Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
такая попутная для меня задача -
археологические раскопки. Теперь не надо копать вслепую: посмотрел, где и
что лежит в кургане или под развалинами, и работай наверняка. Что еще
приходит в голову? Исследование вулканов, например. Нам так мало известно,
почему, собственно, возникают извержения. Или геология океанов -
необъятное поле деятельности. Ведь океаны в три раза обширнее суши, и дно
их можно изучать тем же самым аппаратом - вода и земля для него одинаково
прозрачны. А поиски воды - подземных рек в пустыне - вам это близко и
понятно, товарищ Рахимов. Тут нужны тысячи людей и тысячи аппаратов. Я
только начну, продолжать вот они будут - молодежь. Пусть не жалуются, что
все открыто до их рождения.
- А сам ты какое дело выбрал? Могу предложить интересную проблему.
Например, поиски нефти на Нефтяной Горе.
- Не знаю, ничего не выбрал... только сегодня начал думать. Впрочем, не
я буду решать. Институт выберет.
- Да, да, подумать стоит, - согласился Рахимов. - У нас говорят: "Тигр
берет силой, а человек - мудростью". До свиданья, товарищ Сошин. Когда
надумаешь, мы поговорим еще - о глазах и руках.
Рахимов выжал сцепление, дал газ, и машина рванулась вперед. Полетели
брызги грязи из-под колес, завился голубой дымок, и остались позади
прииск, буровая вышка, бурильщики, директор, Сошин, серо-желтый образец с
золотыми искрами - волнения и надежды целого лета.
Жизнь перевернула страницу, начиналась новая глава.
За первым же поворотом Рахимов сказал, не оборачиваясь:
- Просьба к вам, товарищи. Когда приедем в город, не спешите
рассказывать. Товарищ Сошин раздумывает, ему все равно, где работать, а
мне не все равно. У меня план разведки, неосвоенные площади, нам товарищ
Сошин очень нужен. Я заеду сегодня в институт, предложу продолжать опыт на
Нефтяной Горе. Они согласятся... пока еще не знают ничего. А узнают -
загордятся, будут выбирать. Зачем откладывать? Нефть - серьезное дело. Мы
можем создать условия для работы. Вас тоже пригласим, хорошо? Дадим
подъемные и площадь... Хотите - отдельные комнаты, хотите - квартиру на
двоих.
- Но нам учиться еще два года, - возразил Виктор, несколько смущенный
предприимчивостью Рахимова.
- Пожалуйста, учитесь. Вызовем вас через два года.
Поселок уже не был виден. Дорога петляла по склону над шумной горной
рекой, ныряла под зеленые арки ветвей, врезалась в плитчатые каменные
откосы. Ручейки сбегали с мокрых скал прямо на шоссе, наполняя лес гулом и
мелкими брызгами.
- Смотри, Витя, смотри! - восклицала Елена на каждом повороте. - Почему
ты не переживаешь, не замечаешь ничего? Ах, какой ты равнодушный!
А Виктор все еще был душой на прииске, повторял про себя слова Сошина,
боясь потерять хотя бы одно.
- Лена, ты обратила внимание, как сказал Юрий Сергеевич: "Вот они,
молодежь, будут продолжать". Я обязательно пойду на подземный рентген.
Добьюсь во что бы то ни стало. А ты?
- И я, конечно, Витя. Больше всего мне хочется обследовать океанское
дно. Это самое неизведанное.
- А я думал о реках под пустынями. И в Москве хорошо бы пройтись по
улицам, узнать, что находится под Арбатом, под Солянкой... Но океан,
пожалуй, лучше всего. Давай поедем оба на океан. Будем просить, чтобы нас
послали вместе. Договорились?
- Договорились. - Елена кивнула, не задумываясь.
- Окончательно?
- Окончательно.
- Руку?
Елена крепко, по-мужски пожала руку товарищу.
Виктор хотел удержать ее руку, помечтать еще о будущем, но Елена уже
заговорила с Рахимовым.
- А вы мне дадите руль? - спросила она. - Не сейчас - когда мы выедем
из гор. Я немножко умею править, чуть-чуть, но только на хорошей дороге.
Вы ведете на третьей скорости, верно? А первая - от себя и вверх...
