Олег вдруг метнулся в  коридор
и  втащил  в  комнату  мою сумку. Он торжественно потряс ею. --
Вот, у нее даже сумка Катюши! Она, может, и из другого мира, но
за то, что она  играет  на  нашей  боли,  я  ее  своими  руками
задушу!..
     Он  расстегнул  молнию  на  сумке  и, перевернув ее кверху
дном, вытряхнул ее содержимое на пол. Мой  пистолет,  коробочка
Зубарского,  рукава  от  загубленной в Сылве стеганой куртки, и
черная  куртка  Юрки,  подобранная  в  девятом  номере   старой
гостиницы.
     -- Души, -- я подошла к нему вплотную. -- Души. Два раза я
уже умирала.   А   третий   точно  будет  последним!  Какой  ты
несчастный, Олег, у тебя еще впереди столько жизней, и в каждой
ты будешь если не вспоминать,  то  подспудно  чувствовать  свою
вину  за то, что мне сейчас не поверил. Потому что после первой
своей смерти ты поймешь, что я была права. Но будет поздно...
     -- Она нам угрожает, она нам еще и угрожает,  --  выдохнул
Олег.  --  Юрка, ты понял, она имеет в виду, что она -- Катя!..
Юра?!
     Юрка сидел на диване, согнувшись и уткнув лицо в ладони.
     -- Замолчи, Олег! Сделай так, чтобы я тебя не  слышал!  --
Юра поднял голову и повернулся ко мне. -- Дальше, Мария!
     -- Что "дальше"?
     -- Что случилось с Катей дальше?
     --  А дальше очень просто: дальше я была Мариэлой Виттмар.
У меня было все, что можно  пожелать:  родители,  дом,  деньги,
муж-красавец...  Я  толкнула  его на нелепую, страшную смерть и
через  полчаса  после  этого  нырнула  в  пропасть   вместе   с
автомобилем. Я любила мужа, но Катя Орешина оказалась сильнее и
заставила  меня  пренебречь  такой  мелочью. В своем стремлении
вернуться к  вам  Катя  была  неуправляема.  А  дальше  я  была
загнанным  безмозглым  зверьком,  шизофреничкой Рэстой, которую
пятнадцать лет ее жизни держали взаперти, в ожидании того,  что
когда-нибудь  смогут  ею  воспользоваться.  Над ней издевались,
морили голодом, ее насиловал наглый жирный охранник... Она жила
всю свою жизнь своими снами, в которых она по очереди бывала то
Катей, то Мариэллой. Она одна испытала настоящее горе от смерти
Одера Виттмара. Только она  знала,  что  это  непростительно  и
жестоко.  Она  хотела  собственной  смерти, которую заслуживала
Катька за все,  что  сделала  своим  близким.  И  я  в  забытьи
разукрасила себя железкой... Только потом, очнувшись, я поняла,
что  Рэста напрасно старалась уйти, у нее не получилось воздать
Катьке по заслугам...
     Я чувствовала, что слезы уже текут из моих  глаз  сами  по
себе,  и  никаким усилием воли их обратно не загнать. Я вытерла
их ладонью и закончила:
     -- Рэста тоже была вынуждена сдаться.  Я  ее  доконала.  Я
сбежала из Первого мира, бросив новых друзей, потому что до сих
пор люблю старых! Наверное, это моя самая глупая и непоправимая
ошибка, но она была неизбежна...
     В полной тишине я слышала, как бьется мое сердце. Я стояла
и смотрела  себе  под ноги, потому что мне было страшно поднять
на них глаза.
     -- Простите меня, ребята... Или хотя  бы  постарайтесь  не
воспринимать  все это так, будто я хотела сделать вам больно...
