ы говорите, есть резон, - сказал Ур, помолчав. - Разум
несомненно возник  для  целей  высоких.  Но  почему надо  ждать  какого-то
спасителя?  А если Христос не явится?  В мире, по-моему, достаточно людей,
понимающих опасность...
     - Верно!  Но  им  нужно  знамя,  Уриэль!  И  таким знаменем,  в  силу
сложившейся исторической традиции,  может  стать  только  Христос.  Второе
пришествие укладывается в  рамки  тысячелетних,  привычных  для  миллионов
людей  представлений.  Мы,  повторяю,  не  средневековые схоласты.  Мы  не
настаиваем на  том,  что  в  один прекрасный день в  долине Иосафата или в
каком-нибудь другом месте  протрубят трубы  Страшного суда.  Но,  так  или
иначе, явится спаситель, под знаменем которого сплотятся миллионы.
     - И что же будет дальше? Уж не новая ли война?
     - Слово  божье  несовместимо  с  кровопролитием,   -  грустно  сказал
Себастиан.  -  Боюсь,  что вы  неправильно меня поняли.  Мир на  земле под
эгидой Христа - вот что будет дальше.
     - Вы не простой человек, Себастиан, - сказал после недолгого молчания
Ур.
     - Тем более это относится к  вам,  дорогой господин Уриэль.  Я был бы
счастлив,  если б мои слова оставили след в вашей душе.  Во всяком случае,
если я вам когда-нибудь понадоблюсь, то вот моя визитная карточка.
     - Спасибо. - Ур потянулся к своей одежде, небрежно кинутой на гальку,
и сунул карточку в карман. - Вы что, уезжаете?
     - К сожалению.  -  Себастиан поднялся. - Сегодня нашу группу увозят в
Крым.  Я  очень рад  знакомству с  вами,  господин Уриэль.  Не  откажите в
автографе на память...
     Ур широко расписался на блокнотном листке и сказал:
     - Я тоже был рад познакомиться с вами.
     ...Стояла середина августа. Теплые синие волны лениво накатывались на
раскаленные солнцем пляжи.  На вечерних представлениях в  цирке распаренно
блестели  лица  зрителей,   и  амфитеатр  словно  шевелился  от  сплошного
мелькания вееров. Что уж говорить об артистах - они обливались потом.
     Но цирк неизменно был полон.
     Однажды  незадолго до  представления Ура  вызвал  директор.  Это  был
добродушный толстяк,  начинавший когда-то жонглером,  а  потом пошедший по
административной части.  Он  сидел в  своем кабинете в  просторной сетке и
лавсановых брюках  с  подтяжками.  Перед  ним  на  столе  лежало вафельное
полотенце, которым директор то и дело утирал потное лицо.
     - Садитесь, Уриэль. - Директор повел на него набрякшими веками. - Вот
какое  дело,  голубчик.  Указание  есть  одно.  Э-э-э...  Если  ваш  номер
имитационный,  то  есть  вы  приводите  материальные тела  в  движение  не
телепатически  -   так?..   то   вы  обязываетесь  раскрыть  секрет  своей
аппаратуры.   Разумеется,  цирк  гарантирует  сохранение  вашей  тайны,  -
поспешно добавил он.  - Если же нет, то есть если секретной аппаратуры нет
и вы работаете...  э-э...  натурально -  так?..  то вам придется предстать
перед комиссией специалистов. Я вам все оформлю, голубчик, слетаете на три
дня в  Москву,  покажетесь там в цирковом управлении.  Завтра и вылетайте,
чтоб не тянуть это дело...
     - Нет,  Владимир Федорович,  - тихо сказал Ур, - никуда я не полечу и
никакой комиссии ничего показывать не стану.
     Директор шумно вздохнул и вытер полотенцем лицо.
     - Так и знал, что вы заупрямитесь...
     - Я показывал номер худсовету,  когда вы меня принимали, и считаю это
вполне достаточным.
     - Да и я так считаю,  голубчик!  Не думайте,  что мне было просто вас
оформить -  вы же иностранный практикант,  к тому же,  смешно сказать, без
документов.  Но нам понравился номер,  и  я решил расшибиться в лепешку...
Впрочем,  и расшибся бы,  если б одна весьма солидная организация не пошла
мне вдруг навстречу.  Так вот...  Номер пользуется успехом, сборы хорошие,
чего еще надо директору? А? Ничего не надо, терпи жару и радуйся. Так нет.
Какой-то...
     Тут  директор прикусил язык.  Вовсе было не  обязательно этому Уриэлю
знать,  что нашелся какой-то мерзавец,  написавший в  управление анонимное
письмо.
     - В общем,  сейчас позвонили из Москвы, - продолжал он, крутя головой
и вытирая полотенцем шею. - Почему я не согласовываю с ними номера, да что
это за телекинез, который... э-э-э... не утвержден, так сказать, наукой...
и  не  массовый ли это гипноз...  Голубчик,  я  с  вами очень доверительно
говорю и надеюсь, что и вы мне доверяете...
     - Конечно, - сказал Ур.
     - Ну  так вот.  Не  торопитесь отказываться наотрез.  Не убудет же от
вас, если вы покажетесь комиссии.
     - Если  это  так  уж  надо,  Владимир Федорович,  то  пусть  комиссия
приезжает сюда и смотрит. А объяснять ничего не буду.
     - Я  уж думал об этом -  пригласить комиссию сюда.  Попробую.  Может,
согласятся - командировка-то приятная, к морю... Да ведь это формальность,
голубчик:  они там,  в управлении,  тоже сборами нашими довольны... Сейчас
позвоню. А вы, очень прошу, полюбезнее с ними будьте, когда приедут.
     - Я пойду. - Ур поднялся.
     - Жаль,  -  вздохнул директор. - Такие сборы, такие сборы... Конечно,
дирекция  имеет   право   на   замену   номеров,   но   терять   несколько
представлений...
     - То есть как? Вы хотите сказать, что я...
     - Голубчик,  неужели не ясно:  до утверждения вашего номера комиссией
придется поскучать немного. Да вы, я слышал, купаться в море обожаете... Я
потороплю комиссию.  Ну,  дня три-четыре придется подождать.  Жаль,  очень
жаль... Такие сборы...