Ей было некогда мечтать. Она торопилась все узнать, все испробовать.
Это был только пролог их жизни, самое начало...
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Виктору предстояло дольше всех ждать и волноваться. Его фамилия -
Шатров - была в конце списка, а комиссия по распределению вызывала
студентов строго по алфавиту, и Виктор опасался, что ему не достанется
интересной работы.
Выпускники ожидали своей очереди в актовом зале. Стены были выкрашены
желтой краской, но из-за обилия света казались бесцветными. На блеклом
фоне резко выделялась пестрая геологическая карта, занимавшая целый
простенок. Ее насыщенные тона - небесно-голубые, изумрудно-зеленые,
ликующе-алые - радовали глаз. Сидя на подоконнике, Виктор любовался
неожиданными сочетаниями красок и думал: "Это схема моей судьбы".
На самом верху слева бросалось в глаза розовое пятно - Балтийский щит,
обширная страна, которую с древнейших времен не заливало море, область
гранитных скал и ледниковых озер, топких болот и водопадов. Может быть,
Виктора пошлют туда, в Карелию, или на Кольский полуостров. Он будет
собирать образцы древних пород, которых нигде в мире не встретишь, только
в Хибинах, Монче-тундре или на Лов-озере.
Ниже - Русская платформа. Вся она расцвечена спокойными красками:
каменноугольные отложения - темно-серые, меловые - бледно-зеленые, юра -
голубая, пермь - рыжеватая. А между двумя равнинами - Русской и
Западно-Сибирской - разноцветной полосой лежит Урал, и, как уральские
самоцветы, сверкают на карте пурпурные, розовые, зеленые, лиловые краски
изверженных и глубинных кристаллических пород.
Виктору хотелось бы поехать и на Урал, посмотреть своими глазами
веточки золота в кварцевых жилах, густо-зеленый с разводами малахит, яшму,
берилл, бокситы - всю природную коллекцию минералов, собранную здесь, на
грани Европы и Азии.
- Дайте посмотреть, ребята, как едут в Чиатури.
Получившие назначение протискивались к касте. Если бы каждый студент
отмечал место будущей работы, вся карта была бы усеяна флажками. Только
что искали Североуральск, потом Кохтла-Ярви, теперь Чиатури. Чиатури - это
в Грузии, величайшее в мире месторождение марганца. Неплохо и там
поработать, полазить по горным склонам, одетым виноградниками, завтракать
абрикосами и чуреком, купаться в бурных речках, где можно устоять только
на четвереньках, за ужином запивать шашлык молодым, нестерпимо кислым
вином.
Но вот из кабинета вышла смуглая девушка с черными глазами. Подруги
бросились к ней:
- Ну что, Кравченко, куда тебя?
- В аспирантуру, Леночка, да?
Виктор подался вперед, но сдержался и промолчал. Что переспрашивать?
Елена - отличница, Елена - любимица профессоров. Конечно, ее оставили на
факультете. А как же просвечивание океанского дна? Видимо, просвечивание -
только детская мечта, Елена не променяла аспирантуру на мечту.
- Нет, не в аспирантуру. В Московское управление.
- Счастливица! - вздохнул маленький вихрастый Чуйкин. - Что же ты не
поздравляешь ее, Витя?
- А с чем поздравлять? Сразу из института - на канцелярскую работу, от
стола - к столу.
- Товарищи, есть места в Москве! - басом объявил долговязый студент. -
Я сам читал объявление: "Нужны работники в Трест очистки улиц и площадей".
Берут без всякого диплома, даже с тройками по палеонтологии. Чуйкин, я
записал для тебя адрес.
Чуйкин надулся и что-то обиженно забормотал. Виктор смотрел на него с
брезгливой жалостью. Пять лет суетился в институте этот человечек. Перед
каждым зачетом он терся в деканате, дарил цветы лаборанткам, улещивал их,
чтобы заранее достать билеты, часами дежурил в коридоре, ловил сдавших
экзамены, записывал, что и как спрашивают, допытывался, в каком настроении
профессор и ассистенты. "А ты повторил бы лучше", - говорил ему обычно
Виктор. Но Чуйкин отмахивался. Такой метод подготовки казался ему слишком
простым, ненадежным. И вот он кончает институт, получает диплом
геолога-разведчика и снова суетится, хлопочет, чтобы его не послали на
разведку. Он ищет каких-то знакомых, добывает справки, ходит к врачам и в
министерство, волнуется, жалуется, упрашивает. Только одно ему не приходит
в голову: поехать на работу по специальности.