Это так получилось. Только сейчас я поняла, что мне лучше  было
остаться  в  Первом  мире.  А  здесь  я  всего  лишь до времени
состарившаяся женщина, чуждая для вас, незнакомая, раздражающая
тем, что знаю о вас почти все то, что знала она. И чувствую все
то, что чувствовала она. Но я помню все еще о двух  женщинах  и
одновременно ощущаю себя немножко ими тоже... А теперь...
     Я шагнула к Олегу и протянула руку:
     -- Будь другом, дай ключи. Я уйду.
     Олег не шевельнулся. Мне не хотелось смотреть ему в лицо.
     -- Пожалуйста, ребята, отпустите меня...
     --  Нет, -- хрипло ответил Олег. -- Ты останешься здесь. Я
хочу разобраться с тобой до конца. Ты останешься здесь до утра.
     Юра ничего не сказал в ответ на  наш  натянутый  спор,  он
вышел из комнаты в коридор, тяжело хромая.
     Остаться  с Олегом наедине после всего было невыносимо. Мы
оба не знали что сказать и как посмотреть друг на друга.
     -- Знаешь, а ведь у меня была такая  мысль...  Я  гнал  ее
прочь, -- вымолвил Олег. -- И я не хочу переживать еще и это.
     -- Но я же и хочу уйти...
     -- Ты -- не она.
     -- Да, я это знаю! Но к сожалению, ты все тот же. Я знала,
что ты  меня  не  примешь,  но и не обижай меня... Выпусти меня
отсюда, если не хочешь, чтобы я сделала что-нибудь с отчаяния.
     Олег  полез  в  карман,  но  тут  в  коридоре   послышался
металлический  стук  упавшего  костыля,  шуршание и глухой стук
падения чего-то тяжелого. Олег бросился в коридор.
     -- Юрка, ты что?!  --  в  ужасе  закричал  Олег.  Когда  я
выбежала  к  ним  в  коридор,  Олег  приподнимал  лежащего Юру,
который был явно в обмороке.
     -- Да что же это такое? -- выдавил из себя  Олег.  --  Это
все из-за твоего спектакля... А ну, уйди с дороги! -- заорал он
на меня, с усилием поднял Юру на руки и понес в комнату. Уложив
его на диване и подсунув ему под голову подушку, Олег придвинул
кресло  и сел рядом. Я подошла и, боясь, что Олег, окончательно
озлившись на меня, выставит меня вон, присела около Юры на пол.
Мне уже не хотелось уходить, пока Юрка не придет в себя.
     -- Мария, с ним  никогда  не  было  ничего  подобного,  он
крепкий парень, в чем же дело? -- спросил Олег растерянно после
того,  как  мы  просидели  молча  минут двадцать, а Юрка за это
время даже не пошевелился.
     Я сама была удивлена и встревожена, а услышав, как  дрожит
от  неуверенности  голос  Олега,  испугалась по настоящему. Юра
лежал бледный, его грудь почти не поднималась, казалось, что он
вообще не дышит. Я взяла его за руку, пульс был рваный, слабый,
словно у умирающего.
     Неожиданно Юрка зашептал что-то,  замотал  головой...  Его
волосы  рассыпались по подушке, на лбу выступила испарина... Мы
с Олегом, одновременно вскочив, бросились  к  нему.  Он  был  в
лихорадке  и  бредил,  горячо шепча что-то непонятное. Руки его
стали шарить повсюду, словно он чего-то искал...
     -- У него жар, -- Олег потрогал лоб Юрки и  даже  отдернул
руку. -- Наверное, нужен врач...
     -- Подожди-ка, что это он говорит...
     Мы  склонились к самому его лицу, но Юра неожиданно быстро
успокоился, затих.
     -- Уже второй час, -- заметил Олег. -- Иди отдохни... в ту
комнату, которую ты, должно быть, помнишь. Я посижу с ним.
     -- Ты позови меня, если что, хорошо? -- я  дотронулась  до
плеча Олега. Он накрыл мою ладонь своей и торопливо ответил:
     -- Конечно. Отдыхай.
