Геннадий Ерофеев.
   Прокол.

   Фантастический детектив.

   Душа человека была создана для того, чтобы бродить по небу.
   Эдвард Янг
   Когда я размышляю о краткости моей жизни,  погруженной  в  предшествующую
мне и последующую вечность, о ничтожности занимаемого мной и  даже  видимого
мной  пространства,  заброшенного  в  безмерной  бесконечности  пространств,
неведомых мне и не ведающих обо мне - мне становится страшно, и я удивляюсь,
видя себя здесь, а не там, ибо нет никакой причины мне быть здесь, а не там,
сейчас, а не тогда...
   Блез Паскаль
   1
   Я открыл дверь в кабинет Шефа и вош„л.
   - Шилды-шивалды, Шеф! - сказал я.
   - Шилды-шивалды, дружок! - Шеф полуобернулся к окну. - Я  полагаю,  видок
тебе нравится?
   За огромным, во всю стену, окном, на ч„рном домино Вселенной,  не  мигая,
безмолвно горели зв„зды. Пространство, грандиозное и щемяще прекрасное, в то
же время ужасало своим вечным молчанием.
   - Нет ничего прекраснее картины  звездного  неба  -  с  деланным  пафосом
процитировал я.
   Шеф восседал за столом спиной к окну. Я так  сидеть  не  любил.  Говорят,
человек инстинктивно старается сесть в помещении таким образом, чтобы видеть
входную дверь. А если у вас с одной стороны дверь, а с другой  -  Вселенная?
Ну, а Шеф спокойно показывал спину Вселенной.
   - Нет ничего прекраснее нашей работы, мой мальчик,  -  желчно  усмехнулся
он. Это Шеф в самую точку попал. В общем-то, он всегда сразу бер„т  быка  за
рога, но сейчас, видел я, что-то он медлил.
   - Разрешите присесть,  Шеф?  -  сказал  я,  валяя  дурака.  Такие  пункты
политеса в общении с нашим Шефом были совершенно  излишни.  При  всех  своих
недостатках ворчливый старик на выносил при„мов, церемоний, мишурного блеска
и всех протокольных тонкостей этикета. При этом, однако же, странным образом
умел,  когда  это  было  необходимо,   держать   каждого   из   нашей   стаи
метагалактических волков на дистанции.
   - Да садись ты, фигляр! - Обезоруженный моей улыбкой Шеф протянул руку  к
сигаретнице, выбрал сигарету и наклонился к зажигалке, прикуривая.
   Я не без удовольствия опустился в кресло движением,  невольно  выдававшим
замечательную   тренированность   моего   атлетического    тела,    доставив
озабоченному Шефу ещ„ пару вес„лых секунд.
   -  Хорош  Фэгот,  хорош,  -  распрямляясь  на  кресле  и  выпуская   дым,
неторопливо  произн„с  он  и  оценивающе  посмотрел  на  меня.  -  Застоялся
жеребчик.
   Кресла у  него  в  кабинете  были  поразительно  удобными.  Почти  как  в
"понтиаке". Я никогда не курил и, разогнав дым, просительно сказал:
   - Не томите, Шеф. Не дайте помереть дурой. - Мы тебе помереть не дадим, -
окутываясь медвяным дымком, хитровато прищурился Шеф. - Теперь  наскачешься.
Вчера меня вызывали к высоколобым. Интересные, сказал бы тебе, ребята.  Я-то
ожидал, что этот их Институт Метагалактики вроде как дом Для престарелых,  а
там почти одна молод„жь. Серь„зные парни.  -  Он  насмешливо  глянул  мне  в
глаза.

   Знал я кое-кого из этих действительно  серь„зных  и  хороших  парней.  Но
посмеяться и подурачиться они любили и  могли.  Только  общаться-то  мне  по
долгу службы доводилось вс„ больше с плохими парнями, и круг своего  общения
не приходилось выбирать.
