Но в этот момент веки его затрепетали, открыли  черные  бездонные  глаза.
Раздался слабый, как шелест ветра, шепот: - Я знал... что  ты...  придешь...
Тарас сглотнул ком в горле, положил руки на лоб и на грудь учителя.
   - Я вас подпитаю... вылечу... держитесь!
   - Поздно...  дорогой  мой...  мне  следовало...  уйти  из  жизни...  иным
способом... тогда ты не попал бы сюда...
   - Лежите тихо, берегите силы! "Жива" поднимет на ноги мертвого!
   - Не каждого... не надо тратить энергию... зря... бесполезно... я  теперь
пустой сосуд... я сжег мозг... чтобы они не смогли просканировать  память...
так что разговаривает с тобой не учитель... остатки личности,  укрывшиеся  в
спинном мозге...
   - Кто это сделал?!
   - Времени у меня мало... не перебивай... здесь был Конкере...
   - Монарх?!
   - Его очередная проекция... воплощение...
   - Кто?! Елыиин? Дима?!
   - Господин Рыжайс... президент...
   - "Купола"! - закончил Тарас, сжав зубы. -  Хозяин  этой  лаборатории.  Я
догадывался...
   - Не пытайся его искать... воевать... иначе вся твоя жизнь будет сплошным
боем... у тебя другой путь... обещай мне...
   - Учитель, он же рвется к абсолютной власти! Он не должен жить!
   - Его власть ограничена... ты многого не понимаешь...  существует  тайная
система... управления реальностью...  Союзы  Неизвестных...  ищи  выходы  на
них... они - главные эмиссары Монарха... Конке-ре -  лишь  одиночка,  мелкий
бес, изгой... не уподобляйся ему... и еще просьба: будешь уходить отсюда, не
убивай без необходимости...
   - Обещаю, учитель. Но мы уйдем вместе!
   - Я... уже... ушел...  последнее,  существует  Ключ  смерти...  октава...
морок - мор - умри... сам... найдешь.. прощай...
   Шепот прекратился. Глаза Елисея Юрьевича  погасли,  оставшись  открытыми.
Лицо  разгладилось,  приобрело  выражение  просветленной  сосредоточенности.
Казалось,  он  увидел  ангела  и  устремился  к   нему,   умиротворенный   и
успокоенный. Но  это  был  покой  небытия.  Душа  покинула  тело  учителя  и
воспарила в небеса.
   Тарас уронил руки,  почувствовав  муку  беспомощности  и  одиночества,  и
очнулся лишь в тот момент, когда в помещение ворвались четверо охранников  с
оружием в руках. И разом вспомнилось, ради чего он здесь оказался и что надо
делать. Кругом были одни враги, разве что  разной  степени  понимания  своей
роли и ответственности за содеянное. Их можно было не жалеть, и лишь просьба
учителя Удержала Тараса от применения у мертв  и  я  -  каскада  приемов  из
арсенала "наваждения", приводящих к прямой или "отсроченной" смерти.
   Охранники начали стрелять первыми, мешая друг другу,  периодически  теряя
противника из виду.
   Тарас пропустил сквозь себя две пули в состоянии анима, потом  испробовал
"принцип скалы", пытаясь отразить пули уплотнившимся мышечным  каркасом,  но
это ему не понравилось из-за сильной боли, пули все-таки  пробивали  кожу  и
застревали в теле, и тогда он пошел по самому простому пути присоединению  к
эгрегору  атаки  для  управления  им.  Контратаку  он  начал  с  физического
взаимодействия с противником.
   Зацепил одного, вытащил  из  ядра  группы,  закрутил  по  ходу  движения.
Второго поймал на ногу, зацепил, подсек. Третьего также  зацепил  подсечкой,
ногой подтянул к себе и тут же "сбросил" на четвертого. Снова поймал первого
за руку, выбивая пистолет, еще раз закрутил,  "оборвал"  движение,  столкнув
лоб в лоб с третьим охранником.
   Он ловил  их  внимание,  тут  же  исчезая  из  поля  зрения,  просчитывал
направление ударов, сбрасывал друг на  друга,  свивал  в  клубок,  сталкивал
лбами и терпеливо "выщелкивал" оружие. Чем больше людей  участвует  в  такой
схватке, тем сильнее эффект действия  приемов  -  по  принципу  резонансного
сложения  волн,  и  наступил   момент,   когда   Тарас   полностью   овладел
пространством боя, установил мыслесвязь  с  каждым  противником,  достаточно
помятым  и  потерявшим  ориентацию   (рукопашниками   они   были   слабыми),
"заморочил" им головы и резко оборвал активную фазу схватки.
