режнем направлении.  Как
рассказывали, в столовой первым пришел в себя  завхоз.  Уже  через  восемь
минут после встряски он явился к директору столовой с Написанным  по  всей
форме актом, где было указано, что во время землетрясения разбились бутыли
со спиртом и просыпалось какао. Директор внимательно прочел  акт  и  хмуро
сказал:
   - Припишите, что в трещину провалилось ваше жалованье.
   Ковалев в эти дни скучал. Четверо суток отдыха подряд!  Ковалев  гулял,
читал, говорил с соседями. Хотел было сходить в кино, но кино в эти дни не
работало: не рекомендовалось  собирать  много  народу  под  одной  крышей.
Помаявшись, Ковалев лег спать после обеда, во  сне  слышал  какой-то  шум,
треск и топот, перевернулся на другой бок и заснул еще  крепче.  Проснулся
он поздно вечером, вышел в коридор покурить и тут узнал  от  соседей,  что
землетрясение уже произошло.
   - Ну, вот и хорошо! - сказал он зевая. - Значит, завтра на работу.
   Когда выходить на работу? -  этот  вопрос  задавали  в  тот  вечер  все
работники Вулканстроя.
   Кашин позвонил в штаб, штаб связался с Москвой. Грибов ответил:
   - Сами знаете, сейчас все нужно начинать сначала. Подземная  обстановка
изменилась. Старые очаги исчезли, возможно, появились  новые.  Может  быть
второй удар, могут быть толчки еще год,  полтора.  Надо  произвести  новые
исследования, тогда будет ясно.
   - Когда же будет ясно?
   - А вы торопите глубинометристов. Как только они сообщат  новые  цифры,
мы приступим к расчетам.


   Гораздо  серьезней  землетрясение  проявило  себя  на  побережье,   еще
внушительнее на островах, в особенности на крайнем, пограничном,  где  уже
третий год работала Елена Кравченко.
   За это время Елена сильно изменилась, возмужала. Шаг у нее стал тверже,
плечи шире, голос звучнее. Только глаза, губы и брови остались  такими  же
яркими, как прежде.
   Несколько лет прошло с тех пор, как Елена плакала над письмом Виктора и
давала обещание всегда быть смелой и сильной. Выполнить обещание  было  не
так легко. Много  раз  Елена  проклинала  Камчатку,  хотела  все  бросить,
уехать. Она собирала чемодан... и оставалась.
   Когда Елена уезжала из Москвы, ей представлялось, что там,  на  далекой
Камчатке, идет главная  работа.  Но  с  отъездом  Грибова  главная  работа
переместилась в Москву. Изыскания были закончены, теперь Грибов вел борьбу
за проект. Вся станция, как  старушка-мать,  проводившая  сына,  жила  его
жизнью, его письмами,  вела  работу  по  его  указаниям.  Елена  только  и
слышала: "Александр  Григорьевич  написал,  Александр  Григорьевич  велел,
Александру Григорьевичу нужно..." И работа  была  мелкая,  неинтересная  -
уточнения прежних съемок.
   Поэтому Елена с охотой ушла со станции, когда ей предложили перейти  на
Службу подземной погоды начальником глубинометрического пункта. И опять ей
не повезло. Она ушла за месяц до постановления о строительстве,  как  раз,
когда работа у вулкана стала живой и интересной. Сама  же  она  попала  на
побережье, а потом на отдаленный остров, куда летом приезжали охотники  на
котиков, а зимой жили только пограничники и в десяти километрах от заставы
- глубинометристы: Елена, пожилой техник-радист и рабочий с женой и  тремя
детьми.
   Раз в неделю Елена обязана  была  производить  измерения  и  передавать
данные по радио. С этой работой она справлялась за четыре часа,  остальные
сто шестьдесят четыре часа в неделю были в ее распоряжении.  Целыми  днями
Елена лежала на кровати непричесанная,  смотрела  на  дощатый  потолок  и,
вздыхая, вспоминала студенческие годы. Ей казалось, что она  старуха.  Все
осталось в прошлом: ученье, юность, замужество; а впереди вой пурги, серые
дни и тоскливые вечера зимовки.
