Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
у?
И тут произошло великое событие в жизни Рода. Боги явились людям.
Когда бог вышел из ковчега и ступил на лестницу, которая все бежала и
бежала сама собой, люди с громкими криками пали ниц кто где стоял. Хозяин
воды грузно опустился на колени. Он зажмурился - так страшен был бог. Но,
превозмогая страх, открыл глаза и сказал своим надтреснутым голосом:
- Я Издубар, великий охотник, Хозяин воды, дающий жизнь Роду. Помилуй
меня и моих людей.
И все люди закричали!
- Помилуй нас!
Бог молча сошел с лестницы, постоял немного возле Кааданнатум,
которая тоже распростерлась на мокрой земле. Случившийся тут бодливый
козел, угрожающе выставив рога, бросился на бога. Однако, не пробежав и
двенадцати шагов, животное вдруг подскочило вверх и повисло, мотая длинной
бородой и испуганно блея, а потом рухнуло вниз, и запуталось рогами в
кустарнике.
- Помилуй нас! - опять закричали люди, лежа на земле.
Бог медленно обошел лужу и приблизился к колодцу, полному мутной
дождевой воды. Из прозрачного бычьего пузыря, в который он был одет,
выдвинулась блестящая палка и погрузилась в колодец - как будто бог хотел
измерить его глубину. Потом бог подошел к жертвенному камню и осмотрел
глазом, помещавшимся на темени, ожерелья из золоченых пластинок.
- Это я, Издубар, принес тебе в жертву, - сказал Хозяин воды, не
спуская с бога немигающе-настороженного взгляда.
Бог не взял ожерелий. Ничто не шевельнулось на ужасном его лице, на
котором не было ни губ, ни малейшей щели вместо рта. Но откуда-то, вроде
со стороны, раздался вдруг голос бога:
- Кто это сделал?
Тихий ропот прокатился по толпе. Уж не навлек ли гончар-искусник на
себя гнев богов за тайное свое ремесло?
- Это сделал человек из моего Рода, - ответил Хозяин воды. - Вот он.
Он указал на отца Шамнилсина, который, сам не свой от испуга, лежал
неподалеку в своей закопченной длинной юбке.
- Покажи, как делаешь это, - сказал бог.
Отец Шамнилсина, почтительно горбясь и пятясь, пригласил бога к
своему очагу. Идти к нему было недалеко, но бог шел не скоро, потому что
на дороге было много луж и он старательно обходил их. Многие люди
двинулись было за богом, но Хозяин воды остановил их и, блюдя нужное
расстояние, пошел за богом сам.
Бог уставил страшный свой взгляд и осмотрел горшки с оцетом и медные
веревочки, связывающие пластинки и рыжие камни, а потом велел искуснику
привести все в действие. Неподвижно стоя, смотрел, как вспыхивают голубые
молнии, как становится темная медная пластинка сверкающей, золотой.
- Я, Издубар, принес тебе такие пластинки...
Хозяин воды не успел договорить, осекся, потому что бог вдруг, не
повернувшись, пошел назад. Как стоял, так и пошел назад. Поравнявшись с
обомлевшим Хозяином воды, бог сказал, и опять как бы со стороны ковчега
донесся его глухой голос:
- Ты посадил человека в яму. Освободи его.
На другой день после своего освобождения из узилища Шамнилсин
отправился к серебряному ковчегу, чтобы поблагодарить богов за милость к
себе. На жертвенный камень он положил плетеный поднос с горкой сушеных
плодов смоковницы и войлок, из которого можно было сделать хороший плащ.
Все это он прикрыл пальмовыми листьями от дождя, а сам простерся на мокрой
земле и попросил богов принять жертву и продлить свое благоволение к нему,
Шамнилсину. И он уже собрался уходить, когда увидел, что из ковчега
побежала лестница. Поняв, что боги зовут его, Шамнилсин ступил на
лестницу.
В ковчеге пробыл он недолго. Вскоре он спустился с большим сосудом в
руках, сверкающим, как серебро, и наполнил сосуд землей, но не до верха.
