поплакали по Шамнилсину.  Но потом свекровь стала
говорить,  что ничего не поделаешь, Шамнилсин теперь в другой жизни и сюда
не вернется, и поэтому пусть уж лучше она, Кааданнатум, не противится воле
Хозяина воды.
     Еще не наступил вечер,  когда Шудурги пришел за ней. Опять лил дождь,
рано в этом году начались дожди,  очень рано.  Шудурги,  за которым бежали
два  его  любимых пса,  подошел к  хижине  родителей Шамнилсина и  громким
голосом велел  Кааданнатум выйти и  исполнить волю  Хозяина воды.  Она  не
вышла,  а  вышел отец  Шамнилсина,  искусник,  и,  сутулясь,  сказал,  что
Кааданнатум не  хочет  вставать,  не  хочет  ни  есть,  ни  говорить и  он
опасается, как бы она не умерла.
     Тогда Шудурги,  нагнувшись у низкого входа,  шагнул в хижину. Из всех
углов при тусклом свете горящего в масле фитиля испуганно смотрели на него
дети.  Кааданнатум, завернувшись в циновку, лежала лицом к стене, свекровь
тормошила ее,  уговаривала встать,  но  та  не  отвечала,  не  шевелилась.
Шудурги не стал тратить слов на уговоры - упорствующая женщина заслуживает
не слов,  а плетки. Он сгреб Кааданнатум вместе с циновкой, легко поднял и
понес.  Она не  шевелилась,  руки ее висели,  как тростниковые веревки,  а
волосы слиплись от пепла и глины. Ее дыхание было слабым.
     Шудурги нес женщину через все селение,  ступая сандалиями по лужам, и
люди смотрели на него и  качали головами.  Бедняжка хочет умереть,  думали
люди,  чтобы  встретиться со  своим Шамнилсином там,  в  другой жизни.  Но
Шудурги не разрешит ей умереть.  Уж он-то заставит ее жить в  этой жизни и
быть послушной женой. У Шудурги, всем известно, рука тяжелая.
     Дом у  Шудурги был хороший,  из сырого кирпича.  В  задних комнатах с
глухой стеной жили его жены,  и  он  велел им накормить,  напоить и  умыть
новую жену,  Кааданнатум. Но та ничего не съела, ни кусочка, и противилась
умыванию.  И такой стоял галдеж на женской половине,  что Шудурги пришлось
войти  и  прикрикнуть на  расшумевшихся жен.  А  новая жена,  Кааданнатум,
лежала безучастно на циновке лицом к стене.  Лучше всего было взять плетку
и хорошенько поучить строптивицу порядку. Но она была так слаба, что могла
бы  не  вынести справедливого наказания,  и  Шудурги оставил ее  в  покое,
рассудив,  что время сделает свое дело.  Горе ее утихнет,  а  сытная еда и
красивая одежда произведут обычное действие.  В  то,  что женщина по своей
воле решила перейти в другую жизнь, Шудурги не верил.
     И  он вышел с  женской половины,  оставив на циновке рядом с  головой
новой жены красивый серебряный браслет.
     Всю ночь Кааданнатум тихо проплакала,  пока не  высохли слезы.  Когда
рассвело,  она повертела в  руке браслет и  даже хотела примерить его,  но
передумала:  отбросила прочь, так, что он закатился под скамью, на которой
стоял светильник в виде раковины, и отвернулась лицом к стене. И опять она
отказалась от  еды.  В  середине дня  пришел Шудурги,  накричал на  нее и,
приподняв с  пола,  силой разжал ей челюсти и влил в рот немного молока из
глиняной чашки.  Кааданнатум не кричала и не царапалась,  потому что у нее
не было сил. Она только укусила Шудурги за палец. Тот ударил ее по щеке и,
ругаясь, вышел.