   Она мечтала только об  отпуске,  считала  месяцы,  недели,  вычеркивала
пройденные дни. Но потом счет оборвался... Считать стало некогда. В начале
весны  пришло  распоряжение  всем  глубинометристам   производить   съемку
океанского дна по маршрутам. Елена начала неохотно, но съемка  оживила  ее
студенческую мечту о просвечивании океанского дна.  Она  выполнила  работу
быстрее всех, по своей инициативе расширила задание.  Потом  с  разрешения
начальника погранохраны  перенесла  аппаратуру  на  военный  катер  и  все
учебные выходы в море  использовала  для  новых  съемок.  У  нее  скопился
большой материал, она написала коротенькую статью и послала ее в  Академию
наук. Статью напечатали,  на  нее  обратили  внимание,  появились  письма,
вопросы. Елена предложила обширный план исследований, ей  разрешили  вести
их. И тогда она отказалась от отпуска, чтобы не терять лето.
   Теперь, когда она занялась делом  и  меньше  тосковала  о  людях,  люди
вспомнили о ней. Елена вошла в науку не так; как Грибов. Он шел  от  книг,
от всемирного опыта, добавляя  свои  рассуждения  к  чужим  исследованиям.
Елена начала как практик. Она работала  далеко  от  научных  институтов  и
оказалась  единственным  знатоком  малоизвестного  района.  А  район   был
интересный. Здесь проходили гористые острова, отделявшие океан от  мелкого
моря.  Вдоль  островов  тянулась  океанская  впадина  глубиной  до  восьми
километров, на островах стояли грозные вулканы. Елена собирала сведения  о
строении океана, впадин и гор. Эти сведения интересовали всех  геологов  и
всех океанографов. В ученом мире появились доклады и статьи со ссылками на
мнение  Е.Кравченко.  Осенью  Елену  вызвали  в   Хабаровск   на   научную
конференцию.  Ее  сообщение  выслушали  со  вниманием,  задавали  вопросы,
хвалили. Особенно много расспрашивал ее один  молодой  аспирант.  Он  даже
пошел провожать Елену до гостиницы и дорогой сказал:
   -  Вы  удивительная  женщина,  Елена  Андреевна.  Я-то   понимаю,   что
скрывается за вашими таблицами. Каждая цифра - это выход на катере в бурю.
   - В бурю нельзя вести съемку с катера, - возразила Елена. -  В  бурю  я
работала только на подводной лодке.
   - Вот видите, даже на подводной лодке! Нет, вы герой, Елена Андреевна!
   Аспирант стал писать  ей.  Письма  были  сугубо  деловые,  связанные  с
диссертацией, но, право же, для диссертации не нужно было уточнять столько
подробностей. Потом он сообщил, что летом сам приедет  собирать  материалы
на Котиковые острова. Елена  догадывалась,  что  аспиранта  интересуют  не
только научные материалы.
   Что же, может быть, с ним она найдет свое счастье. Человек он приятный,
работящий, звезд с неба не хватает, но  характер  у  него  мягкий,  тихий,
скромный, немножко напоминает Виктора. Раньше  Елене  не  нравились  тихие
люди, она предпочитала настойчивых, энергичных, которые могли  бы  повести
ее за собой. Но с настойчивым она уже обожглась. Пусть будет тихий. Теперь
она  сложившийся  человек,  ей  не  нужен  руководитель.  Она  сама  знает
правильную дорогу... и укажет ее сыну.
   Размышляя о будущей семье, Елена больше думала не о муже, а о сыне. Она
представляла его себе очень ясно. Такой озорной мальчишка... похож на  нее
- краснощекий, смуглый, черные глаза, черные лоснящиеся брови,  губы,  как
будто выпачканные ягодным соком. Она назовет его  Витькой,  Виктором,  это
уже решено. Но он будет не такой,  как  Елена,  и  не  такой,  как  Виктор
Шатров, - гораздо тверже, сильнее, напористее.  Елена  воспитает  его  как
следует. Она наделала много  ошибок,  но  теперь  знает,  как  надо  жить.
Мысленно Елена  вела  с  будущим  Виктором  длинные  поучительные  беседы,
приводя примеры из собственной жизни. Уже  были  подготовлены  рассказы  о
студенческой практике в горах, о приезде на Камчатку,  об  извержении,  об
исследованиях океанского дна, о поездках на катере и на  подводной  лодке.
Сейчас готовился новый рассказ, самый интересный, - о землетрясении. Елена
рисовала  себе,  как  маленький  Витька  будет  пересказывать  его   своим
товарищам: "А как ученые узнали... а как пришла телеграмма и мама  села  в
катер... а волна как даст...  а  брызги  как  полетят..."  И  какой-нибудь
круглоглазый приятель со стриженной под  машинку  головой  будет  слушать,
раскрыв рот, и вздыхать:
   "Вот какая у тебя мама замечательная!"


   Радиограмму о предстоящем землетрясении Елена встретила с облегчением.