     Я тревожу тебя в неурочное время, Учитель. Прости.
     Мне очень плохо. С тех пор как я стал полностью причастен, никогда не
было мне  так  трудно,  так плохо.  Это огромный пестрый цирк,  в  котором
беспрерывно сталкиваются,  скрещиваются, расшибаются друг о друга страсти,
желания, мысли.
     Учитель,  я  сознаю свой долг.  Но мне трудно.  Я  уже натворил много
глупостей.
     У меня раскалывается голова... Меня душат ночи...
     Тревожит ощущение какой-то засады... Меня подстерегают!
     Учитель, мне плохо!! Заберите, заберите отсюда...


     Он  вышел  из  гостиницы поздно,  когда  затихли улицы.  Горели среди
деревьев  редкие  фонари,  освещая  неподвижную листву.  Несколько человек
стояли у  раскрытой двери междугородной телефонной станции.  Они  курили и
переговаривались голосами, звучащими неестественно громко в ночной тишине.
     Ур  свернул  влево.  Вот  афишная  тумба,  газетный  киоск.  Каменные
ступени, ведущие к детскому кафе. Ур остановился и некоторое время смотрел
на  эти  ступени,  на  вывеску,  слабо освещенную фонарем.  Потом двинулся
дальше.
     Впереди шла компания -  двое парней и  три девушки.  Один парень пел,
перебирая гитарные струны, и девушки вторили ему:

                    По дороге шел я, парень молодой,
                    Вижу - девушка собралась за водой.
                    Ах, я вижу - в ведрах нет воды,
                    Значит, мне не миновать беды...