Туда же он положил ветки терновника и ветки смоковницы, пальмовые листья и
стебли тростника и всякой травы, растущей тут и там. Старательно сделал он
все, как велели ему боги, и отнес сосуд обратно в ковчег. Потом, довольный
тем, что хорошо послужил богам, он пришел к своему отцу, искуснику, чья
хижина стояла поблизости, и, сев на циновку, сказал:
- Я исполнил волю богов. Боги благоволят ко мне.
Мать, радуясь и гордясь сыном, погладила его по плечу и подала чашку
с квашеным молоком. А отец, сутулясь, положил высохшие от огня и солнца
руки на скрещенные ноги и сказал:
- Боги возвратили тебя к жизни и велели поднять из узилища. Они
отличают тебя своей милостью, и это радует меня. Но боги не живут долго
рядом с людьми. Что станется с тобой, когда они улетят?
Шамнилсин, попивая вкусное квашеное молоко, ответил:
- Все равно люди знают, что на мне милость богов, и не посмеют меня
тронуть.
- Люди не посмеют, а Шудурги посмеет. Он никогда не простит того, что
ты высыпал его зубы на землю. Ом убьет тебя и заберет твою жену к себе в
дом.
- Не будет этого! - крикнул Шамнилсин.
А сам помрачнел и задумался, почесывая одной ногой другую. Потом
сказал еще вот что:
- Будет большая вода. Так сказали боги. Дожди будут лить много дней и
затопят долину. Боги сказали, чтобы ты ушел.
Отец смотрел на Шамнилсина, не понимая того, что услышал.
- Боги велели мне уйти? - переспросил он. - Куда?
- В горы. На восток или на север.
- А ты? А другие люди?
- Боги велели тебе уйти в горы с женой и детьми, - повторил
Шамнилсин. И только тут сообразил: - Если большая вода затопит долину, то
надо уходить всему Роду...
В тот же день весть эта облетела Род: будет большая вода, надо
уходить из долины. Так сказали боги.
Но разве просто это - бросить поля и виноградники, покинуть обжитые
хижины и скитаться, перегоняя стадо от травы к траве, как скитались
когда-то предки? Уйти в дикие горы, на чужие пастбища, под стрелы и копья
жестоких горных людей?
Волю богов надо исполнять. Но почему это свою волю они передали через
Шамнилсина? Что может понять в воле богов простой пастух?
Так говорили люди, собираясь у колодца. Уж очень непутевый этот
Шамнилсин. Отец у него тихий человек, искусник, а от сыночка нет никакого
покоя. Только и слышно: Шамнилсин умер... Шамнилсин воскрес... Шамнилсин
выбил зубы Шудурги... А разве не из-за этого негодного Шамнилсина пришлось
людям отдать по овце для жертвы - жертвы, которую боги не приняли?
Ранним вечером люди стояли у колодца. По очереди опускали мехи из
ослиной кожи, набирали воду. И пошел такой разговор.
- Большая вода каждый год бывает, когда разливается Река, - сказал
старый человек, который управлял движением воды по каналам. Теперь ему
управлять было нечем, потому что каналы стояли полные мутной дождевой
воды. - До нашего селения большая вода никогда не доходила.
- А дожди? - спросил другой человек, который хорошо умел давить
ногами виноград и собирать сок. - Дожди такие раньше бывали?
Старый человек со всплеском опустил свои мехи в колодец.
- Может, и бывали, - сказал он.
- А может, и не бывали, - сказал Шамнилсин, как раз подошедший к
колодцу со своими мехами.
- Ты-то много знаешь! - проворчал старый человек. Вытащив из колодца
полные мехи, он сердито глянул на Шамнилсина и сказал: - Молчать надо,
когда старшие говорят. А тебе лишь бы спорить. Откуда ты взял, что большая
вода затопит долину?
- Так сказали боги, я своими ушами слышал.
- Откуда мне знать - слышал или придумал?
- Верно, - поддержал старика давильщик. - Придумал, чтоб людей
напугать.
- Да слышал я! - закричал Шамнилсин, выбросив вверх руки. - Почему вы
мне не верите?
- Через таких, как ты, боги не передают свою волю, - прервал его
старый человек. - Разве нет у нас вождя?
Тут и другие люди у колодца зашумели, заговорили:
- Врет, врет Шамнилсин! Попугать нас хочет!
- Зря его из ямы вытащили. Вся смута из-за него...