   В последний месяц было очень много работы. Елена расплатилась с  лихвой
за легкий год. Измерения производились не раз в неделю,  а  три,  потом  и
четыре  раза  в  сутки.  Днем  и  ночью,  в  сухую  погоду  и  под  дождем
глубинометристы выходили с аппаратами в море. Спали  в  промежутках  между
измерениями, не больше  трех  часов  подряд.  Все  измучились,  осунулись.
Землетрясения ждали нетерпеливо. Скорее бы пришло и  прошло,  чтобы  можно
было выспаться!..
   При  землетрясении  опаснее   всего   быть   в   доме.   Поэтому,   как
предусматривала инструкция, Елена  вывела  своих  подчиненных  на  заранее
выбранную лужайку. Радист нес рацию, рабочий - аппаратуру, Елена - чемодан
со своими вещами, журналами и документами. Здесь же лежали все материалы о
строении океанского  дна  -  результат  двухгодичных  исследований,  самое
ценное, что было у нее в жизни.  Она  вела  за  руку  старшего  из  детей,
парнишку лет шести. Накануне  он  объелся  ягодами  на  болоте  и  сегодня
куксился и плакал.
   Солнце  уже  зашло  за  горы.  Из-за  горбатого  хребта  били   конусом
золотистые лучи. Погода стояла тихая, но прибой шумел внизу,  как  всегда.
Ухающие удары волн, скрежет сползающей гальки были постоянным припевом  ко
всем размышлениям Елены, дневным и ночным.
   Потом послышался  более  сильный  гул,  подземный.  Что-то  с  грохотом
рушилось в глубинах,  в  вечной  тьме  лопались  камни,  куда-то  съезжали
тяжелые пласты, сокрушая друг друга. Гул нарастал, становился все  громче,
рассыпался на отдельные звуки:  скрежет,  треск,  гром.  Казалось,  сейчас
что-то большое и страшное вырвется из-под земли. Вдруг почва  ушла  из-под
ног. Елена подлетела на полметра  в  воздух  и,  падая,  больно  ударилась
плечом о камень.  Все  трое  детей  заревели  в  голос.  Елена  встала  на
четвереньки. Подняться во весь рост не удалось - по  земле  бежали  волны,
сбивая с ног. Надежная земля превратилась во что-то зыбкое,  колеблющееся.
Елена барахталась, хватаясь руками за траву. Не за что  было  держаться  в
этом неустойчивом мире. И на минуту ей страшно захотелось быть в Москве  у
мамы, на 16-й Парковой улице, где пол никогда не ходил  ходуном,  где  все
было так спокойно и надежно.
   Елена чуть не  плакала  от  злой  обиды  на  свою  беспомощность.  Она,
взрослая  женщина,  начальник  станции,  прыгает,  как  теннисный  мяч  на
ракетке? Это нелепо... это смешно... это больно, наконец!
   Но постепенно все успокоилось. Земля подчинилась. Ее снова  можно  было
безнаказанно попирать ногами. Землетрясение продолжалось  всего  несколько
секунд. Елена очень удивилась, узнав об этом  впоследствии.  Ей  казалось,
что она барахталась очень долго.
   Она села, и солнечный свет ударил ей в глаза. Откуда же явилось солнце?
Ведь оно уже зашло. Елена посмотрела на горы  и  поняла  -  силуэт  хребта
изменился. Обвалилась вершина с "когтем" - отвесной скалой, по которой так
удобно было ориентироваться с моря.
   "Обвал! Каменная лавина! Опять опасность!" - Елена  вскочила  на  ноги,
готовая бежать.
   Вершина исчезла. Только облако пыли виднелось под горой. Потом до слуха
донесся отдаленный грохот. На  соседнем  поросшем  лесом  склоне  началось
какое-то движение. Там неслись огромные камни, подпрыгивая, вздымая  пыль,
ломая и выворачивая с корнем деревья.  К  счастью,  лавина  шла  стороной:
между нею и лужайкой, где спасались люди, была еще глубокая  долина.  Лишь
отдельные камешки, свистя и щелкая, как пули, перелетали сюда.
   "До берега не дойдет!" - подумала Елена.
   Но тут, в ста метрах от них, у самого  края  долины,  лес  расступился,
хрустнули придавленные ели, и громадная глыба, высотой с двухэтажный  дом,
выкатилась на прибрежный песок. На ее пути  оказались  склад  и  пристань.
Склад был раздавлен, как спичечная  коробка  под  тяжелым  сапогом.  Глыба
перевернулась еще раз, вдавила в землю пристань и разлеглась,  как  наглый
завоеватель в чужом доме. Но плеска не было. Внезапно Елена заметила,  что
воды тоже нет. Океан ушел. Исчез привычный шум прибоя, стоявший в ушах два
года. Как и когда это произошло, никто не заметил.
