показалось  странным  то,  что  в  его  глазах  Юра   один   не
представлял угрозы, а в паре с Олегом навел на него панику.
     -- Я жду, -- напомнил он. -- Не надо оттягивать. Бери вещи
и пойдем отсюда.
     Его  взгляд потяжелел. Он нетерпеливо почесал переносицу и
махнул рукой:
     -- Ну?!
     -- А я не хочу идти с тобой.
     Я расстегнула куртку и вынула из  кобуры  оружие.  Извеков
бросил  на  него лишь беглый незаинтересованный взгляд, и снова
пристально посмотрел на меня:
     -- Ну же!
     Поскольку я не двигалась с места, Александр шагнул  вперед
и наклонился, чтобы самому взять мою сумку.
     Приблизительно  рассчитав  удар, я сделала резкий выпад, и
Извекова отбросило обратно к окну. Он упал, но быстро поднялся,
и мне показалось, что сбил его не  столько  мой  удар,  сколько
внезапность атаки.
     Он  довольно  быстро вскочил на ноги и решительно двинулся
на меня. Не желая ждать,  когда  он  что-нибудь  предпримет,  я
вскинула пистолет:
     -- Не двигайся, Извеков!
     Он  остановился,  но  смотрел  не  на  мою  левую  руку  с
пистолетом. Взгляд его был почему-то  прикован  к  моей  правой
руке.  Я  оказалась  в  полном замешательстве, так как не могла
понять, куда же он смотрит. И только когда я подняла  и  правую
руку тоже, а Извеков болезненно дернул своей, я поняла, чего он
боится   больше,   чем  пистолета  тридцать  восьмого  калибра.
Александр не сводил глаз с серебряного кольца.
     -- Или ты уйдешь немедленно, или я... -- я вытянула вперед
правую руку и приблизила ее к лицу Александра.  Он  оцепенел  и
только следил за моей рукой, как загипнотизированный кролик.
     -- Не надо. Пожалуйста, -- тихо попросил он.
     -- Ты уйдешь?
     -- Уйду.
     Я  опустила  руки.  Извеков  медленно двинулся мимо меня в
сторону двери.
     На долю секунды я опередила его. Если бы не  моя  реакция,
он  сумел бы заломить мне руку, но я успела вовремя отпрянуть в
сторону и согнуться, закрыв своим телом руку с кольцом. Извеков
обхватил меня сзади, стараясь разогнуть. Он был сильнее, к тому
же я потеряла бдительность,  позволив  обойти  меня  и  напасть
внезапно.  Завладев  моей  рукой,  он  стал  трясти ею, пытаясь
стряхнуть едва держащееся кольцо. Но я вовремя сжала  кулак,  и
он  быстро  понял,  что  так ничего не добьется. Я запыхалась и
тяжело дышала, он же был спокоен  и  остановился  явно  не  для
того,  чтобы  передохнуть.  Он  обдумывал,  как  бы ему со мной
справиться.
     Все, что мне требовалось в данной ситуации, это  добраться
до  оголенной  кожи  Извекова  и прижать к ней кольцо. Но в той
позе,  в  которой  он  меня  удерживал,  это  было   совершенно
невозможно.  Физически  я  была  бессильна,  но  оставалась еще
надежда на хитрый приемчик, несколько раз срабатывавший в  моих
боях с Олегом.
     Я  начала  с  того, что попыталась лягнуть его в ногу. Это
мне, конечно же, не удалось. В ответ Извеков еще  сильнее  сжал
меня.   Собрав   все   последние  силы,  я  отчаянно  забилась,
провоцируя его.  Он,  наверное,  не  очень  понимал,  насколько
сильна  его  хватка,  поэтому,  когда он еще поприжал меня, а я
издала жалобный стон и обмякла в его руках,  Извеков  торопливо
опустил  меня  на  пол  и стал осторожно пошлепывать по щеке. Я
позволила себе еще один сдавленный стон.
     -- Вот черт! -- выругался Извеков.
     Наугад, ориентируясь  только  на  его  голос,  я  закинула
правую руку ему на шею, изо всех оставшихся сил прижав кольцо к
коже.