Выкрикивая гневные слова, люди надвигались на Шамнилсина, оттесняя
его от колодца.
- Я правду сказал! - выкрикивал тот, но голос его был почти не слышен
в шуме возбужденных голосов.
Остро заточенными каменными топорами близкие вождю люди валили
деревья в пальмовой рощице. Стучали топоры, шуршали скобели, снимая с
бревен лишнюю толщину. Старший сын Хозяина воды, Аданазир, ходил среди
людей, распоряжался, покрикивал.
Был в Роду человек, умевший плести лодки из тростника. Обмазанные
земляной смолой, плавали такие лодки по Реке. Но тут Хозяин воды велел
делать лодку не из тростника, а из настоящего толстого дерева, да и не
лодку, а большой ковчег.
Такие ковчеги видывал Аданазир в Городе. Приплывали они из других
мест, привозили товары разные для мены. Не раз хвастал Аданазир,
рассказывал отцу про эти виданные в Городе ковчеги - выставлялся перед
братьями-невеждами. Вот и нахвастал на свою голову: велел ему отец
построить такой ковчег - большой и крепкий, с загородками для скота.
Пришлось Аданазиру взяться за работу, хотя не знал он, как делают ковчеги.
Умелец, что лодки из тростника плел, был человек умный: кивал, слушая
Аданазира и глядя на сделанный им на мокрой глине рисунок, а сам все делал
по своему разумению. Подгонял грубо стесанные бревна одно к другому,
скреплял длинными скрепами. Эти скрепы, сделанные из меди, были прямо
разорением. У Аданазира сердце кровью обливалось, когда умелец со своими
помощниками вгонял скрепы в бревна. Им-то что? Дай им серебряные скрепы,
они и их вгонят: не свое ведь. А он, Аданазир, знает, как дорога в Городе
медь: дважды по двенадцати овец за слиток, да еще одну-две зарежь и зажарь
для угощения купца.
Стучали, стучали топоры. Мок под дождем Аданазир, вместо того чтобы
лежать в сухом доме на мягких циновках, вместо того чтобы заниматься
любимым делом: подсчитывать, сколько овец и баранов, сколько ослов и коз,
сколько сиклей серебра и слитков меди, сколько дорогих украшений перейдет
в его, Аданазира, владение, когда боги возьмут к себе его отца. Но первое,
что он, Аданазир, сделает, когда по праву первородства станет Хозяином
воды, вождем Рода, - это прогонит младшего братца. Он даст ему часть
стада, и пусть Шудурги, этот охотничек, убирается подальше.
Он вздрогнул, услышав приближающийся собачий лай. Ну конечно, это
Шудурги со своими свирепыми псами. Вон он идет, мелькает за пальмовыми
стволами его плащ из зеленой шерсти.
Шудурги прошел мимо, осклабился.
- Что, - спросил, - скоро будет готов ковчег?
- Иди своей дорогой, - ответил Аданазир, уловив насмешку в вопросе.
Глядя на удаляющегося братца, представил себе приятную картину: как
на одном колу сидит Шамнилсин, а на другом, напротив, - Шудурги. Вот была
бы настоящая, большая радость!..
Шамнилсин шел слева от стада, а еще левее темнела под дождем
пальмовая роща, за которой простирался почти до самой Реки тростниковый
лес.
Плохие времена, плохая пастьба, думал Шамнилсин, шлепая по лужам.
Холодная вода доходила до щиколоток, сандалии увязали в скользкой глине.
От дождей, от непросыхающей травы стали беспокойными овцы и бараны, и
шерсть у них свалялась. Но еще беспокойнее было у него, Шамнилсина, на
душе.
Невзлюбили его Хозяин воды и его сыновья. Сторонятся люди. А почему?
Как будто он виноват в том, что разбойники напали тогда на караван. Как
будто он виноват в дожде и плохой пастьбе и в том, что боги ему сказали о
большой воде, которая затопит долину.
- А-на-на-а! - перекликались пастухи с одного края стада к другому. -
А-на-на-а-а!
- А-на-на! - подал голос и Шамнилсин.
Но ему никто не ответил. Не то что раньше: идущий позади подхватывал
клич, передавал дальше. А теперь пастух, шедший за ним, смолчал, как будто
не его очередь кричать.
Почему люди озлобились на него, Шамнилсина?
