Мужчина в куртке сел рядом с Елисеем Юрьевичем и они заговорили о чем-то,
понизив голос. Видимо, встречал гостей  сотрудник  местного  отделения  ФСБ,
знавший Елисея Юрьевича в лицо.
   Рассвело, когда небольшая колонна миновала блокпост на въезде в  Грозный,
достигла окраин столицы Чечни и снизила скорость.  Бронетранспортер  отстал.
Шедшая впереди машина ДПС посигналила и  тоже  отвалила  в  сторону.  Дальше
"Волга" ехала по улицам города без сопровождения, ничем не  выделяясь  среди
редкого потока автомобилей преимущественно отечественного происхождения.
   Тарас не был в Грозном ни разу, поэтому с  мрачным  интересом  осматривал
улицы, отмечая появление новых трех- и  пятиэтажных  домов,  а  также  читая
вывески магазинов. Судя по  их  количеству,  жизнь  в  городе  налаживалась,
несмотря на постоянную  угрозу  нападения  боевиков-камикадзе,  готовых  "во
славу" Аллаха подорвать себя и кучу народа.
   Свернули на  улицу  Ленина,  подъехали  к  двухэтажному  зданию  главного
корпуса больницы. Открылись  решетчатые  ворота,  "Волга"  заехала  во  двор
больницы. Мужчина в черной куртке повел гостей к  одноэтажному  строению  на
территории больницы, на котором  косо  висела  табличка:  "Морг".  Здесь  их
встретил худой лохматый чеченец в белом халате, открыл дверь.
   Зашли  внутрь.  Помещение  с  цинковыми  столами   неожиданно   оказалось
стерильно чистым. Столов было с десяток, и на каждом лежали  под  простынями
тела мертвецов. Работник морга откинул  простыни  с  двух  тел,  отступил  в
сторону.
   Елисей Юрьевич подошел к столу, замер, наклонившись над телом жены. Потом
уткнулся  лицом  в  ее  грудь  и  снова  застыл.  Переглянувшись,  Тарас   и
сопровождавший их особист вышли из морга.
   - Как это случилось? - глухо спросил Тарас.
   - Они возвращались с рынка, - таким же глухим  голосом,  нехотя,  ответил
мужчина в  куртке.  -  Их  встретили  в  переулке,  недалеко  от  автобусной
остановки. Подъехала старая "четверка" без номеров, из нее выскочили двое  и
открыли стрельбу из автоматов. Две очереди...
   - Бандитов задержали? Мужчина скривил губы.
   - Как же, задержишь таких. Свидетелей было трое, но они запомнили  только
машину и то, что нападавшие якобы были в камуфляже  и  в  масках.  По  таким
приметам в городе можно задерживать каждую вторую машину и любого собровца в
комбезе.
   - Но ведь должны же быть какие-то  следы,  зацепки...  Неужели  свидетели
ничего больше не разглядели?
   Лысоватый особист смерил Тараса взглядом.
   - Вы из конторы?
   Тарас понял, что речь идет о ФСБ.
   - Нет.
   - Тогда не задавайте лишних вопросов, молодой человек.  Может  пострадать
язык. В прямом смысле Тут все живут по волчьим  законам,  по  волчьим  же  и
умирают.
   Коллега Елисея Юрьевича отошел.
   Тарас вздохнул, понимая его чувства. Он и сам с настороженностью  отнесся
бы к человеку, задающему вопросы о свидетелях на территории Чечни.
   Елисей  Юрьевич  вышел  через  несколько  минут  с  каменным,  ничего  не
выражающим лицом.
   - Поехали.
   - Куда?
   - Сначала в комендатуру. Договоримся о перевозке моих... - Елисей Юрьевич
запнулся. - О перевозке тел на аэродром. - Он вдруг с  тихой  тоской  ударил
кулаком о ладонь. - Я же  говорил  им:  не  выходите  лишний  раз  из  дома!
