с?
     - А что такое?  - нехотя ответил Валерий. - Он почти всю получку тебе
отдает на хозяйство...
     - Я не об этом!  -  вскинулась тетя Соня. - Я сама могу прокормить не
одного, а, если хочешь, трех иностранцев.
     - Хватит и одного. - Валерий отодвинул тарелку.
     - Не сердись, Валечка, но мне странно. Вчера... нет, позавчера... Да,
вчера звонит Аня,  я ее,  конечно, спрашиваю: "Вам Валечку позвать?" А она
говорит: "Нет, Ура позовите..."
     - Ну,  и что? - угрюмо спросил Валерий. - Ур захотел в цирк, мне идти
было неохота, Аня вызвалась сопро... сопровождать его. Вот и все.
     - Да, я слышала, он говорил о цирке. Почему он без конца туда бегает?
     - Ну,  нравится ему  цирк.  Подружился там  с  лилипутом.  Ты  имеешь
что-нибудь против?
     - Конечно,  нет. Я не об этом. Видишь ли, Валечка... ты ухаживаешь за
Аней, а теперь могут пойти разговоры всякие...
     Валерий бросил нож и вилку и поднялся из-за стола.
     - Валя, подожди! Почему ты не доел? Господи, ничего не скушал!..
     У  себя  в  комнате  Валерий  достал  из  шкафа  маленький спортивный
чемоданчик,  покидал в него плавки, ласты и трубку. Заглянула расстроенная
тетя Соня.
     - Мне ничего не надо в жизни, - сказала она, вытирая глаза, - лишь бы
ты был счастлив...  - Голос ее прервался. - Тебе уже двадцать семь, в твои
годы люди имеют семью, детей...
     - Ладно, теть Сонь, не плачь. Все будет в свое время.
     - Ты  твердишь  это  уже  не  знаю  сколько  лет...  Может,  и  будет
когда-нибудь, но меня уже не будет... Не придется мне понянчить внуков...
     Теперь она  плакала неудержимо,  и  Валерию удалось немного успокоить
ее,  только пообещав,  что  в  ближайшее время он  "займется этим вопросом
серьезно".
     Рустам  уже  дожидался  его  на  автобусной остановке  у  Приморского
бульвара.  Они  вдвинулись  в  огнедышащий автобус  и  полчаса  простояли,
стиснутые мокрыми жаркими телами так,  что не  могли пошевелить не  то что
языком,  но и бровью.  Наконец эта пытка кончилась, они вылезли едва живые
на конечной остановке.
     Пляж и море!
     Шлепая ластами Валерий и  Рустам вошли  в  воду.  Некоторое время они
плыли вдоль линии буйков, потом Валерий перевернулся на спину. Хорошо было
лежать,  пошевеливая раскинутыми руками и  глядя на  высокое небо.  Солнце
зашло за  холмистую гряду,  но  было еще светло.  Лишь на востоке горизонт
затянуло  как  бы  лиловым  дымом.  С  пляжа  донесся  радиоголос,  полный
оптимизма: "До самой далекой планеты не так уж, друзья, далеко!"
     Валерий лежал,  закрыв глаза,  и представлял себе, как белый теплоход
"Миклухо-Маклай" подходит к Азорским островам. Ах, было бы здорово попасть
в экспедицию!
     Валерий  размечтался.  Теперь  он  видел  себя  на  борту  старинного
парусного судна  эпохи  каперской войны.  Судно  проходит мрачную  теснину
Магелланова пролива и  поворачивает на северо-запад.  Стоянка у безлюдного
острова Хуан-Фернандес -  надо дать отдых измученному экипажу и  пополнить
запасы пресной воды и продовольствия.  Да вот беда: стадо коз, оставленных
на острове английскими корсарами, резко уменьшилось. Оказывается, испанцы,
чтобы лишить врагов свежего мяса,  высадили на остров голодных собак - те,
ясное дело, стали охотиться на коз и почти всех загрызли...