Виктор отвернулся. Ему не хотелось портить праздничное настроение.
Сегодня для него великий день - день отплытия в жизнь. Виктор чувствовал
себя как Колумб, покидающий Испанию. Впереди - подземные Америки, их еще
предстоит открыть.
Пять лет прошло в аудиториях. Это было время подготовки и предвкушения.
И сколько раз за эти годы Виктор стоял перед картой, похожей на узорный
туркменский ковер, стараясь угадать будущие маршруты. Может быть, эта
извилистая линия превратится для него в порожистую речку, может быть, на
этом малиновом или рыжеватом лоскутке он откроет вольфрам, уран или нефть;
может быть, в этом кружочке он будет зимовать, а в этом - выступать с
лекцией... И Виктор с волнением читал названия на карте своей судьбы:
Амбарчик, Находка, Кок-Янгак, Сураханы, Дрогобыч, Щигры. Однажды,
посмеиваясь над собой, он зажмурился и наугад ткнул пальцем в карту. Палец
угодил в Кустанайскую область, и Виктор несколько вечеров изучал геологию
этой области, утешая себя тем, что лишние знания не повредят. Впрочем, в
Кустанай он так и не попал.
- А где тут Лениногорск? Подвиньтесь, ребятишки, дайте взглянуть!
Это долговязый студент, тот, что смеялся над Чуйкиным. Значит, он
поедет в Лениногорск на Алтае, в город свинца, серебра и цинка, в
древнейший рудный край, где еще в доисторические времена были "чудские"
копи. Взгляд Виктора снова скользнул по карте. Вот Алтай. Правее -
продолговатое серое пятно: Кузнецкий угольный бассейн. За ним - крутая
дуга Саян, голубая щель Байкала, Забайкалье, исполосованное выходами
гранита. Еще дальше - Уссурийский край. Разве плохо попасть туда, походить
с геологическим молотком по следам Арсеньева, поохотиться на тигра в
таежных зарослях, поглядеть, как валит по Амуру кета, выплескивая воду на
берега? А там, наверху, - Охотское побережье, Камчатка, залитая яркой
зеленью (так обозначают базальт и близкие к нему породы). И на Камчатку
хочется поехать, а еще лучше - на Крайний Север; где до сих пор виднеются
бледно-серые овалы с вопросительными знаками, места, куда геологи еще не
заглядывали. Вот отправиться бы туда... И чтобы маршрут пересек белое
пятно и, стирая вопросительные знаки, потянулась бы по следам Виктора
цветная ленточка условных обозначений.
Но тут из кабинета выскочил радостный Чуйкин, взъерошенный еще больше,
чем обычно.
- Оставили по болезни! - объявил он громогласно. - Следующий - Шатров!
- Если ты болен, зачем шел в геологи? - сказал Виктор, открывая дверь.
Председатель комиссии посмотрел на Виктора сердитыми и усталыми
глазами. Он был возмущен разговором с Чуйкиным, и это слышалось в его
тоне.
- А вы куда хотите поехать?
- Куда угодно, но обязательно на подземный рентген, - сказал Виктор
твердо.
- Направить вас в Московский геофизический институт? - переспросил
председатель с иронией.
- Еще лучше - в Среднеазиатский.
- Нет у нас мест, - отрезал председатель сердито.
Виктор стоял на своем:
- Если вы пошлете, место найдется. Работы полным-полно. Я был на
практике в первой экспедиции просвечивания. За целое лето мы засняли
двадцать два квадратных километра. А все остальное - двадцать два миллиона
квадратных километров?
Председатель слушал, неодобрительно морщась. Но тут неожиданно вмешался
незнакомый старик с острой седой бородкой.
- Для подземного рентгена непочатый край работы, - сказал он сердитым и
звонким голосом. - И я напоминаю вам, Иван Иванович, я полгода прошу,
чтобы вы послали аппараты на Камчатку. Мы ожидаем извержения через год или
два. Его обязательно нужно проследить.