     Никогда  еще  ни  от  одного  живого существа я не слышала
такого воя, который немедленно наполнил не только  пространство
номера,  но,  наверняка,  был  слышен  даже  на  улице.  Именно
наполнил, потому что звук, казалось, жил сам по себе, ширясь  и
становясь  вещественно-материальным. Извеков, издав этот полный
адской боли вопль, упал и больше не двигался. Я сидела рядом  и
внимательно  вглядывалась  в его помертвевшее лицо, стараясь не
попасться на удочку, если он вдруг собрался  еще  раз  обмануть
меня.  Но на этот раз ему действительно крепко досталось. Через
несколько минут он пошевелился, начиная приходить в себя, и тут
же, как это бывает после болевого  шока,  когда  человек  снова
начинает  чувствовать  ту  самую  боль, которая ввергнула его в
забытье, снова  раздался  мучительный  стон,  а  тело  Извекова
начали  сотрясать судороги. Он открыл глаза, уставился на меня,
попытался что-то сказать, но  его  голосовые  связки  долго  не
могли  справиться с нервной дрожью. Наконец, он перевел дыхание
и с трудом произнес:
     -- Ну зачем же ты так? Не надо больше,  пожалуйста...  Это
может убить меня!
     Убить  или  не убить, но то, что прикосновение серебряного
предмета было для него страшной физической пыткой, очевидно. До
такого состояния притвориться было, по-моему, невозможно.
     -- Похоже, мы стоим друг друга, --  проворчал  он,  тяжело
садясь на пол.
     Я   протянула   руку,   чтобы  помочь  ему  подняться.  Он
вздрогнул, но убедившись, что это не опасная рука, ухватился за
нее и встал.
     -- Узнаю, знакомая школа, -- усмехнулся  Извеков,  потирая
рукой  шею и морщась, а потом вдруг тихо засмеялся: -- Когда-то
Середа отрабатывал эти же самые штуки на мне. Вижу, и  тебя  он
научил, мелкий мошенник!
     Затем  улыбка,  вызванная  воспоминаниями, резко сменилась
озабоченностью и нетерпением. Он снова указал на мою сумку:
     -- Бери, и пойдем со мной. Другого выхода  у  меня  просто
нет.
     --  Иди,  если  тебе нужно, я останусь здесь. Меня не надо
пасти.
     Александр покачал головой:
     --  Без  меня  тебе  нельзя  оставаться.  А   мне   нельзя
оставаться  здесь. Мне проще будет потом выпустить тебя из Рая,
чем искать момент, чтобы  незаметно  подбросить  твоим  друзьям
твой  труп,  как  это  пришлось  мне  делать  три  года назад с
Орешиным.
     -- Так это ты вытащил Юру отсюда?
     Он кивнул, нехотя соглашаясь со мной:
     -- Я вывез его из города. Я  все  время  боялся,  что  мне
помешают, но я благополучно добрался до Кепы и оставил у въезда
в  приемный  покой больницы. Это было все, что я тогда смог для
него сделать. Я не надеялся, что он выживет, но хотел, чтобы он
был хотя бы похоронен по-человечески, а не... -- Извеков  вдруг
оборвал свой рассказ и посмотрел на меня: -- Так ты идешь?
     -- Сначала договорим. Что произошло бы с Юркой, если бы он
остался здесь?
     --  Вернулся  бы  Валерий, и... Юрий стал бы таким же, как
я...
     -- Валерий? -- я отчетливо вспомнила сон. Тот черноволосый
убийца... -- Так это Валерия мне нужно  поблагодарить  за  все,
что было три года назад?
     Извеков  стоял,  закусив  губу и сложив руки на груди. Его
ответ был мне, в сущности, не нужен.
     -- Рано или поздно ты поняла бы это, а, скорее  всего,  он
сам бы все тебе рассказал, -- отозвался, наконец, он.
     -- И что же он собирался сделать с Юрой? Сделать его таким
же, как ты? То есть каким?
     Александр нетерпеливо махнул рукой:
     -- Давай об этом после!
     Я  села  на  кровать и придвинула к себе сумку, желая дать
ему понять, что никуда не хочу двигаться.
     Извеков еще несколько секунд стоял надо  мной,  но  быстро
вышел, хлопнув дверью номера.
     Каким  бы стал Юра, если бы ему позволили умереть здесь, в
этом номере? Чем бы  он  мог  стать,  если  не  просто  трупом,
который  можно похоронить по-человечески? Очевидно, изможденным
существом с  постоянно  влажными  волосами  и  кожей,  боящейся
прикосновения серебра.
     Извеков  вошел  снова,  на  этот раз он был настроен более
решительно.
     -- Если ты настаиваешь, я скажу тебе обо всем,  что  имеет
для  тебя  значение. Орешин был прав, считая, что я мертв. Меня
действительно убили 14 августа. И больше суток я был трупом, --
спокойно и четко проговорил он, усевшись рядом со мной.
     -- Кем же ты был потом?