Из пальмовой рощи, к которой приближалось стадо, слышался глухой стук
топоров. Весь Род знал, что близкие к вождю люди строят в роще ковчег из
бревен. Много ходило разговоров об этом. Что же - Хозяин воды переждет
большую воду в ковчеге? А как же люди? Куда им деваться - бросить поля и
хижины, уходить в горы? Никто не знал, что делать. Это ведь не просто -
сниматься с насиженного места. А ну как придешь обратно после большой
воды, а место занято другими людьми? Что тогда - за копья, за пращи
браться? Ох, не просто, не просто...
Может, ошиблись боги, предсказав большую воду?..
Шамнилсин поскорее выбросил из головы нехорошую мысль. Как бы не
лишиться из-за нее милости богов. Одна ведь у него осталась поддержка -
милость эта самая.
Гнали пастухи стадо с пастбища, и низко висело над ними небо, на
котором давно нет солнца, и лил дождь. Мрачно темнела роща, мимо которой
тянулось стадо.
Поскользнулся Шамнилсин на размытой глине, качнулся, взмахнул руками.
И в тот же миг услышал, как пропела близко стрела. Если слышишь пение
стрелы, значит, пролетела мимо...
Живо кинулся Шамнилсин в мокрые кусты, в грязь, - впился острыми
глазами в опушку рощи: кто стрелял в него оттуда? Вроде бы послышались ему
быстрые шаги, вроде бы зарычала там собака. Все стихло. Только пес,
охранявший стадо с этого края, вытянул морду к опушке, рявкнул раза два
или три. Только доносился из рощи стук топоров.
Шли дни, прибывала вода. Уже не лужами она стояла на земле, а почти
сплошняком, и земля больше не принимала воды. Черный дым костров тянулся
из пальмовой рощи: там плавили в горшках земляную смолу и этой смолой
заливали щели в ковчеге.
А дождь лил и лил без конца, и овцы беспокойно мекали в загонах,
беспокойно кричали ослы, и люди поняли, что солнца больше не будет. Чем-то
они навлекли гнев богов, и боги решили затопить долину. И еще поняли люди,
что боги в серебряном ковчеге были злыми богами. Если бы это было не так,
то разве стали бы они спокойно взирать на потоп?
Уже тянулись по краю пастбищ стада чужих родов, покидавших долину. И
Хозяин воды велел людям вьючить имущество на ослов и вместе со стадом
уходить в горы. Свое же имущество - ткани и шерсть, еду и питье в
кувшинах, серебро и медь, и много зерна и винограда, и отборных овец и
баранов, ослов и собак, украшения и оружие - велел он погрузить в ковчег.
У Шамнилсина не было осла, на которого можно навьючить имущество.
Впрочем, не было у него и имущества, если не считать двух кувшинов, двух
круглых блюд, двух ножей и ступки.
Вода уже стояла вровень с порогом хижины. Шамнилсин, а за ним его
жена перешагнули порог. Посмотрели они последний раз на свою хижину - и
пошли к тому краю селения, где стояла хижина отца Шамнилсина, искусника.
Хотел Шамнилсин помочь отцу навьючивать имущество на осла. У отца ведь
было много добра. Одних кувшинов с камнями и медными пластинками сколько!
Давно надо было уйти отцу, еще пол-луны назад боги велели ему отправиться
в горы, а отец все тянул, ждал приказания Хозяина воды, как будто мало ему
было повеления богов.
Нес на плече Шамнилсин циновки, а к поясу его были привязаны два ножа
- кремневый и медный - и праща. Кааданнатум, поспешая за ним, шлепала по
воде крепкими ногами, несла ступку для растирания зерен. Остальное бросили
они в хижине.
Шумно было в селении. Кричали на жен и ослов мужчины, плакали дети,
лаяли собаки, и всюду шли спешные сборы. Давильщик винограда, мимо хижины
которого как раз проходили Шамнилсин с женой, лупил палкой своего осла,
который разлегся возле стойла на куче тростниковых стеблей и не хотел
вставать.
- Вставай, упрямая скотина! - орал он. - Вот тебе! Получай!
А его жена пинала осла ногами, и дети их орали и брызгали друг в
друга водой. Тут давильщик увидел Шамнилсина. По его мокрому разъяренному
лицу пошли красные пятна.