Собирайте вещи и уезжайте! А мама уперлась: я здесь родилась, здесь  и...  -
он умолк, тяжело дыша, с видимым усилием  справился  с  собой.  Лицо  Елисея
Юрьевича снова приобрело каменно-бесстрастное выражение.
   - Извини, что не сдержался... как видишь, люди  Круга  -  не  более,  чем
люди.
   - Я понимаю, - тихо обронил Тарас.
   Елисей Юрьевич болезненно усмехнулся, разглядывая его запавшими  глазами,
и Тарас убежденно добавил: - Мы их найдем!
   - А вот это лишнее! - твердо проговорил Елисей Юрьевич. - Выбрось это  из
головы! Расследованием занимаются компетентные органы, это  их  прерогатива.
Мы приехали сюда не ради мести. Понял?
   Тарас вздрогнул. Учитель прочитал его мысли.
   - Ты понял или нет, спрашиваю?
   - Понял, - кивнул Горшин, стискивая зубы.
   Елисей Юрьевич еще раз смерил  его  оценивающим  взглядом,  отвернулся  и
зашагал к машине.
   Из-за туч выглянуло солнце, заявляя об улучшении погоды, но Тараса это не
обрадовало. Он знал, чем будет заниматься в Грозном  после  соблюдения  всех
формальностей по отправке "груза 200" в Москву.

   Весь день они провели  в  переговорах  с  разными  ответственными  лицами
Грозного и встречах с людьми разных возрастов, званий и полномочий в  разных
концах города. Не без напряга им удалось договориться с военными летчиками о
доставке тел жены и матери Смирнова в Москву, и лишь  в  больнице  случилась
заминка, едва не переросшая в инцидент.
   Главврач больницы Хусаин Борзоев наотрез отказался выдать тела из  морга,
"до выяснения обстоятельств убийства", как он  туманно  выразился,  хотя  на
руках у Елисея Юрьевича находилось предписание мэра  Грозного  о  содействии
"особому представителю" из Москвы всем, к кому он обратится за помощью.
   Получив отповедь санитара, не пустившего их  в  морг,  Елисей  Юрьевич  и
Тарас направились к главврачу на прием,
   Хусаин Борзоев оказался немолодым  человеком  с  темным  костистым  лицом
горца, на котором выделялись усы и кривой нос. Глаза у главврача прятались в
глубоких глазницах, и определить их  цвет  оказалось  делом  нелегким,  хотя
изредка они вдруг светлели и становились  по-ястребиному  зоркими.  Выслушав
посетителей, он коротко, с акцентом сказал: - Забрать  погибших  нельзя.  До
выяснения обстоятельств гибели. Вопросы еще есть?
   - У меня разрешение мэра, - хладнокровно сказал Елисей Юрьевич,  доставая
сложенный вчетверо лист бумаги с подписью и печатью.
   - Здесь я хозяин! - тем же непреклонным тоном бросил Борзоев. -  И  будет
так, как я сказал!
   - Не надувай щеки, лопнут! - не выдержал Тарас. - Читать умеешь?
   - Спокойно, Граф, -  посмотрел  на  него  Елисей  Юрьевич  недовольно.  -
Человек просто не понял, что ему требуется всего лишь выдать убитых.
   - Ахмет! - повысил голос Борзоев, сверкнув недобрыми  глазами.  По  всему
было видно, что русских он не любит и готов идти до конца. Хотя  причин  для
такого поведения, в общем-то, не существовало.
   В кабинет ввалился могучего телосложения чеченец  похожий  ни  известного
всем террориста Басаева: бритая голова, усы, борода по грудь, волчьи  глаза.
Одет он был во все черное, кроме коричневых ботинок с высокой шнуровкой.
   - Проводи гостей до выхода, - приказал главврач.
   Тарас шагнул к вошедшему, сделал "медвежью стойку"  и  "качнул  маятник",
вызывая волну страха и бессилия.