     И еще прошла ночь.  Сквозь забытье Кааданнатум казалось,  что она уже
умерла и теперь ждет, когда бог Аму перевезет ее в другую жизнь, где сидит
на берегу,  под финиковой пальмой,  Шамнилсин. И как только Аму переправит
ее на тот берег, она пустится бежать к возлюбленному своему...
     - Шамнилсин, Шамнилсин!..
     Она открыла глаза и прислушалась.  Было уже утро, слышался шум дождя.
И опять раздались крики, приглушенные кирпичными стенами:
     - Шамнилсин, Шамнилсин!
     Что это - сон? Или она уже в другой жизни?..
     - Смотрите, люди, вернулся Шамнилсин!..
     Откуда только взялись силы у Кааданнатум?  Вскочила,  оттолкнула одну
из  жен  Шудурги,  которая  пыталась  ее  ухватить за  подол.  Метнулась в
соседнюю комнату,  сбила с ног рабыню,  сторожившую у выхода. Сам Шудурги,
полуодетый,  бросился за  ней.  Она выскользнула змеей,  оставив у  него в
руках накидку.  В  одной тунике пустилась бежать под дождем,  разбрызгивая
воду из луж. Она видела толпу людей у того края селения, где стояла хижина
отца Шамнилсина,  искусника.  А дальше,  за толпой, высилась очень большая
колесница,  вся из гладкого серебра. Никогда она не видела таких колесниц.
Кааданнатум протолкалась сквозь толпу и увидела, что это не колесница: там
не было ни ослов,  ни быков,  ни даже колес. Может, это был ковчег, какие,
по рассказам людей,  плавают по Реке? Но ковчег стоял здесь, на суше, и не
стоял даже,  а висел над землей,  из его чрева была опущена лестница, а на
лестнице стоял Шамнилсин...


     Люди знали, что Шамнилсина убили разбойники, и поэтому, когда увидели
его выходящим из  серебряного ковчега,  испугались и  побежали прочь.  Все
ведь знают, что мертвецы никогда не приходят из другой жизни в эту. Их дух
может появиться, если не оставить покойнику достаточно еды и питья, но сам
мертвец - никогда.
     И  тут Шамнилсин закричал,  что он живой,  боги спасли его и залечили
рану,  пусть люди не боятся.  Люди вернулись и  стали на него смотреть,  а
некоторые мужчины,  кто посмелее, даже ощупали и обнюхали его и убедились,
что Шамнилсин и верно жив.  Умерший человек ведь пахнет совсем не так, как
живой.
     Тогда и раздались крики, выведшие Кааданнатум из забытья.
     Она обезумела от радости -  только этим можно было объяснить то,  что
она не пала к ногам мужа, как следует поступить женщине, а кинулась к нему
на шею. А Шамнилсин, вместо того чтобы поучить женщину порядку, привлек ее
к  себе и  на глазах у людей терся щекой о ее щеку и гладил ее свалявшиеся
волосы. Может быть, боги, оживив его, лишили разума?
     - Ты  вернулся,  возлюбленный мой,  -  хрипела и  сипела Кааданнатум,
повиснув у Шамнилсина на шее. - Боги услышали мои мольбы... Ты вернулся ко
мне...
     - Подожди ты, женщина! - раздраженно прикрикнул на нее один из людей,
старый человек, который управлял движением воды по каналам. - Ты никому не
даешь  и  слова вымолвить.  Пусть Шамнилсин расскажет толком,  что  с  ним
случилось.
     И Шамнилсин стал рассказывать,  как он той ночью бился с разбойниками
у Реки и как в него вонзилась стрела и он,  потеряв много крови, лежал без
памяти, готовый к тому, чтобы Аму, бог смерти, перенес его в другую жизнь.
Но другие боги,  которые покровительствуют ему,  Шамнилсину, не отдали его
во власть Аму. Они забрали его к себе в серебряный ковчег, который как раз
перед ночным боем спустился с  неба.  И когда он очнулся,  он увидел,  что
лежит на мягком,  но это был не войлок и  не перемятый тростник.  И увидел
гладкие стены, каких не бывает ни в хижинах, ни в домах из сырого кирпича.
