за. До прихода  спецназа  у  него  еще
оставалось время для энергонастройки.
   Когда в кабинет ворвались трое парней в пятнистых комбинезонах, в шлемах,
с пистолетами-пулеметами в руках, - знаменитый  десантно-диверсионный  отряд
"Гамма", - он встретил их улыбкой, разведя руки в стороны.
   - Заходите смелее, братаны, мы тут плюшками балуемся.
   - Руки! - заорал первый боец спецгруппы, как он это делал не  раз.  -  На
пол, быстро!
   - Зачем же на пол? - тем же доброжелательным голосом проговорил Тарас.  -
Я не вооружен и жду вашего начальника...
   - Руки на затылок, сука! - Спецназовец направил ствол  пистолета-пулемета
в живот Горшину, не  подходя  к  нему;  видимо,  он  получил  инструкции  не
приближаться к объекту задержания. - Яйца отстрелю! Считаю до трех...
   В следующее мгновение Тарас растворился в воздухе, и по кабинету пронесся
ураган, круша дорогую мебель, швыряя бойцов спецгруппы  друг  на  друга,  на
стены, срывая с них шлемы и отбирая оружие. Больше  всех  досталось  первому
бойцу, угрожавшему отстрелить яйца. Ураган ударил его о стену, затем об  пол
и наконец врезал между ног, после чего здоровяк свел глаза  к  переносице  и
потерял сознание.
   - Никогда не ругайся зря! - наставил на него палец  Тарас.  -  Даже  если
очень страшно.
   - Отлично сработано, Граф! - раздался из коридора чей-то рокочущий густой
голос.
   В кабинет вошли два гиганта в фиолетовых костюмах с ничего не выражающими
лицами, встали у косяков двери, и еще двое крупногабаритных парней ввезли  в
кабинет инвалидную коляску сложной  формы,  в  которой  удобно  расположился
президент Российской энергетической компании, президент "Купола"  и  эмиссар
Монарха Тьмы Эдмонд Анатольевич Рыжайс.
   Он улыбался с видом ворчливого любящего отца, а в глазах клубилась  мгла,
и Тарас содрогнулся, встретив его взгляд. За коляской  вошел  с  озабоченным
видом Генрих Герхардович Елынин, остановился чуть позади босса,  разглядывая
тела своих подчиненных на полу кабинета.
   - Вы, несомненно, лучший ратный мастер из всех, кого я знаю, -  продолжал
Эдмонд Анатольевич. - Ведь прежде,  чем  появиться  здесь,  вы  должны  были
пройти своего бывшего коллегу Дмитрия. Не так ли?
   Тарас молчал, начиная готовиться  к  новой  схватке,  быть  может,  самой
жестокой по сравнению  с  прежними.  Ему  предстояло  драться  не  просто  с
профессионалами  антитеррористической  группы,  с  телохранителями  Рыжайса,
вооруженными до зубов,  но  с  воплощением  Конкере,  обладающим  магическим
оперированием на базе метаязыка. А противопоставить ему он мог  только  силу
воли, знание "живы" и кое-какие тайны  Круга,  четко  осознавая,  что  этого
мало.
   Президент Купола тоже с любопытством глянул  на  бойцов  группы  "Гамма",
покачал головой, посмотрел на Ельшина, - Вашим профи еще учиться и  учиться,
дорогой Генрих. Против таких мастеров, как господин Горшин, они не тянут.
   - Пусть он их потренирует, - проворчал Ельшин. - Это был бы самый  лучший
выход. Но ведь он не согласится. - Полковник  посмотрел  на  Тараса.  -  Или
согласишься?
   Тарас молчал.
   Эдмонд Анатольевич усмехнулся, кивнул своим  слугам:  -  Приведите  их  в
чувство и уберите.
