краснокожего  "грейпфрута".
- Ты и не представляешь себе, как я рад, что я живой...
   Малыш захлопал веками, и пришлось перевести. В общих чертах.
   Справа  и  слева  что-то  зашелестело,  заскользило  в  траве.  Тарумов
вздрогнул, припоминая сказочное видение,  открывшееся  ему  с  высоты  его
каменного балкона. Но это были всего лишь полюгалы, спешившие к  озеру  на
водопой. А может, купаться.
   Тарумов с сомнением оглядел себя с ног до головы - весь комбинезон  был
покрыт тошнотворной зеленоватой ряской, словно Сергей  побывал  в  стоячей
лесной канаве.
   "Не окунуться ли и нам?" - предложил он.
   Пинфин радостно закивал и  замахал  ручками,  вызывая  из  пещеры  свою
подругу. До озера, хоть дорога и шла книзу, добирались долго - Сергей пока
еще не научился беспрепятственно двигаться в этой сухопутной  тине,  да  и
последствия путешествия сказывались - если  бы  не  тонизирующая  роса  из
неспелых плодов, у него  не  было  бы  сил  и  пошевельнуться.  Он  шел  и
раздумывал, стоит ли говорить пинфинам о результатах своей разведки.
   Подумав, решил: стоит. Тот, предшественник, ничего не сказал. Может, он
никуда и не успел добраться, но  если  бы  успел  и  передал  кому-нибудь,
сейчас Тарумову было бы много легче.
   Все еще раздумывая, Сергей разделся до трусов, отполоскал в  тепловатой
воде комбинезон, поплавал, если это можно так  назвать  -  десять  саженок
туда, десять обратно. Дальше забираться он не рискнул - еще опять шарахнут
тепловым лучом, в воде не очень-то отдышишься. А пинфины, похоже,  плавать
и вовсе не умеют - пристроились на бережку, пинфиниха своему  благоверному
спинку моет - набирает воды в горсточку  и  трет  черную  кротовую  шкурку
между лопаток.
   "Вот что, друзья мои,  -  он  присел  перед  ними  на  плоский  камень,
скрестив ноги по-турецки. - Я поднялся на самую высокую гору. Я  посмотрел
дальше, с горы. Так вот, дальше  -  обрыв,  дороги  нет.  Отвесный  обрыв,
примерно... - он посмотрел на неподвижную узорчатую каланчу, возле которой
беззаботно плескались полюгалы. - Примерно десять  вот  таких  столбов.  А
может, и  больше.  Это  вы  должны  запомнить,  если  со  мной  что-нибудь
случится. - Пинфины протестующе  замахали  ручками,  зашевелили  губами  -
говорили между собой, а может, и Сергею, от волненья совершенно забыв, что
он не может их слышать. - Без паники, друзья, без паники. Со  мной  уже...
случалось. Поэтому запомните: наверх, через  зеленые  горы  над  пещерами,
дороги нет. Бежать надо каким-то другим путем".
   Они недоуменно уставились на него - бежать?
   "Да, другим. Вы-то еще туда поднялись бы, но  вот  эти,  которые  дышат
всем телом, словно мыльные пузыри переменного объема..."
   Но пинфинов занимало совсем другое: бежать? Зачем? Они трясли ручками -
каждым пальчиком в отдельности, и Сергею совсем не к месту подумалось, что
с такими гибкими и  чуткими  пальцами  из  них  вышли  бы  непревзойденные
музыканты...
   А пинфины не смели, не хотели, не желали даже думать о  бегстве.  Здесь
ведь они сыты, здоровы...
   Тарумов махнул рукой.
   "Постерегите вещички, - показал он им, - а я прогуляюсь в сторону  этой
насыпи. - Он глянул на верхушку пестроклеточного  минарета,  добавляя  про
себя: если мне это позволят. - Кстати, из вас никто  не  боится  вот  этой
штуки?"
   "Нет. Она же неживая!"
   Ах, как же вы наивны, братцы вы мои плюшевые. Неживая! И я  туда  же  -
чего я там боялся, когда обнаружил, что меня обокрали и ободрали? Лап?
   Не того боялся. Самое страшное - не руки, не лапы.
   Манипуляторы.