     Я  прошла  в  свою комнату. Я была неправа. В моей комнате
осталось все, как было.  Даже  ящики,  в  которых  я  рылась  в
поисках  вещей, нужных мне для побега, были в том же положении,
в котором я их оставила. И  мои  настольные  часы  с  маятником
по-прежнему стояли на своем месте.
     Я  с  размаху  прыгнула  на  кровать,  закрыла глаза и, не
сопротивляясь навалившейся усталости, погрузилась в сон.
     Почти сразу же я  поняла,  что  кто-то  пытается  за  мной
подсмотреть. Еще не разглядев гостя, я знала, что это Марсен. А
увидев  его, я поняла, где он находится: он был в овраге, рядом
с обнаруженной мной дверью.
     -- Рэста, наконец я смог тебя найти...  Но,  черт  возьми,
уже  поздно...  --  Марсен  был мокрый, грязный, оборванный. --
Зачем ты только сбежала так не вовремя?!.
     -- А что стряслось?
     Марсен безнадежно махнул рукой:
     -- Даррина добилась своего не так, так эдак... Рэста,  она
организовала заговор. Наемный убийца, оказывается уже давно был
подготовлен. Виллен погиб.
     Вот  и  все. Все оказалось так просто, хотя сама я вряд ли
додумалась бы сразу до верного  объяснения...  Марсен  выглядел
очень плохо. Он был расстроен и стыдился своего промаха.
     --  Я  виноват,  Рэста,  я  не  уберег  его...  Лучше тебе
вернуться, иначе многим хорошим людям придет конец.
     -- Я не вернусь.
     -- Я заставлю тебя вернуться  рано  или  поздно.  Ты  дочь
Варскеля, ты должна быть здесь. Я приведу тебя сюда.
     -- Интересно, как?
     Марсен усмехнулся:
     --  Я вычислил тебя, твой побег и твою дверь. И уже давно.
Никто не знает об этом, только я. Не бойся, никто и не узнает и
дальше. Я найду тебя...
     -- ...Мария, проснись! -- Олег резко дернул меня за  руку.
Я  открыла  глаза,  но Олег уже уходил из комнаты, бросив через
плечо:
     -- Скорее, по-моему ему хуже.
     Я побежала в гостиную. Юрка сидел  на  диване,  вцепившись
руками в волосы.
     --  Он  не  узнает  меня и говорит на незнакомом языке, --
произнес Олег и, судя по голосу, он был уже на пределе.
     Я села на диван вплотную  к  Юрке.  Он  качнул  головой  и
произнес на языке Первого мира:
     -- Что со мной?.. Кто мне скажет, что это такое со мной?..
Мне страшно...
     Я  взяла  его  голову  в  свои ладони, погладила по щеке и
сказала на том же языке  наивные  и,  в  сущности,  бесполезные
слова:
     -- Все будет хорошо, поверь мне...
     Он  резко  вскинул  голову,  посмотрел  на меня, ничуть не
удивился. Он узнал меня, и его губы дрогнули в подобии  горькой
улыбки:
     -- Зачем ты оставила меня, Рэста? И именно тогда, когда ты
была мне нужна?
     --  Но  теперь-то  я  здесь,  я  никогда  больше  тебя  не
оставлю...
     Он прерывисто вздохнул, вздрогнул, я прижала  к  себе  его
голову, и Юра тяжело и глухо разрыдался.
     --  Рэста...  Катенька...  Сестренка...  --  он мучительно
старался справиться с собой, вздрагивая под  моими  руками,  и,
наконец, затих. Я продолжала гладить его встрепанные волосы.
     Прошло  довольно много времени, прежде чем Юрка неуверенно
отстранил меня и нервно потер лоб. По его лицу пробегали  следы
противоречивых  эмоций,  и  он  не  знал,  с  чего  ему начать.