   Ахмет - "Басаев" отшатнулся, бледнея. Тарас подтолкнул его к двери.
   - Вас здесь не стояло... ждите в приемной!
   Дверь за помощником главного врача закрылась.
   Елисей Юрьевич шевельнул бровью, выражая тем самым неодобрение действиями
ученика, повернулся к опешившему Борзоеву.
   - Я думаю, нет смысла вызывать сюда спецназ. Или вы будете настаивать?
   - Я тоже... могу... вызвать...
   - Велик приказ, да мал начальник, - усмехнулся Тарас.
   Главврач  опомнился,  пригладил  волосы,  глянул  на  дверь,  на  Тараса,
наткнулся на его ледяной взгляд и вздрогнул.
   - Что ж, может... э-э, мы договоримся. Кто эти люди, вы говорите?
   - Моя мать и жена, - тяжело сказал Елисей Юрьевич.
   - Понимаю ваши чувства... - Главврач сделался вежливым. - Давайте бумагу.
   Он взял из руки Елисея  Юрьевича  письмо  мэра,  прочитал,  покосился  на
Тараса и снял трубку телефона.
   - Шамиль, оформи документы на выдачу тру... убитых... да, на женщин,  что
вчера привезли. - Он повернулся к москвичам: - Можете забирать.
   - Их заберут завтра утром, - сказал Елисей Юрьевич. - С вашего позволения
я зайду в морг.
   - Это против наших правил, но вам я разрешаю Ахмет!
   На пороге возник тот же бородатый чеченец.
   - Проводи гостей... э-э,  на  территорию.  У  них  распоряжение  большого
начальства.
   Ахмет молча посторонился, косясь на Тараса. Было видно, что он его боится
по-настоящему. Пси-атака Горшина оставила в душе чеченца неизгладимый след.
   В  морг  Елисей  Юрьевич  зашел   один,   не   пустив   ни   Тараса,   ни
сопровождающего. Пробыл там  десять  минут  и  вышел  с  каменно-неподвижным
лицом. Лишь взгляд его, слепой и сосредоточенный на внутреннем  переживании,
выдавал душевную боль этого сильного человека.
   За воротами их ждала знакомая "Волга" с  тем  самым  чекистом  в  кожаной
куртке, который встретил их на аэродроме. Садясь  в  машину,  Тарас  обратил
внимание на остановившуюся в отдалении "десятку" серого цвета с затемненными
стеклами, но тут же забыл о ней. Голова была забита размышлениями о том, как
найти и покарать убийц семьи учителя.
   - Куда тебя? - спросил человек в куртке, обращаясь к Елисею  Юрьевичу.  -
Может, поедем ко мне? - Не хотелось бы стеснять, - проговорил Елисей Юрьевич
отсутствующим голосом. - Мы лучше переночуем в гостинице или в комендатуре.
   - Никого вы не стесните. Сын уехал, у дочки своя комната, а мама  и  Дина
будут только рады гостям. - Чекист тронул водителя за плечо.  -  Поехали  ко
мне, Саша.
   "Волга" развернулась и устремилась прочь от центра города.
   Спустя минуту за ней двинулась и серая "десятка" с затемненными стеклами.

   Глава 12
   АТАКА

   Приятель Елисея  Юрьевича,  которого  Тарас  принял  за  сотрудника  ФСБ,
оказался старшим советником юстиции, прокурором чеченской столицы. Звали его
Антоном Кирилловичем Хованским.
   Жил он в собственном доме на окраине Грозного, в  полукилометре  от  реки
Сунжи. Дом был окружен глухим деревянным забором  и  охранялся  овчаркой  по
имени  Гриц.  Вокруг  дома  росли  яблони  и  сливы,  участок  был   ухожен,
чувствовалось, что ему хозяева уделяли много внимания.  Тарас  и  сам  любил
возиться в саду, поэтому порядок усадьбы одобрил.