   Океан  отступил  на  несколько  сот  метров.  Вдоль   берега   тянулась
серо-желтая полоса мокрых камней. На обнажившихся скалах сверкали  лужицы,
в расселины стекала вода. Водоросли повисли зелеными и бурыми космами.
   - Наверх! Скорее! - крикнула Елена.
   Она знала, что произойдет сейчас.
   Океан не ушел. Он отступил ненадолго, как бы для разбега. Сейчас должен
последовать прыжок.
   Люди кинулись бежать, схватив на руки детей, часто  оглядываясь  назад.
Скорее, скорее! Спасение -  на  высоте.  Добежать  бы  до  отвесных  скал,
взлететь на кручу!..
   Но вдали уже поднялась пенная полоса. Она закрыла  горизонт,  кружевной
каймой  отделила  стальную  гладь  от  пятнистого  дна.  Шум  прибоя  стал
явственнее. Кипящий  вал  невиданной  высоты  ринулся  к  берегу.  Исчезли
обнажившиеся  скалы  дна.  Глыба,  развалившаяся  на   берегу,   булькнув,
захлебнулась в пучине. Остатки склада,  пристани  -  все  утонуло  в  одно
мгновение. Кипящая водяная стена, не замедляя хода, пронеслась над  пляжем
и устремилась  вверх  по  долине.  Всплыли  вырванные  с  корнем  деревья.
Лесистые склоны превратились в островки и полуострова.
   История знает такие волны. На равнинах они могут уходить километров  за
пятнадцать от берега. Но на гористом острове Котиковом  для  них  не  было
простора. Волна, конечно, не могла перехлестнуть через  горы.  Она  прошла
полкилометра по долине и уперлась в крутой скат. Гора вздрогнула от удара,
но устояла. Пенная  стена  обрушилась,  разбилась  на  десятки  клокочущих
водоворотов. А сзади подступали все новые массы воды. Вал взбежал на склон
и, обессилев, покатился назад по обоим бортам долины,  выдирая  деревья  и
вросшие в землю  камни,  обтесывая,  шлифуя,  сглаживая  шероховатые  бока
горных отрогов.
   - Выше, выше, еще выше!
   Люди бежали по лужайке, напрягая все силы. Впереди - радист с рацией за
спиной, потом рабочий с одним из детей, его жена с младшим и Елена  позади
всех. Чемодан путался у нее  в  ногах,  подмышкой  она  держала  старшего,
самого тяжелого ребенка. У нее кололо в  сердце,  она  задыхалась,  ловила
воздух ртом, шептала сдавленным голосом:
   - Скорее... Скорее!
   Но вот перед ними  естественная  каменная  лестница.  По  плитам  можно
вскарабкаться вверх.
   - Возьмите ребенка! - крикнула Елена.
   Чьи-то руки приняли малыша.
   - Теперь чемодан.
   Елена подняла груз. Но навстречу ей не протянулись  руки.  Она  увидела
испуганные глаза.
   - Бросайте! - закричали три голоса.
   - Почему бросать?
   Она оглянулась и на мгновение увидала гору пены, нависшую над головой.
   Елена хорошо плавала, не раз купалась в большую волну. Она  знала,  что
пенистый  вал  нельзя  встречать  грудью.  Нужно  нырять  под   пену   или
становиться к волне спиной. Пусть  несет.  Когда  гребень  пройдет,  можно
будет выплыть.
   Но тут она не успела ни о чем подумать, ничего не  успела  предпринять.
Она увидела  опасность,  и  в  следующую  секунду  была  смята,  оглушена,
раздавлена. Ее несло боком, ногами вперед, кувыркало, выворачивало руки  и
ноги. Пена с бульканьем лезла в уши, в рот, в нос. Чемодан Елена  потеряла
в первую же секунду. Она хотела выплыть на поверхность. Обычно  для  этого
требуется только сильный толчок ногами. Елена попыталась оттолкнуться,  но
ноги у нее прижало к животу, и голова  въехала  в  землю.  Она  не  успела
набрать воздуха. Грудь ее сдавило, голова налилась кровью, рот раскрывался
сам собой. Елена не удержалась, соленая  пена  проникла  сквозь  стиснутые
зубы, она судорожно закашлялась, рванулась и вдохнула воздух...