Наконец, он посмотрел на меня, виновато  улыбнулся  и  произнес
удивленно:
     --  Никогда  не  думал,  что  это так трудно... Как ты это
выдержала?
     -- Катька оказалась сильнее всех, кто попался ей на  пути.
А в тебе две равные половинки. Мне было проще.
     --   Это  называется  "проще"?  --  Юра  покачал  головой,
погладил меня по руке и усмехнулся: -- То, что  ты  нам  сейчас
рассказала, называется "проще"?
     -- Не надо, Юрочка. Теперь больше нет нужды в рассказах, я
надеюсь?
     Он  кивнул  и, резко притянув меня к себе, обнял властно и
нежно. Я уткнулась лицом в его шею и закрыла глаза. Неожиданное
полное  облегчение  показалось  мне  в  первый  момент   чем-то
незаслуженным,  даже  украденным.  Я не ждала этого, и внезапно
свалившееся на меня счастье показалось мне несправедливым. Было
страшно, что тот, кто разрешил  мне  быть  сегодня  счастливой,
одумается,  и  вернет  все  обратно.  Но  минуты  шли,  а я все
чувствовала себя в родных надежных руках, и знала, что я теперь
понята и прощена за все.
     -- Все это очень умилительно, но мне уже надоело  смотреть
на  ваши  воркования.  К тому же я ни слова не понял. Невежливо
болтать на языке, который  никто  кроме  вас  не  понимает,  --
раздался  голос  Олега. -- Может быть, я излишне самоуверен, но
мне представляется, что я имею право получить объяснения.
     -- Я все тебе объясню, -- отозвался Юра. -- Обязательно. А
сейчас я только могу тебе сказать одно: это  --  Катя.  И  твое
мнение  по  этому вопросу меня не интересует, потому что я знаю
правду. Поэтому ты свое мнение  держи  при  себе.  А  за  любую
обиду, которую ты ей причинишь, я тебя просто убью.
     -- Юрка, что ты несешь?! -- оскорбился Олег. Он возмущенно
пожал  плечами  и  отвернулся  от  нас  к  окну, за которым ужа
начинал заниматься рассвет.
     -- Правда, Юра, ты перегнул, --  я  высвободилась  из  рук
брата.
     --  В  данном  случае  я  как раз сказал то, что думаю, --
возразил Юра. -- И я еще очень мягко выразился.  Мы  все  время
жестоко  ошибались  на твой счет -- и с этим пора кончать. Я-то
виноват куда больше, чем Олег. Я должен  был  просто  выслушать
тебя,  и не пытаться ни перетянуть тебя на свою сторону, ни тем
более предлагать тебе выполнять работу Извекова...
     Я зажала Юрке рот ладонью, но было поздно.  Олег  метнулся
от окна к нам и с нарочитым спокойствием процедил:
     -- Что-что? Ты что, Орешин, заговариваешься?
     -- Проговариваюсь, -- сокрушенно отозвался Юра. -- Катя!
     -- Да, Юрка?
     -- Оставь нас, пожалуйста, на часок-два.
     --  Только  если ты мне поклянешься, что будешь осторожен,
-- ответила я ему  на  языке  Первого  мира.  --  Если  сможешь
придержать в себе Виллена.
     -- Клянусь, -- коротко отозвался Юра.
     Я  вышла из гостиной, оставив их вдвоем. Конечно, Юра умен
и достаточно проницателен, он не позволит Виллену  встревать  в
разговор.  Конечно, он расскажет все, что сможет, о себе-Юрии и
о себе-Виллене. И обо мне. Я  примерно  представляла,  что  это
будет  за  разговор.  Вряд  ли он мог понравиться Олегу, и я не
была до конца уверена в будущем их прежней дружбы.
     Ведь, в сущности, это  Виллен  распоряжался  направлениями
работы  Даррины. Желание одной половины сознания убить носителя
другой половины -- парадоксально,  но  оно  всего  лишь  внесет
некоторую  осложненность  в  примирения Юрия с Вилленом в самом
себе. И совсем другое дело  --  Рай  в  Сылве  и  использование
Извекова.