   Кромкой  воды  он  подошел  к  насыпи.  Крутенько,  метров  пять-шесть,
поверхность под вездесущей тиной явно щербатая, с выемками, значит - можно
забраться. Но - отложим.
   Решетка ворот была покрыта коротеньким буроватым мхом, осыпавшимся  под
пальцами. Не  зелень  -  забавно,  первое  исключение.  А  что  там  сзади
просматривается?
   Да то же самое, только... Далеко,  не  разглядеть.  Изумрудно-щавелевая
взвесь скрывает очертания, и все-таки  там,  в  глубине  долины,  строения
весьма причудливых очертаний. Даже можно сказать  -  настораживающих.  Они
сливаются в один массив, но это явно отдельные башни, напоминающие...
   Нет, показалось. И проклятый туман сгустился, проступают  лишь  неясные
контуры, пирамида или целый храмовый комплекс. А может, все-таки...
   Он простоял еще  минут  пятнадцать,  всматриваясь  в  уплотняющийся  на
глазах занавес. Нет, надо вернуться к озеру и дождаться прояснения погоды.
Похоже, этот флер  опускают  перед  ним  каждый  раз,  когда  он  начинает
проявлять слишком пристальное внимание к  тому,  что  лежит  за  пределами
отведенной им лужи с прилегающими угодьями.
   Но башню-то он осмотрит.
   Тяжелая дверь - не то камень, не то строительный пластик - подалась  на
удивление  легко.  Тарумов  боком   проскользнул   внутрь   башни-туры   и
ошеломленно замер на мгновенье.
   Машинный  зал.  Вернее  -  распределительный.   Трубопроводы,   баранки
штурвалов, глазастые выпуклые индикаторы, у которых по окружностям  бегают
разноцветные жучки. Поверхность  стен  разделена  на  несколько  секторов,
каждый окрашен в свой цвет. Все напоминает дешевую бутафорию. Нет, не  так
просто. Какой-то неуловимый психологический оттенок...  А,  вот  что:  это
сделано по вкусу людей - но не человеческими руками. Тарумов глядел на всю
эту квазиземную технику, как смотрела бы ласточка  на  гнездо,  сплетенное
пальцами людей. Заботливыми, чуткими, но такими неумелыми по  сравнению  с
легким птичьим клювом...
   А что  касается  бутафории,  то  это  нетрудно  проверить.  Какой  цвет
воспринимается  как  самый  безопасный?  Этот,  серовато-лиловый.  В  этом
секторе два рубильника,  два  штурвала,  пять  индикаторных  плафонов,  но
светятся только четыре. И что-то вроде реостата. Ну, была не была...
   Он повернул правый штурвал  градусов  на  пятнадцать.  Пошло  легко,  и
тотчас же мигание световых блошек на верхнем плафоне замедлилось.  Так,  а
теперь выйти вон (если выпустят) и поглядеть, не приключилось ли чего...
   Он вышел беспрепятственно, и тут же до  него  донеслись  пронзительные,
панические визги - ну так и есть, это полюгалы, которые отменнейшим стилем
"дельфин" мчались к берегу и выбрасывались на замшелые валуны.
   Сергей подошел к прибрежным камням, осторожно потрогал босой ногой воду
- ну, конечно, похолодала градусов на  десять.  Бедные  крокодильчики,  не
схватили бы пневмонию. Он вернулся и поставил штурвал в прежнее положение.
Огоньки забегали проворнее.
   До чего же все примитивно! Любое мало-мальски разумное  существо  может
регулировать параметры внешней среды. Хотя, может быть, остальные  сектора
предназначены  для  чего-то  другого.  Но  раз  сюда  впускают  и   отсюда
выпускают, то разберемся в этом в следующий раз. Сейчас - общая  разведка.
И главное: установить границы запретной зоны.
   Он подумал и невольно рассмеялся.  Нет,  не  запретной  -  дозволенной.
Запретной-то как раз будет все остальное.
   Он медленно прошел  мимо  бурой  решетки,  глянул  сквозь  переплетение
толстенных брусьев. Смутная громада неведомого сооружения едва угадывалась
в тумане. Если бы ему не посчастливилось заметить ее полчаса назад, сейчас
он вряд ли обратил бы внимание на темное расплывчатое пятно.
   Двинуться туда, за насыпь?  Так  ведь  решетку  не  раскачаешь.  Таран?