     С  закрытыми глазами лежал  он  на  спине,  и  легкая волна  медленно
сносила его к  берегу.  "До самой далекой планеты..."  -  неслось с пляжа.
Чей-то гулкий голос произнес:
     - Попробую кролем.
     С попутным ветром -  на север,  продолжал мечтать Валерий.  Хорошо бы
перехватить  сорокапушечный испанский  галион,  набитый  слитками  золота,
идущий из Акапулько...
     - Ты  работаешь одними  руками,  потому и  не  движешься,  -  услышал
Валерий знакомый голос,  а вслед за тем и смех, тоже хорошо знакомый. Вмиг
он перевернулся на живот и  увидел в  нескольких метрах,  ближе к  берегу,
Аню.
     В бело-красном купальнике,  в красной резиновой шапочке стояла она по
пояс в воде и смеялась, наблюдая, как Ур, выпучив глаза и вздымая фонтаны,
бил обеими руками по воде.
     - Ногами, ногами работай! - сказала Аня. - Ты слышишь?
     - Аня, я слышу, - ответил Ур, бурно дыша.
     Теперь он заработал ногами, извергнув новые всплески.
     Рустам, тоже увидевший Ура и Аню, сказал деловито:
     - Побью ему морду.
     - Не смей! - испугался Валерий. - Поплывем отсюда...
     Но тут Аня заметила их и крикнула как ни в чем не бывало:
     - Приветик!  -  Она помахала рукой, приглашая подплыть ближе. - Никак
вот не научу Ура плавать.
     Ур  хорошо помнил учебник доктора Жемчужникова.  Он  попробовал плыть
брассом и,  когда это не получилось,  перешел на овер-арм,  который теперь
называют плаванием на боку.  Но и  овер-арм ему не дался,  впрочем,  как и
треджен -  превосходный,  но вышедший ныне из моды стиль, заимствованный у
южноамериканских  индейцев.  И  тогда  Ур,  обеспокоенный  несоответствием
практики  с  теорией,  применил кроль  -  стиль  австралийских аборигенов,
любимый  стиль  великого пловца  Каханамоку,  стиль,  прославивший некогда
Джона Вейсмюллера, исполнителя роли Тарзана.
     Он бил воду руками и ногами и правильно дышал,  все он делал вроде бы
правильно,  но почему-то не продвигался вперед. Пожалуй, он даже несколько
подался  назад,  что,  собственно,  и  вызывало  Анин  смех.  Вот "стиль",
названный доктором Жемчужниковым "плаванием по-собачьи",  получился у  Ура
сразу,   -   может  быть,  потому,  что  за  основу  этого  "стиля"  взято
естественное передвижение на четвереньках,  - но плавать  "по-собачьи"  Ур
считал постыдным. И он усердно молотил воду.
     - Данет! - гаркнул Ур, встав на ноги и сгоняя ладонями воду с лица. -
Рустам! Аня учит меня плавать!
     - Вижу,  вижу,  - сказал Рустам, сузив глаза. - Я думал, ты приличный
парень, а ты, оказывается...
     - Заткнись! - Валерий с силой ударил по воде, плеснув Рустаму в лицо.
- Не будем тебе мешать, - сказал он Уру, - учись дальше. Поплыли, Рустам.
     - Поплыли.  - Уже отвернувшись от Ура, Рустам скосил на него яростный
глаз,  сказал внятно:  -  Спасибо скажи своему Данету.  Если  б  не  он  -
расквасил бы я тебе морду.
     - Рустам! - завопил Валерий.
     Но  Рустам уже плыл прочь,  шлепая по  воде ластами и  мерно загребая
длинными руками.  Ничего не оставалось Валерию, как последовать за ним. Он
не видел,  как насупила Аня светлые бровки,  как разинул рот и  ошарашенно
хлопал глазами Ур.