   Пенный гребень прошел, Елена отстала от  него,  и  поэтому  ей  удалось
вынырнуть... Только теперь она почувствовала, как холодна вода. Вокруг нее
вздымались неровные серо-зеленые холмы, то и дело менявшие форму. В волнах
колыхались какие-то доски, ящики, бочки. Высовывались,  цепляясь  друг  за
друга, корни  вырванных  деревьев  и  ободранные  ветви  устоявших.  Елена
старалась ухватиться за каждую ветку, но  вода  волокла  ее  и  заставляла
разжимать пальцы.
   Впереди мелькнул дом.
   "Сейчас разобьет о стену", - подумала Елена.
   Но тут сбоку выплыл ствол сломанной сосны. Он ударил о стену тараном, и
венец рассыпался, как спички. Сосна описала полукруг, ветви  ее  хлестнули
Елену. Она схватилась за них инстинктивно.  Но  у  сосновой  кроны  возник
водоворот. Елену неудержимо потянуло под  ветви.  Она  сопротивлялась  как
могла, напрягая мускулы, обдирая кожу иглами. Однако  вода  была  сильнее.
Вода отрывала руки, хлестала мокрыми ветками по лицу.  Елена  вцепилась  в
колючую ветку зубами. И тотчас же другая гибкая и упругая, ветвь  уперлась
ей в лоб, как будто хотела утопить. Елена отводила голову, ветка следовала
за ней. Борьба уже происходила под водой.
   "Захлебнусь... - подумала  Елена.  -  Завтра  меня  найдут.  И  буду  я
утопленница, мокрая, жалкая, некрасивая. Всем будет неприятно смотреть  на
меня... и страшно дотронуться".
   Но тут в ушах зажурчало, забулькало, перед глазами стало  светло.  Вода
нехотя отступала, возвращаясь в свое логово после разбойничьего набега  на
сушу.  Соленая  пена  схлынула  и  оставила  на   берегу   мокрые   бревна
разрушенного дома, сосну, засевшую в стропилах, и женщину, запутавшуюся  в
колючих ветвях.


   После землетрясения разыгралась непогода. На небо набежали  тучи,  даже
громыхал гром, непривычный в это время года. Океан не  хотел  успокоиться,
тяжелые  черные  валы  накатывали  на  берег,  ворочали  камни,  пробовали
крепость скал. Эти валы были гораздо меньше первого, самого страшного,  но
все-таки вдвое выше, чем обычно в бурю.
   Елена сидела у костра и никак не могла согреться. От  ее  сырой  одежды
поднимался пар. Переодеться было не во что. Лучшие платья утонули вместе с
чемоданом, те, что похуже, были погребены в разрушенном доме.  Наступившая
темнота заставила подумать о ночлеге. Мужчины нашли брезент, расстелили  у
костра, укрыли детей. Начиналась скудная жизнь потерпевших крушение.  Даже
на помощь звать было некого. Взбираясь по скале, радист  уронил  на  камни
рацию, что-то повредил и  не  мог  исправить.  Он  возился  у  аппарата  и
напрасно взывал:
   - Говорит остров Котиковый! Говорит остров Котиковый! Слышите меня?
   Старший мальчик совсем расхворался, голова у него была горячая и  глаза
блестели. Он сидел рядом с Еленой и жалобным голоском скулил:
   - Хочу домой!
   Его отец ломал ветки руками и резал их складным ножом, чтобы  соорудить
подобие шалаша. Топора не было, он тоже остался в доме.
   - Потерпи, глупый! - уговаривала мальчика мать. -  Дом  наш  завалился.
Завтра с утра отец пойдет починит.
   - Хочу домой! - капризно тянул малыш.
   "А ведь это мог быть мой Витька, - думала Елена. - Нет, не место  здесь
детям. И женщинам не место. Уеду отсюда, немедленно, завтра же. Все  равно
работа загублена, материалы утонули. О себе тоже надо подумать".
   Елена  испугалась  почему-то,  когда  опасность  уже  миновала.   Перед
землетрясением она энергично распоряжалась, в воде судорожно  боролась  за
жизнь. Но сейчас возможная гибель представлялась ей во всех вариантах. Она
вздрагивала от ужаса и ожесточенно твердила:
   "Уеду! Во что бы то ни стало уеду!"
   Солнце уже давно зашло, на этот раз окончательно. Небо затянуло тучами.
И вслед за короткими сумерками к костру подступила  тьма,  угольно-черная,
первобытная,  непроглядная.  Беззвездное  небо,  океан  и  скалы   -   все
превратилось в черную стену.  Из  тьмы  доносился  глухой  и  грозный  шум
прибоя. Порывами налетал сырой ветер, крутил едкий дым. Казалось, на свете
не