   Гиганты в фиолетовых костюмах вытащили тела спецназовцев в коридор, снова
стали в дверях, как монументы. Другая пара  подкатила  коляску  директора  к
столу. Один из громил  достал  откуда-то  блюдо  с  экзотическими  фруктами,
протянул своему господину. Рыжайс взял двумя  пальчиками  фиолетового  цвета
плод размером с  яблоко,  посмотрел  на  Тараса,  не  сделавшего  ни  одного
движения.
   - Хотите попробовать, Граф? Это мангостин. Рекомендую, очень  полезный  и
вкусный фрукт.
   Он щелкнул пальцами, гигант-слуга взял мангостин, разрезал на две  части,
снял верхнюю, нижнюю отдал хозяину и протянул ему платиновую ложечку. Эдмонд
Анатольевич погрузил ложечку в нутро мангостина и стал извлекать белоснежные
дольки сердцевины, зажмурил глаза.
   - Вай, как здорово!
   Последнее слово он произнес рокочуще,  с  гортанными  интонациями,  и  по
комнате прокатился тугой  упругий  вихрик  силы,  качнувший  людей.  Конкере
внутри Рыжайса демонстрировал свое присутствие.
   Тарас молчал.
   Эдмонд Анатольевич перестал смаковать таиландский фрукт,  открыл  глаз  и
посмотрел на него с хмельной снисходительностью.
   - Граф, вы бука! С вами все-таки разговаривает живой человек, а не стол.
   - Нелюдь! - расцепил челюсти Тарас. Брови Рыжайса изогнулись домиком,  на
лицо упала печать отеческого неодобрения.
   -  Тарас  Витальевич,  ну  как  вам  не  стыдно!  Не  усугубляйте  своего
положения. Ведь вы совершенно один, не так ли? А меня -  много!  Неужели  вы
верите, что сможете меня победить? Напрасно. Вам  бы,  как  никому  другому,
следовало бы знать, что человек силен не верой, а неверием! Вы же до сих пор
верите в справедливость.
   - Чего вы хотите? - спросил Тарас тем же хрустящим от льда голосом.
   Рыжайс усмехнулся, отдал кожуру мангостина слуге.
   - Я вам завидую, право слово. Вы молоды, сильны, энергичны,  честолюбивы,
как я в молодости, у вас все впереди... В то время как я  неизлечимо  болен,
каждый день встречаю как праздник и вынужден искать себе  преемника.  Генрих
еще слаб, - Эдмонд Анатольевич насмешливо кивнул  на  Ельшина,  -  а  других
кандидатур  на  роль  преемника  у  меня   нет.   Может,   вы   согласитесь?
Представляете,  какие  возможности  у  вас  появятся?   Никаких   документов
подписывать не придется, в том числе - кровью, достаточно вашего слова.
   - Умри! - свистящим шепотом шевельнул воздух Тарас.
   По комнате прошла холодная волна, заставляя всех вздрогнуть и  схватиться
за уши.
   Президент "Купола" погрозил ему пальцем.
   - Не хулиганьте, Граф, в этом  кабинете  заклинания  не  проходят,  Ключи
метаязыка здесь не действуют. Я знал, что вы откажетесь.  Ваш  учитель  тоже
отказался, и в этом была его глобальная ошибка. Вы  одиноки,  никто  вам  не
поможет, неужели не хочется жить? Как там сказано в Евангелии? "Если Бог  за
вас, кто против вас?". А против вас - система. Вы потеряли почти все,  глупо
терять остальное.
   - Отдайте девушку!
   - Ну вот, договорились. -  Лицо  Эдмонда  Анатольевича  приняло  грустное
выражение. - Зачем она вам, Посвященному Круга? Стоит вам мигнуть,  у  ваших
ног будут сотни девушек самого высокого  класса.  Мастер  вашего  уровня  не
имеет право на слабость. Что касается  Антонины  Хованской...  да,  неплохая
девочка, знаете ли, и с задатками видящего. Но она отказалась сотрудничать с
нами, мы с ней поработали немножко... - Рыжайс небрежно пошевелил  пальцами,
отчего у Тараса заныли зубы, - и теперь можем вернуть.