   Шеф продолжал:
   - Так вот, ты знаешь, конечно, что  лет  тридцать  назад  светлые  головы
установили  совершенно  точно,  что  мы  жив„м  в  пространственно-замкнутой
Вселенной.
   - Притом голубушка наша далеко не первой молодости,  -  усмехнулся  я.  -
Известно сейчас любому школьнику.
   - Ну да, ну да. -  Шеф  любил,  когда  его  понимали  с  полуслова.  А  в
применении к данной ситуации он прекрасно знал, что когда-то я года  полтора
проучился в Университете. Это он и подобрал  несостоявшегося  физика,  когда
меня выперли оттуда за то, что я совершил на ректорской тачке "джой-райд"  -
тайную увеселительную прогулку с сокурсницей на чужой, естественно, для  нас
машине. "Крайслер" ректора был, как сейчас помню, канареечного цвета.
   - Мир наш  на  стадии  сжатия,  сейчас  он  меньше  своего  максимального
размера, который когда-то имел, раза в три-четыре, - открыл Америку Шеф.
   - В пять, - уточнил я.
   - Ну вот, знаешь вс„ лучше меня. - Он загасил сигарету. Слава Богу.  -  Я
нарочно сказал в три-четыре. Да, тебе палец в рот не  клади.  Он  пригодится
мне, чтобы сосать его, сидя на краю своей домашней лагуны, как  у  разбитого
корыта.
   - Ну-у, зачем так мрачно, Шеф? Времени впереди ещ„ ч„ртова пропасть. Даже
с учетом того, что жизнь исчезнет задолго до полного схлопывания  Вселенной,
- нарочито беззаботно сказал я, чтобы немножко его позлить. - После нас хоть
коллапс...
   Но Шеф лишь хохотнул.
   - Был у меня дядя, - поведал он, - такой любил  повторять:  "Надо  всегда
быть тактичным и хорошо кушать".
   Теперь засмеялся я: - Кушайте хорошо, иначе хана.  Кажется,  я  чувствую,
куда вы гн„те. Вот старушка  спускается  по  лестнице,  и  е„  доброжелатель
какой-нибудь спихивает вниз головой  в  лестничную  клетку.  Чтобы,  значит,
быстрее добралась. До кладбища. Угадал, что ли?
   - Угадал, в общих чертах. Тебя не провед„шь. - Шеф выбрался из-за  стола,
прошелся. - Поскольку  естественными  процессами  мы  не  занимаемся,  будем
полагать, что имеем дело с "доброжелателем" ("доброжелателями"), или с самим
Господом Богом...
   - А так как взять Господа Бога за одно место  мы  все  равно  никогда  не
сможем, - подхватил я, - то нужно искать "доброжелателя".
   - Все верно. - Шеф помолчал. Поморщился. - Теперь не обижайся,  что  буду
говорить известные тебе банальности. Повторю их  скорее  для  себя.  Степень
важности - самая высшая, дружок. Раз Бога мы пока оставляем в покое, то выше
Вселенной ведь ничего нет, как полагаешь?
   - Как знать, как знать, - сказал я совершенно искренне.
   - Похвально, мой мальчик, - Шеф с одобрением взглянул на меня.  -  Слушай
дальше. Ты посетишь Институт Метагалактики и встретишься там  с  профессором
Хабблом. Он посвящен. Профессор тебе несколько подробнее обо вс„м  расскажет
и поделится своими соображениями. Насч„т "доброжелателя".
   Я кивнул. Он, неторопливо прохаживаясь, в„л неторопливую же речь:
   - Потом ты отправишься в наш Технический Отдел. Машину свою сдашь  им  на
диагностику и подготовку, а сам  пойд„шь  к  медикам,  к  Лоренсу.  Он  тебе
"откинет мозги на дуршлаг". Не протестуй, не протестуй, - видя, как  у  меня
поехала вниз челюсть, сочувственно сказал Шеф, - сам знаешь, так надо.