И увидел свет,  но это не был ни свет костра, ни свет масляного фитиля. Он
пощупал бедро и не ощутил боли.  От страшной раны остался только небольшой
рубец. Вот, посмотрите.
     Шамнилсин  приподнял сзади  красно-синюю  юбку,  на  которой  темнело
большое-большое пятно высохшей крови,  и люди посмотрели и убедились,  что
рубец есть.
     И тогда,  продолжал Шамнилсин свой рассказ,  он понял, что боги взяли
его к себе, заживили рану и вернули к жизни.
     - Сыночек!  -  заплакала в  голос мать Шамнилсина и  погладила его по
плечу. - Боги сжалились над тобой...
     - Замолчи,  женщина!  -  крикнул старый человек.  -  Что было дальше,
рассказывай. И почему твои боги не выходят из ковчега?
     Шамнилсин,  понизив голос,  объяснил,  что  боги не  любят воды и  не
выходят,  когда  мокро.  Но  все  равно  -  они  видят и  слышат все,  что
происходит за стенами ковчега.
     Люди слушали и кивали:  само собой,  что боги все видят и слышат.  Но
было бы интересно на них взглянуть.
     Шамнилсин зажмурился и покачал головой.  Шепотом сказал, что лучше их
не видеть -  уж очень они страшны на вид. Ростом, правда, маленькие, но...
Нет,  лучше не видеть...  А здесь,  хлопнул он себя по курчавому темени, у
них большой глаз...  А  еда у  них в  трубках вроде бы  из бычьего пузыря,
очень вкусная еда, сладкая.
     Люди кивали,  слушая его:  само собой, что у богов хорошая еда. А все
же  интересно  знать,   сколько  их  там,   в  ковчеге,  и  будут  ли  они
покровительствовать Роду.
     Он, Шамнилсин,  видел  только одного бога.  Но,  судя по голосам,  их
двое.  Это даже не голоса,  а...  Нет,  трудно объяснить.  Но так  уж  ему
кажется, Шамнилсину, что их двое. Бог, которого он видел, спрашивал о его,
Шамнилсина,  племени.  Рта и губ у бога не было, но голос откуда-то шел, и
Шамнилсин  понимал  его  речь.  Он  просил  бога  отпустить  его обратно в
селение, и бог спросил, где оно находится. Потом ковчег поднялся в небо, и
он,  Шамнилсин,  чуть не умер опять,  потому что подумал, что боги возьмут
его к себе на небо и не отпустят. Но почти сразу ковчег пошел вниз - и вот
он здесь...
     ...Дождь лил и лил.  Пришлось привести с пастбищ все стадо и запереть
в  загонах.  На полях и  виноградниках люди тоже бросили работать.  И  все
приходили смотреть на серебряный ковчег, который висел невысоко над мокрой
землей у края селения.
     Даже сам Хозяин воды,  сопровождаемый стражниками,  пришел посмотреть
на  ковчег.  То,  что боги избрали его Род для посещения,  Хозяина воды не
удивило.  Род был большой и сильный, не так уж много в долине таких родов.
Но почему боги не выходят из ковчега?  Впрочем,  и  это понял Хозяин воды.
Само собой,  богам нужно принести жертву.  И он повелел сверх обычной дани
каждой семье отдать по овце.
     Стражники пошли по хижинам исполнять повеление, и многие люди роптали
и  даже  проклинали Шамнилсина за  то,  что  он  попался богам на  глаза и
притащил их сюда.
     Сам  Хозяин воды возжег огонь на  жертвенном камне,  и  люди принесли
согнанных со  всего селения овец  в  жертву и  зажарили на  огне их  мясо.
Теперь  боги  увидят,   что  Роду  ничего  для  них  не  жалко,  и  выйдут
благословить людей.