   В очередной раз столкнувшись друг с другом, охранники  попадали  на  пол,
теряя сознание.
   Тарас остановился, вслушиваясь в объем здания, напичканного  электроникой
и живыми охранниками. Судя по колебаниям полей, особой тревоги его появление
не вызвало. Ловушка сработала, захлопнулась, он  был  один,  да  и  удар  по
психике получил приличный,  приняв  импульс  из  "глушака",  поэтому  охрана
особенно не беспокоилась, чувствуя свое превосходство. Из  лаборатории,  где
находились оба пленника, путь был один, и убежать отсюда, минуя посты,  было
невозможно.  Получив  сигнал  вызова  (врач  все-таки  успел  дотянуться  до
кнопки),  охранники,  естественно,   отреагировали   должным   образом,   но
посчитали, что четверых будет  вполне  достаточно  для  одного  пленника,  и
ограничились этим. Пятый - тот самый амбал с книгой - остался за дверью,  не
тревожась за коллег.
   Тарас шагнул к выходу и вдруг почувствовал затылком тонкий  укол  угрозы.
Отпрыгнул в сторону, вспоминая заповедь учителя: во время боя зри в затылок.
Если бы он выполнил эту заповедь, входя в лабораторию, ловушка не  сработала
бы и надобность в применении боевых навыков скорее всего отпала.
   Пуля прошла у виска, пошевелив волосы.
   Стрелял очнувшийся Гольдин. Он  успел  выстрелить  еще  раз,  прежде  чем
качнувший "маятник" Тараса приблизился к нему и  с  холодной  яростью  нанес
удар... удержав его в последний миг. Шейные позвонки полковника хрустнули, и
он, наверное, умер бы мгновенно, если бы  рука  Тараса  не  остановилась  на
полпути. Тем не менее Гольдин рухнул на пол и потерял сознание.
   Постояв над ним с вытянутой рукой, Тарас выдохнул,  сплюнул,  остывая.  А
чтобы окончательно сбросить негативные эмоции, поднял  руки  вверх,  присел,
выговорив слово "изыди", выбросил сжатые в кулаки  руки  вперед  и  медленно
встал.  Оглядел  поле  боя,  задержав  взгляд  на  теле   Елисея   Юрьевича.
Пробормотал:
   - Прости, учитель, мне не надо было уезжать, они бы не посмели...
   Теперь можно было уходить.
   Он еще раз огляделся и начал реализовывать пришедшую на ум идею.
   Снял с одного из охранников форму, переоделся, нацепил очки с  наушником,
получив  возможность  слышать  переговоры  охраны  здания.   Затем   отыскал
"глушак", с помощью которого его обездвижили, мысленно попрощался с учителем
и вышел из лаборатории.
   Белобрысый амбал за столиком вопросительно посмотрел на него, не узнавая,
и Тарас выстрелил  в  него  из  "глушака".  Это  был  самый  простой  способ
заставить его молчать и не поднимать тревогу. Охранник вздрогнул, глаза  его
расширились, опустели. Он уронил голову на стол и обмяк.
   Тарас глянул на обложку книги, которую читал  парень:  "Катарсис",  автор
Голованов. Что ж, вот и дождался реального катарсиса, надолго запомнится.
   Лестница, шестнадцать ступенек, поворот.
   Пост.
   Два бесшумных выстрела из "глушака". Отдохните, ребята, мне ваши жизни не
нужны.
   На  торце  пистолета  зажегся  красный  огонек.  Ах  ты,  черт!   Неужели
разрядились батареи? Плохо дело, придется прорываться с напрягом.
   Коридор, лестница, ступеньки... Тихие голоса в наушнике: диспетчер охраны
вызывает "девятку" и какого-то Шустрика. Отсчет времени пошел, еще полминуты
- и начнется светопреставление. Пора?
   Он поднялся на первый этаж здания, считая  секунды,  держась  уверенно  и
твердо, как и положено охраннику. Десять метров до турникета и  еще  столько
же до выхода. Ну, судьба, что у тебя в запасе плохого?
   - "Третий", проверь, что на нижнем горизонте - долетел приказ  начальника
смены. - В "колбе" подозрительно тихо, никто не отвечает.
   Спасибо за выдержку, отец родной!  -  поблагодарил  диспетчера  Тарас.  И
спасибо тому, кто тебя сегодня поставил дежурить. Теперь у  меня  есть  шанс
никого не убить...
   Шаг, второй, третий... пятый... десятый...
   Двое оглядываются, вполне спокойно, еще не понимая, что перед ними чужой.
