- Буду ухаживать за домом и готовить обед и  ужин.  Я  умею,  честное
слово!
   - Верю, договорились!  -  с  преувеличенной  серьезностью  сказал  Тарас,
протягивая ей руку. Затем не удержался и поцеловал пальцы девушки.
   Ресницы Тони дрогнули, глаза раскрылись шире. И тогда он сказал медленно,
с нежностью и властной уверенностью, глядя ей в глаза: - С этого дня  никого
и ничего не бойся. Я буду рядом и всегда приду на  помощь.  -  Он  улыбнулся
лукаво: - Пока кому-нибудь из нас не надоест.
   Тоня ответила понимающей милой - ямочки на Щеках - улыбкой, и между  ними
протянулась еще одна ниточка связи,  ниточка  надежды,  параллельная  первым
двум - понимания и симпатии.
   После обеда они поехали в автосервис, пора было менять тормозные колодки,
а потом в Щелково. Тоня явно устала от избытка  впечатлений  и  поддерживала
беседу с трудом, несмотря на попытки бодриться. Оживилась  она,  лишь  когда
машина  остановилась  возле  дома  Горшина,  блестевшего  новой  крышей   из
гофрированного оцинкованного листа. Тарас получил дом в наследство от  отца,
а перестраивал уже сам в соответствии с новомодными  веяниями,  поэтому  дом
теперь напоминал финский одноэтажный коттедж с мансардой и верандой. Он  был
с трех сторон окружен шеренгами деревьев, не высаженных специально, а росших
здесь изначально, и Тарас еще помнил времена, когда кругом  шумел  настоящий
лес. Впрочем,  и  в  нынешние  времена  лес  еще  сохранил  в  Щелкове  свое
присутствие, хотя изрядно поредел и помельчал.
   Садовый участок, примыкавший к дому с южной  стороны,  не  превышал  пяти
соток, однако был тщательно ухожен и содержался Тарасом в идеальном порядке.
Времени на уход за яблонями, вишнями и грушами, посаженными еще дедом, он не
жалел.
   Тарас загнал "Вольво" во двор и с  небрежной  уверенностью  хозяина  стал
показывать Тоне свое жилище. И только  потом,  вспомнив  о  кое-каких  вещах
Оксаны в своей спальне, сообразил, что надо было прежде прибраться.  Поэтому
пока ошеломленная девушка осматривала гостиную в  готическом  стиле,  больше
напоминавшую каминный зал в рыцарском замке, а  также  коллекцию  старинного
оружия и лат, он успел спрятать в душевой комнате расчески,  помаду  и  тени
Оксаны, а в свою спальню Тоню не повел. Хотя она, учуяв запах духов,  и  так
догадалась, наверное, почему он  вдруг  засуетился.  Однако  ничего  ему  не
сказала, только посмотрела на него искоса, и впоследствии он остро  пожалел,
что сразу не сообщил гостье о своей дружбе с Оксаной.
   - Ну как  тебе  мои  скромные  апартаменты?  -  поинтересовался  Тарас  с
преувеличенным равнодушием.
   - Сказка! - ответила Тоня, не решаясь  пройти  на  середину  гостиной  по
коврам, имитирующим шкуры тигра и льва; половики  лежали  у  него  только  в
прихожей и в сенях. - Как музей, честное слово... Это настоящие доспехи  или
подделки?
   - Конечно, новоделы, - сказал он, подходя к стене с  оружием.  -  У  меня
приятель увлекается такими штучками давно, причем  делает  латы  и  кольчуги
точно в соответствии со старинными описаниями. Он и мечи  кует,  и  кинжалы.
Половина из этой коллекции - его рук дело,  хотя  есть  и  настоящее  боевое
оружие. Например, эта катана.
   Тарас снял со стены  слегка  изогнутый  клинок  с  красивой  позолоченной
рукоятью, крутанул  вокруг  себя,  создавая  смертоносный  веер  "пресечения
намерений".