     Но  боги не  выходили.  Жареное мясо лежало на  виноградных листьях и
мокло под дождем. А боги не выходили.
     Хозяин  воды  забеспокоился.   На  другой  день,   утром,  он  послал
стражников за Шамнилсином.
     Кааданнатум теперь  была  умытая,  одежда починена,  волосы уложены в
высокую прическу. Голос у нее появился опять, правда не такой громкий, как
раньше.  Напевая,  она пекла во дворе лепешки. Увидев вошедших стражников,
она  перестала петь и  печь и  кинулась к  ним  с  визгом,  очень сильным.
Стражники на этот раз позаботились о себе:  они прикрылись кожаными щитами
и не позволили этой дикой кошке выпустить когти.
     Шамнилсин разнеженно лежал на  циновках и  зевал в  ожидании утренней
пищи.  Услышав,  что его зовет Хозяин воды,  он  тотчас встал,  велел жене
замолчать и  вышел вслед за  стражниками.  Но  Кааданнатум была не  из тех
женщин,  которых достаточно один раз поучить порядку.  Всю дорогу до  дома
Хозяина она бежала за  мужем,  тихо завывая,  а  когда Шамнилсин скрылся в
доме, осталась у ворот и не спускала глаз с дверей дома.
     Хозяин сидел  на  скамье,  подпертой двумя  каменными львами.  Позади
стоял стражник с  копьем,  у дверей стоял другой,  тоже с копьем.  Еще тут
были все три сына Хозяина воды.
     Шамнилсин приложил руки к груди и низко наклонил голову,  приветствуя
Хозяина. Тот сделал ему знак приблизиться:
     - Шамнилсин,  ты бился с  разбойниками и  умер,  но боги вернули тебе
жизнь. Так говорят люди. Но я хочу услышать от тебя: так ли это было?
     Шамнилсин начал подробно рассказывать, как уже рассказал вчера людям,
а  когда дошел до  чудесного своего исцеления,  повернулся и  поднял сзади
юбку, чтобы показать Хозяину воды рубец на исцеленной богами ране.
     - Как ты смеешь?  -  сказал Шудурги,  выступив вперед.  -  Как смеешь
показывать вождю непристойное место?
     Шамнилсин оробел, взглянув на его свирепые рыжие глазки.
     - Я не хотел...  - пролепетал он. - Я только хотел показать, что там,
где была рана от стрелы...
     - Не было у тебя раны! Все ты лжешь, навозный червь!
     И в воздаяние лжи Шудурги хлестнул Шамнилсина плеткой.
     Шамнилсин схватился рукой за  обожженную щеку.  Глаза его  сверкнули,
как раскаленные угли.  И, бросив вперед свое смуглое тощее тело, он ударил
Шудурги кулаком в середину лица.
     Люди часто ссорятся друг с другом и в Роду бывали кровавые драки,  но
чтобы простой пастух ударил по лицу сына вождя?! Такого еще не бывало.
     Пока Шудурги поднимался,  стражники по знаку Хозяина воды набросились
на  Шамнилсина и  завернули ему  руки  за  спину.  Старший сын,  Аданазир,
которому было приятно видеть,  как Шудурги лишился передних зубов, сказал,
преданно глядя на Хозяина:
     - За такую дерзость нельзя отрубить голову. Надо посадить его на кол,
чтобы он умер медленно. Он заслуживает кола.
     Средний сын,  Куруннама,  шумно  вздохнул,  распространив вокруг себя
запах сброженного виноградного сока.
     Младший,  Шудурги,  приблизился к Шамнилсину, которого крепко держали
стражники,  и  по  глазам его было видно,  что он  сейчас всадит пастуху в
живот нож. Тут Хозяин воды велел ему отойти в угол.
     - Шамнилсин,  - сказал он грустно, - я позвал тебя для того, чтобы ты
рассказал про богов,  которые вернули тебе жизнь, и чтобы спросить, почему
боги не выходят из ковчега. Но ты ударил по лицу моего сына и огорчил нас.