   Он посмотрел на слугу, и здоровенный амбал в фиолетовом  костюме  ввел  в
кабинет Тоню.
   Девушка выглядела бледной и заторможенной и не  отзывалась  на  мысленный
зов Тараса,  будто  ее  мозг  не  работал  вовсе.  В  глазах  ее,  пустых  и
равнодушных, не отражалось никаких чувств. В руке  она  держала  пистолет  с
толстым пупырчатым дулом красного цвета.
   - Интересно, она вас сразу убьет или помучает? - задумчиво сказал Рыжайс.
- У нее в руке двухступенчатый генератор боли  "пламя",  или  в  просторечии
"болевик". Максимальный импульс убьет вас через несколько секунд, не поможет
даже знание "живы" и "зеркальный щит", оптимальный  же  заставит  помучиться
несколько минут. Ну-с, молодой человек, что предпочитаете?
   - Мразь! - выговорил Тарас, начиная движение.
   И в тот же миг на голову ему обрушилась бетонная плита: кто-то, очевидно,
разрядил в Горшина "глушак".
   Впрочем, это был не "глушак".
   Догадка пришла позже, когда Тарас пришел в себя и обнаружил,  что  голова
осталась на месте, руки-ноги целы, а сам он стоит  как  статуя  и  не  может
сдвинуться с места.
   - Какой вы, однако, нетерпеливый,  Граф,  -  долетел  откуда-то  издалека
голос Рыжайса. - Чтобы тягаться с нами Посвящения  в  Круг  маловато  будет.
Приемчики ваши хороши для простых смертных.  Я  ведь  только  одно  словечко
шепнул, а вы уже и двинуться не можете. А если бы я его проговорил в  полный
голос?
   Только теперь Тарас вспомнил, что перед "падением  плиты"  на  голову  он
действительно услышал негромкое слово, соответствующее  японскому  иероглифу
"син". Он попытался пошевелиться и не смог. Мышцы не слушались,  будто  тело
стало каменным и твердым, будто их парализовала неведомая сила.  В  отчаянии
он крикнул внутрь себя: "Давай"! - напрягся изо  всех  сил,  так  что  глаза
застлала красная пелена,  но  добился  лишь  временной  слепоты  и  темноты.
Правда, блокаду мышц прорвать удалось, и он даже  стал  их  чувствовать,  но
тело осталось рыхлым, как мешок с песком, и не хотело шевелиться - Вы  очень
способный ученик, - сказал Эдмонд Анатольевич с брезгливой  гримасой.  -  Но
так и останетесь Незавершенным. Антонина, девочка, закончи этот эксперимент,
подойди к этому лоху поближе и выстрели. Покажи, как ты его любишь.
   Тоня подошла к Тарасу, подняла пистолет.
   "Тошка"! - крикнул он мысленно с ужасом и жалостью.
   Палец Тони на курке  дрогнул  В  пустых  глазах  на  мгновение  появилась
мысль... и понимание... тоска и боль и любовь!
   Она вдруг быстро поднесла пистолет к виску и выстрелила!
   - Не-е-ет! - выговорил Тарас непослушными губами, заставляя себя  сделать
шаг, пытаясь выбить "болевик" из руки девушки.
   Но было уже поздно!
   Тоня слабо вскрикнула, широко  раскрыла  глаза,  задохнулась  от  боли  и
словно погасла, опускаясь на пол. "Болевик" со  стуком  выпал  из  ее  руки,
стало тихо.
   Все присутствующие в кабинете смотрели на нее с удивлением, проняло  даже
телохранителей  Рыжайса,  и  даже  он  сам  некоторое  время  не   двигался,
озадаченный случившимся. Затем качнул головой, глянул  на  Тараса:  -  Какая
незадача, Граф. Она предпочла пожертвовать собой! Как в кино прямо-таки. Что
делает с людьми любовь, а? Может  быть,  поэтому  нам  никак  и  не  удается
справиться с вами? Но пора расставаться, дела, знаете ли. Прощайте, Граф,  в
этой жизни мы, наверное, уже не встретимся.