   - Или вот немецкий охотничий меч, хиршфангер.
   Тарас переложил катану в левую руку и снял прямой обоюдоострый  клинок  с
двумя долами и с рукоятью из рога.  Полюбовался  игрой  муаровых  узоров  на
клинке и сделал сложное движение сразу двумя мечами, так что они,  вращаясь,
обтекли его тело с двух сторон.
   - Здорово! -  захлопала  в  ладоши  Тоня.  -  Ты  отлично  фехтуешь!  Как
называется этот прием? - Она попыталась  повторить  движение  Тараса  обеими
Руками.
   Он улыбнулся.
   - По-японски фехтование двумя мечами называется риото-дзукай, хотя есть и
другие  названия:  "македонская  защита",  "колокол",   "оселедец",   "чешуя
Радогора".
   - Как-как? Не поняла. Чья чешуя?
   - Существовал  две  тысячи  лет  назад  такой  легендарный  русский  воин
Радогор, непревзойденный мастер меча, создавший свою технику боя. Она так  и
называется - сеча Радогора.
   - Откуда ты знаешь?
   Тарас улыбнулся, повесил мечи на место.
   - Мои предки встречались с ним и кое-чему научились, ну, а я уже учился у
них.
   - Как это? - Тоня смотрела недоверчиво, не зная, как реагировать  на  его
слова. - Разве твои предки жили  так  долго?  Ты  о  дедушке  говоришь?  Или
шутишь?
   - Ни капельки, я действительно учился у предков - по родовой  памяти,  но
об этом мы еще поговорим. - Он не удержался и снял со стены нож с  рукоятью,
состоящей из двух половинок. - Нравится?
   - Да... страшный...
   - Ну, никакой он не страшный. Это балисонг. А вот этот меч  действительно
страшный.
   Тарас дотянулся до длинного меча с  рукоятью,  обтянутой  простой  черной
лентой.
   - Это борей, русский меч. Копия,  к  сожалению,  аналог  мне  достать  не
удалось, археологи его изучают. Копию же сделал мне мой  приятель  Саша.  Но
сделал  так  здорово,  что  им  вполне  можно  сражаться.  Ладно,   я   могу
рассказывать об оружии долго, а ты замучилась. Располагайся пока.  Вот  твоя
спальня,  за  печкой,  она  самая  уютная.  -   Тарас   откинул   занавески,
отгораживающие спальню от гостиной. - Здесь  все  чистое,  стираное.  Одежду
вешай в шкафчик, вот вешалки. Если что надо  будет  переставить,  поправить,
передвинуть - сделаем. Переодевайся и будь как дома.
   Он шагнул из спальни, но она удержала его, посмотрев серьезно и пытливо.
   - Здесь кто-нибудь спал... до меня?
   - Когда-то спал  я,  -  ответил  так  же  серьезно  Тарас,  -  когда  был
маленький. Иногда останавливалась бабушка. И все. А что?
   Тоня с облегчением вздохнула, отпустила его  рукав,  порозовела  под  его
взглядом.
   - Ничего... я суеверная. Иди, я буду переодеваться.
   Сбитый с толку Тарас поплелся на кухню, размышляя над странной  обмолвкой
девушки, потом встряхнулся, переоделся сам  и  в  гостиную  вернулся  уже  с
подносом,  на  котором  стояли  фарфоровые  чашки  из  маминого  сервиза   с
перламутровым отливом,  кофейник,  сахарница,  конфеты  и  печенье.  Тоня  в
халатике,  превратившем  ее   в   худенькую   девочку-подростка,   перестала
рассматривать оружие и забралась с ногами в  любимое  кресло  Оксаны.  Тарас
устроил поднос на журнальном столике, разлил по чашкам кофе,  сел  в  другое
кресло, собираясь провести вечер так, как мечтал еще в Чечне, и в это  время
кто-то вошел в дом.
   Тарас напрягся, включая внутреннее зрение, и с сожалением  вспомнил,  что
не забрал у Оксаны ключи.
