ицией кадра",--  ракурс и перспектива, в которых они
взяты и освещены". Эти принципы он перенес в свою прозу.
     Не  случайно  поэтому так  высоко ценил  Юрий  Николаевич  деятельность
Эйзенштейна,  а  последний  --  Тынянова.  "Сценарная",  кинематографическая
манера с особенной полнотой проявилась  в "Смерти Вазир-Мухтара" и "Восковой
персоне": в них  "монтаж"  кадров, крупные  планы, вещные детали приобретали
обобщающее, символическое значение. Сцепы и действующие лица  выступают, как
в панорамной съемке, выхваченные объективом. Напомним  хотя бы сцену обеда у
Греча ("Смерть Вазир-Мухтара"), в которой Пушкин, Грибоедов, Греч, Булгарин,
Крылов  проходят  как перед  объективом киноаппарата,  раскрываясь  в  своих
внешних проявлениях и, казалось бы, случайных репликах.
     Шкаф в кабинете  Тынянова был  тесно заставлен книгами о Петре Первом и
его  времени. Здесь были редкие  книги -- "Деяния Петра Великого"  Голикова,
"Анекдоты  о  Петре  Великом" и  много  других.  Юрий  Николаевич  собирался
написать  роман  о  Петре  и  Петровской эпохе. "Восковая  персона"  -- лишь
небольшая  доля  тех  замыслов,  которые  он  намеревался осуществить.  Юрий
Николаевич мечтал  написать  не о смерти, а  о жизни и  деятельности  Петра.
Собирал материалы, делал  выписки, читал множество  книг. Десятки  блокнотов
буквально  испещрены набросками, планами,  заготовками будущих произведений.
Подчас  не верится, что  все  это работа одного, тогда уже  тяжело  больного
человека.
3
     В  литературе Тынянов  был  человек пристрастный. Он  не скрывал  своих
симпатий.  Не говоря уже о  Пушкине,  он  был нежно влюблен в  Кюхлю,  друга
Пушкина --  Вильгельма  Кюхельбекера, сосланного в Сибирь  поэта-декабриста.
Дельвиг, Катенин, Баратынский являлись его любимцами.
     Кюхля в его романе предстает перед нами в трогательной чистоте, детской
доверчивости, донкихотском  отношении  к  тем несчастьям и неудачам, которые
так щедро на него сыплются. Он чудак. Но именно за эту чудаковатость, за эту
чуждость корысти и сутолоке окружающего его быта любит его Тынянов.
     Юрию  Николаевичу  посчастливилось  приобрести  у   антиквара-букиниста
большое  количество  рукописей  Кюхельбекера,  легших в  основу издания  его
произведений и  отдельных публикаций.  Особо  порадовало Тынянова, когда  он
нашел в лицейских записях Кюхельбекера тщательно зачеркнутый список  тайного
кружка будущих декабристов, группировавшихся вокруг Бурцева.
     Юрий Николаевич отличался особой артистичностью, она  сказывалась в его
манере держаться, в  жесте. Во время  работы он постоянно чертил в блокнотах
лица и  фигуры, напоминающие героев его произведений. Чаще всего он  рисовал
головы стариков с мудрыми, проницательными глазами.
     Он   любил  веселье,  гостей.  Среди  друзей  он  был  особенно  весел,
внимателен, остроумен.
     Было  как   бы  два   Тынянова.  Один   очень   вежливый,   сдержанный,
малоразговорчивый -- это  тогда, когда к нему приходили люди для него чуждые
и  в  особенности   малоприятные.  В  таких  случаях  он  смотрел  грустным,
отсутствующим взглядом.  Чем  для  него  неприятнее  был  гость, чем  больше
раздражала беседа на банальные темы, тем вежливее, холоднее становился  Юрий
Николаевич.
     Другое  дело, если приходил  к  нему приятный для  него  человек. Тогда
начинались   "шутки",  показывание   знакомых  в  лицах,  смешные,  забавные
рассказы. Среди родных и друзей он преображался.
     Юрий   Николаевич   любил  перечитывать  забытые  произведения   старых
писателей.  Помню,  с каким восторгом он читал  вслух  "Дух госпожи  Жанлис"
Лескова, "Русские лгуны" Писемского.  Особенно любил  он перечитывать Козьму
Пруткова, в частности его "Военные афоризмы".
4
     Когда писатель  умирает в  самом  расцвете  своего  таланта,  не  успев
осуществить  свои  замыслы, раскрыть  то, что  уже сложилось в его сознании,
особое  значение   приобретают   его  произведения,  начатые  и   неожиданно
прерванные смертью.