     Более  того,  я была уверена, что если бы Виллен знал, кто
есть Катя Орешина, он принялся бы за ускорение "путешествия" ее
сознания по аналогам ради преображения Рэсты. Виллен  уничтожил
бы  Катю еще быстрее, чем это получилось у Валерия, несмотря на
то, что в конечном  итоге  он  наживет  смертельного  врага  не
только  на  стороне,  но  и  в  самом  себе.  Виллена вообще не
интересовали родственные узы и взаимоотношения  своих  и  чужих
аналогов,  потому  что  таков уж был Виллен -- человек с целями
совсем другого порядка. Он не знал души Юрия, и не  обязан  был
оглядываться на нее. Теперь же мой брат должен будет свыкнуться
со   своим   постоянным  раздвоением,  и  насколько  он  сможет
примирить две своих души -- от этого зависит вся его  жизнь.  И
без меня он вряд ли с этим справится.
     Я сидела в полумраке пустой кухни, жевала остатки какой-то
провизии,  завалявшейся  в  холодильнике  ребят, и размышляла о
невероятных совпадениях и взаимосвязях,  которые  всплывали  по
ходу  дела.  Эти  совпадения с некоторого момента стали всерьез
меня беспокоить. Я снова и снова прокручивала цепочки.  Юрий  и
Катя,  Виллен  и Рэста... Эти четверо сплели свои жизни в такой
клубок, из которого им  теперь  никогда  не  вылезти.  Но  вот,
например,  Фелим  и Мариэлла. Логично было бы предположить, что
Фелим должен быть тоже как-то связан с  Юрием  и  Вилленом.  Но
никаких намеков на это не было.
     Я вспомнила Фелима немного отстраненно, но в то же время я
чувствовала,   что   у  меня  остались  какие-то  следы  вполне
естественной привязанности к этому человеку. И  Одер.  Одера  я
старалась  не  вспоминать.  Это  было  больно  даже  сейчас.  Я
признавалась сама себе в том, что я --  убийца.  Я  могла  даже
сказать это вслух, и говорила это уже не раз. Но сознание своей
вины, и признание, даже самое искреннее, ничуть ее не смягчило,
наоборот:  все  стало  намного  острее.  И  поэтому  мне каждое
воспоминание об Одере давалось с трудом. Сейчас, поджидая конца
разговора в гостиной, я позволила себе думать об Одере только с
точки зрения разрешения  моей  новой  проблемы.  Проблема,  как
всегда,   на  глазах  распадалась  на  несколько  параллельных.
Первая: связаны между собой все  те,  с  кем  я  имела  дело  в
различных реальностях? И если да, то где обитают аналоги Олега,
Зинченко,  Фелима,  Одера  и других? И вторая: если мне удастся
восстановить  эти  связи,  не  будет  ли  это   означать,   что
реальности  --  это  не  просто  равноправные  ниши,  где могут
обитать  все,  а  каждая  реальность  --  слепок   с   какой-то
изначальной,  причем  люди  не  должны перемещаться туда-сюда и
этим менять свое, уже кем-то определенное место в мирах.  Может
быть  за  такой самоволие и был наказан Первый мир. Тогда и мой
побег из Первого мира -- вызов законам мироздания.  Ни  больше,
ни меньше.
     Только  при  всей  неотвратимости  новой проблемы, все это
были какие-то высшие сферы, о которых можно  было  порассуждать
на досуге. В жизни вряд ли останется место для них.
     Я  залила  в  кофеварку  литр  воды  и включила ее. Ребята
должны были, наконец, завершить свой разговор. Я  ждала  этого,
но  никакого  страха  у  меня уже не было, потому что даже если
многое будет кончено, у меня все равно останется брат. И что бы
он ни делал, я пойду за ним куда угодно.