- Но ведь это новое дело, специалистов нет. Товарищ... если не
ошибаюсь, Шатров... не устроит вас. Он только видел аппараты на
студенческой практике.
- А мы пошлем его подучиться в Ташкент месяца на три.
Председатель пожал плечами.
- На Камчатку поедете? - спросил он с вызовом.
Сдерживая радость, Виктор молча кивнул головой и взял ручку, чтобы
расписаться. Старик с остроконечной бородкой привстал и тронул его за
рукав:
- Вы зайдите ко мне, молодой человек. Лучше всего утречком, часов в
девять. Адрес вам дадут в деканате. Моя фамилия Дмитриевский, Дмитрий
Васильевич.
Дмитриевского Виктор знал только понаслышке. В институте профессор
появился недавно, его только что назначили деканом. Но по его учебникам
Виктор учился на третьем и на четвертом курсах. А в книгах других авторов
встречались "метод Дмитриевского", "теория Дмитриевского", "таблицы
Дмитриевского".
Приглашение было почетным и страшноватым. Виктор опасался, как бы ему
не учинили добавочный экзамен. Кто знает, вдруг он не угодит и его
отставят, пошлют на Камчатку другого... Поэтому юноша не без робости
позвонил в квартиру Дмитриевского в полукруглом доме у Калужской заставы.
Профессор сам открыл дверь. Узнав Виктора, он нахмурился и сказал
недовольно:
- Вам придется подождать. Вы пришли на двенадцать минут раньше.
Посидите здесь.
Комната, куда вступил Виктор, казалась нежилой, она была похожа на
уголок книгохранилища. Книжные полки располагались вдоль стен и под прямым
углом к ним, образуя узкие коридорчики. Книги стояли на полках, лежали
между ними, на столе и под столом, они заполонили комнату, оттеснили в
дальний угол узкую кровать, тумбочку, небольшой письменный стол. Книги
были здесь хозяевами, человек казался случайным гостем.
Виктор поискал свободный стул, но не нашел: на одном лежали горкой
папки с надписью "На рецензию", на другом стояла электрическая плитка со
сковородкой, на третьем оказались... тяжелые гимнастические гири.
Перехватив удивленный взгляд Виктора, старик сказал ворчливо:
- Да, да, это мои гири. Я занимаюсь гимнастикой каждое утро. Можете
пощупать мускулы. Желаю, чтобы у вас были не хуже, когда вам стукнет
пятьдесят семь.
Он нахлобучил шляпу, обмотал вокруг шеи шелковый белый шарф и вышел на
балкон, хлопнув стеклянной дверью.
Квартира Дмитриевского была на восьмом этаже. Сверху, с балкона,
открывался вид на просторную магистраль, плавный изгиб реки, крутые
глинистые обрывы, парк с нежной весенней листвой, прозрачной, как
юношеский пушок, стадион, похожий на лунный кратер. Левее виднелся
стремительный шпиль университета, еще левее - быстро растущий район, где
многоэтажные корпуса и башенные краны ежегодно продвигались на юго-запад,
тесня пашни и кустарники. Профессор стоял у перил неподвижно. Шляпа его
вырисовывалась на фоне города, вровень со шпилем высотного здания.
"Чудной старик! - подумал Виктор. - Меня заставляет ждать, а сам вышел
на балкон. Наверно, доктор прописал ему свежий воздух".
Ровно в девять часов захрипел будильник. Помедлив минуту, профессор
вернулся в комнату, торопливо записал на листе бумаги несколько строк и
только после этого обратился к Виктору:
- Вам пришлось потерять несколько минут, молодой человек. В вашем
возрасте это не страшно, а мне приходится уже беречь время. Сколько я буду
работать еще в полную силу? Лет пятнадцать, двадцать, двадцать пять самое
большее. А дел много. Вот сегодня лекция, консультация, заседание в
деканате, ученый совет. Глядишь, и не останется времени на главное. И я
очень берегу часы, особенно самые лучшие - утренние. Они посвящены моему
главному труду, - он похлопал по толстой папке, лежащей на столе, -
"Движения земной коры". Это громадная тема. Мы живем так недолго, что
движений коры даже не замечаем. Геологу нужно большое воображение, чтобы
представить себе миллионы лет и миллионы квадратных километров. Вот я
гляжу на каменные массивы зданий и думаю о массивах земной коры - о
плитах, платформах и щитах, представляю себе, как они поднимаются и тонут,
лезут друг на друга. О больших проблемах хорошо думается, когда глядишь на
широкие горизонты. Пожалуй, если бы напротив поставили многоэтажный дом, я
бы не смог работать. Пришлось бы искать новую квартиру.