   Хозяйство усадьбы  состояло  из  двух  строений  -  сарая  и  хлева,  где
содержались две козы и корова. Ни свиней, ни кур семья Хованских не имела.
   В доме, накрытом разнокалиберными  металлическими  листами,  было  четыре
комнаты  и  небольшая  кухонька  с  русской  печью.  Мебель   везде   стояла
старенькая, на полу лежали домотканые  половики,  создавая  особый  домашний
уют. Тарас  поразился  совпадению:  полы  у  него  дома  тоже  были  накрыты
половиками, сотканными еще бабушкой Надей.
   Встретили гостей домочадцы: дородная женщина с рыхлым, болезненным  лицом
- мать Антона Кирилловича, Валентина  Матвеевна,  его  жена  Дина,  тихая  и
улыбчивая, и дочь Антонина, Тоня, очень похожая на мать, такая  же  тихая  и
милая, но почти не улыбающаяся За весь вечер Тарас  увидел  ее  улыбку  лишь
однажды, когда отец хвастался, что Тоня рисует "как заправский художник".
   В самом деле, как оказалось, она прекрасно рисовала. Стены ее  комнатушки
были увешаны акварелями и  рисунками  цветным  карандашом,  хотя  определить
сразу, чем они нарисованы, не удавалось
   Рисовала  Тоня  в  манере  малевичевского  супрематизма,  передающей  как
ритмику и пластику движения,  так  и  многозначительность  положений.  Такие
положения сама Тоня называла "застывшей явью". О  Казимире  Малевиче  и  его
методе самовыражения она почти ничего не знала, но вполне могла претендовать
на место в Витебском объединении художника "Утвердители  нового  искусства",
хотя дар ее  был,  наверное,  масштабнее,  чем  у  последователей  Малевича,
создателей русского авангарда. Во всяком случае, Тарас, регулярно посещавший
художественные музеи и выставки и не раз бывавший  на  вернисажах  Малевича,
отметил не только точнейшую и тончайшую технику юной художницы,  невероятную
палитру и удивительное сочетание форм, но и  глубину  мысли,  заложенную  во
всех полотнах.
   Особенно долго он разглядывал рисунок под названием "Предок".
   На нем в манере  авангардистов  пересечением  спиральных  и  параллельных
линий был изображен странный зверь, более всего похожий на Инсекта!  Точнее,
на разумного таракана, блаттоптера сапиенс Тарас готов был отдать голову  на
отсечение, что изображен именно  Инсект,  предок  Перволюдей,  а  не  просто
фантасмагорическое существо Апокалипсиса.
   - Что это? - поинтересовался  он  у  девушки,  когда  взрослые  вышли  из
комнаты.
   Тоня покраснела, но ответила простодушно и  твердо:  -  Это  наш  предок.
Такие звери жили на Земле.
   Очень давно. Я их часто вижу во сне.
   Тарас пристально посмотрел на девушку, перевел взгляд на картину, покачал
головой.
   - Вам не нравится? - робко спросила хозяйка.
   - Вы не представляете, как вы близки к истине! Дело в  том,  что  я  тоже
иногда вижу таких... гм, зверей. Во сне. - Уточнять, где он  видит  Инсектов
на самом деле, Тарас не стал. - Но главное не в этом.
   - А в чем? - Эти  звери  существовали  реально  и  назывались  Инсектами.
Точнее, знающие люди их так назвали.
   - Правда? - Глаза Тони стали большими, в них проступило недоверие.  -  Вы
шутите?
   Тарас невольно залюбовался девушкой. Ее нельзя было  назвать  красавицей,
по  сути  она  была  еще  подростком  с   угловатой   фигуркой,   тоненькая,
длинноногая, с едва наметившейся грудью. Но женщина в ней уже начинала брать
свое, и этот зов чувствовался на расстоянии. А лицо Тони, милое, простое,  с
большими губами, чуть вздернутым носиком  и  с  печального  разреза  глазами
отчего-то притягивало взор и  заставляло  искать  ее  улыбку,  преображавшую
девушку настолько, насколько преображает природу солнце,  выглянувшее  из-за
туч.