   "Откинуть мозги на дуршлаг" на нашем жаргоне означало переписать с  мозга
всю информацию, снять все виды брэйнграмм и ещ„ Бог знает каких-то - грамм и
сдать вс„ это на хранение в специальный архив нашего Медицинского Отдела. Та
еще процедура.
   Я поднялся с кресла. Мы с Шефом,  не  сговариваясь,  подошли  вплотную  к
окну,  начинавшемуся  почти  от  уровня  пола  и  встали  рядом.   Вселенная
равнодушно взирала на нас. Сейчас Шеф должен сказать ещ„ кое-что.
   - Айвэн, дружок, - после некоторого молчания вкрадчиво  начал  он.  Может
быть, это дело окажется пустышкой.  Но  знай:  если  почувствуешь  настоящую
игру, то, - помялся Шеф, - мне очень неприятно говорить это именно тебе:  не
рискуй понапрасну  и,  если  возникнет  такая  необходимость,  не  стесняйся
приводить своих будущих противников к полному финишу.
   - Приведу их всех к полному финишу, - невесело сказал я. - Чтобы не смели
обижать старушку. А игра будет, я  чувствую,  и  игра  крупная.  -  И  через
несколько секунд понял, что Шеф подводил меня к тому, чтобы я  произн„с  эти
последние два слова. Теперь с моей же подачи он нан„с мне мощный завершающий
удар:
   - "В этой великой игре мы  одновременно  игроки,  карта  и  ставка,  -  с
деланной  напыщенностью,  явно   передразнивая   меня,   произн„с   Шеф,   с
наслаждением наблюдая за моей реакцией. - Никто не  продолжит  е„,  если  мы
уйд„м из-за стола".
   Это был нокаут.
   2
   Выйдя из Департамента на прикрытую огромным прозрачным колпаком  площадь,
я направился на стоянку, к своему "понтиаку", модель  "Жар-птица".  На  боку
моей почти новой тачки нагло сияла длинная свежая царапина. Негр-уборщик  на
площадке, в белоснежном, без пятнышка,  комбинезоне,  изображал  на  пару  с
пылесосом кипучую деятельность. Увидев меня и подняв голову, он сочувственно
улыбнулся мне:
   - Как полагаете, монет на пятьдесят царапина, а?
   Я не ответил. Вс„ было ясно. Кто-то хотел разозлить меня,  чтобы  отвлечь
от чего-то другого. Жалкая попытка. Мой  персональный  страж  уже  несколько
секунд верещал у меня  в  ухе:  "На  борту  посторонний  предмет!  НЬ  борту
посторонний  предмет!.."  А  когда  я  переступил   границу   частной   зоны
"понтиака", то же самое подтвердил и  страж  бортовой.  Но  непосредственной
опасности не было.
   Я сел в машину. Несколько минут целенаправленного поиска - и я извлек  на
свет божий "суперклопа", ту из его разновидностей,  которая  использует  для
передачи сигнала корабельную же антенну. Ни  Господь  Бог,  ни,  тем  более,
"естественные процессы" не могли занести его сюда.
   - Ну, мудрецы, - пробормотал я себе под нос, испортил "клопа" и  выбросил
его в утилизатор. Ключ - в замок, ногу - на старт„р. Я не  стал  переключать
топливную систему на тахионный газолин, я не стал надевать скаф: здесь  было
недалеко. Прош„л шлюзование. "Вперед  и  выше",  -  сказал  я  самому  себе.
Безынерционный "понтиак" и с царапиной  на  боку  ходил  изумительно.  Через
несколько минут я запарковал звездол„т на Земле.
   От стоянки до Института Метагалактики было минут пятнадцать ходьбы.  Я  с
удовольствием прош„лся пешком. Перейдя небольшой и узкий пешеходный мост,  я
направился прямо к Институту.