     Кофе уже был готов, и я налила себе полную чашку. Когда  в
коридоре послышались шаги Олега, я достала еще одну.
     Олег  вошел,  присел на табурет, облокотился на стол и без
слов следил за моими руками. Я  налила  ему  кофе  и  поставила
перед  ним  чашку.  Не  задавая ему вопросов, я села напротив и
стала пить сама. Олег присоединился ко мне. Мы сидели молча.
     -- Послушай, -- Олег явно мучился от того,  что  не  знал,
как ко мне обратиться. -- Я все понял, но...
      --  Не называй меня так, как тебе не хочется... Зови меня
Рэстой.
     -- Хорошо, Рэста, -- с облегчением кивнул он. Его решение,
видимо, казалось ему самому правильным, но от того, что  он  не
захотел  назвать меня катей, я ощутила все ту же тупую боль. --
Объясни мне одно: выходит, Валерий Извеков --  просто  невинная
овечка, которую использовали?
     -- Тебе не свыкнуться с этой мыслью?
     Олег пожал плечами и нехотя пояснил:
     -- Трудновато. Будто что-то теряешь. Цель, опору, какую-то
изначальную посылку к действию.
     -- Неужели тебе больше не на что переключиться?
     -- Переключиться? Рэста,... допустим, Катя жива...
     --  Катя  не  жива.  Катя  передала  эстафету, очень точно
передала все, что у нее было.  Поэтому  не  смешивай  нас,  все
равно, это будет тебе не под силу.
     Олег взглянул мне в глаза. Мои слова принесли ему заметное
облегчение.
     --  Ты  что,  Олег,  думаешь, я буду настаивать на чем-то?
Спасибо уже за то, что ты был с Юркой все это время, пока я  не
вернулась.  И  спасибо  за  то,  что пытался отомстить. Не твоя
вина, что твой гнев был направлен не на того.
     -- А вот благодарить-то меня не за  что.  Тем  более,  что
только  что  мы вместе с Юрой выяснили, что тот, кого следовало
четвертовать за то, что с  нами  случилось,  сейчас  совершенно
недосягаем. Ни для кого.
     -- Ты о ком?
     -- О Виллене, -- пояснил Олег и снова принялся за кофе. --
Ведь обвинять  во  всем  Валерия, Даррину и ее команду сканеров
все равно, что обвинять в убийстве револьвер.
     -- Ты не прав, Виллен очень даже уязвим. И  я  прошу  тебя
ничем  не напоминать Юрке о том, что и как Виллен делал. Он сам
это знает. И ему в сто раз труднее, чем мне. Я пролетела  через
жизнь  Мариэллы  Виттмар,  напакостила  там, убила там близкого
человека, смяла чужую жизнь и все вокруг. Меня  только  за  это
повесить мало...
     -- Ну зачем ты все время об этом? -- поморщился Олег.
     -- У кого что болит... Просто я представляю, каково сейчас
Юрке.  Если  тебе  не  все  равно,  что  с  ним,  побереги его,
пожалуйста.
     --  Тебе  не  кажется,  что  у  нас   назревают   странные
взаимоотношения?  Юрка грозится меня убить, если я случайно дам
понять, что отношусь к Рэсте  не  так,  как  к  Кате.  Ты  тоже
угрожаешь мне, если я обвиню Юрку в том, что сделал Виллен... А
ты  не задумалась, кого вы будете убивать, если кто-то из вас в
очередной раз будет возить меня мордой об стол...
     -- Какая чушь! С чего ты взял?
     Олег никак не пояснил свою крайне выразительную  метафору.
Вместо этого он с досадой заметил:
     --  Юрка  сказал,  что он передает мне агентство. Я как бы
должен заниматься всем сам, тянуть на себе все то,  чем  раньше
Юра занимался с упоением...
     -- А сам он?
     --  Он  не  объяснил ничего конкретного. Но сказал, что