Тускнеет золото костра, дымит и угасает.
               Дожить бы, братцы, до утра - мой друг меня кусает!.....

     Вот уж это - точно. Как закон  природы.  Ни  убавишь,  ни  прибавишь:
кусает. Не надо, Виконт, попросил он. Я  все  равно  с  тобой,  я  -  твой
навсегда. Хотя гадюшню эту твою, если Бог  даст,  расточу.  Потому  что  -
нельзя. Потому что есть вещи, которые - нельзя. Есть вещи, которые  нужно,
очень нужно, но в то же время душераздирающе нельзя. Мы  не  всегда  умеем
объяснить.  Понять.  Сформулировать.  Надо  стараться.  Обязательно   надо
стараться. Но даже если ни понять,  ни  сформулировать  не  удалось,  надо
почувствовать (просто грубой шкурой души): это - нельзя.
     Песня его кончилась. Он начал ее сначала, пропел всю подряд  почти  в
полный голос, а когда она кончилась вновь, пошел дальше один,  без  песни.
Видно было все как на ладони. Туман  остался  позади,  впереди  оставалась
всего лишь обыкновенная тьма с мелким снежком,  а  Луна,  хоть  и  побитая
своими годами, как валенки - молью, светила недурно, и позволяла  выбрать,
куда надо ставить ногу (полумертвую, с больным  раздавленным  коленом),  а
куда - ни в коем случае. Тапочки он потерял, ноги были босы,  он  не  знал
этого...
     Теперь он освоился здесь, как всегда осваивался -  везде  и  в  любой
ситуации, и знал, что пройдет ровно столько, сколько понадобится, и никому
не даст себя остановить, и ничему. Он всегда стремился  быть  честен  и  в
первую очередь - с самим собой. Он знал себя, как довольно  черствого,  не
столько доброго, сколько порядочного человека, не умеющего и не  желающего
обманывать  и  придающего  этому  обстоятельству  чрезмерно   большое   по
всеобщему   понятию   значение.   Однако,   честность   -   есть    валюта
нравственности. Политика этой валюты не принимает, у нее своя  валюта,  но
до тех пор, пока миром будут править  бесчестные  или,  в  лучшем  случае,
умеренно честные люди, до тех пор  мир  будет  бесчестным  или,  в  лучшем
случае, умеренно (по обстоятельствам, от случая к случаю, если это полезно
для дела, деван-лез-анфан, для прессы и телевидения) честным. Или  -  или.
Виконт, разумеется, относится  сейчас  и  всегда  относился  к  этой  идее
скептически. Честность - это нечто вроде ума у красивой женщины:  неплохо,
но любим мы ее не за это... Виконт циник. Но он - ученый.  Он  знает  цену
честности. Он знает что честность не имеет цены. Как жизнь. Она просто или
есть, или ее нет. Она самоценна...
     Он опомнился. Что со мной? С кем я говорю? Или это не я... Но  кто-то
же был рядом только что. Сидел в кресле и смотрел на огонь сквозь  длинный
стакан со скотчем...
     Ничего  не  происходило  вокруг.  Он  шел.  Он  передвигал   ноги   с
раздавленными коленями, лающими  и  воющими  болью.  Он  почти  ничего  не
помнил, он забыл о Николасе, о Ванечке, о Майкле... и  уж  разумеется,  он
совсем, начисто, забыл о тех незнакомых людях, которые этой ночью были так
или  иначе  "уговорены"...  Он  ясно  помнил  только,  что:  если  впереди
покажутся неизвестные, надо броситься в кусты, а когда это не  поможет,  -
разжать пальцы правой руки; если же впереди покажутся фары и  проблесковые
маячки, это будет Кронид - надо тогда выйти на середину дороги  и  сделать
руки крестом... Он только не был уверен, что у него  хватит  силы  сделать
руки крестом. И он очень сомневался, что сумеет при необходимости  разжать
пальцы - если быть до конца честным, он был даже  уверен,  что  НЕ  сумеет
этого сделать......
     Фары появились неожиданно и совсем близко. Он очнулся, кинулся к ним,
замахал свободной  рукой.  Низкая  горячая  машина  с  ревом  и  скрежетом
тормозов вильнула, словно отшатнувшись от него с отвращением, и промчалась
мимо, он никого не успел заметить в салоне, а следом ревела и перла вторая
- маленький штабной БТР,  подарок  прежнего  министра  обороны  -  набитая
ребятами Артема, слепая и глухая в своей зеленой мокрой броне,  вонючая  в
облаке выхлопов и горящих покрышек...
     Его отбросило воздухом, он не сумел удержаться на  ногах  и  упал  на
бетон, не почувствовав боли и даже не поняв, что упал.


     (- Алкаши, Богом проклятые, - нервно сказал Кронид, сидевший за рулем
"паккарда". - Я же его чуть не убил, подонка...
     - А может быть, он хотел, чтобы его убили? - проворчал Артем,  мрачно
грызя мундштук с сигаретой. - Видел он какой?
     - Какой?
     - Патлатый-усатый. Из психушки явно бежал. Смерти искать.
     А  Кузьма  Иванович  проговорил  меланхолично:   "Все   умрем".   Это
прозвучало у него как прогноз, но никому и в голову не  пришло,  насколько
этот прогноз получился краткосрочный.
     - Черт, опаздываем, - сказал Кронид.
     - А чего ты беспокоишься? - спросил Кузьма Иваныч. - Он же  у  нас  -
заговоренный?
     - Береженого Бог бережет.
     - Да его и так Бог бережет... - заметил  Кузьма  Иванович,  а  Динара
вдруг, впервые за все время, сказала с заднего сиденья незнакомым,  словно
сорванным, голосом:
     - Да перестаньте вы болтать!..
     И тут все они увидели на  обочине  "адиабату"  с  распахнутой  правой
дверцей.)


     Ничего этого он не видел и не слышал. Он не  мог  бы  этого  услышать
даже  если  бы  находился  совсем  рядом  с  ними,  в  ихнем  салоне,  под
капельницей и с кислородной маской на лице. Ему казалось, что он сидит  на
старом полуразвалившемся стуле,  в  маленькой  четырехметровой  комнатенке
Виконта, рядом  с  самим  Виконтом,  копающемся  в  древней  чаше,  полной
курительных трубок, антикварные бокалы отсвечивают рубином (или  топазом),
позади половина жизни, впереди - другая, полная скрытого смысла, и  Виконт
говорит в  своей  обычной  пренебрежительной  манере:  "Можно  знать  свое
предназначение и - не  понимать  его.  Так  даже  лучше,  ибо  сказано:  Я
ВСПОМИНАЮ СОЛНЦЕ... И ВОТЩЕ СТРЕМЛЮСЬ ЗАБЫТЬ, ЧТО ТАЙНА  НЕКРАСИВА.  Тайна
некрасива, мой Стак. Тайна  всегда  некрасива.  И  если  ты  хочешь  иметь
дешевую колбасу, тебе придется делать ее из человечины..."
     Нет! - сказал он решительно, и  в  ту  же  секунду  маленькое,  почти
микроскопическое, пятнышко омертвленной ткани Варолиева  моста  остановило
его дыхание....
     Пальцы сожми, успел он  подумать  беспорядочно,  уже  задыхаясь,  уже
совсем без воздуха. Крепче. Виконта не задеть... Пальцы.