     Сохранившиеся  планы раскрывают  не только лабораторию  Тынянова, но  и
взлеты его мысли, показывающие, какого огромного писателя мы в нем потеряли.
     Вот   список  намеченного   и  неосуществленного  собрания   сочинений,
относящийся к 5 июня 1932 года:
     1. "Кюхля".
     2. "Смерть Вазир-Мухтара".
     3. "Подпоручик Киже".
     4. "Восковая персона".
     5. "Ганнибалы".
     6. "Пушкин".
     7. "Малолетный Витушишников".
     8. "Граф Сардинский".
     9. Евдор.
     10. Капитан Шишков 2-й.
     11. Овернский мул.
     12. Бани Сандуновские.
     13. Пастушок Сифил.
     14. Иван Барков.
     15. Потери.
     Из этого перечня  были  написаны лишь "Кюхля",  "Смерть Вазир-Мухтара",
"Подпоручик  Киже",  "Восковая  персона",  "Малолетный  Витушишников" и  три
первые   части  романа  "Пушкин".  Сохранились  наброски,  планы,   подборки
материалов к  "Ганнибалам",  "Овернскому  мулу".  Труднее судить  о  замысле
произведений, которые лишь названы в списке.
     "Граф Сардинский"  -- это граф Д. И. Хвостов,  член  "Беседы  любителей
русского слова", самовлюбленный  графоман, над которым потешались  Пушкин  и
его друзья по "Арзамасу." Д. И. Хвостов купил титул "сардинского графа". Это
фигура   во   многом  комическая,   однако  своей  преданностью   литературе
заслуживала известного уважения.
     Повесть "Капитан Шишков 2-й" посвящена Александру Ардальоновичу Шишкову
-- поэту, племяннику главы "Беседы"  А.  С. Шишкова. А.  А. Шишков служил  в
гвардии, но в 1818 году был сослан в Грузию. Он был арестован в Тульчине  по
делу  декабристов  и  заключен  в  Петропавловскую  крепость,  однако  скоро
освобожден.  В  1827  году  Шишков  судился  за  эпиграмму  "Когда  мятежные
народы...". В 1829  году снова предан  суду за ссору  с офицером и уволен  с
военной службы. Женился на красавице  польке, которую похитил у родителей, и
поселился в Твери. В 1832 году был убит на улице Черновым, с которым  должен
был драться на дуэли за оскорбление своей жены. Такова бурная жизнь Шишкова,
которая  своей  необычайностью  привлекла  внимание  Ю. Н.  Тынянова, видимо
предполагавшего  создать повесть на основе этой яркой  биографии. Шишков был
дружен с  Пушкиным,  который познакомился с  ним  еще в лицее. После  смерти
друга Пушкин хлопотал за его жену и дочь,  оставшихся  без всяких средств, и
добился  издания сочинений  А. Шишкова.  Шишков  --  страстный последователь
романтизма, переводчик Шиллера, Тика, Вернера и других немецких романтиков.
     "Бани  Сандуновские"  -- это  известные  в  Москве бани, построенные  в
начале  XIX  века  актером  С.  Н.  Сандуновым  и  его  братом,   юристом  и
драматургом, переводчиком шиллеровских  "Разбойников".  Сандуновы  вынуждены
были перебраться из Петербурга  в  Москву из-за  назойливых ухаживаний графа
Безбородки за женой С.  Н. Сандунова, Лизанькой.  В Москве они  пользовались
большим успехом и  любовью у  зрителей.  Под конец жизни  они  вложили  свои
сбережения   в   постройку   бань,   известных  и   сейчас   под   названием
"Сандуновских".  Тынянов,  вероятно, был заинтересован необычным  вторжением
"предпринимательства", неудачного  и разорившего  Сандуновых, в жизнь  людей
театра, искусства.
     Иван  Барков  --  поэт  и  переводчик  конца   XVIII  века,  получивший
известность своими скабрезными стихами, распространявшимися в списках.
5
     Особо следует  сказать  об  одном увлекательном замысле Тынянова. В его
архиве  сохранился "краткий план" -- заявка  сценария "Обезьяна и колокол" и
глава  из  повести  под  этим  же названием.  В 30-м году Тынянов  начал для
"Ленфильма" работу над  сценарием, который должен был ставить режиссер В. М.