     Доплыв до мостков,  длинной колбасой протянувшихся с пляжа,  Рустам и
Валерий  присели на  обросшую скользкой зеленью ступеньку лестницы.  Долго
сидели  они  так,  по  грудь  в  мягко  колышущейся воде,  и  молчали.  На
потемневшем небе проступила луна - ломоть дыни с неясными пятнами семечек.
Заметно похолодало.
     - Свалим эту диссертацию -  попрошусь в отпуск,  -  сказал Рустам.  -
Жене приспичило в Закарпатье съездить. Ты был там?
     Валерий мотнул головой.
     - Брось,  дорогой,  -  сказал Рустам,  сочувственно глядя на поникший
профиль Валерия.  -  Одна  только  Анька  на  свете?  Если  хочешь  знать,
вертихвостка она
     - Перестань! - поморщился Валерий.
     - Разве можно так -  встречается с  тобой и  в  то  же время крутит с
Петей Ломейко...
     - Петя кандидат,  да еще с "Запорожцем", - горько сказал Валерий, - а
я...
     - Вот-вот, в самую точку попал. Петя кандидат с автомобилем, а теперь
и  ему  вышла отставка,  потому что  появился иностранец с  вычислительной
машиной вместо головы.  Ей разве человек нужен?  Положение ей нужно,  а не
человек. Скажи?
     - Ну, какое там положение у Ура, - пробормотал Валерий.
     - Не скажи,  дорогой. Закончит он практику, вернется к себе в Румынию
или откуда он там и займет видное положение.  Анька давно учуяла, что этот
румын-вундеркинд далеко пойдет.
     - Никакой он не румын.
     - А кто?
     - Инопланетник...
     Рустам изумленно воззрился на друга.  В  лунном и звездном свете лицо
Валерия казалось неестественно бледным и  как бы  размытым.  Вдруг Валерий
вскинул голову и взглянул на Рустама. Их взгляды встретились.
     - Я пошутил,  -  сказал Валерий,  мысленно обругав себя.  -  Это была
шутка, понятно?


     Было  поздно,  когда  Валерий возвратился домой.  Редкие пятна  света
лежали  на  темном асфальте двора.  Давно  угомонились мальчишки,  всласть
погонявшие мяч.  Даже  у  Барсуковых было тихо,  не  гремела магнитофонная
музыка.
     На площадке второго этажа,  облокотившись на перила, неподвижно стоял
Ур.  Валерий невольно замедлил шаг, поднимаясь по лестнице: не хотелось ни
о чем разговаривать.
     - Я тебя жду,  -  сказал Ур,  отлепившись от перил.  - Где ты был так
поздно?
     - Ты же знаешь, на пляже.
     Ур вслед за Валерием вошел в душную переднюю. На нем были его любимые
плавки  с   подтяжками  и  кеды.   Пока  Валерий  пил  свою  обязательную,
оставленную тетей Соней в холодильнике простоквашу, пока умывался и чистил
зубы, Ур сидел в комнате на диване, поджав ноги, и читал.
     - Можешь читать,  -  сказал Валерий,  кидаясь на тахту и натягивая на
себя простыню, - свет мне не мешает.
     - Не буду читать. - Ур потянулся, погасил свет.
     Некоторое время он ворочался на диване. Вечно он путался в простынях.
Потом снова раздался его голос:
     - Валерий, пока ты не заснул, я хочу тебе кое-что сказать.
     Впервые он назвал Валерия по имени.
     - Может, завтра поговорим?
     - Нет. Сейчас. Завтра я уйду.
     - Как это уйдешь? - испугался Валерий. - Куда?
     - Уйду. Я тут вам только мешаю...
     - Никуда не уйдешь. Я тебя не отпущу!
     - Если ты не будешь перебивать, я тебе расскажу, почему я так решил.
     - Давай.   -   Валерий   умолк,   охваченный  смутным   предчувствием
необычайного.