   Он махнул рукой, приказывая  телохранителям  толкать  коляску  к  выходу.
Наставил на Тараса два пальца и коротко выбросил направленное точно  в  цель
слово:
   - Син!
   С пальцев президента "Купола" сорвались тусклые сиреневые змейки энергии,
вонзились в глаза Тарасу, и снова  ему  на  голову  упала  "бетонная  плита"
прямого пси-воздействия, вышибая сознание. Однако за миг до этого он  открыл
мостик связи между сферами  сознания  и  подсознания,  и  энергоудар  просто
перебросил "полюсы ума", загнал способность мыслить в спинной мозг. И все же
удар был слишком силен. Он отнял последние силы, остановил  сердце,  оборвал
дыхание, и Тарас безвольной  куклой  упал  рядом  с  той,  которую  поклялся
освободить любой ценой.
   - Уберите их, - брезгливо сказал Эдмонд Анатольевич. - Ноги в бетон - и в
озеро, чтоб не всплыли. Пойдемте, Генрих, посидим в ресторане,  отметим  это
событие...

   Глава 32
   ЗА ПРЕДЕЛОМ

   Голоса отдалились. Тарас перестал слышать, видеть  и  чувствовать,  затем
вдруг очнулся от чьего-то взгляда, открыл глаза.
   Он стоял по горло в ледяной воде, над  которой  колыхались  струи  серого
тумана. А из глухой пелены над водой смотрел на  него  некто,  чья  кроткая,
смиренная и вместе  с  тем  необоримая  сила  пронизывала  туман  и  воду  и
вливалась в замерзающее тело Тараса, согревая душу.
   Что за глаза смотрели  на  него!  В  них  раскрывалась  великая  глубина,
светилось великое знание и бесконечная мудрость! Они  видели  все  глубинные
движения души  Тараса,  видели  все  его  достоинства  и  слабости,  видели,
понимали и все прощали...
   - Инфарх... - прошептал он.
   - Нет еще, только образ  в  твоем  "я",  -  прилетел  мягкий,  бархатный,
сожалеющий и укоряющий голос. - Тебе дано видеть, а ты  идешь,  как  слепой,
ищешь там, где потеряли  многие,  поклоняешься  идолам  страсти  и  создаешь
культы физического. Но, ведь Путь  воина  -  в  другой  стороне,  в  стороне
безупречности.
   - Что же мне делать?..
   - Не советчики мы... Но когда отступать некуда, когда  стоишь  на  пороге
небытия и понимаешь, что достиг той грани, за которой ты или есть, или  тебя
нет, когда выбор один - жизнь или смерть, тогда на сцену выходит то, что  ты
собой  представляешь.  Что  тебе  ближе:  ненависть,   любовь,   равнодушие,
разрушение?
   - Справедливость...
   - Это не просто  слово,  это  этическая  категория,  выстраданная  твоими
предками. Вдумайся: с-пра-вед-ливость... Жизнь во правде... Мы  не  уверены,
что ты понимаешь этот закон правильно, - Я пытаюсь...
   - Иди до конца, Незавершенный, род поможет тебе...
   Глаза того, кто разговаривал  с  Тарасом  в  пространстве  его  сознания,
погасли. Туман повалил гуще, вода покрылась рябью и  стала  заливать  рот  и
нос. Тарас напрягся, пытаясь выплыть,  потом  вспомнил  слова  незнакомца  о
помощи рода и... нырнул в глубины генетической памяти!
   Он летел в струях света и тьмы, переплетавшихся между  собой,  ощущая  их
единение, борьбу и согласие,  выныривал  на  берега  каких-то  невообразимых
морей, спускался на вершины сверкающих гор и везде встречал  людей  -  своих
предков, передающих ему часть души, часть энергии, часть  понимания  мира  и
знание, которого ему не хватало.