Ты заслуживаешь смерти.
     - Я   не  хотел  огорчать  тебя,   Хозяин!   -   закричал  Шамнилсин,
опомнившийся после вспышки ярости,  которая его ослепила. - Он ударил меня
плеткой... Мне было больно...
     Он хотел сказать еще многое в  свое оправдание,  но Хозяин воды велел
ему замолчать, а стражникам - отвести Шамнилсина в узилище. Он же, Хозяин,
решит, какая кара уравновесит злодеяние дерзкого пастуха.
     Двоих стражников оказалось мало,  чтобы отвести Шамнилсина в узилище:
как дикая камышовая кошка,  набросилась на них Кааданнатум.  Она кричала и
царапалась,  и пришлось прибежать еще четверым стражникам,  чтобы оттащить
ее в сторону.
     Потом Шамнилсина столкнули в узилище. Это была глубокая яма с широким
дном  и  маленьким отверстием высоко над  головой.  Сейчас яма  была почти
доверху полна дождевой воды.
     Шамнилсин плюхнулся в холодную воду и чуть не утонул.
     Хорошо, что вода доходила только до шеи, если стоять вытянувшись. Что
бы стало с ним, если бы вода покрыла его с головой?
     Он стоял,  вытянувшись и  глядя сквозь маленькое отверстие вверх,  на
серое небо.  Еще  хорошо,  что  дождь сегодня не  льет,  а  только капает.
Шамнилсин открыл рот и стал ловить капли дождя,  потому что утром не успел
ни  поесть,  ни  напиться воды.  Он горько жалел,  что дал ярости ослепить
себя. Что он наделал по глупости своей, что он наделал! Хозяин воды теперь
велит отрубить ему голову.  Или,  еще хуже,  посадит на кол,  чтобы смерть
была медленной. А Шудурги возьмет Кааданнатум себе в жены, как уже пытался
это сделать.
     - Люди!  -  закричал он громко.  -  Люди,  это я,  Шамнилсин! Скажите
Хозяину,  что я буду работать для него еще половину двенадцати лет, только
пусть он меня не убивает! Люди! Лю-у-ди!!
     Он  кричал очень  громко,  но  никто ему  не  ответил.  Только где-то
поблизости раздался унылый крик осла.


     Возле узилища стоял стражник,  и  он  наставил копье на  Кааданнатум,
когда та подбежала к яме,  чтобы увидеть своего мужа и услышать его голос.
Плача и завывая,  она побежала по селению,  от хижины к хижине,  и кричала
людям о новой своей беде и просила помощи.  Но почти все люди Рода были на
полях и  пастбищах,  а  те,  кто  был  в  селении,  ничем не  могли помочь
Кааданнатум в  ее  новой беде.  Да  и  все другие люди,  будь они сейчас в
селении,  ничем бы  ей  не помогли.  Никто ведь не захочет навлечь на себя
гнев Хозяина воды и  его стражников,  пытаясь вытащить простого пастуха из
узилища.
     Так Кааданнатум добежала до хижины  отца  Шамнилсина,  искусника.  Он
сидел у горящего очага и лепил из глины большой горшок,  а его жена,  мать
Шамнилсина,  пряла,  покрикивая на бегающих вокруг детей.  Услышав о новой
беде, мать Шамнилсина заплакала, ударяя себя руками по голове. Отец закрыл
глаза и ссутулился еще больше.  Так он сидел некоторое время на корточках.
Ему было жалко сына. А что он мог сделать? Конечно. Хозяин воды был к нему
милостив,  но не просить же его избавить Шамнилсина от наказания.  Ведь  в
наказании - сила вождя.
     Какой-то  он  непутевый,  Шамнилсин.  То  умирает и  богам приходится
возвращать его  к  жизни,  то  выбивает зубы изо  рта  сына Хозяина.  Если
рассудить по справедливости, он, конечно же, заслуживает наказания...