     - Валерий,  ты  считаешь  меня  пришельцем вроде  тех,  о  которых  я
прочитал в твоих книжках.  Я не могу тебе сказать,  откуда я приехал, но я
землянин. Такой же, как мои родители. Как ты, как тетя Соня. Как Аня.
     - Не надо перечислять. Ты землянин. Дальше?
     - Я землянин,  -  повторил Ур.  - Но условия, в которых я вырастил...
Нет, не так сказал...
     - В которых ты вырос.
     - Да.  Условия,  в которых я вырос,  были немножко необычные.  Долгое
время мне пришлось жить вдали от других людей.  У  меня не было даже книг,
из  которых я  мог бы  узнать,  как живут теперь люди.  Поэтому я  не знал
многого.  Когда я сюда приехал, все мне очень нравилось, я радовался тому,
что снова живу среди людей, таких же, как я, как мои родители...
     - Ясно, ясно. Давай дальше.
     - Мне  казалось,   что  я  быстро...   как  это  говорится...  быстро
адаптируюсь.  Мне  хотелось,  как  все люди,  ходить на  работу.  Ездить в
троллейбусе.  Играть в  настольный теннис.  Посещать цирк.  В  цирке очень
интересно, это замечательное зрелище...
     - Ну  что ж,  -  сказал Валерий,  опасаясь,  как бы  Ур не отвлекся в
сторону, - ты все это делаешь неплохо. Могу добавить, что в институте тебя
ценят как хорошего математика.
     - Математику я немножко знаю,  -  согласился Ур.  -  Но все оказалось
гораздо сложнее.  Сам того не желая,  я причиняю людям неприятности и даже
страдания.
     Он  снова завозился,  не  то  подтыкая простыню,  не то вытаскивая ее
из-под себя.
     - Что ты имеешь в виду? - тихо спросил Валерий.
     - Я   плохо  воспитан.   Пью  слишком  много  воды,   слишком  громко
разговариваю,  часто говорю не  то,  что  нужно...  Многим это  неприятно.
Нонне, например. Ей вообще не нравятся моиї мїаїнїеїрїы...
     - Ну,  это не так страшно, - усмехнулся Валерий, - нравится Нонне или
не нравится.
     - Ты думаешь?  - Ур вздохнул.  - А сегодня на пляже Рустам хотел меня
побить,  хотя я не представляю,  как бы он это сделал... Я спросил Аню, за
что он вдруг меня возненавидел.  И Аня сказала, что это из-за тебя. Рустам
твой  друг,  а  у тебя - рїеївїнїоїсїтїь,  - тщательно выговорил Ур.  - Ты
ревнуешь меня к себе... то есть нет - к Ане... Как правильно?
     - Неважно, - отрывисто бросил Валерий. - Хватит об этом.
     - Я  ничего об этом не знал.  Я читал в книгах про любовь.  Тетя Соня
хвалила роман "Анна Каренина".  Я ее прочел.  Книга очень хорошая,  но мне
казалось,  что любовь была только в  прошлые времена,  а  теперь такого не
бывает.  Когда я  сказал это  Ане,  она  только засмеялась.  Скажи мне ты:
теперь тоже есть любовь?
     Валерий молчал.
     - Никто не хочет мне объяснить, - снова вздохнул Ур.
     - Это объяснить нельзя. Вот влюбишься - сам поймешь.
     - Да,  - неуверенно сказал Ур. - Мне нравятся девушки, но я вижу, что
все это очень сложно.  Я причинил тебе страдания - прости. Я решил уехать,
чтобы не мешать вам. Вот все, что я хотел сказать.