- Эй, ты! - крикнул он. - Что, доволен теперь? Накликал потоп?
Шамнилсин сделал вид, что не услышал. Только шаг ускорил. А
Кааданнатум на ходу просунула сквозь кулак большой палец и показала
давильщику. Дурной знак еще пуще взбесил того.
- Люди! - завопил он во всю глотку. - Поглядите на этого шакала! Это
он привел к нам злых богов! Он накликал беду.
Шамнилсин еще ускорил шаг. Кааданнатум бежала за ним. Вслед им
неслось:
- Все из-за тебя, грязная собака! Чтоб ты подох!
- Глядите - накликал потоп и первый удирает!
Комок мокрой глины шлепнулся в спину Шамнилсина. Со страхом слушал он
гневные слова людей и видел их ненавидящие глаза - и не мог понять, в чем
же он провинился перед ними.
- Люди-и! - надсаживался давильщик. - Поучим его порядку!
Полетели со всех сторон комки глины. Отовсюду неслось:
- Какую овцу пришлось из-за него отдать!
- В яму с водой его!
- На ко-ол!
- Бейте-е-е...
Толпа, орущая, беснующаяся, забывшая о сборах, устремилась за
Шамнилсином и его женой. Они теперь бежали во весь дух. Бросили циновки,
бросили ступку. Разбрызгивая воду, мчались, уходили от смерти. Пробегая
мимо отцовой хижины, успел заметить Шамнилсин горку кувшинов и горшков,
сделанных искусными руками, увидел мелькнувшее в черном проеме хижины
испуганное лицо матери. Остановиться - умереть. И Шамнилсин с быстроногой
своей женой помчались дальше, к кустам терновника, к корявым смоковницам.
Одна, одна теперь была надежда...
Ах! Не висел над мокрой землей серебряный ковчег, как висел
много-много дней до этого. Улетели боги! Они и раньше боялись воды, а
теперь, должно быть, и вовсе испугались.
- Бейте-е!
Приближалась злая толпа, впереди всех бежал, размахивая тяжелой
палкой, давильщик.
Тут-то Кааданнатум увидела, подняв голову, ковчег богов. Он медленно
поднимался в сумрачное небо. Как видно, совсем недавно покинули боги
землю. Кааданнатум прыгала в воде, простирая руки к уходящему ковчегу, и
звала богов на помощь. Она звала таким громким голосом, что боги ее
услышали.
Уже сбили с ног Шамнилсина, уже чьи-то руки рванули Кааданнатум за
косы, уже готовился бог Аму принять их обоих в другую жизнь, как вдруг
толпа замерла, пораженная ужасом.
Будто рев дикого кабана раздался вдруг, только в шестьдесят раз
сильнее. С неба прямо на головы людей быстро опускался серебряный ковчег.
Услышали, услышали боги мольбу женщины...
Люди бросились бежать врассыпную. Только Шамнилсин и его отчаянная
жена остались, стоя на коленях в воде. С перекошенными от страха лицами
смотрели они, как снизился ковчег богов и остановился в трех или пяти
локтях над землей. Над их печальной, залитой водою землей.
Рев умолк. Из ковчега опустилась лестница. И, замирая от страха,
Шамнилсин и жена его, Кааданнатум, ступили на нее.
Гїлїаївїаї вїтїоїрїаїя
АГГЛЮТИНАЦИЯ
Вам путь известен всех планет,
Скажите, что нас так мятет?
М. В. Лїоїмїоїнїоїсїоїв, Вечернее раз мышление
ИЗ ДОКЛАДА ПРОФ. РЫБАКОВА НА ПРЕЗИДИУМЕ АКАДЕМИИ НАУК СССР
(стенограмма)
...Как я уже говорил, ни с кем из членов комиссии, кроме меня, Ур не
пожелал встретиться. Это очень осложнило работу, потому что мое знание
истории и культуры Древнего Востока не превышает дилетантского уровня. К
счастью, мне очень помог сосед Горбачевского, пенсионер Фарбер:
многолетнее увлечение историей древних цивилизаций превратило этого, я бы
сказал, сугубо книжного старичка из любителя в профессионала. Ур не
возражал против его присутствия при наших беседах.
Вс