Хорошо сидит костюмчик, как по фигуре сшит.
   - Что там происходит? - полюбопытствовал седой охранник. - Ты не... -  он
замолк, шире открывая глаза, рука потянулась к кобуре.
   Тарас  сделал  сложное  движение  рукой,  заворожившее  седого,  произнес
гортанно-металлическим  голосом:  -  Не  двигаться!  Свет   гаснет!   Покой!
Выполнять!!
   Молодой сутулый охранник рухнул на колени, подчинившись удару чужой воли.
Седой тоже поддался внушению, но в меньшей степени,  успел-таки  взяться  за
пистолет.
   Наушник рации щелкнул, принес голос дежурного: - Тревога! Пленник сбежал!
В здании завыла сирена.
   Тарас выкрутил из руки охранника пистолет, приставил к его носу.
   - Открывай входную дверь! Живо!
   Седой затрясся, нажал на клавиатуре пульта две клавиши, снимая блокировку
замка. Дверь мягко повернулась на оси, управляемая автоматом.
   - Спи! - бросил Тарас, отталкивая охранника, и выскользнул в проем двери,
окунулся в шелестящую дождем полутьму улицы.  "Волга"  сиротливо  ждала  его
там, где он и Гольдин ее оставили. Мотор завелся не сразу, будто его  залило
водой. Не включая фар, Тарас погнал машину  прочь  от  проснувшегося  здания
лаборатории,  в  окнах  которого  начал  загораться  свет,  и  на   повороте
оглянулся.
   К зданию с другой стороны стремительно подлетели  три  машины:  такая  же
"Волга", джип "Паджеро" и микроавтобус  "Баргузин".  Из  них  десантировался
десяток фигур, втянулся в открытую дверь  центрального  входа.  Это  прибыла
команда Ельшина.
   - До встречи! - прошептал Тарас, вдавливая педаль газа.
   Машину он оставил в центре города, а ночь провел у Нины, понимая, что его
будут искать везде, в том числе дома. Объяснять  женщинам,  где  был  и  что
делал, он не стал, ответив на пытливый взгляд Тони слабой улыбкой и короткой
фразой: - Укатали сивку крутые горки.
   Оставшись с ней наедине, он  немногословно  рассказал  девушке  о  смерти
Елисея Юрьевича, и Тоня тихо заплакала, прижавшись к нему, не задавая больше
вопросов. Через полчаса, успокоившись, горько проговорила: - Неужели нас так
и будут сопровождать смерть и горе? Неужели те, кто убил дядю Елисея,  будут
и дальше охотиться за нами?
   Тарас хотел сказать, что он постарается у всех отбить  желание  охотиться
за ними, но решил не пугать любимую еще больше. Сказал твердо:  -  Мы  уедем
отсюда. Туда, где нас никто не найдет. И я надеюсь, что нам помогут.
   - Кто?
   - Люди Круга, такие же воины, как я.
   - Почему же они до сих пор не помогали?
   - Были заняты, - ответил Тарас первое, что пришло в голову. На самом деле
он совсем не был уверен, что им помогут, но и оставлять девушку без  надежды
было неправильно. Пусть верит в лучшее. Худшее придет само.
   Тарас мрачно усмехнулся в душе, оценив собственную шутку, и пообещал, что
сделает все возможное, чтобы не допустить худшего. Хотя и не знал пока,  что
нужно сделать ради этого. В  одном  он  был  уверен  абсолютно:  "Купол"  не
оставит его в покое после беспрецедентно наглого посещения лаборатории.  Дай
господин Ельшин имеет некие виды, зная его тайну  "путешествий  в  прошлое",
надеясь заполучить доступ к эзотерической информации  Хроник.  Убедить  его,
что Тарас сам не владеет в полной мере этим доступом,  будет  очень  трудно.
Если вообще возможно. И тогда останется лишь один выход - смертельно опасный
для обоих...
   Он снова мрачно усмехнулся про себя и  очнулся  от  размышлений,  услышав
укоряющий голос Тони: - Ты меня совсем не слушаешь...
   - Решено, - сказал он.  -  Утром  едем  в  деревню,  к  маме.  Пора  тебе
познакомиться с ней.
   - Ты что? - испугалась Тоня. - Что я ей скажу? Что она обо мне подумает?
   - А что она подумает? Разве ты не согласна стать моей женой?
   - Согласна... и все равно... боязно...
   Он улыбнулся, привлекая девушку к себе.
   - Не бойся, ты ей наверняка понравишься. Спи...