     Валерий,  глядя в  раскрытое окно на  осиянную лунным светом верхушку
айланта,  раздумывал над словами Ура.  Вот и прекрасно,  уезжай. Снова все
будет,  как было раньше -  легко и свободно, без тяжкой ответственности за
этого пришельца.  Снова выходы в  море на  "Севрюге",  и  приятная возня с
магнитографом,  и неспешное вызревание собственной диссертации,  и, может,
океанская экспедиция... И снова - вдвоем с Аней по вечерам...
     И  вдруг он  представил себе,  что  Ура не  будет.  Не  будет стонать
пружинами диван под его мощным телом. Не будут валить ребята в институте к
любимцу  практиканту  с   просьбой  рассчитать  что-нибудь;   исчезнет  из
стенгазеты рубрика "Спросите Ура",  над которой изображен мускулистый торс
с вмонтированным вычислительным пультом.  Поскучнеют без Ура с его детским
азартом быстротечные турниры в настольный теннис...
     А что скажут Рыбаков и Пиреев?!
     - Куда ты уедешь? - спросил Валерий.
     - Куда-нибудь. Земля велика.
     - Теперь  послушай,  что  я  скажу,  -  заговорил после  долгой паузы
Валерий.  -  Ты прав, что жизнь не проста. Не знаю, где и в каких условиях
ты вырос,  там у вас,  возможно, все проще - ходи босиком по траве и нюхай
незабудки...
     - Нюхай незабудки? Что это?
     - Ну,   так  говорится.   Погоди,   не  перебивай...  Никаких  особых
неприятностей от тебя нету.  Если ты не нарушаешь порядка, то имей манеры,
какие хочешь, - это не возбраняется. Конечно, чесать ногу об ногу не очень
элегантно,   но  ты  вроде  теперь  не  чешешь...   А  что  касается  моих
страданий...  Любовь это или не любовь,  не знаю, не в словах дело. Но Аня
мне нравится,  и мне,  конечно, неприятно, когда она гуляет с другим... Ты
этого не знал, и я тебя не виню. И на Рустама не обижайся, он ведь тоже не
знает,  что ты  такой...  ну...  не  совсем обычный.  Он счел своим долгом
заступиться за  меня...  Ты  спишь?  -  спросил  Валерий,  прислушавшись к
ровному дыханию Ура.
     - Нет. Я слушаю тебя и думаю.
     - Так  вот,  Ур,  скажу честно:  Аня легкомысленная малость,  ей  все
ха-ха,  хи-хи...  и будет лучше,  если ты...  - Валерий замялся, не находя
нужного слова.
     - Если я не буду ходить с ней в цирк и ездить на пляж.
     - Не  в  этом дело.  Можешь ходить и  ездить,  только чтобы дальше не
заходило,  понимаешь?  Ну вот...  А уезжать не надо,  Ур.  Правда.  Ребята
огорчатся, если уедешь.
     - А ты?
     - Я тоже.
     - Хорошо, - сказал Ур. - Я останусь.
     - Вот и молодец. А теперь давай спать.
     Но Валерию не спалось. Он повернулся на другой бок, зевнул. И тут ему
показалось, что Ур смотрит на него в темноте.
     - Чего  не  спишь?  -  спросил он  с  каким-то  мимолетным неприятным
ощущением.
     - Я сейчас думал, думал, думал, - сказал Ур, - и придумал фантастику.
Вроде тех историй,  которые я прочел в книжках из твоего шкафа. Если ты не
будешь спать, я расскажу.
     - Давай, - сказал Валерий.


                         Рассказ, сочиненный Уром
                  и несколько отредактированный авторами

     В некоторой Галактике, на некоторой планете существовала некая весьма
древняя  цивилизация.  Развивалась она  много  тысячелетий,  и  давно  там
позабыли про войны и всякие распри.  И,  поскольку не было нужды в военной
промышленности,   тамошние   жители   могли   все   силы   направлять   на
совершенствование, на процветание науки и искусства. С энергией у них было
не просто,  потому что энтропия есть энтропия,  тут ничего не поделаешь, к
тому же  планета у  них  не  имела своего,  естественного магнитного поля.