Петров. Сохранились машинопись и рукописная  редакция "краткого плана" этого
сценария.  Возможно,  что в делах  "Ленфильма"  где-нибудь затерялся и самый
сценарий или его более подробное либретто. Одновременно со сценарием Тынянов
начал и работу над повестью, успев написать только ее первую главку.
     Внимание  писателя  к  этой   теме  привлекли  многочисленные  судебные
процессы над животными. В средние века в Европе происходили суды над быками,
свиньями, мышами, даже гусеницами, которые обвинялись в разных преступлениях
против  человеческого  рода. На  судах произносились  обвинительные речи, во
время  следствия животные  подвергались пыткам, и  их  мычание или  молчание
рассматривалось как признание в преступлениях. Подобные процессы происходили
и на  Руси  в XVII веке. Внимание  писателя привлек случай казни при Михаиле
Федоровиче  обезьяны, забежавшей  в церковь  и  натворившей  там беспорядки.
Обезьяна была казнена по приказанию патриарха. Среди записей писателя есть и
такая: "Вторая жена Алексея Михайловича была разбужена ночью звоном колокола
на соседней колокольне.  По ее  жалобе  колокольня была разрушена, а колокол
бит кнутом  и приговорен к  ссылке в Сибирь, но потом колокол был помилован:
ему приделаны железные  уши,  он  повешен  на нижнюю  колокольню  и  в  него
запрещено звонить". Эти два эпизода и послужили основой сценария "Обезьяна и
колокол". Сюжет  об обезьяне,  звонившей в  колокол, сочетается в сценарии с
темой преследуемых скоморохов.
     Многочисленные заметки Тынянова  о судебных процессах, о  скоморохах, о
порядке  выбора царской  невесты  дополняют скупые записи "краткого  плана",
свидетельствуя  о   том,   как   тщательно   готовился  писатель  к   новому
произведению.
     Однако эти материалы отражали лишь внешнюю сторону замысла. "Обезьяна и
колокол"  должна  была  стать  произведением о  судьбах  искусства.  Гонения
церковных  властей  на  скоморохов,  уничтожение  этого  древнего  народного
искусства,  вызванное религиозным фанатизмом и  суеверием, --  вот  основная
идея  сценария и повести.  Именно в  этом ее  смысл. Вопреки  этим гонениям,
принимавшим  самые  жестокие  и нелепые формы, "искусство  не сдается",  как
говорил писатель, оно уходит от боярских  верхов, от  церковных  блюстителей
"святости"  в  народ  и  продолжает  свою  жизнь  вопреки  преследованиям  и
запретам.
     Повесть "Обезьяна и колокол" примыкает по своей художественной манере к
таким повестям  Тынянова,  как "Восковая  персона" и  "Подпоручик  Киже".  В
завершенной  главе  создан образ английского купца XVII  века,  напоминающий
своей выразительностью портреты фламандских мастеров. Джильс Ли одновременно
и  холодный,  расчетливый  делец,  и  добродетельный  семьянин,  и  ригорист
кальвинистского толка, автор  религиозной поэмы "Окончательная победа Христа
на небесах и также и на земле над смертью и по смерти...".
     Приведу одно из сохранившихся от этого  времени писем  Юрия Николаевича
ко мне из Каменец-Подольска, относящееся к июлю 1931 года.  Это письмо очень
наглядно  характеризует  принципы  работы  его  над  своими  произведениями,
тщательность,  с какой он собирал материал для них. Кроме того, оно рисует и
самого Юрия Николаевича, его деликатность, его эпистолярный слог.
     "Дорогой Николай Леонидович!
     Пишу  из  Каменец-Подольска,  который оказался  действительно  чудесным
городком. Живем на краю города,  в зелени, а за  нами река, а за рекой поля.
Город горбатый, старый,  еще туретчина  видна. Жратвы  много  и сравнительно
дешева... Как Вы и что Вы?..
     У меня к Вам,  как обыкновенно, дорогой Николай Леонидович, две большие
просьбы: 1)  загляните, пожалуйста, в  энциклопедический  словарь  --  слово
"Индия", -- когда и как англичане окончательно завоевали ее и что у них были
(могли быть) за мысли в  XVII  веке (начало -- середина)  о ней.  Торговали?
Воевали?  Сознаюсь  в невежестве,  но не  помню  этой  музыки. 2) Если б  Вы
заглянули в  "Русские  народные картинки" Ровинского и  выписали, что там об
обезьянах,  скоморохах  (о  них  что-нибудь  наугад,  всего не  нужно)  и  в
особенности если что  есть о церковном (на  что вовсе не  надеюсь), а вообще
одну-две смешные вирши. Видел  их лет десять назад и  забыл. Но Вы,  дорогой
Николай Леонидович, не вздумайте терять времени. Просто колупните пальцем --
и две-три выписки, не больше.