Камень на  берегу  подобрать  можно,  по  этот  процесс  слишком  шумен  -
привлечет внимание. Подкоп? Под самой решеткой явная каменная  кладка,  но
если  расчистить  тину...  Так...  А  теперь  обратным  концом  фломастера
(поистине незаменимая мелочь, ставшая единственным орудием  производства!)
выскрести  землю,  набившуюся  между  камнями...  Прекрасно.  Это   просто
прекрасно, что они не сцементированы. Вероятно, и стены "туры" сложены так
же. Похоже, что каменные - или камнеподобные? - блоки подгонялись  друг  к
другу с точностью до миллиметра,  как  постройки  земного  мегалитического
ареала. Да, но вот тут, под воротами,  почва  осела,  и  расстояние  между
камнями увеличилось. Ага, зашатался. При желании теперь его можно  вынуть.
А   соседний   -   и   того   проще.   Блистательно!    Прикроем    теперь
травушкой-муравушкой и оставим до лучших времен.
   Спрашивается только, почему все эти, с позволения сказать, гуманоиды до
сих пор сидели тут, сложа свои  интеллигентские  ручки,  и  не  занимались
ничем подобным?
   Он старательно скрыл  следы  своей  деятельности  и  пошел  обратно,  к
безропотно дожидавшимся его пинфинам.
   - Помылись? - Он не мог отказать себе  в  удовольствии  иногда  сказать
что-нибудь вслух. - С легким паром, как говаривали у нас на Земле, пока  в
моду не вошли ионные распылители.
   Пинфины глядели на него грустно-прегрустно и даже не мигали.
   - Вы бывали там, за насыпью? - спросил он уже на понятном  им  условном
языке.
   "Нет. Страшно".
   - Волков бояться - в лес не ходить,  как  говорили  овцы...  А  вам  не
удавалось рассмотреть, что это там, в тумане, за насыпью?
   "Это корабли, на которых  прилетели  все  живущие  здесь.  Там  и  твой
корабль. И наш..."
   Сердце в груди бухнуло. Корабли.  Так  вот  почему  силуэты  показались
Сергею знакомыми, он только  не  позволил  себе  узнать  их...  И  громада
медлительного транспортного  тяжеловоза  из  серии,  подаренной  землянами
"обиженному" народу Ван-Джуды, и его собственный стройный почтарь,  птенец
по сравнению с этим грузовиком.
   А ведь на свой корабль пинфины смогут погрузить всех...
   Он старательно оделся, и от влажного комбинезона озноб прошел по  всему
телу. Совсем не отдохнул. Поспать бы тут, на бережку... Так ведь некогда.
   - Вы не очень проголодались?
   Пинфины смущенно поморгали.
   - Тогда подождите меня еще несколько минут!
   Он долго и старательно рвал траву, жгуче сожалея  о  забытых  в  пещере
перчатках. Пинфины подкатились на коротеньких своих ножках,  ни  слова  не
спрашивая, помогли. Когда набрался порядочный стожок, Тарумов подтащил его
к подножию насыпи, привычно бормоча:
   - Знать бы, где упасть - соломку б подстелил, как говаривали у  нас  на
Земле, пока солома была предметом сельского ширпотреба.
   Пинфины  по-прежнему  молчали,  поглядывая  на  него   сочувственно   и
боязливо.
   - Ну, я пошел.
   Он тщательно ощупал крутой  бок  насыпи,  нашарил  выбоинку  и  ободрал
кругом мох. Поставил ногу, поднялся на  полметра.  Это  ему  сошло.  Снова
нащупал выбоинку, принялся драть скрипучую зелень. Мертвые глаза неотрывно
глядели в затылок.
   Он поднялся на эту насыпь, и выпрямился во весь рост, и успел прикинуть
на глазок, что до смутно чернеющей громады сбившихся  в  кучу  космических
кораблей отсюда по прямой метров триста, не более, вдруг затылок  резанула
знакомая обжигающая боль и мягкая лапа мгновенно собравшегося в  один  ком
исчерна-зеленого  тумана  швырнула   его   назад,   на   столь   заботливо
подстеленную им самим травку.