     Ур  замедлил шаг,  чтобы не  перегнать компанию.  Потом он  продрался
сквозь  пахучие  остро,   по-ночному,   кусты  и   стал  спускаться  узким
переулочком к  морю.  Уныло  опустив  ковш,  желтел  у  деревянного забора
экскаватор - заснувший диковинный зверь, наработавшийся за день,
     Пустой  пляж  был  печален  и  неузнаваем.  Призрачно белели  обрывки
бумаги,  тут  и  там  поблескивали плоские  галечники,  отражая -  в  меру
скромных возможностей - лунный свет. Море с тихим шорохом играло с мелкими
камешками.
     Как был -  в джинсах,  белой рубашке и босоножках -  Ур вошел в воду.
Вода  была теплая,  но  от  одежды холодило.  Он  поплыл спокойным брассом
навстречу луне и звездам.
     Лунная  дорожка  серебрилась левее,  а  дальше  виднелась  освещенная
полоска причала. Потом она осталась позади.
     Черная вода и черное небо. И он - один меж ними...
     Дальше, дальше!
     Иногда  он  оборачивался,  чтобы  взглянуть  на  береговые огни.  Они
удалялись.  Вот совсем исчезли -  видны только портовые цветные мигалки да
слабое зарево над растаявшим в  ночи городом.  Один,  совсем один в черной
воде, в открытом море, под крупными звездами.
     Вдруг  звездный рисунок перечеркнула тень.  Узкая,  веретенообразная,
она нависла над Уром, потом медленно стала снижаться. Закачалась на воде.
     В  тускло  отсвечивающем борту  возник черный овал  -  это  беззвучно
отворилась дверь.  Ур  взялся за порог,  подтянулся на руках и  очутился в
шлюзовой  камере.  Разделся,  не  торопясь  отжал  одежду  и  развесил для
просушки.  Закрыв внешнюю дверь,  Ур  включил свет.  Потом,  мягко  шлепая
мокрыми босыми ступнями, прошел к пульту и опустился в кресло.
     Он долго лежал в кресле, расслабившись и закрыв глаза.
     Не приспела пора возвращаться.  Надо продолжать.  Они воззвали к  его
терпению и  мужеству.  Что ж,  он  наберется и  того и  другого.  Он будет
продолжать исполнять свой долг.
     Только надо все хорошенько обдумать.
     Не вмешиваться!  Ни во что не вмешиваться -  это прежде всего. Он вел
себя неразумно.  В высшей степени неразумно и легкомысленно. Ладно, теперь
он будет осторожней.
     Вдруг он испугался:  не выключена ли противолокационная защита? Лодку
сразу засекут радары, пожалуют катера пограничников...
     Нет, защита включена. Что это за необоснованные страхи?..
     Ур сверился с картой,  задал автопилоту программу. Вертикальный взлет
вжал его в амортизатор кресла. Это продолжалось недолго - лодка перешла на
горизонтальный полет.
     Хотелось есть,  хотелось пить.  С  обеда он ничего в  рот не брал.  С
самого обеда в детском кафе.  Иван Сергеевич сидел напротив, и рядом с его
крохотным кулачком на  столике  лежала  общая  тетрадь.  А  Галя  принесла
картофельный салат...
     Хватит, хватит об этом. Все кончено.
     Ур потянулся к  стенному шкафчику,  достал тюбик и  выжал себе в  рот
колбаску зеленой пасты.
     Ни о чем не думать. В ведрах нет воды... А, глупости!..
     Неприятный какой-то вкус у пасты. Поморщившись, Ур отбросил тюбик.


                       Гїлїаївїаї чїеїтївїеїрїтїаїя

                               САНТА-МОНИКА

                                   Из владений какого царя ты явился сюда?
                              И каким искусством владеешь в  совершенстве?
                              Как ты будешь жить у нас все время? И скажи,
                              какую плату нужно положить для тебя?

                                                             "Махабхарата"


     Между  оградами частных  владений,  обвитых вьюнками,  отчаянно бился
открытый голубой "крайслер", пытаясь свернуть в боковой проезд.
     - Проклятье!  -  воскликнула Аннабел Ли.  -  На  ослах  здесь  только
ездить...
     Она  дала  задний  ход,  но  "крайслер"  опять  ткнулся  беспомощно в
каменную ограду.  Аннабел Ли  нажала на  педаль тормоза.  "Вот так,  -  со
злостью  подумала она.  -  Решила  проехать кратчайшей дорогой,  но  разве
проедешь в  здешней  тесноте?"  Она  оглянулась,  чтобы  измерить взглядом
ширину  улочки,   и  увидела  черноволосого  молодого  человека,   который
спускался по этой кривой улочке к  шоссе и замедлил шаг,  явно наблюдая за
ней, Аннабел Ли.
     Она  отвернулась,   снова  попробовала  развернуть  машину,  и  снова
пришлось остановиться.
     - Будь оно проклято! - пробормотала она.
     Черноволосый подошел к машине и сказал по-английски:
     - Разрешите помочь.
     Голос у него был гулкий, а произношение скверное.
     - С удовольствием,  -  сказала Аннабел Ли и передвинулась, освобождая
водительское сиденье.
     Незнакомец, однако, не сел за руль. Он нагнулся, взялся обеими руками
за передний бампер и, резко выдохнув, приподнял передок машины. Аннабел Ли
восхищенно охнула.  Черноволосый,  пятясь,  затащил  "крайслер" в  боковой
проезд.
     - Это было здорово!  - Аннабел Ли посмотрела с улыбкой на незнакомца.
- А на вид не скажешь, что вы такой силач.
     - Да что вы, машина легкая.
     Молодой человек утер  тыльной стороной ладони  потный  лоб,  кивнул и
пошел было дальше, но тут Аннабел Ли окликнула его:
     - Вы в Санта-Монику?  Садитесь, подвезу. И потом - должна же я как-то
отблагодарить вас? За мной выпивка.
     Незнакомец сел рядом,  и  Аннабел Ли с  места рванула,  без остановки
выехала  на  шоссе  и  прибавила газу.  "Крайслер" понесся,  как  гоночная
машина.  Справа бесконечные виллы и  сады  слились в  бело-зеленые полосы.
Слева   в   опасной   близости   мелькали  нагромождения  скал,   уступами
спускающиеся к желтой полосе пляжей, к морской синеве.
     - Вы француз? Монегаск?* - спросила Аннабел Ли.
     _______________
          * Мїоїнїеїгїаїсїкїи - уроженцы княжества Монако.

