дым  уже  щекотал  ноздри.  Смерть  близко,  она
заглядывает в лицо.
   - Да отпусти же! Я сам! Отпусти, дурной!
   - Не брыкайся, мне тяжело, - ответил Ковалев.
   Но тут кровля над головой расступилась. Мовчан увидел  небо  и  звезды.
Чьи-то руки схватили его, оттащили в сторону, сняли шлем... и  можно  было
молча полными легкими глотать свежий, как ключевая вода, морозный  воздух,
упиваться им, смаковать, дышать, дышать еще много лет...
   Лава вырвалась из туннеля через полторы минуты.


   В самом центре Вулканограда,  на  полукруглой  площади  перед  воротами
завода, стоит фигура из литого базальта.  Это  юноша.  Он  остановился  на
пути. На спине у него вещевой мешок, у ног - аппарат. Тускло  поблескивает
выпуклое  стекло,  изображающее  экран.  Левой  рукой  юноша  придерживает
аппарат за ремни и, заслонившись правой  от  солнца,  смотрит  на  вершину
Горелой сопки. Юноша шел долго и устал. Ему жарко, он сбросил  шапку,  его
кудрявые волосы прилипли ко лбу. Рот полуоткрыт,  путник  еще  не  перевел
дыхания, но уже улыбается. Наконец-то он видит  вулкан,  наконец-то  он  у
цели!
   На пьедестале написано золотыми буквами:

   ВИКТОРУ ШАТРОВУ,
   первому человеку, разгадавшему вулкан.

   Здесь он стоит, первый человек, просветивший вулкан насквозь,  понявший
механизм Горелой сопки, стоит и смотрит, как работает на Советскую  страну
эта машина, отрегулированная и укрощенная. По виду гора все та  же.  Чтобы
увидеть ее вершину, горделиво поднимающуюся над облаками, нужно закидывать
голову. Но над снежным куполом  не  курится  пар.  Прежние  жерла  надежно
зацементированы,   в   кратере   расположились   туристская   станция    и
обсерватория. Небо там, наверху, почти всегда безоблачно, удобно наблюдать
звезды.
   Пар  выходит  на  полкилометра  ниже,  через  искусственные   жерла   -
мовчановские скважины. Оттуда по всем склонам - на  север,  юг,  восток  и
запад - шагают  стройные  мачты.  Они  спускаются  с  горы  и  по  широким
просекам, пробитым в тайге, несут электрическую энергию в города, деревни,
на стройки, ко всем людям, которым  нужно  что-нибудь  осветить,  согреть,
расплавить, вскипятить, получить искру или дугу.
   Гораздо ниже,  почти  у  подножия  вулкана,  в  несколько  рядов  стоят
строения со стеклянными крышами. Ночью, когда горят лампы,  сквозь  стекло
можно различить купы плодовых деревьев, осыпанных цветами,  острые  листья
пальм и ящики с  овощами.  Здесь  спутаны  времена  года,  солнечный  свет
дополняется электрическим, плоды собирают не только осенью, но и весной. И
в январе иногда школьницы, возвращаясь с экскурсии, кладут у  ног  Виктора
живые цветы.
   Еще ниже - завод. Это громадное здание, наполненное грохотом,  гомоном,
жарким воздухом, клубами едкого пара. В нем  нет  ни  одной  электрической
лампочки, потому что в торцовой стене сияет маленькое солнце  -  отверстие
лавопровода -  летка  величественной  домны,  которая  называется  Горелой
сопкой.
   Люди пробили насквозь каменную кожу вулкана,  и  из  незаживающей  раны
широкой струей течет огненная кровь. Она течет  круглые  сутки,  по  ночам
стеклянная крыша светится багровым светом. Лава движется то медленнее,  то
быстрее, изредка взвивается огненным фонтаном и  дождем  краснеющих  брызг
падает в очередной ковш. Как только ковш  наполняется  до  краев,  могучий
кран подхватывает его и бережно несет  к  конвейеру,  по  которому  плывут
готовые формы. Горновые озабоченно рассматривают лаву сквозь щитки, иногда
добавляют в нее лопату-другую порошка для легкоплавкости  или  для  цвета.
Затем крановщик  разливает  по  формам  расплавленную  лаву,  как  хозяйка
разливает чай по чашкам, и конвейер уносит отливки в соседний цех, где они
погружаются в кипящий бассейн. Здесь лава отдает тепло воде, теплая вода и
пар идут по трубам в оранжереи, а запекшаяся кровь  вулкана  поступает  на
заводской двор. Новый кран подхватывает  изделия  и  неторопливо  несет  к
грузовикам, покачивая в воздухе, как бы рассматривая на свет.  И  вереницы
машин увозят кубические глыбы  для  портов,  плиты  для  облицовки  дорог,
тротуаров, домов, набережных, балки, укрепленные металлическими  прутьями,
литые  фигурные  карнизы,  черепицу,   котлы   для   химических   заводов,
кислотоупорные чаны, каменные вазы и чаши. В  заводских  воротах  грузовые
машины сбавляют скорость и медленно объезжают памятник,  как  будто  хотят
показать Виктору продукцию завода.
   В свое время, когда вопрос о  монументе  решался  в  городском  совете,
многие предлагали  поставить  памятник  Виктору  в  парке,  а  на  площади
соорудить обелиск в честь строителей. Но Яковлев сказал:
   - Товарищи,  безусловно  все  мы,  участники  стройки,  оставили  здесь
частицу своей жизни. Но мы живы, мы еще построим  много,  а  Шатров  отдал
свою жизнь этой работе. Пусть же памятник ему стоит  здесь,  а  наш  общий
памятник - вот он, укрощенный вулкан!
   По предложению Яковлева на пьедестале с обратной стороны были начертаны
слова Маяковского:

   Пускай нам общим памятником будет
   Построенный в боях социализм.

   Садовник уходит, но деревья, посаженные им, цветут,  приносят  плоды  и
семена...



        ЭПИЛОГ

   Борьба с вулканом закончена. Люди победили. Горелая  сопка  покорилась.
Но прежде чем проститься с героями, навестим их в последний раз.
   Пусть лифт поднимет нас на восьмой этаж полукруглого дома  у  Калужской
заставы. Войдем еще раз в дверь, на которой поблескивает медная дощечка  с
витиеватыми буквами "Профессор Дмитриевский  Дмитрий  Васильевич".  Вот  в
передней плащ, который профессор когда-то одолжил  Елене.  Вот  письменный
стол. На нем двадцать лет  писалась  книга  "Движения  земной  коры".  Вот
беспокойный телефон, вот неуступчивый будильник, вот гранки с пометками на
полях. Здесь ничего не изменилось, это значит - дело движется, работа идет
вперед.
   Но сегодня вечер отдыха, у профессора гости. Один только вчера  приехал
с Камчатки. Это секретарь обкома Яковлев. А Грибовых можно не  считать  за
гостей, они бывают здесь часто и чувствуют себя как дома.  Вот  и  сейчас,
пока профессор варит кофе в особенном ультразвуковом  кофейнике,  наполняя
ароматом всю квартиру, Грибовы накрывают на стол и расставляют чашки. Дома
у себя они тоже хозяйничают вместе, хотя Грибов уже видный ученый, а  Тася
только студентка.
   Яковлев  давно  уже  не  бывал  в  Москве,  он  полон  впечатлений.  Со
вчерашнего   дня   он   объездил   новые    станции    метро,    был    на
Сельскохозяйственной  выставке  и  на  Всесоюзной  промышленной.  Конечно,
осмотреть их за день нельзя. Пока идет беглый обзор,  пристрелка,  Яковлев
выбирает объекты для детального изучения.
   - А видели вы столовую без поваров?  -  спрашивает  он.  -  А  читающую
машину?  А  машину,  проектирующую  машины?  А  двухурожайные   яблони   в
Ботаническом саду? Что же не спешите посмотреть? Думаете, успеется? Эх вы,
москвичи!
   Тася расспрашивает о Камчатке. Она  самая  юная  в  этой  компании,  но
больше всех говорит о прошлом. Яковлев приехал из страны ее детства, в его
чемодане  камчатские  лакомства,  в  его  речи  камчатские  словечки.   Он
рассказывает  о  вулкане...  А  кто  из   москвичей   видел   когда-нибудь
извержение?
   - Помните, как вулкан заговорил в ночь на первое января?  Помните,  как
лава падала в ущелье и вода кипела в реке? Помните, как Мовчан с Ковалевым
чуть не погибли в лавопроводе? - вспоминает она.
   - Мовчан с Ковалевым сейчас на Курильских островах,  усмиряют  тамошние
вулканы, - говорит Яковлев. - Елена Кравченко вместе с  мужем  и  сынишкой
живет у нас в Петропавловске, занимается подводной съемкой. Очень  дельная
женщина. Обещает несметные богатства на дне Тихого океана. А Кашин здесь у
вас, под Москвой, собирается строить электростанцию на глубине  двенадцати
километров,  добывать  здешнее  подземное   тепло.   Котов   спроектировал
автоматический комбайн. Люди будут управлять им, оставаясь на поверхности,
в полной  безопасности,  на  чистом  воздухе.  Смотрите,  что  получается:
работали все вместе, а теперь у каждого свое продолжение.
   Дмитриевский роется на столе, ищет чистый листок бумаги.
   - Я должен все это записать, - говорит он,  -  насчет  продолжения.  На
днях я читал популярную лекцию "История покорения вулкана". Мне  казалось,
что я рассказал все просто и логично.  И  вдруг  в  конце  лекции  получаю
записку. Просят назвать фамилию изобретателя вулканоэлектрической станции.