   Он осознавал себя внутри обычных людей, потом Перволюдей, потом  Инсектов
и Аморфов, также протягивающих ему руку помощи, и собирал, собирал,  собирал
себя  по  крупицам,  впитывая  информацию,  поддержку,  знания,   любовь   и
доброжелательность тех, кто дал ему жизнь, и, наконец, восстановил полностью
канал, соединяющий его с родом Горшиных, дающий  ему  возможность  восстать,
как Феникс из пепла...
   Все закончилось вспышкой жемчужного света.
   Он пришел в себя.
   Его волокли за ноги двое парней в фиолетовых костюмах, зашли в просторный
эллинг с корпусами  яхт,  швырнули  на  бетонный  пол.  Еще  пара  богатырей
опустила рядом тело Тони. Несколько мгновений он  смотрел  на  нее,  пытаясь
уловить стук сердца и увидеть  сияние  ауры,  по  не  увидел.  Девушка  была
мертва.
   В груди родилось рычание.
   Слуги  Рыжайса,  деловито  выполнявшие  приказ  хозяина,   с   удивлением
оглянулись. Один догадался вытащить пистолет-пулемет, но воспользоваться  им
не успел. Возникший в тишине эллинга вихрь вдруг подхватил  гигантов  одного
за другим и с размаху расплющил о борта яхт и бетонные плиты пола.
   Вихрь стих так же неожиданно, как и появился.
   Тарас уронил руки, глядя на  тела  бандитов  с  отсутствующим  выражением
лица, опомнился и подбежал к телу Тони. Опустился на колени.  Сказал  глухо,
одними губами: - Прости...
   Попытался восстановить работу сердца Тони, зная, что это  бесполезно,  но
все же с минуту боролся со смертью, с  пространством  и  временем,  с  самим
собой. Сил не хватило. Тоня не ожила...
   Душа напоминала выжженную пустыню, обдуваемую ветром тоски и одиночества.
А  перед  внутренним  взором  стояла  она,   смущенная   и   счастливая,   и
загораживалась ладонью, еще не зная судьбы...
   Он плакал без слез, не замечая этого,  и  в  душе  со  слезами  тихо-тихо
умирал образ любимой, умирала ее улыбка, умирали глаза,  обещавшие  неземное
светлое счастье... Она хотела немногого: найти место, где нет ни тревог,  ни
страха, ни печали, где никто ни с кем не воюет и где все счастливы.

   Ай брусничный цвет, алый да рассвет,
   Али есть то место, ал и его нет...

   Он  застонал,  раскачиваясь  из  стороны  в  сторону,   запел   тихонько:
сла-а-а-а-во-о-о-о... Затем вытер ладонью кровь с прокушенной губы и  поднял
Тоню с пола. Понес к выходу из эллинга.
   Испуганный механик, завернувший в гулкое помещение, отступил  в  сторону,
пропуская его, с оторопью глянул па неподвижные тела  на  полу  эллинга,  на
валявшееся оружие и побежал к телефону.
   Тарас вышел на причал, огляделся, не  понимая,  как  он  здесь  оказался,
увидел спущенный на воду катер, на борту которого возился еще  один  механик
клуба в оранжевом жилете, и подошел к нему.
   - Прими...
   Механик оглянулся, вытаращил глаза.
   - Ты чего, парень? Это катер директора... -  Он  встретил  белый  мертвый
взгляд Горшина, вздрогнул и замолк.
   - Прими!
   Парень засуетился, помог Тарасу усадить  Тоню  на  сиденье  за  блистером
катера.
   - Что с ней? Перебрала? - Он подмигнул с кривой улыбкой, щелкнул себя  по
горлу.
   - Побудь здесь. - Тарас взобрался на причал. - Никуда не уходи!
   Механик хотел было возмутиться, но вдруг кивнул  и  неожиданно  для  себя
промямлил: - Ладно, подожду...