   По дороге я размышлял о том, зачем  Шефу  понадобилось  оговорить  именно
такой  порядок   посещения   мною   "инстанций":   Институт   Метагалактики,
Технический Отдел, Медицинский Отдел?  Последние  два  относились  к  нашему
Департаменту. Тривиальным выглядело то,  что  Технический  Отдел  ш„л  перед
Медицинским. Так сберегалось время.  Пока  технари  будут  возиться  с  моим
"понтиаком", Эдди со своими палачами прочистит мне мозги. Но  почему  первым
стоял Институт?
   Постепенно я приш„л к выводу, что Шефу нужно  было,  чтобы  я  явился  на
"дуршлаг" к Лоренсу именно после разговора с  Хабблом.  Старик  цеплялся  за
любой шанс, полагая, что мо„  подсознание,  переваривая  информацию  Хаббла,
сможет перекинуть нужные мостики от факта к факту, сможет достроить какие-то
логические цепочки и так далее. Немаловажное значение имела в этом случае  и
моя сравнительная молодость. Поэтому брэйнграммы,  снятые  после  важнейшего
разговора, имели бы  более  высокую  информативность  и  ценность.  Как  при
успешном развитии операции, так и при мо„м провале и - тьфу, тьфу,  тьфу,  -
мо„м и Хаббла полном финише. Подходя к Институту, я был уже тв„рдо уверен  в
том, что Шеф рассчитал вс„ совершенно правильно.
   Институт Метагалактики занимал небольшое здание на  углу.  Четыре  этажа.
Грязно-ж„лтого цвета стены. Никакой доски с названием. К входным дверям вели
высокие ступени со сплошными бетонными перилами.
   Я  вош„л  внутрь.  В  прямоугольном  вестибюле,  располагавшемся  длинной
стороной перпендикулярно  входу,  почти  вс„  пространство  напротив  дверей
занимали какие-то высокие стойки и щиты с непонятными диаграммами, графиками
и таблицами. Обойдя их слева или справа, можно было попасть  на  лестницу  и
пройти на верхние этажи. Под лестничными прол„тами  находилось,  как  я  уже
знал, несколько дверей с шифр-замками. Странно, но запах здесь стоял, как  в
слесарной мастерской, где притирают  детали,  используя  специальную  пасту.
Запах керосина и металла. Странный институт.
   Слева я увидел стол, за которым  скучал  сотрудник  нашего  Департамента.
Позади него, в  торцовой  стене  вестибюля,  светилось  окошко,  за  которым
маячила расфуфыренная блондинка, ведавшая пропусками.
   Быстро получив пропуск, я обош„л унылые диаграммы и,  предъявив  документ
вахтеру, спросил, как пройти к доктору Хабблу.
   - Доктор Эдвин Хаббл, третий этаж, комната 319, - вежливо объяснил вахт„р
- плотный молодой человек в сером комбинезоне и мягких туфлях.
   Обоняя плотный запах, я поднялся по пустынной лестнице на третий  этаж  и
пошел по коридору, устланному деш„вой  дорожкой.  Двери  почти  всех  комнат
держались   почему-то   открытыми.   В   незатейливых   интерьерах   маялись
немногочисленные сотрудники. Дверь  в  комнату  319  тоже  была  распахнута.
Стоявший у книжных стеллажей высокий худощавый человек  в  простом  костюме,
увидев меня, пригласил:
   - Входите.

   - Айвэн Фул - увы, - сотрудник, так сказать, Департамента, - представился
я.
   - Эдвин Хаббл, - понимающе улыбаясь, назвал он себя. Открытое лицо, ясный
взгляд светлых глаз. Он сразу понравился мне.
   - Пойд„мте-ка лучше в конференц-зал, - без церемоний предложил  Хаббл.  -
Меня всегда сковывают в разговоре и свои, и чужие  кабинеты.  Создадим  хоть
какое-то подобие нейтральной территории. Не возражаете?
   Не часто встретишь человека со схожей привычкой. Я с радостью согласился.
   В небольшом  конференц-зале,  которым  оканчивался  коридор,  мы  сели  в
дальнем от входа ряду, у окон, и я приготовился слушать.