   В сенях что-то  стукнуло,  простучали  по  половицам  каблучки,  дверь  в
гостиную распахнулась, и на пороге появилась Оксана с тортом в одной руке  и
сумочкой в другой.
   - Вот и я...
   Она  увидела  Тоню,  и  улыбка  сползла  с  ее  красивых,  полных,  умело
подкрашенных губ.
   - Ты... не один?!
   Тарас аккуратно поставил чашку на поднос, посмотрел на Тоню, лицо которой
изображало простодушное любопытство.
   -  Это  Оксана,  моя...  приятельница.  Работает  в  фитнес-клубе.  -  Он
посмотрел на позднюю гостью.  -  Оксана,  это  Антонина,  дочь  друга  моего
учителя, погибшего в Чечне три дня назад.
   - Да уж вижу, - прикусила губу Оксана, не слушая его. -  Надо  же,  какая
незадача. Я думала, тот случай в клубе не отразится на наших  отношениях.  -
Она смерила Тоню пренебрежительным взглядом. - Это же пигалица, что ты в ней
нашел?
   - Извини, Тошка, она иногда неудачно  шутит,  -  глянул  на  Тоню  Тарас,
встал, поворачиваясь к Оксане. - Может быть, разденешься, присядешь с  нами,
поделишься новостями?
   - Вот барахло! - хмыкнула Оксана, нехорошо улыбаясь. - Я как  дура  мчусь
сюда, покупаю шампанское, торт... а он с какой-то пигалицей кейфует!
   - Оксана!
   - Что Оксана?! - взъярилась барменша. - Я  с  Григорием  всего  два  раза
встречалась, и не дома, как ты! Подумаешь, увидел в клубе, скандал  устроил!
А у самого губа не  дура!  Решил  компенсировать?  -  Она  вдруг  с  размаху
шмякнула торт на пол. - Где ты ее подобрал?! Да я тебе сотню таких...
   Тарас вдруг оказался рядом, подхватил Оксану под  локоть  и  стремительно
вывел из гостиной, так что она не сразу поняла, что происходит. В  сенях  он
сказал,  глядя  ей  в  глаза,  пытаясь  мысленно-волевым  усилием  успокоить
женщину: - Это дочь прокурора! Еe отца  убили!  Она  будет  жить  у  меня...
какое-то время. Если не хочешь остаться в ее глазах хамкой, извинись.
   - Да пошел ты! - махнула рукой сникшая  Оксана,  поворачиваясь  к  двери;
возбуждение схлынуло, глаза ее потухли.  -  Знаем  мы  этих  дочерей...  Так
хорошо все было... а ты взял и испортил...
   Она открыла дверь, оглянулась, разглядывая Тараса с язвительной улыбкой и
одновременно с завистью: - Желаю приятно потрахаться.
   Вышла, изо всех сил хлопнув дверью.
   Тарас постоял немного, провожая гостью  мысленным  взором.  Щеки  горели.
Было неприятно, горько и стыдно.
   Вздохнув, он вошел в гостиную,  остановился  у  порога,  встретив  взгляд
Тони, развел руками.
   - Извини...
   - Я понимаю, - тихо проговорила девушка. - Догони ее, объясни. Она  любит
тебя, простит... У Екклесиаста есть изречение: нет  человека  праведного  на
земле, который делал бы добро и не грешил.
   Тарас покачал головой  и  вдруг  засмеялся.  Она  посмотрела  на  него  с
удивлением.
   - Я что-то не так сказала?
   - Все так, Антонина Антоновна, особливо касательно греха. Грешен я,  чего
уж там. Только все дело в том, что не любит она меня. Себя больше любит. Так
что не переживай.
   - А ты ее?..
   Тарас заглянул в глаза девушки, в которых плавилась  грусть,  сомнения  и
ожидание чуда. Подошел вплотную, опустился перед ней на корточки.
   - Ты мне веришь?