   Тоня поняла значение его взгляда, вспыхнула, с  преувеличенным  вниманием
поправила висящую на стене картину, покосилась  на  него.  Тарас  засмеялся.
Девушка смутилась еще больше, но засмеялась в ответ, и им сразу стало  легко
и свободно, будто упала некая стена, разделявшая их до этого.
   Заговорили о художниках. Тоня показала свои пейзажи, выполненные в манере
русского реализма, затем удивительные "космические" работы - пейзажи  других
планет, звездные скопления необычных форм и летящих ангелов, греющих руки  у
звезд. У девушки  несомненно  был  дар  (кроме  канала,  связывающего  ее  с
Хрониками Мироздания, судя по рисунку Инсекта), и Тарас заговорил об учебе.
   - Да,  я  хочу  поступать  в  художественное  училище,  -  сказала  Тоня,
складывая рисунки в папку, - во Владикавказе есть,  в  Ставрополе,  но  одну
меня не отпускают, а родственников там у нас нет.
   - Тебе лучше в Москву, в институт Сурикова, - посоветовал Тарас.  -  Могу
посодействовать.
   - Правда? - Глаза Тони засияли и тут же погасли.  -  В  Москву  меня  тем
более не отпустят. Да и денег нет на учебу.
   - Я поговорю с твоим отцом, что-нибудь  придумаем.  Будет  несправедливо,
если твой дар окажется невостребованным.
   - Папа говорит, что справедливость в нашей стране спит. А бабушка  вообще
не хочет выходить из дома, всего боится.
   - Один умный человек сказал, что справедливость - это равновесие добра  и
зла. К сожалению,  в  нынешние  времена  это  равновесие  нарушено,  и  надо
приложить немало усилий, чтобы его восстановить.
   - Вы тоже прокурор, как папа?
   - Нет, я всего лишь эксперт  по  экологии.  Наш  начальник  называет  нас
экоголиками.
   - Как? - удивилась девушка.
   - Это он соединил два слова - экология и трудоголик. Можешь называть меня
на "ты", если хочешь.
   - Я думала, вы тоже... что ты тоже в системе  правоохранительных  органов
работаешь. У тебя вид такой... суровый. Неужели где-то есть служба экологии?
   - В Москве существует Комитет экологической безопасности, я  работаю  там
уже два года.
   - Трудно работать? Наверное, не всем нравится, когда вы к ним приезжаете?
   - Не всем, - признался Тарас. - Бывает, что  встречают  нас  как  врагов,
хотя сами действуют как враги, враги природы.
   - Расскажите,  -  загорелась  Тоня.  -  Вы,  наверное,  часто  ездите  по
командировкам?
   - Довольно часто, раз в месяц. Недавно был в Рязанской губернии. -  Тарас
принялся рассказывать о своем посещении сигаретной фабрики в Кадоме и  вдруг
почувствовал дуновение холодного ветра. Спину охватил ледяной озноб.
   Тарас замолчал, прислушиваясь к пространству дома, потом  к  пространству
вокруг дома. Тоня посмотрела на него с какой-то странной  озабоченностью,  и
он понял, что ей передалось его беспокойство. Хотя  не  исключено,  что  она
тоже могла слышать ментальные токи угрозы.
   - Тихо! Ваш дом не охраняется милицией?
   - Нет, - шепотом отозвалась девушка, вздрагивая в нервном ознобе.  -  Тут
недалеко блокпост...
   - Ночью он бесполезен, как пистолет без  патронов,  никто  из  бойцов  не
полезет на рожон, если возникнет перестрелка. Пойдем-ка к твоим.