     Слушая,   как   отец  Шамнилсина  рассуждает  своим  слабым  голосом,
Кааданнатум с  тоской глядела на серебряный ковчег богов,  который все еще
висел  за  краем  селения,  за  кустами  терновника и  корявыми невысокими
смоковницами.  Боги...  Они вернули жизнь Шамнилсину и привезли домой. Они
все видят и  слышат.  Почему же они сидят взаперти,  не принимают обильной
жертвы? Неужели они тоже отвернулись от бедного Шамнилсина?
     Наверное,  во  всей  долине  не  было  женщины более  отчаянной,  чем
Кааданнатум.  Не  дослушав  рассуждений отца  Шамнилсина,  искусника,  она
сорвалась с места и кинулась бежать к ковчегу богов.  И,  добежав, задрала
голову и  стала кричать,  дерзкая,  требуя,  чтобы боги вышли и помогли ее
беде.  Само собой,  боги не отвечали.  Тогда Кааданнатум, совсем лишившись
рассудка, принялась метать в ковчег камни и комки глины.
     Вдруг в серебряном боку ковчега отворилась маленькая дверь,  и оттуда
сама  собой опустилась на  землю лестница,  тоже серебряная.  Кааданнатум,
прижав руки к груди,  чтобы приветствовать богов, как только они появятся,
замерла в ожидании. Но время шло, а боги не появлялись. Тогда Кааданнатум,
всхлипывая и  трясясь от страха,  ступила на лестницу.  И  тотчас лестница
сама собой пошла вверх,  втягиваясь в  ковчег и  унося на себе обезумевшую
женщину. Дверь тихо закрылась.
     Мать Шамнилсина,  которая видела все это,  стоя у своей хижины, очень
испугалась.  Она побежала по селению, крича, что ее невестка, Кааданнатум,
лишилась рассудка и  боги  забрали ее  к  себе и  что  теперь не  миновать
большой беды.  Все,  кто  был  в  этот  час  в  селении,  побросали дела и
устремились к серебряному ковчегу. Остановившись на некотором отдалении, у
кустарника, они смотрели и ждали, что же будет дальше.
     Когда  весть о  безумном поступке женщины дошла до  Хозяина воды,  он
понял,   что   этот  день  не   простой:   сегодня  решится  судьба  Рода.
Сопровождаемый стражей и  сыновьями,  Хозяин отправился к  ковчегу и  стал
ожидать знака  богов.  На  жертвенный камень  он  велел  положить плетеный
поднос, на котором лежали ожерелья из медных пластинок, позолоченных отцом
Шамнилсина. Если уж от такой жертвы отвернутся боги, то не жди хорошего.
     Ждать пришлось долго. Успел припустить и перестать дождь.
     Наконец в ковчеге отворилась дверь, вниз сама собой поехала лестница,
а на лестнице стояла Кааданнатум.  Лицо у нее было растерянное. Но, увидев
толпу и самого Хозяина воды с сыновьями,  дерзкая женщина уперла одну руку
в  бок,  а  вторую выбросила вперед,  просунув большой палец сквозь сжатый
кулак.  Люди ахнули,  а  Хозяин воды сделал вид,  что не  замечает дурного
знамения. Но подумал, что надо наказать строптивицу.
     - Вот тебе!  -  крикнула Кааданнатум,  сошедши с  лестницы на землю и
шевеля большим пальцем в сжатом кулаке.  -  Я отведала пищи богов!  Теперь
они меня защитят! Вот, вот тебе!
     Однако она  осталась подле  ковчега,  остерегалась подойти к  Хозяину
воды ближе. И правильно делала. Потому что Шудурги недобро смотрел на нее,
щуря рыжие глазки.  Уж он-то,  Шудурги,  не побоялся бы того,  что женщина
вкусила пищу богов, уж он-то поучил бы ее порядку. Да и не врет ли она про
пищ