   - Не знаю. - Она виновато улыбнулась. - Скорее да, чем нет.  Дядя  Елисей
говорил, что ты иногда торопишься...
   - К сожалению, бывает. Но ведь это не самое худшее качество мужчины?  Она
порозовела.
   - Я не встречалась с мужчинами... и даже с парнем не дружила.
   - Я знаю, бабушка говорила. Выйдешь за меня замуж?
   Глаза Тони сделались большими. Она изумленно посмотрела на  него  и  даже
засмеялась от неожиданности, покачала головой.
   - Кажется, дядя Елисей был прав, ты действительно иногда торопишься.
   Тарас улыбнулся, чувствуя облегчение, радость и легкое головокружение. Не
говоря ничего прямо, Тоня уже ответила.
   - Я подожду, - сказал он с твердой уверенностью, поклявшись в душе  ждать
столько, сколько понадобится. Главное теперь было не обидеть ее - ни словом,
ни делом. Сердце еще в Чечне подсказало, что это - она, настоящая...

   Глава 19
   ПЛАНОВ ГРОМАДЬЕ

   Все ночные попытки спуститься в прошлое,  досмотреть  сцену  исследования
предком  "одуванчика"  -  Говорителя  Слова  Власти,  не  удались.  Организм
отказывался  выполнять  волевые  приказы  хозяина  в  измененное   состояние
медитативного прорыва в бессознательное не входил. То ли  Тарас  упускал  из
виду какую-то важную деталь трансовой практики, то ли мешали мысли о Тоне  и
о появлении Оксаны, закончившемся некрасивой сценой.
   Дважды Тарас выходил во двор, прислушивался к  тишине  ночи,  смотрел  на
звезды в разрывах облаков, успокаивался, но так с предком и не повстречался.
Раздосадованный, приказал себе заснуть и пролежал в  одной  позе  досутра  в
полусне-полуяви, сотканной из обрывков незапомнившихся снов.
   Проснулся он в начале седьмого от  громкого  тарахтения:  сосед  напротив
заводил свой старый автомобиль. Вообще с соседями Тарасу повезло, в основном
это были люди трудолюбивые и добрые. Но далеко не тихие и  очень  суетливые.
Бывший тамбовец Сергей купил дом через улицу еще в  прошлом  году.  Семья  у
него была дружная - жена и четверо детей, и каждый раз, когда он  уезжал  на
работу, каждый из них считал своим  долгом  выбежать  на  улицу  и  крикнуть
какие-то приятные слова. Естественно, о тишине речь не шла, просыпалась  вся
улица и, наверное, соседний микрорайон многоэтажек.
   Сергея пытались увещевать соседи, дважды  навещал  участковый  инспектор,
ему грозили и даже били, но все оставалось по-прежнему:  в  начале  седьмого
утра этот вечно озабоченный толстячок, незлобивый по натуре,  но  упрямый  и
замкнутый на свои  проблемы,  начинал  заводить  свой  древний  "Москвич"  с
проржавевшей выхлопной трубой, а его домочадцы, пытаясь перекричать  грохот,
дружно орали ему приветствия.
   Тарасу эти звуки не мешали, он умел  отстраиваться  от  любого  шума,  но
теперь у него жила Тоня, и следовало побеспокоиться о том, чтобы по утрам ее
никто не будил. Он встал, натянул спортивный костюм, надеясь, что девушка не
проснулась, и тихонько выскользнул из дома.
   Машина Сергея выезжала задним ходом со двора,  сопровождаемая  громким  и
противным синтезированным голосом: "Пожалуйста, осторожнее, моя машина  едет
назад! Пожалуйста, осторожнее, моя машина..."
   Тарас зашел с левой стороны и точным движением повернул и  выдернул  ключ
зажигания.
   Машина заглохла, стало тихо.  Дети  во  дворе  -  от  двенадцати  лет  до
пятнадцати, жена и сам  хозяин  оторопело  уставились  на  соседа,  которого
видели мельком всего пару раз.