     -- Тем же, что я есть и сейчас. Я -- зомби-оборотень.
     Определение  было  не  самым  подходящим.   Александр   не
подходил под классическое определение зомби. Шутка была слишком
нелепой. К тому же, произнося эти слова, Извеков улыбался.
     --  Зомби  не улыбаются, у них нет чувства юмора, и они не
мыслят самостоятельно, -- ответила я.
     -- Зомби моего брата мыслят совершенно  самостоятельно,  и
все,  как  на подбор, весельчаки, -- возразил Александр. Он все
еще улыбался, но глаза  его  постепенно  становились  какими-то
недобрыми и тусклыми.
     И  тут-то  я  вспомнила  о  факте,  который не должна была
забывать в подобном разговоре. Я забыла о прогулке задавленного
автомобилем Романа Зубарского. И если можно было  усомниться  в
диагнозе,  поставленном  Олегом  посреди  проезжей  части, то в
заключении медиков сомневаться не приходилось. Тело  Зубарского
было выдано жене для похорон, а не для прогулок.
     Невольно  моя  рука  потянулась потрогать Александра. Кожа
его была довольно  прохладной,  но  не  настолько,  чтобы  даже
отдаленно напоминать окоченение. Извеков усмехнулся и поддернул
рукав, оголяя запястье:
     -- Можешь проверить пульс.
     Некоторое время я искала пульс, но ничего не смогла найти.
Правда,  у  некоторых  людей  сосуды проходят так, что дилетант
может  легко  ошибиться...  Меня  вдруг   взяла   злость.   Мне
показалось,  что  Извеков нарочно меня дурачит. Когда я подняла
голову, чтобы взглянуть ему в глаза, он легким движением  вынул
из  нагрудного  кармана  платок,  тряхнул его, разворачивая, и,
совершенно для  меня  неожиданно,  резко  пригнул  мою  голову,
подставив  снизу  ладонь  с  платком.  Я больно ткнулась носом,
вдохнула удушливый запах, исходящий от платка и тут же лишилась
сознания...
     Очнувшись, я увидела перед собой только туманный мрак.  По
мере  того,  как  туман  рассеивался,  а мрак все же оставался,
появилась неприятная головная боль, блуждающая по всей голове и
сверлящая ее с  разных  сторон  по  очереди.  Было  холодно,  и
откуда-то  тянуло сквозняком. С трудом подняв тяжелую голову, я
села, и только тогда рассмотрела, на чем это я лежала. Это была
шикарная софа из натуральной кожи, стоявшая  посреди  огромного
холла,  напоминающего  погруженную  в темноту пещеру. Стояла ли
где-то еще какая-нибудь мебель, было неясно: мрак скрадывал все
окружающее. Под ногами лежал ковер с ворсом  длиной  не  меньше
полуфута.
     Источник  света  был слишком мал и тускл, чтобы разглядеть
весь интерьер целиком, к тому же непонятно  было,  откуда  этот
свет исходил.
     Я была совершенно одна, но моя сумка лежала рядом на софе.
Вероломство  Александра  было очевидным, но то, что он притащил
вместе со мной и мои вещи, внушало надежду.
     Головная боль не  проходила,  по  спине  пробегал  волнами
озноб,  а щеки вдруг стали полыхать. Посетившая меня было мысль
о том, что нужно бы встать и осмотреться, исчезла после  первой
же  попытки  это  сделать. Голова кружилась, и, едва попробовав
подняться на ноги, я тут же села обратно.
     Оружие было на  месте,  все  вещи  тоже.  Даже  серебряное
кольцо  осталось  на пальце. Это значило, что меня саму они еще
не успели превратить в зомби.  Я  вспомнила,  как  Александр  в
гостинице  дурачил  меня,  и  тихо  рассмеялась.  Затем я снова
вспомнила Зубарского, и  собственный  смех  показался  мне  еще
более  дурацким,  чем поведение и слова Александра. После этого
перед глазами появился мой  сон  в  номере.  Только  я  уже  не
наблюдала за событиями через некую дыру в потолке, а находилась
внизу вместе с Юркой, и взъерошенный и мокрый Извеков -- я даже
не  поняла,  который из двух -- поливал нас автоматным огнем. Я
не чувствовала боли, только сильные удары, не дающие  двинуться
с  места.  Потом  на  пороге  возник Олег, волочащий на веревке
огромных псов: черного и серого, и спустил их на нас. Серый пес
навалился на меня. Он был тяжелый и  горячий,  как  раскаленное
железо.  Обнюхав  меня,  он  стал  грызть  мою  правую руку. На
удивление, боль в руке была несильной, но голова  раскалывалась
все  сильнее.  Пес  глодал  меня, ворча и фыркая. Боль в голове
разгоралась, череп,  казалось,  готов  вот-вот  разорваться  на
кусочки. Наконец, все разом потухло...