     Иду в "город" и тороплюсь...
     Столько поручений, что  мне совестно смотреть на  эту почтовую  бумагу.
Пишите,  Николай  Леонидович,  обо   всем.  Что   слышно  в  так  называемой
литературе?..
     Если "Русские  народные  картинки"  трудно  достать или  времени нет --
умоляю плюнуть".
     В этом письме речь идет  о подборке материалов для повести  "Обезьяна и
колокол". Сведения об Индии и  английском проникновении в нее нужны были для
характеристики английского купца, торговавшего с Индией и привезшего  оттуда
в  Московию  обезьяну. "Русские народные  картинки"  Ровинского  --  издание
старинных русских лубков, в которых имелись "вирши" скоморохов. Эти сведения
лишь малая частица  того большого материала, который собирал Юрий Николаевич
для своей повести.
6
     В   перечне   осуществленных   и  задуманных  писателем   произведений,
относящемся  к июню  1932  года, перед  романом "Пушкин"  стоит "Ганнибалы".
История рода Ганнибалов рассматривалась Тыняновым  первоначально как подступ
к роману о Пушкине. В одной  из черновых тетрадей,  бухгалтерском гроссбухе,
сохранился  текст "Ганнибалов", вскоре оставленных  Тыняновым для работы над
"Пушкиным".
     "Ганнибалы"  были начаты  Тыняновым 5 июля 1932  года, согласно дате на
первом листе гроссбуха.
     Летом  1933  года мы жили в  Стругах Красных (около  Пскова) на даче  в
11/2--2  километрах   друг  от  друга.  Однако  и  это  небольшое
расстояние  для Юрия  Николаевича было непосильным. Лишь однажды удалось ему
преодолеть эти  два километра и навестить меня. Зато я бывал у него довольно
часто. Оп хотел  начать  роман о Пушкине  с описания  Абиссинии  и похищения
Абрама турками у его отца бахарнегаша -- местного князька.
     Он  читал   мне   начало  "Ганнибалов".   Там  говорилось  о  стареющем
бахарнегаше, опасавшемся своих сыновей, которые не прочь были его свергнуть,
о теплых ямах с водой, в которых плавал мальчик Абрам, о религиозных спорах.
Мне хорошо запомнились эти чтения. И когда более чем через  три  десятка лет
нашлось  в бумагах Юрия Николаевича это начало  "Ганнибалов", которое, как я
думал, было давно потеряно, то сразу же вспомнились вечера в Стругах, ровные
поля с невысокой колосящейся рожью...
     На одной  из  страниц гроссбуха  перечислены  книги  об  Абиссинии -- в
основном старинные, XVIII века, французские и немецкие. По ним был воссоздан
колорит  далекой  африканской  страны. Но  образ  престарелого  бахарнегаша,
бессильного и хитроумного  в своей старости, создан был  силой  поэтического
воображения.  Тынянову  всегда  удавались  портреты  стариков  --  Державин,
Растрелли, Ганнибал...
     Историю  Ганнибалов   Тынянов  предполагал  начать  кратким  лирическим
вступлением  "от  автора",  в  котором  говорится  о  роли "ганнибальства" в
русской культуре, о  слиянии в ней множества этнических и расовых "токов", о
разноплеменной культуре народов России.
     Написав  вступление  1 и  первую  главу  (она  напечатана  в
десятом  номере журнала  "Наука  и  жизнь"  за  1964  год), Юрий  Николаевич
отказался от продолжения истории Ганнибалов. Это  объяснялось  прежде  всего
тем, что эта  работа должна  была отнять много времена и  труда, а состояние
здоровья заставляло его беречь свои силы. Возможно, конечно, что "Ганнибалы"
не  только отодвигали работу над  основной  задачей  --  созданием романа  о
Пушкине,  но  в  какой-то степени оказались  ненужными при  непосредственном
подходе  к  Пушкину,  слишком  загромождая "предысторией"  биографию  самого
поэта. Но, отказавшись от подробной  истории Ганнибалов, Тынянов сохранил  в
своем "Пушкине" самую тему "ганнибальства".
     1  Опубликовано  Н.  Л.  Степановым  в  сб.:  Юрий  Тынянов.
Писатель и ученый. М., 1966, с. 204--211. -- Сост.