   - Стало  быть,  расклад  такой,  -  сказал  Тарас,  нажимая  на  горловые
интонации и сопровождая речь волновым покачиванием рук. - С сегодняшнего дня
шумный базар по утрам отменяется. Встаете тихо, садитесь в свою  колымагу  и
так же тихо едете на работу. Никто не кричит, никто не стучит и  в  барабаны
не бьет! Вокруг вас живут не скоты и не лесные звери, а люди. Вам понятно?
   Сергей закрыл рот, мотнул головой, наивно округлил глаза: -  Но  это  мой
дом, что хочу, то и...
   Тарас вонзил заледеневший взгляд  в  глаза  толстяка  и  тяжело,  угрюмо,
грозно проговорил, передавая импульс гипнотического воздействия: - Вы будете
жить так, чтобы не мешать другим! Это закон! Повторите!
   Сергей побледнел, сглотнул слюну: - Это закон...
   - Великолепно! Некоторое  время  вас  будет  тянуть  поддерживать  шумные
традиции, но каждый раз при этом у вас будет болеть голова. Повторите!
   - У меня будет болеть голова...
   - Отлично! В конце концов вы поймете, что шум - та  же  агрессия,  сродни
бандитской, и вести себя надо тихо.  А  теперь  пара  практических  советов.
Немедленно отключите этот дурацкий громкоговоритель заднего хода! Иначе  вам
когда-нибудь побьют за это фары или стекла.
   - Уже били, - бледно улыбнулся Сергей.
   - Значит, не помогло,  болезнь  серьезно  запушена.  Идиотизма  не  любит
никто, даже сами идиоты.
   А выхлопную трубу почините сегодня же. А лучше поменяйте эту  рухлядь  на
более приличную тачку.
   - Она еще бегает вовсю...
   Тарас усмехнулся, понимая, что не у каждого  водителя  есть  средства  на
покупку хорошего авто, а ездить хочется всем.
   - Тогда почините машину и заводите ее в сарае, чтобы не так слышно  было,
ведь трещит, как тракторный стартер. Договорились?
   - Э-э... м-м... - Толстяк посмотрел на жену, такую же толстую, как  и  он
сам. Та спохватилась, закричала: - Что вы к мужу пристали?! Бандит! Я сейчас
милицию вызову! Отойди от машины!..
   Тарас шагнул к  ней  навстречу,  поднимая  ладони,  глаза  его  вспыхнули
тигриным блеском.
   Женщина споткнулась, замолчала, вытаращив глаза.
   - Успокойтесь,  -  сказал  он  глубоким  голосом.  -  Соблюдайте  правила
гражданского общежития, не  шумите  и  не  кричите.  И  всем  будет  хорошо.
Договорились?
   - Договорились! - в один голос отозвались потрясенные соседи.
   - Ну и ладушки. - Тарас вернул ключ Сергею, не  спеша  направился  домой,
размышляя, подействует на них внушение или нет.
   Но криков больше не было. Через  минуту  Сергей  завел  свой  тарантас  и
уехал. На улицу вернулась утренняя тишина.
   Надеясь, что Тоня еще спит, Тарас тихонько вошел в гостиную  и  наткнулся
на гостью, одетую в купленный вчера спортивный костюм, умытую и  энергичную.
Девушка вытянула вперед ладошки и низким голосом протянула:
   - 3-здрра-а-аво-о-о.
   Тарас улыбнулся, радуясь ее настроению,  ответил  тем  же,  но  глубже  и
мощнее, так что отозвались стаканы и рюмки в буфете:
   - 3-дрра-а-а-во-о-о!..
   Она округлила глаза, ахнула, засмеялась.
   - Как здорово! Внутри все задрожало! Я так не смогу.
   - Все равно похоже. Это звуковая  мантра  энергетической  накачки,  очень
сильно влияет на здоровье. Если будешь по утрам  петь  "здраво",  да  еще  в
сочетании с мантрами "живо" и "добро", никогда не заболеешь.