   Уснул  он,  однако,  первым,  как  в  яму  провалился,  а  она  долго  не
шевелилась, смотрела на него, перебирая его волосы на виске, оберегая сон, и
думала, Думала, пытаясь представить, что будет дальше и как ее встретит мать
Тараса, но, в конце концов, сон сморил и ее.
   ***
   Мать Горшина жила в деревне Фрахт Архангельской губернии, расположенной в
двадцати километрах от города, на берегу  небольшого  залива  под  названием
Беглый. Никто из жителей деревни не знал, почему залив называется Беглым, но
изредка, в особенно жаркие летние периоды, залив мелел, отступал от  берега,
и Тарас сделал вывод, что из-за этого предки и окрестили его Беглым. Причину
же, по которой деревня в сорок дворов называлась странным  морским  термином
Фрахт,  и  вовсе  нельзя  было   объяснить   ничем   иным,   как   фантазией
первопоселенцев, облюбовавших эти места в  незапамятные  времена.  Возможно,
первыми    здесь    обосновались    матросы    какого-нибудь    потерпевшего
кораблекрушение судна,  зафрахтованного  в  порту  Архангельска.  Что  фрахт
получился береговой, их не смутило.
   Мама Тараса Ефросинья Карповна недавно похоронила второго мужа  и  теперь
жила одна в просторном бревенчатом доме  на  пять  комнат,  но  без  русской
печки. Муж сделал в доме водяное отопление, и печка оказалась ненужной, хотя
Тарасу ее отсутствие казалось едва ли не кощунством.
   Приехали они на  автобусе  к  обеду.  Весенняя  распутица  в  этих  краях
начиналась в мае, в середине же апреля еще стояли  вполне  зимние  холода  -
около десяти градусов мороза, и  одетая  не  по  сезону  Тоня  продрогла,  с
удивлением разглядывая подтаявшие снежные сугробы, поля, застывшее, синее, в
белых барашках торосов пространство залива и лежащие на берегу, как огромные
рыбины, баркасы рыбаков, полузанесенные снегом.
   Ефросинья Карповна возилась во дворе, набивая углем ведро.  Сына  увидеть
она не ожидала и долго не могла поверить, что он действительно приехал.  Еще
не старуха, высокая, статная, с седыми волосами,
   уложенными короной, с яркими голубыми глазами  (желтые  "тигриные"  глаза
достались Тарасу в наследство  от  отца),  она  так  же  долго  разглядывала
покрасневшую, не знающую, куда деваться  Тоню,  потом  обняла  ее,  и  Тарас
вздохнул с облегчением: его будущая женушка явно пришлась маме по душе.
   В жарко натопленной избе они разоблачились и  отогрелись.  Тарас  показал
Тоне все комнаты, пока мама хлопотала на кухне, и они  уселись  в  светелке,
уютной, чистой, пропахшей травами и свечами,  обставленной  по-старинному  и
устланной домоткаными половиками.
   - Ты мне так и не рассказал, как умер дядя Елисей,  -  сказала  притихшая
Тоня,  разглядывая  фотографии  семейства  Горшиных  под  стеклом  на  стене
комнаты.
   Тарас вспомнил последние наставления учителя, обнял Тоню сзади,  прижался
щекой к ее уху.
   - Не будем об этом, Тошка. Я виделся с ним... после смерти...  знаю,  кто
его... но они свое еще получат.
   Девушка вздрогнула, повернулась к  нему.  Глаза  ее  стали  на  мгновение
печальными и тревожными.
   - Ты хочешь объявить им  войну?  Тарас  попытался  улыбнуться  как  можно
оптимистичней.
   - Ну что ты, малыш, никаких войн. Просто я хочу сделать так, чтобы нас  с
тобой больше не трогали. Я побуду здесь до утра и уеду на пару дней, а потом
вернусь за тобой, и мы начнем новую жизнь. Ты будешь готовиться к экзаменам,
я буду работать, познакомлю  тебя  со  своими  друзьями,  потренирую,  научу
кое-каким приемам, чтобы не приставали всякие хулиганы. Да и языком займемся
вплотную, древним, магическим. Не возражаешь?
   Тоня    вздохнула,    слабо    улыбнулась,    протянула    негромко:    -
Жи-и-и-во-о-о-о... так?
   Он засмеялся, поцеловал ее и повернул лицом к фотографиям.
   - Ну-ка, найди меня здесь маленького.
   Тоня безошибочно ткнула пальчиком в фотографию, и он принялся  показывать
родственников, большинство из которых уже покинули эту  реальность,  увлекся
сам и с удовольствием вспомнил, стариков рода Горшиных, навечно поселившихся
в его памяти. Они были  с  ним  всегда,  стоило  только  сосредоточиться  на
вхождении в генетический "файл", и с ними можно было советоваться почти  как
с живыми людьми.