   - Расскажу вам историю.  Но  очень  коротко  не  выйдет.  -  Он  помолчал
несколько секунд. - Пространственная  замкнутость  нашего  Мира  установлена
работниками    нашего    Института    три    десятилетия     назад.     Наша
пространственно-замкнутая  Вселенная,   подобно   большой   "ч„рной   дыре",
пребывает под своим гравитационным радиусом, за пределы  которого  не  может
вырваться  ни  луч  света,  ни  какая-нибудь  материальная  частица,  ничто.
Вселенная - суть Метагалактика - давно уже перевалила середину  жизни.  Ид„т
сжатие, Вселенная проходит первые, пока ещ„ не столь губительные для  жизни,
стадии гравитационного коллапса. Сжатие  происходит  за  сч„т  своеобразного
"выпота", "испарения" элементарных частиц  в  окружающую  вакуумную  "пену",
"первичный бульон". Это не противоречит тому, что  я  сказал  о  замкнутости
Вселенной несколько секунд назад.  В  причудливом  квантовом  мире  возможен
туннельный  эффект,  благодаря  которому   элементарные   частицы   способны
преодолевать непроходимый, казалось бы, барьер, перед  которым  пасует  даже
луч света. Поэтому  какая-то  часть  вещества  вс„  время  "утекает"  из-под
гравитационного радиуса. Непрерывный и плавный процесс постепенно нарастает.
Чем меньше становится  радиус  Вселенной,  тем  быстрее  происходит  "выпот"
частиц.
   - Похоже на то, что происходит с исправным и хорошо накачанным футбольным
мячом, - вставил я. - Вроде бы ни  дырочки,  и  ниппель  исправен.  Но  если
полежит несколько месяцев, то вс„  равно  воздух  выйдет,  и  мяч  обмякнет.
Аналогия, понимаю, не очень...
   - Ну почему же, - тактично сказал Хаббл, -  вполне  подходящая  в  первом
приближении. Суть схвачена. Только вот ниппеля, будем считать, никакого пока
нет. Но сейчас увидите, что он упомянут как нельзя кстати. Интересно, что  в
электрически нейтральной замкнутой Вселенной при внесении в не„ минимального
количества  электричества,  в  виде  одиночного   электрона,   например,   -
образуется сферическая горловина радиусом 10-33 см, связывающая е„ с Ужасным
Великим Нечто - так назовем пока то, куда она  может  "открыться".  -  Хаббл
улыбнулся. - Вот вам и ниппель.
   - Да-а... Теперь не хватает только "футболиста", который бы  "стравливал"
Пространство через "ниппель".
   - Не спешите. Дойд„т чер„д и до "футболиста", - уверенно произн„с  Хаббл.
- Хотя тут для нас ещ„ "темна вода в облацех".
   Мой интерес к разговору вс„ время возрастал. Слушать доктора Хаббла  было
легко и приятно.
   - Через такой "ниппель" вс„ равно ничто и никто не проскочит, - продолжал
он. - Мы отвлекаемся,  вы  понимаете,  от  ультрамикроскопических  размеров.
"Червоточина", "кротовая нора", "тоннель" - чрезвычайно  образно,  легко,  и
понятно  для  меня  оперировал  жаргоном  космологов  Хаббл,  -   закроется,
схлопнется в неимоверно короткий промежуток  времени  при  такой  попытке  -
"турникет" раздавит вас. И "стравить" Пространство не удастся.
   - И как же избежать схлопывания? - со сдерживаемым нетерпением спросил я.
Но здесь Хаббл разв„л руками, несколько охладив мой нарастающий энтузиазм:
   - Пока не  видно  способа  стабилизации  "норы".  Даже  на  теоретическом
уровне. Однако вам, я думаю, хочется ближе к делу? - Он  словно  угадал  мои
мысли. - А то у нас получается пока лишь лекция по космологии.