     Образ  Пушкина  раскрывается  в романе  через  сложную,  но  отнюдь  не
случайную систему отражений эпохи,  собирающихся в нем как в фокусе. История
не  менее важный  герой этого романа,  ибо  образ Пушкина  возникает  из  ее
движения, из событий и примет времени.
     "Пушкину" Тынянова  посвящено немало  работ.  Поэтому  я  не  собираюсь
останавливаться на всем круге  вопросов, с ним  связанных.  Но  мне  хочется
остановиться на одной стороне его, мало еще затронутой.
     В романе две линии, две стихии, из  которых возникает образ Пушкина как
их   завершение    и   преодоление.   Это   --   слияние   "пушкинского"   и
"ганнибальского". "Пушкинское" и "ганнибальское"  начала  противостоят  друг
другу. В сфере их воздействия формируется внутренний облик и характер поэта.
     "Пушкинская"  линия  --  это  легкость, эфемерность,  неопределенность.
Таков сам Сергей Львович -- отец поэта, таков и  брат его Василий Львович --
дядя,  поэт.  Пустодумы,  люди  легковесные  и  тщеславные,  Пушкины  лишены
глубоких  чувств  и привязанностей.  Сергей  Львович  --  русский  дворянин,
капитан-поручик,  но он называет  себя  гвардии майором, хотя лишь  недолгое
время служил  в кригс-комиссариате. Он "тонко  объяснялся по-французски", но
"гнусавил, говоря по-русски". Дом Пушкиных "был  наемный, случайный, и житье
сразу же  пошло  временное".  Так  с  первых  же  страниц  романа  возникает
лейтмотив "шаткости", "легковесности" рода Пушкиных.
     "Пушкинскому"   началу   противопоставлена    "ганнибальская"   стихия,
восходящая к африканским предкам  матери поэта. Надежда Осиповна в романе --
"прекрасная африканка", "внучка  арапа". Ее  отец Осип  Абрамович  Ганнибал,
дядя Петр Абрамович -- люди яростных страстей, могучего жизнелюбия,  цельные
и необузданные в своих желаниях. От них унаследовал Пушкин свой темперамент,
свою пылкую жажду свободы, свою неукротимость.
     Дело, однако, не в  темпераменте Пушкина. "Ганнибальство"  для Тынянова
--  вопрос   отношения   к  миру.   Роман  спорил   с  выдвинутой   фашизмом
человеконенавистнической расовой теорией.
     В  романе  это  с особой  яркостью  и силой  показано в  сцене  крестин
Александра,  когда  среди  Пушкиных  неожиданно  появляется  старый  "арап",
дядюшка  Петр  Абрамович,  пришедший  взглянуть  на  внука.  Одна  из  самых
значительных глав романа посвящена смерти деда Пушкина  --  Осипа Абрамовича
-- в Михайловском. В  этой сцене "ганнибальство" показано как накал страстей
и  тот   широкий   размах  натуры,   который   противостоит  мелочности;   и
"эфемерности" семьи Пушкиных. Перед смертью Осип Абрамович, лежавший "черною
тушею",  устраивает дикий разгул, призывает свой "блудный балет", заставляет
нагишом  плясать "первую  плясунью" Машу, приказывает  кормить  коней пьяным
овсом  и отпустить их на волю. "Все наше, все Аннибалово! Отцовское, Петрово
-- прощай" -- таковы последние слова старого "арапа". "Ганнибальство" -- это
"петровское начало", начало творческое, могучее, плодоносное, неукротимое. И
Тынянов на всем протяжении романа показывает, как это "ганнибальское" начало
проявляется в мальчике, а затем взрослом Пушкине. "Ганнибальство" понималось
Тыняновым  как  продолжение  "петровской"  линии,   как   дерзкое  нарушение
покорности и законопослушания российского служилого  дворянства,  типическим
представителем  которого  являлось  семейство  Пушкиных. Мотивы вольнолюбия,
протеста, мятежного пробуждения личности  в молодом Пушкине  тесно связаны в
романе с этой линией "ганнибальства".
     Не  африканские  гены  важны   для  Тынянова,  а   те   начала   смелых
преобразований, созидательной роли новой породы людей, чуждой сонной инерции
боярской  Руси,  которые   выдвигал   Петр  Первый  для  построения   нового
государства.
     В  то  же время тема "ганнибальства"  являлась утверждением равноправия
народов, входивших  в Российское государство и совместно  с русским  народом
осуществлявших  его  прогpecc,  созидание  его  многонациональной  культуры.
Армяне, казахи, грузины, финны, киргизы,  ка