Скудный энергетический паек очень стимулировал научный поиск,  и  в  конце
концов  они  решили  эту  трудную  проблему  и  стали  получать достаточно
энергии,  не  отравляя при  этом свою атмосферу тепловыми и  радиационными
отходами.
     Болезней они не знали, вернее, забыли о них. Пищи у них было вдоволь,
потому что  они  научились синтезировать что  угодно в  любом  количестве.
Обучение наукам было поставлено превосходно.  Ну,  к примеру,  так. Нужный
для  обучения текст наносился на  такую тоненькую и  длинную ленту,  вроде
магнитофонной записи,  и обучаемый понемногу,  метр за метром,  съедал ее.
Лента  переваривалась,   а   помещенная  на  ней  информация  в  известной
последовательности переходила в  кровь,  с  ее  током поступала в  мозг  и
усваивалась механизмом памяти.  Так что процесс обучения продолжался у них
недолго и не был труден.
     Разумеется,   у   них   был  налажен  обмен  информацией  с   другими
цивилизованными  мирами,  да  и  преодоление  межзвездных  пространств  не
являлось для них особой проблемой.  И поэтому они были в курсе всего,  что
происходило в Галактике.
     И вот они узнали,  что на ее окраине, вдали от галактического центра,
от  серьезных источников энергии,  есть звезда из породы желтых карликов с
небольшой планетной системой. И там, на третьей от звезды орбите, мотается
небольшая такая планета,  поверхность которой на  две  трети залита водой.
Суша,  занимавшая всего треть поверхности,  была неудобная,  с  редкостным
обилием горных цепей и  пустынь,  -  тем  не  менее на  этой суше возникла
цивилизация.  Уровень ее был,  в общем,  невысок, так что особого интереса
для изучения эта планета вроде бы не представляла.  Не такая уж невидаль -
малоразвитая или, как говорят, развивающаяся цивилизация. Развивается - ну
и пусть себе развивается на здоровье.
     Естественно,   что   наблюдения  за   этой   планетой  велись  весьма
незначительные.  Ну,  скажем, занимался этим один чудак. Вот он наблюдает,
сопоставляет   наблюдения   с   более   ранними   материалами,   подмечает
существенные изменения,  сопутствующие развитию цивилизации, и сводит свои
наблюдения в отчеты.  Время от времени информацию эту просматривают - или,
если  угодно,  впитывают  -  сограждане,  облеченные  ответственностью  за
галактическую безопасность.  Они  понимающе  качают  головами:  драчливая,
дескать,  планета,  часто  там  воюют,  истребляют  друг  друга...  вот  и
растительность губят,  загрязняют удивительные свои моря,  а  в  атмосферу
выбрасывают столько углекислоты,  что  просто  непонятно,  задумываются ли
тамошние двуногие обитатели над своим будущим...  Ага, вот и гриб атомного
взрыва появился. Так-так, ничего не скажешь, развивается цивилизация...
     И  делает наш  наблюдатель интересный вывод:  развивается,  мол,  эта
цивилизация весьма неравномерно - то как бы забегает вперед, то плутает по
боковым тропинкам, будто на ощупь.
     Ну,  например.  Судя по всему,  тамошние ученые допытались,  что если
проводник  пересекает  магнитные  силовые  линии,   то  в   нем  наводится
электродвижущая сила -  и  наоборот.  Планета ведь располагала готовеньким
магнитным полем, а многие ли планеты, даже очень благоустроенные, обладают
этаким природным богатством? Так вот, ухватиться бы тамошнему населению за
электричество.   Нет.  Не  разглядели  его  замечательных  возможностей  -
продолжали  превращать воду  в  пар,  ковали  коленчатые валы,  изобретали
клапаны и  золотники и  спалили в паровых котлах чуть ли не половину лесов
на  планете.  Когда же  преждевременно открытое электричество пробил