   - Для меня крайне важно вс„, что вы говорите, - искренне уверил я.  Нужно
было впитывать информацию,  чтобы  заполнить  ею  до  краев  "дуршлаг"  Эдди
Лоренса. - И, вдобавок, чертовски интересно.
   - Тогда слушайте дальше. Мы не сидели бы вчера  здесь  с  вашим  Шефом  и
сегодня с вами, если бы я не имел сказать более того, что  уже  сказал.  Вот
мои соображения. - Хаббл посмотрел в окно и начал говорить так, будто лишний
раз хотел убедить самого себя:
   - Наши наблюдения показывают,  что  уже  три  с  лишним  года  происходят
периодические ускорения процесса сжатия. Причем скорость  сжатия  возрастает
на несколько порядков. Чтобы это представить, нужно знать, что  естественное
сжатие нашей Вселенной должно, по расч„там, продлиться 20...25 млрд. лет,  а
при постоянно открытом "ниппеле"  -  всего  100...150  тысяч  лет.  То  есть
фактически это катастрофа.
   Как-то я прочитал в  научно-популярном  журнале  о  старинной  истории  с
пульсарами и потому усомнился:
   - А может быть, Разум тут ни при ч„м? Вспомните пульсары.
   - Я тоже сначала думал так. Процесс сначала носил случайный,  хаотический
характер. Но за полгода установился, систематизировался. Я  связываю  это  с
тем, что там, - Хаббл  поднял  палец  вверх,  -  отработали,  отрегулировали
процесс, и теперь периодически "травят ниппель". Так сказать, рабочие будни.
Не знаю,  каким  образом  удалось  стабилизировать  "тоннель"  и  преодолеть
другие, не менее грандиозные трудности. Одно несомненно: прежде всего  нужно
было внести лишний электрон во Вселенную.
   - И где же его в таком случае взяли? - весь подобравшись, спросил я.
   - Сделали, - коротко и веско ответил Хаббл.
   - ? - Вы что, серь„зно? - я совершенно был сбит с толку.
   - Куда серь„зней! - Хаббл не выдержал, вскочил с места. - У нас вс„  было
рассчитано, вс„ было подготовлено. Мы могли сделать электрон, мы должны были
его сделать! - вскричал он. Мы не смогли, не можем и не сможем сделать  это.
И я знаю, почему.
   - Почему же? - осаживая себя, спокойно осведомился я.
   - Потому, что он  уже  есть.  И  второго  создать  невозможно:  действует
принцип запрета Нопфлера. И он  не  "собирается"  -  распадается,  не  успев
родиться. Вот вам один из самых весомых доводов.
   Я тоже поднялся с неудобного деш„вого стула скромного  конференц-зала,  и
мы с Хабблом уставились в окно. Всего часа полтора назад мы с Шефом вот  так
же стояли у окна его лунного  кабинета.  Но  теперь  за  мутноватым  стеклом
вместо зв„здного  шатра  виднелась  вымощенная  брусчаткой  мостовая,  серые
унылые дома, железнодорожный виадук и плавно ныряющая  под  него  улица,  по
которой я приш„л в Институт. Сыпал мелкий дождь.  Немногочисленные  прохожие
уже раскрывали зонты.
   Хаббл нарушил молчание:
   - Уверяю вас: "ниппель" работает, - то, чего мы опасались, уже сделано. И
сделано это людьми. Я подч„ркиваю - людьми. Чуть позднее вы пойм„те  это.  -
Хаббл был поразительно серь„зен. - Но вы ведь ждете фактов, и фактов  отнюдь
не научных, вы ждете также, что я назову  хоть  какое-то  имя.  -  Щ„ки  его
порозовели, он волновался. - Я могу ошибиться. Но я обязан назвать это  имя.
Я называю это имя - профессор Джестер Д„рти.  Семь  лет  назад  он  уш„л  из
нашего института на вольные  хлеба.  Четыре  года  назад  обнаружены  первые