   Пинфины  отливали  его  долго.  Сергей  очнулся,  полежал  с   полчаса,
набираясь сил, чтобы хоть пошевелить руками,  и  без  лишних  слов  погнал
малышей обратно в пещеры - за обедом и рукавицами.  В  течение  нескольких
часов, пока они ходили  туда  и  обратно,  плел  из  уже  нарванной  травы
маскировочную циновку.
   Пинфины вернулись усталые, загрустив пуще прежнего  -  пропал  один  из
тех, "что не видят". Тарумов не успел как следует  познакомиться  с  этими
медлительными, тяжелорукими  существами,  которые  не  оправдывали  своего
скоропалительно данного прозвища: они действительно не имели глаз, но зато
всей поверхностью лица воспринимали инфракрасное излучение. Он чувствовал,
что с этими ребятами договориться будет нетрудно, но вот  времени  на  то,
чтобы договариваться, не было.
   Сергей только засопел, выслушав это известие. Наспех  сжевал  лиловатую
мякоть, набросил на себя травяную сетку, полез. На верху насыпи героически
выпрямляться больше не стал - вжался в мох, даже зажмурился.
   Его сшибли точно так же - безошибочный, беззлобный удар.
   Отливали, отмывали. Громадные глаза пинфинов были  полны  слез.  Сергей
стиснул зубы, объяснять было нечего - все видели  сами.  Как  только  смог
двигаться, полез к решетке. На всякий случай циновочкой-то прикрылся,  так
и ковырялся под ней, согнувшись в три погибели - выскребал один за  другим
тяжеленные камни из-под решетки, готовя лаз.
   Ему не мешали.
   Он углубил желоб. Обернулся к пинфинам, помахал им рукой и скользнул во
влажную канавку.
   Метра три-четыре он полз, не веря себе.
   Не пропустили.
   Шарахнули липким зеленым комом, так что тело сразу осело.
   Пинфины  вытащили  его,  похлопотали  -  безрезультатно.  Наверное,  он
провалялся  без  сознания  больше  земных  суток.  Очнулся,   захлебываясь
неуемной дрожью от холода  и  слабости.  Переполз  на  циновку.  Кто-то  -
кажется, полюгалы - тащили его вверх по склону, повизгивали.
   В пещере он отоспался, потом взялся  за  дело:  острием  фломастера,  а
кое-где и замочком от "молнии" выцарапал на гладкой стене краткий отчет  о
своей разведке - на всякий случай, если уж не  придется  очнуться.  И  еще
мизерная на первый взгляд проблема не давала ему покоя:  а  зачем  в  этой
колонии человек? Если верить рассказам,  которые  передавались  из  уст  в
уста, без человека здесь ни дня не обходились. Инопланетянам люди казались
на одно лицо, и в горестях вынужденного заключения они  не  отдавали  себе
отчета в том, что земляне могли сменять один другого. Исчезал, умирал один
- сюда доставляли новенького. Но - поодиночке.  Пинфинов,  крокодильчиков,
инфраков было по нескольку особей, человек - один. Но постоянно.
   Какую же роль он здесь играл - няньки? Похоже, потому что  двери  башни
прямо-таки дразнили его своей доступностью. Но если кто-то смог  построить
этакую махину, да еще и смог доставить сюда  инопланетян  со  всех  концов
Вселенной - на  черта  ему,  такому  всемогущему,  земной  космолетчик  на
должность необученного гувернера? На роль  вселенских  переводчиков  лучше
всего подходят пинфины - они тут живо со всеми перезнакомились  и  отлично
договариваются. А  случись  что-нибудь  -  эпидемия,  например,  и  Сергей
отлично понимал, что он окажется бессилен.
   Так зачем он здесь -  крутить  колесики,  делать  водичку  в  озере  то
теплее, то студенее? Нелогично. Уж если они тут так настропалились щелкать
по затылку тепловым лучом, то проблема  дистанционного  управления  у  них
должна быть решена.
   Так зачем, зачем этим невидимым гадам человек, который к тому же  будет
постоянно пытаться отсюда удрать? Для чего здесь устроен этот заповедник -
этот вопрос он в конце  концов  запретил  себе  решать.  Даже  если  и  не
свихнешься, все равно потеряешь время даром.  Нужно  четко  сформулировать
главную проблему и долбить только ее.
   Когда-то много лет тому назад, когда он получил под  свое  командование
первый корабль, он  чуть  не  погу