     - Нет, мисс...
     - Фрезер.  Аннабел Ли Фрезер.  Но вы так меня не называйте.  Меня все
называют Энн. Ну и имечко мне дали предки - подохнуть!
     - По-моему, красивое имя. Где-то я уже слышал...
     - Дэдди рассказывал,  что это бабка настояла на дурацком имени, какое
теперь никто никому не дает.
     - Дэдди?
     - Ну, мой отец. Мы живем в Валентайне, штат Небраска. Не слыхали? Ну,
еще бы!  Хуже дыры не сыщешь. Паршивый городишко, поганая речка. Найобрэра
- не слыхали?  Само собой.  Но дэдди там делает деньги,  так что никуда не
денешься...
     Она сделала такой вираж,  объезжая набитый зеленью велофургон, что ее
спутника прижало к дверце.
     - Меня зовут Ур, - представился он в свою очередь.
     - Ур?  - Аннабел Ли засмеялась. - Подобрались мы с вами, мистер Ур, -
людей пугать своими именами. Значит, вы швейцарец?
     - Нет, мисс Фрезер...
     - Ну,  все  равно.  Я  первый раз  в  Европе,  и  тут намешано разных
национальностей  столько,  что  за  всю  жизнь  не  запомнишь.  Зажгите-ка
сигарету и суньте мне в рот.
     - Я не курю, к сожалению.
     - Где вы учились говорить по-английски, мистер Ур? На пуэрториканской
маслобойне? - Она захохотала.
     Ур, улыбаясь, посмотрел на нее.
     А  смотреть на мисс Фрезер -  гибкую,  коротко стриженную блондинку в
кружевной белой кофточке и голубых,  в тон машине,  брюках - было приятно.
На  шее у  нее висел на  толстой золотой цепочке крупный деревянный диск с
барельефом -  головой индейца в  боевом уборе  из  орлиных перьев.  Оправа
дымчатых очков была  обсыпана сверкающими стекляшками,  а  может,  мелкими
бриллиантами -  этого  Ур  определить не  мог.  На  розовых пальчиках мисс
Фрезер тоже все сверкало и искрилось.
     От этого сверкания, от ярких красок дня, от свиста встречного ветра у
Ура кружилась голова.  К тому же позади была бессонная ночь и утомительный
заплыв.  Беспокоила его  немного и  рыбачья шхуна,  некстати оказавшаяся в
месте посадки.
     Аннабел Ли  вытащила из  ящика  для  перчаток пеструю пачку сигарет и
закурила,  придерживая рулевое колесо локтями. Как ей удалось избежать при
этом столкновения с громоздким авторефрижератором, Ур так и не понял.
     - Безобразные дороги в вашей Европе, - сказала Аннабел Ли. - Раззява!
- крикнула она толстяку за рулем "пежо", которому едва не срезала фару при
обгоне.
     У  въезда в  город автомобилей прибавилось,  и  ей  пришлось сбросить
скорость. Ур с любопытством поглядывал вокруг.
     Было много общего с черноморским городом-курортом. То же оживление на
улицах,  такие же растрепанные пальмы,  и белые балюстрады вдоль аллей,  и
поросшие зеленью холмы,  по которым город стекал к морю. Но были, конечно,
и различия.  Нигде не продают газированную воду стаканами, не видно лотков
с  пирожками,  продавцов вареных  кукурузных початков,  кремовых цистерн с
квасом.  Зато - множество кафе и цветочных магазинов, сувенирных магазинов
и огромное количество пестрых реклам. Вообще городок был необычайно яркий,
будто лакированный.
     У  террасы кафе  под  полосатым тентом Аннабел Ли  остановила машину,
одновременно нажав на педали тормоза и сцепления.  Ур чуть не клюнул носом
ветровое стекло.  Выйдя,  он засмотрелся на витрину,  в  которой загадочно
улыбалась из-за стекла пластмассовая цыганка с огромными серьгами.
     - Ну,  что там? - услышал он резковатый голос Аннабел Ли. - Гадальных
автоматов не видели?
     Они сели на  табуреты у  высокой стойки,  и  бармен,  увидев девушку,
взялся за шейкер.
     - Как обычно, мисс? - спросил он.
     - Разумеется. А вы что будете пить, мистер Ур?