     Первое,  что  я  почувствовала, было прикосновение чего-то
влажного ко лбу.  Кто-то  прикладывал  к  моему  лицу  какую-то
примочку.   С   надеждой   увидеть  Юру  я  открыла  глаза,  но
встретилась взглядом с Александром.
     --  Поздравляю,  все  закончилось,  --  улыбнулся  он   и,
потянувшись  куда-то,  взял стакан с водой. -- Выпей немного, и
все будет хорошо.
     Я машинально потянулась к стакану.  Александр  поддерживал
мою  руку  со  стаканом  и  обеспокоенно смотрел на меня. Выпив
немного, я смогла, наконец, произнести хоть слово:
     -- В какой морилке ты мочил свой платок?
     -- Одна из разновидностей летучих наркотических жидкостей,
-- ответил Извеков.
     -- Где я?
     Вокруг  себя  я   видела   освещенную   солнцем   комнату,
несомненно  ту  самую,  в  которой  я очнулась между приступами
забытья: я лежала на той же софе, и сумка моя была  на  том  же
самом месте. Но теперь всю стену огромного холла занимало окно.
Задрапированные   синим  бархатом  стены  имитировали  грот,  в
складках драпировок прятались лампы. Сейчас они были  погашены,
но   отражатели  блестели  в  лучах  солнца,  которое  заливало
комнату. Мебели почти не было,  все  какие-то  пуфики,  скамьи,
лежанки,  обтянутые  дорогой кожей. Все кругом было сине-серое,
новое, свежее  и  носило  отпечаток  снобизма  и  претензий  на
исключительность.
     --  Это твои апартаменты, -- ответил Александр после того,
как я, окончив оглядываться вокруг, посмотрела на него.
     -- Очень мило, -- вежливо произнесла я. -- А если точнее?
     -- Ты во владениях моего брата Валерия Извекова.
     -- Так я и думала. На этот раз твоя взяла. Правда, не надо
много доблести, чтобы подлым приемом довести слабую девушку  до
обморока, а потом затащить ее, куда захотелось.
     --  Я решил, что лучше поступить со слабой девушкой именно
так, пока  слабая  девушка  не  вывернула  меня  наизнанку,  --
проворчал  он  в  ответ  --  и  был  прав.  Если бы он вел себя
по-джентльменски, это вышло бы ему боком.
     Во всем теле чувствовалась слабость, как будто я  довольно
долго бежала со всех ног.
     --  Здесь, в смежном помещении есть все необходимое, чтобы
привести себя в порядок, в том числе новая одежда, -- Александр
указал на задрапированное углубление в стене.
     -- Меня вполне устраивает моя, только я хотела  бы,  чтобы
ее постирали. В этом доме есть прачечная?
     --  Это  совершенно  излишне,  впрочем,  если ты хочешь, я
распоряжусь. Свое оружие ты можешь  спокойно  убрать  в  сумку.
Здесь  оно  тебе  не  пригодится, разве что пустить себе пулю в
лоб, но до этого, я надеюсь, не дойдет.
     Насчет оружия он был отчасти прав.  Но  если  в  отношении
самого Александра серебряное кольцо было более действенным, чем
огнестрельное   оружие,  то  я  не  могла  ручаться  за  других
обитателей здешних мест.
     -- Распорядись насчет стирки, я не  намерена  расставаться
ни со своей одеждой, ни с оружием.
     Александр кивнул. Я вдруг поняла, что горячая ванна -- это
то, что мне сейчас нужно больше всего, а значит здешняя роскошь
очень  кстати.  Любезностью своих врагов пренебрегать нельзя. К
тому же я  чувствовала  себя  слишком  несвежей,  чтобы  начать
думать о деле. Взбодриться было просто необходимо.
     -- Сколько времени я тут провалялась?
     --  Наркотик  действовал на тебя почти четыре дня, дольше,
чем я рассчитывал. Надо сказать, твои замашки  крутой  девчонки
создают  о  тебе  ложное  впечатление.  Я  едва не переборщил с
дозой, -- недовольно отозвался Извеков. Я даже не  возмутилась.
Меня  слишком взволновал тот долгий срок, который я уже провела
в этих стенах. За это время там, в городе могло произойти очень
многое, о чем мне просто необходимо было знать.