   - Шутишь, - не поверила Тоня.
   - Я же не болею, - привел он веский аргумент.
   - Тогда я  тоже  попробую.  -  Она  откашлялась  (господи,  какая  же  ты
непосредственная, милая, желанная! Он замер, вбирая  сердцем  ее  прелестный
образ) и пропела: - Здрра-а-а-во-о-о... жи-и-и-во-о-о... до-о-обрроо-о...
   Прислушалась к себе, приподняла брови.
   - Щекотно... внутри... и сердце бьется... так надо?
   Он  очнулся,  засмеялся,  схватил  ее  в  охапку,  совсем   не   думавшую
сопротивляться, закружил по комнате и поставил  на  пол.  Отступил  на  шаг,
склонив голову и спрятав руки за спину.
   - Прошу прощения, моя принцесса. Готов понести наказание за вольность
   Тоня задумчиво посмотрела на него, подступила вплотную,  подняла  голову;
она была ниже, и лица их оказались совсем рядом.
   - Ты не сделаешь ничего... без моего разрешения?
   Он понял. Поклялся: - Ничего, моя принцесса!
   - Дай слово не торопиться.
   - Даю слово!
   - И дай мне время подумать, разобраться во всем. - в тебе, в себе  самой.
Я не хочу начинать новую жизнь с ошибки.
   - Согласен, моя принцесса.
   - И прекрати называть меня принцессой!
   - Слушаюсь, Антонина Антоновна!
   Она засмеялась, он тоже, и Тоня убежала в душевую комнату. А он  остался,
продолжая улыбаться,  чувствуя  желание  жить  и  строить  "новую  жизнь"  в
соответствии с  изменившимися  обстоятельствами.  В  памяти  всплыли  строки
знаменитого стихотворения Некрасова:

   Замолкни, Муза мести и печали!
   Я сон чужой тревожить не хочу...

   Хотя Тарасу не меньше нравились и другие:

   Волшебный луч любви и возрождения!
   Я звал тебя - во сне и наяву.

   Он невольно оглянулся на дверь, за которой скрылось юное создание, еще не
изведавшее  любви.  Может  быть,  Елисей  Юрьевич  отчасти  прав,  не  желая
связываться с бандитами,  убившими  его  близких  и  пытавшимися  убить  его
самого. В принципе, никакая ответная акция воскресить их не сможет. Но  ведь
и поэт опирался на какие-то моральные принципы, утверждая:

   Той бездны сам я не хотел бы видеть,
   Которую ты можешь осветить...
   То сердце не научится любить,
   Которое устало ненавидеть...

   Он включил тихую музыку: под гитарные перезвоны пел романс Юрий Лоза -  и
выбрался во двор, где полчаса занимался "боем с тенью", тренируя уда-РЬ1  из
самых неожиданных положений  и  взрывную  темповую  технику  "потопа".  Тоня
появилась  во  дворе,  когда  он  уже  "нейтрализовал  тень"  и   продырявил
рукой-копьем специально укрепленную  на  стене  сарайчика  пятисантиметровой
толщины доску. Увидев округлившиеся  глаза  девушки,  он  "исчез",  то  есть
переместился ей за спину на сверхскорости и уже из сеней позвал: -  Антонина
Антоновна, ау! Девушка изумленно оглянулась.
   - Ты?! Но я же видела тебя... там... как это у тебя получается?!
   - Тебе показалось. - Он не выдержал и фыркнул. - Успокойся, я не колдун и
не маг, просто умею двигаться быстро.  Займись  завтраком.  Все  необходимое
найдешь на кухне, в холодильнике.
   Он скрылся в душе, умылся, побрился и вышел, уже  одетый  в  светло-серый
костюм, белую льняную рубашку с вышивкой,  серые  туфли.  День  обещал  быть
теплым и даже  солнечным,  пора  было  переходить  на  весенне-летнюю  форму
одежды.
   Завтрак был уже готов.
   На столе стоял салат из свежих овощей, дыми