     Ур обежал взглядом полки, уставленные бутылками, и рекламные плакаты.
Один из плакатов, на котором был изображен апельсин величиной с футбольный
мяч, он как будто понял.
     - Оранжад.
     Бармен кивнул.  Быстро он сбил для мисс Фрезер коктейль, а потом взял
несколько апельсинов,  сунул в  никелированную машинку,  подставил высокий
стакан.  Полился желтый сок.  Ур хотел было протянуть руку, но увидел, что
еще не все кончено.  Стеклянной лопаточкой бармен бросил в  стакан щепотку
белого порошка,  крутанул - и жидкость мигом забурлила. Потом он опустил в
стакан три  ледяные фигурки-рыбки,  сунул  пластмассовую соломку -  теперь
было все.
     С   удовольствием  потянул  Ур  через  соломку  освежающий,   приятно
пощипывающий оранжад.  "Сода,  -  подумал он.  - Ну конечно, двууглекислая
сода нейтрализует лимонную кислоту..."
     - Теперь я поняла,  -  сказала Аннабел Ли, потягивая свой коктейль. -
Вы итальянский учитель плавания, и вам нельзя с утра пить спиртное.
     - Вы правы, мисс, - со вздохом сказал Ур.
     Бармен  подал  им  фруктовый салат,  сметану с  кукурузными хлопьями,
которые  здесь  называли на  американский манер  -  "корнфлекс",  а  потом
бифштекс,  утопленный в  виноградном джеме.  Здесь все  было рассчитано на
американский вкус.
     - В  Валентайне я  ничего,  кроме телевизора,  не  вижу,  -  успевала
болтать за  едой  Аннабел Ли.  -  Дэдди  держит нас  с  сестрой в  ужасной
строгости.  Будто индейцы до  сих  пор  рыщут по  прерии и  похищают белых
девушек.   А  сам  дэдди  ничего  не  боится.  Кроме,  конечно,  "Мид-уэст
агрикалчерл корпорейшн".
     - А что это такое? - спросил Ур.
     - Неужели  не  слышали?  -  Аннабел  Ли  стрельнула  в  него  быстрым
взглядом.  Глаза у  нее,  когда она  сняла очки,  оказались зеленоватыми и
неожиданно мечтательными,  не вполне гармонировавшими с  бойким выражением
лица.  -  Это большая компания,  которая чуть не  сожрала дэдди.  Но дэдди
устоял. У него своя фирма. "Фрезер кубик-эггс лимитед". Не слышали?
     - Нет...
     - Какие-то вы все в Европе невежественные...  Дайте нам кока-колу,  -
кинула Аннабел Ли бармену.  - Две бутылки. Можно четыре. Да, так вот. Если
вы  думаете,  мистер Ур,  что  дэдди  приехал сюда  лежать кверху пузом на
пляже, то вы ошибаетесь. Я-то здесь загораю и кручусь в свое удовольствие,
а дэдди делает здесь дела.  Почему бы,  мистер Ур, вашей ленивой Европе не
покупать его продукцию? - Вдруг она вскинула на Ура подозрительный взгляд:
- Эй, а почему вы все это выспрашиваете? Кто вы такой, собственно?
     - Я не выспрашиваю, мисс Фрезер. Вы сами рассказываете...
     - Похоже, что так. - Аннабел Ли быстренько подобрала с тарелки джем и
поднялась.  -  Если вы  когда-нибудь кончите еду,  мистер Ур,  то помогите
отнести кока-колу в машину.
     Ур  взял бутылки с  коричневой жидкостью и  вопросительно взглянул на
прилавок.
     - О,  не беспокойтесь, - сказала Аннабел Ли. - Дэдди открыл здесь для
меня счет.  Ну, теперь я вам отплатила за... за что, собственно? Ах, да! -
Она засмеялась. - Надо же, чуть не забыла. Вы куда теперь пойдете?
     - В Океанариум.
     - Тогда садитесь,  подвезу,  мне  в  ту  сторону.  Давайте,  давайте,
некогда мне ждать. Какие-то вы, французы, неподвижные.
     Она рванула машину с места.
     - А  где ваш автомобиль?  -  спросила она,  съезжая с горки на опасно
большой скорости. - Экономите, верно, на бензине?
     - У меня нет автомобиля.
     - Как это?  -  недоуменно посмотрела Аннабел Ли. - Нет, у вас тут все
ненормально.  Неужели вы  настолько бедны,  что  не  можете купить хотя бы
"симку"?
     - Мне не очен