А кто изобретатель? Я затруднился сказать. Шатров?  Но  он  ушел  в  самом
начале. Кашин? Пришел к концу. Грибов продолжал работу Шатрова,  направлял
ее по вашим советам, товарищ Яковлев. И вот я задумался, нужно  ли  вообще
искать фамилию, этакого нераздельного собственника открытия. Ведь открытие
- это не книга. В книге должно быть начало, конец и главный герой. А здесь
героя нет, тысячи начал и ни одного конца, сплошное "продолжение следует".
У каждого свое продолжение, как вы справедливо сказали. Открытие, пожалуй,
можно сравнить с деревом, у которого тысячи  корней  в  прошлом  и  тысячи
ветвей в будущем.
   - А где ваша ветвь, ваше продолжение? - спрашивает Яковлев.
   Дмитриевский почему-то оглядывается на Грибова. Тот морщится:
   - Вы же сами говорили, Дмитрий Васильевич, что наша  идея  не  созрела,
еще рано о ней рассказывать.
   Но Яковлев настаивает.
   - С какой стати  откладывать?  -  возмущается  он.  -  Скромность  паче
гордости! Только что здесь объясняли, что нет собственников у открытий,  и
вот уже один объявился, хочет приписать себе все заслуги, все корни и  все
ветви.
   - Ну хорошо, - нехотя начинает Грибов. - Эта идея возникла  давно.  Мне
подсказал ее некий партийный работник, по фамилии Яковлев.
   - Я? Когда?
   - Несколько лет назад. Я пришел к Яковлеву и доказывал,  что  вулкан  -
испорченная машина, следует ее  отрегулировать.  А  он  сказал,  что  мало
отрегулировать машину - надо, чтобы она давала продукцию.
   - Но это уже сделано.
   - С вулканом сделано, с  землетрясениями  пока  нет.  Предсказывать  мы
научились, нужно еще обезвредить, отрегулировать и использовать.
   - Неужели это возможно? И вы работаете уже?
   - Пока только общие мысли, научные мечты. Но, главное,  за  нас  цифры.
При сильном землетрясении выделяется столько энергии, сколько вырабатывает
Куйбышевская станция за сто лет. Эта энергия выделяется вся  сразу  в  тот
момент, когда, упрощенно говоря,  где-то  ломается  земная  кора.  Причины
бывают разные, но обычно они связаны  с  движением  вязкого  вещества  под
корой. Если это вещество ломает кору,  поднимая  ее,  значит,  под  землей
излишек давления. Вот у меня и мелькнула мысль,  нельзя  ли  это  давление
уменьшить. Если  мы  просверлим  кору  и  устроим  искусственные  вулканы,
получится как бы кровопускание. Тогда лишнее вещество  устремится  наверх,
давление будет снято,  а  от  искусственного  вулкана  мы  можем  получать
энергию таким же способом, как от Горелой  сопки.  Так  обстоит  дело  при
повышенном давлении. При пониженном - значительно сложнее.  Но,  в  общем,
видимо, мы научимся лечить эти болезни земного шара. Правда, еще не скоро.
Пока идет  теоретическая  подготовка.  Дмитрий  Васильевич  взял  на  себя
геологическую часть, а я - математику.
   - Какая грандиозная задача! - воскликнул Яковлев.
   - А  я  уж  стар,  мне  некогда  размениваться  на  мелочи,  -  ответил
Дмитриевский сварливо. - Мне бы сдвинуть с места одно это дело, и  на  мой
век хватит. А дальше пусть работает молодежь.
   - Вот какие у вас тут замыслы! - задумчиво сказал Яковлев. -  В  Москве
всюду так. Входишь в квартиру - видишь стены, мебель, книги  -  будничная,
заурядная обстановка, а  оказывается,  здесь  рождаются  мысли.  И  какие!
Невиданные! Впрочем, так и должно быть. Ведь Москва  -  столица  замыслов,
планов, предложений, город, который всеми окнами смотрит в будущее.

--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 13.07.2001 19:41