   Они вышли из спальни Тони и  наткнулись  на  спешащего  навстречу  Елисея
Юрьевича.
   - К нам гости!
   - Я почуял.
   - Надо уходить. Антон знает тропку со двора вдоль Сунжи к блокпосту...  -
Елисей Юрьевич не договорил.
   Взвыла собака. И тотчас же по окнам дома сыпанул  свинцовый  град,  круша
стекла, насквозь прошивая ставни и  мебель.  Стреляли,  судя  по  всему,  из
автоматов  калибра   семь   шестьдесят   пять   и   из   девятимиллиметровых
пистолетов-пулеметов, а потом к ним присоединился и ручной пулемет.
   - Все на пол! - крикнул  Елисей  Юрьевич,  бросаясь  в  зал,  где  сидели
прокурор, его жена и мать.
   Тарас дернул Тоню за руку, заставляя ее лечь на пол. Упал  рядом,  обнял,
вжимая в половик.
   Трансовое боевое состояние  пришло  с  первых  же  выстрелов,  заработала
сторожевая и  анализирующая  системы  интуиции,  раскрывая  гипервозможности
организма. Поле сознания Тараса охватило объем комнаты, скачком расширилось,
обнимая дом прокурора и его  окрестности.  В  прозрачной  тьме,  обступившей
Горшина,  обозначились  бордовые  пятна  со  злыми  пульсирующими  огоньками
внутри. Это высветились ауры тех, кто открыл стрельбу. Один из  пульсирующих
огоньков вытянулся факелом, и Тарас, холодея, понял, что это означает.
   - Все вон! - рявкнул он изо всех сил. - У них гранатометы!
   Сам он успел бы унести ноги из горницы,  владея  темпом,  но  рядом  была
Тоня, и он сделал единственное, что зависело от него в сложившейся ситуации:
отбросил девушку к печке и прикрыл ее своим телом.
   Граната взорвалась в центре гостиной спустя секунду.
   Тарас  автоматически  перевел  себя  в  состояние  пустоты,   позволяющее
проделывать трюки вроде протыкания  руки  иглой  или  ножом  без  каких-либо
последствий, но вовремя вспомнил, что он не один, и успел сменить пустоту на
состояние скалы.
   Вихрь осколков ударил во все стороны, находя не успевших укрыться  людей.
Раздались крики и стоны.
   Два осколка впились в спину Тараса, но пробить "телесные латы" не смогли,
застряли в мышечных тканях,  превратившихся  в  "каменные  пласты".  Боль  в
местах ударов  вспыхнула  довольно  сильная,  однако  осколки  не  повредили
позвоночник и обошли артерии, и Тарас не стал  обращать  на  раны  внимания.
Двигаться они не мешали.
   Подхватив оглушенную Тоню на руки, он выскочил из  горницы  на  кухню,  а
оттуда в сени и во двор. Вторая граната лопнула  в  гостиной,  когда  он  со
своей ношей был уже под защитой сарая.
   - Посиди здесь! - выдохнул он  на  ухо  девушке  -  Никуда  не  уходи!  Я
сейчас...
   Он метнулся вдоль сарая к забору, перемахнул его в один  прием  и  налету
сориентировался в пространстве  ментала,  чтобы  определить  местонахождение
стрелков. По нему выстрелили - видимо, территория дома  отслеживалась  через
инфраоптику, - но очередь прошла чуть в стороне, и Тарас мгновенно  вычислил
автоматчика,  что  позволило  ему  не  потерять  ни  одного   мгновения   на
контратаку.
   Максимально ускорившись, так что туго свистнул ветер в ушах, он преодолел
расстояние от забора до какой-то  полуразрушенной  будки,  с  крыши  которой
велся огонь, вспрыгнул наверх и одним ударом "рука - копье" пробил  насквозь
человека в камуфляже и маске с автоматом "АК-74" в руках.
   Стрелок охнул, ро