Разговаривая с Виктором, профессор занялся хозяйством: достал тарелки,
поставил на плитку кофейник, принес сковородку с румяной, аппетитно
пахнущей яичницей. Всезнающий Чуйкин предупреждал Виктора, что профессор
любит угощать посетителей, сам готовит, сверяясь с "Книгой о вкусной и
здоровой пище", гордится своим искусством и бывает доволен, если гости
говорят: "Как вкусно! Вероятно, вам приносят из ресторана?"
- Сейчас я пишу главу о вулканах... - продолжал профессор, накладывая
Виктору полную тарелку. - Кушайте. Я понимаю, что вы уже завтракали, но в
ваши годы я умел завтракать три раза подряд. Кушайте, не заставляйте меня
тратить время на уговоры. Итак, я пишу о вулканах. Это очень важный
раздел. Может быть, вулканы и не столь важны, но они... - профессор
поискал сравнение, - они как сыпь во время болезни. Это внешнее проявление
подспудной жизни земного организма. Мы - как средневековые врачи, которые
пытались распознавать болезни, глядя только на глаза, язык и кожу. Или еще
так я писал... - Он протянул руку, почти не глядя достал с полки книгу и
прочел заложенное место: - "Земной шар можно сравнить с домом, у которого
толстые каменные стены и очень мало окон. Окна - это вулканы. Время от
времени из них вырывается пламя. Мы стоим снаружи в почтительном отдалении
и пытаемся угадать, почему возник пожар". Нравятся вам такие слова?
- Очень нравятся. Хорошо сказано, - ответил Виктор.
Он представил себе шершавую каменную стену, узенькое, как бойница,
окошко и язык пламени, прорвавшийся сквозь решетку. Почему возник пожар?
Попробуй угадай.
- А мне не нравятся, - сказал профессор неожиданно. - Не вижу, чему
радоваться. Расписался в собственном бессилии и доволен. Ученый должен не
угадывать, а знать точно, должен разобраться, что же происходит в вулкане
перед извержением и во время извержения, проникнуть взглядом сквозь
каменную кожу Земли. Вот это и предстоит вам проделать. Просвечивание
вулкана - неотложная задача науки. Вы утверждали, что методику
просвечивания вы знаете?
- Я познакомился с подземным рентгеном на студенческой практике, -
сказал Виктор. - Меня направили в опытную экспедицию, которая опробовала
аппараты. Начальником партии был у нас Сошин.
- Сошина я знаю. Он дельный геолог.
- Очень дельный, - подтвердил Виктор с энтузиазмом.
- Ну, если вы работали у него, за практику я спокоен. Теперь о теории.
Я написал для вас небольшую инструкцию. Вот она, читайте внимательно и
задавайте вопросы...
Так определилась судьба юноши. Подземный рентген мог решить много
задач. На долю Виктора выпала задача изучения вулканов. На карте было
много кружочков. Ему был отведен кружочек с надписью "село Гореловское" на
далеком полуострове, похожем на лист дерева.
Одно огорчало Виктора. Он-то уезжал... а Елена оставалась. А ведь
тогда, на практике, Елена тоже увлеклась подземным просвечиванием и
обещала посвятить ему свою жизнь. Из гор юноша и девушка привезли хорошую
и светлую дружбу. Елена предпочитала стыдливое слово "дружба", но Виктор
называл свое чувство иначе.
Однако в Москве отношения незаметно переменились. В сущности, и дружбы
никакой не осталось. Елена была общительной, у нее оказалось множество
подруг, друзей и новых знакомых. Одним она помогала заниматься, другим
устраивала личные дела, с трет