   Тоня отвлеклась от невеселых дум, приободрилась. Сама сходила  на  кухню,
чтобы  предложить  помощь.  Ефросинья  Карповна   по-простому   приняла   ее
предложение, и женщины вдвоем быстро накрыли  на  стол.  Тарас  наблюдал  за
ними, не вмешиваясь, радуясь, что они нашли общий язык, но висящая  над  ним
гора проблем мешала расслабиться и отдыхать  так,  как  он  привык,  навещая
маму, и отстроиться от мыслей об адекватном ответе убийцам учителя он так  и
не сумел.
   Пообедав в компании с мамой, сбросившей  свой  обычный  озабоченный  вид,
буквально помолодевшей на глазах, они два  часа  гуляли  по  берегу  залива,
натянув валенки и телогрейки. Затем  пошли  в  гости  к  деду  Порфирию,  не
прямому, но родственнику Горшиных-Самохиных  (мама  Тараса  была  урожденная
Самохина, и дед Порфирий Алексеевич приходился ей двоюродным дядей по  линии
матери  Софьи  Дементьевны  Прусаковой),  которому  исполнилось  восемьдесят
девять лет.
   Дед жил уже с четвертой женой, похоронив трех ушедших из жизни по  разным
причинам, и был еще в состоянии рыбачить на уровне с молодыми  и  ходить  на
охоту.  Небольшого  роста,  подвижный,  лохматый,  с  седой   бороденкой   и
смеющимися глазами, он заворожил Тоню рассказами о поморской жизни, о  своих
подвигах, о встречах с русалками, лешими, кикиморами и даже с  Белой  Бабой,
которая в этих краях олицетворяла  собой  смерть.  Речь  свою  он  пересыпал
шутками и прибаутками,  неожиданными  сравнениями,  воспоминаниями  о  своих
детских впечатлениях, так что ни Тарас, ни тем  более  Тоня  не  пожалели  о
визите к старику, жена которого, лет на двадцать  пять  моложе  его,  только
улыбалась в ответ на его "царапки" - шутки в  ее  адрес  -  и  ухаживала  за
гостями и за мужем с тихой и щедрой покорностью. Самым знаменитым выражением
Порфирия Алексеевича был лозунг идеологов кубинской революции "Но пасаран!",
что в переводе означало  -  "Они  не  пройдут!".  Речь  шла,  разумеется,  о
контрреволюционерах и буржуях. Но дед абсолютно искренне  полагал,  что  это
такое иностранное приветствие, и при встречах  с  гостями  всегда  вскидывал
руку в пионерском салюте и радостно кричал: - Но пасаран!
   На что Тарас отвечал точно таким же жестом: - Никогда!
   Перед сном они с Тоней еще немного погуляли по скрипучим снежным дорожкам
вдоль деревни, полюбовались на звезды,  мечтая  побывать  в  космосе.  Тарас
показал девушке Полярную звезду, увлекся, показывая созвездия,  хорошо  зная
их расположение. Когда-то в детстве он всерьез интересовался астрофизикой  и
даже намеревался поступить в астрономический институт
   - Ты рассказывал об Инсектах, - сказала Тоня,  запрокинув  голову,  в  ее
глазах отражались звезды. - Интересно, они летали в космос?
   - Хроники утверждают, что летали.
   - Какие хроники?
   - Хроники Внутреннего Круга.
   - Записи?
   - Не записи, не книги и вообще не материальные предметы  вроде  плит  или
свитков, это нечто вроде компьютерной памяти, так сказать, файлы, записанные
и хранящиеся в общем  эгрегорном  поле  Земли.  Хотя  вполне  возможно,  что
существуют и какие-то  компактные  носители  эзотерической  информации  типа
современных кассет и дискет. Но мне об этом ничего неизвестно.
   - Ты имеешь доступ к Хроникам?
   - Пока только к первому уровню, - признался Тарас. - Многие называют этот
уровень астралом, он является как бы пограничной зоной, взаимодействующей со
всеми каналами выдачи информации. Если захочешь,  я  научу  тебя  входить  в
астрал.
   - Не знаю, зачем это нужно, - задумчиво  проговорила  Тоня.  -  Я  всегда
считала, что человек должен добиться всего сам, а не  подглядывать  в  чужие
тетради и ждать подсказки.
   Тарас улыбнулся.
   - Астрал дается не каждому. Точнее, не астрал даже,  а  путь  магического
восприятия. Учитель говорил: кому много дается, с того много и спрашив