     -- Скажи, что известно о моем брате?
     -- Орешин и Середа уже в городе. Они держатся  вместе,  не
скрывая  своих  намерений.  Опрашивают людей о тебе. Середа уже
застрелил с полдюжины собак... Но могу гарантировать, что никто
им ничем не поможет. Моя гостиница закрыта, а других сведений о
тебе они не добудут. Даже если попросят о  помощи  спецназ  или
службу безопасности...
     Он   замолчал,   скорее  всего,  смущенный  моим  ответным
молчанием. Я не  стала  попусту  ему  возражать.  Он  давно  не
общался   с   ребятами  и  плохо  представлял,  на  что  они  в
действительности способны. К тому же,  если  бы  он  совсем  не
опасался их, он не стал бы устраивать все это представление.
     Я  встала,  чтобы  пройти  в  ванную  комнату,  но сначала
подошла к стеклянной стене окна.
     Я никогда не забуду того  удивительного  зрелища,  которое
пришлось  мне увидеть тогда. Некоторое время я даже забыла, кто
я, где я и при каких обстоятельствах сюда попала. Отрываться не
хотелось, хотелось смотреть и  удивляться  этому  великолепному
виду.
     Апартаменты  находились  если не на верхушке пирамиды Рая,
то на очень приличной высоте. Города внизу не было  видно,  его
закрывала   плавная  бугристая  грань  стены,  начинающая  свой
гигантский изгиб прямо от окна. Под окном располагалась как  бы
огромная  чаша,  в которой то там, то здесь выступали тетраэдры
разнообразных форм, в гранях которых находились окна. Множество
окон. заглядывать в эти окна снаружи было бесполезно. Они  были
тонированными   и   скрывали   за   собой  обитателей  шикарных
апартаментов. Смотреть на такое множество непостижимых объектов
было интересно и жутковато. Жутковато, потому что размеры всего
этого великолепия  отсюда  сверху  впечатляли  не  меньше,  чем
снизу.  И  интересно, потому что все то, что виднелось из окна,
далеко или близко, было очень красивым: и рваная, эклектическая
архитектура, и  полупустынные  пространства,  просматривающиеся
видимо  почти  до  самой  Кепы.  И небо, сейчас такое голубое и
чистое. Впрочем, в пасмурную погоду, которая вот-вот  завладеет
осенним  побережьем,  на  это  окно  начнут  натыкаться тяжелые
тучи...
     -- Я вижу, тебе нравится, -- заметил Извеков.
     -- Впечатляет, -- коротко ответила я,  чтобы  не  особенно
выдавать свои эмоции, и поспешила отойти от окна.
     --  Попробуй сделать так, чтобы Валерий это заметил. Тогда
он решит, что завоевал тебя  целиком,  и  не  будет  стремиться
переломить тебя силой. И ты, возможно, выиграешь время.
     -- Ты хочешь сказать, что Валерия так легко провести?
     Александр тихо рассмеялся:
     -- Увы!.. Он построил Рай именно для того, чтобы все, даже
его враги,   чувствовали  непреодолимую  зависимость  от  этого
места. Чтобы они нуждались в Рае и в самом Валерке. На  этом-то
он и свихнулся.
     В   том,   что  Извековы  оба  сумасшедшие,  я  больше  не
сомневалась. Как и в том,  что  человека,  попавшего  сюда  без
какого-либо  предубеждения,  мгновенно очаровывало это странное
место.
     Оставив Извекова одного, я прошла за  тяжелые  занавеси  и
очутилась  в  зеркально-мраморном помещении, которое напоминало
не ванную, а скорее парадный зал какого-то дворца. Узкие  плиты
белого  с золотистыми прожилками мрамора чередовались с узкими,
не более фута шириной, зеркалами.  Белые  и  зеркальные  полосы
словно опоясывали комнату. В глазах немного рябило от множества
отражающихся   фрагментов.  Ванна  в  виде  огромной  мраморной
ракушки   выглядела   несколько   банальной   на   фоне   общей
полосатости,  но меня сейчас устроил бы и цинковый бак, лишь бы
он был наполнен горячей водой.
     Минут через пять я уже лежала в ванне и рассматривала себя
в потолочных зеркальных полосках, пока не устала.  Тугие  струи
гидромассажа   возвращали   упругость   измученным   мышцам   и
способность рассуждать.
     Бесшумно  двигаясь,  в  ванную  вошла  молодая  женщина  с
бесстрастным  бледным  лицом. В руках у нее было что-то длинное
из красной шелковой ткани. Она забрала мою  грязну