   Тарас вернулся в эллинг, обыскал телохранителей Рыжайса, нашел "болевик",
сунул во внутренний карман пиджака и направился к главному зданию яхт-клуба.
   Его дважды пытались остановить: на входе в здание и на входе в  ресторан.
Он почти не обратил на это внимание - продефилировал мимо охранников,  будто
их не существовало, оставляя позади шоковую растерянность и тишину. Вошел  в
зал ресторана всего  с  десятком  столиков  и  остановился,  увидев  коляску
президента "Купола", стоявшую у одного из столов, за которым сидели  Ельшин,
незнакомый чернобородый мужчина, очевидно, директор  яхт-клуба,  и  красивая
смуглолицая  девушка.  Вокруг  сфинксами   высились   богатыри-телохранители
Эдмонда Анатольевича, не сразу  отреагировавшие  на  появление  гостя.  Лишь
Ельшин проявил достойную для человека его  положения  реакцию.  Он  встал  и
бочком скользнул в проход на кухню. Впрочем,  замначальника  Управления  "Т"
ФСБ Тараса в настоящий момент не интересовал.
   - Ну надо  же!  -  хмыкнул  Эдмонд  Анатольевич,  окинув  фигуру  Горшина
хмельным взглядом, еще не понимая ситуации. - Жив, курилка. Неужели  я  тебя
недооценил?
   - Нелюдь! - сказал Тарас так, что в зале лопнула хрустальная люстра.
   - Убейте его! - каркнул президент Купола, меняясь в лице.
   Телохранители схватились за оружие, но поздно, поздно и  очень  медленно.
Они не владели своим временем и не умели изменять реальность.
   Тарас мог!
   Он выстрелил из "болевика"  четырежды,  прежде  чем  парни  в  фиолетовой
униформе добрались до курков пистолетов-пулеметов, и зал заполнили  истошные
вопли, заставившие оглядываться на яхт-клуб даже пешеходов на  набережной  -
Ты не сможешь меня... - начал Рыжайс, меча глазами молнии.
   - Смогу! - одними губами произнес Тарас, разряжая в него "болевик", затем
медленно, страшно, с непреодолимой  силой  выговорил'  -  Навь  зовет  тебя,
нелюдь! Умри!
   Глаза Эдмонда Анатольевича полезли на лоб. Он побелел,  привстал,  словно
собираясь освободиться от коляски, но рухнул обратно, выгнулся  и  завыл  от
боли, как только что выли его слуги. Затем снова встал - на  ноги,  хотя  до
этого не ходил! - посмотрел на Тараса черным взглядом.
   - Ты опередил меня, Незавершенный.  -  Это  уже  заговорил  не  президент
"Купола", а тот, кто жил в нем долгое время, - Конкере. - Но  я  вернусь!  И
тогда тебя не спасет даже инфарх...
   Рыжайс вздрогнул, глаза его стали пустыми и мертвыми, он схватился руками
за воздух, словно пытаясь удержать кого-то,  и  упал  в  коляску  безвольной
массой. Через мгновение  он  был  мертв.  Лишь  в  воздухе  некоторое  время
мистически металось эхо его слов: - Я верну сь-вернусь-вернусь-нусь-нусь...
   Тарас бросил "болевик" на пол, повернулся и вышел.
   Механик в оранжевой безрукавке ждал  его  на  причале,  вертя  головой  и
приплясывая от нетерпения.
   - Кто там кричал? - жадно спросил он. - Аж жутко стало!
   - Дьявол, - коротко ответил Тарас.
   Отвязав катер, он прыгнул в него, завел двигатель, не обращая внимания на
крики механика, и вывел катер на простор Живописной  бухты,  в  начинающийся
ливень...

   На следующий день, похоронив Тоню, он позвонил Завьялову  и  сказал,  что
принимает его предложение...
   Через полгода в стране появилось "Чистилище".


   Москва - Чисмена июль 2001