надоел!
Господи, как же ты мне надоел!
     Я повернулась, чтобы выйти, но Одер схватил меня. Я  резко
рванулась и освободилась от его руки:
     -- Не трогай меня больше своими руками. Никогда! Нигде! Ты
понял?!
     --  Но,  Мариэла!.. -- Одер развел руками. -- Господи, что
же это происходит?!
     -- Я тебе потом объясню.
     -- Нет, сейчас! -- он решительно подступил ко мне.
     Я сдерживалась изо всех сил. Но, видимо, что не  дано,  то
не  дано. Слишком напряженные и издерганные за последние недели
нервы не выдержали.
     -- Хочешь сейчас?! Я скажу. Тебе очень не понравится, но я
скажу... Я собираюсь уйти, Одер.
     -- Что значит "уйти"? Куда?
     -- От тебя, от всех. Вообще уйти отсюда. Далеко.
     -- Что ты несешь? -- растерялся Одер. -- Я зря обижаюсь на
тебя, ты совершенно больна, бедняжка! Ты безумна, девочка...
     Он сделал попытку обнять меня, но я ударила его по рукам:
     -- Ты зря так думаешь!
     -- Но, Мариэла!..
     -- Я больше не Мариэла! Ты  сам  тогда  сказал:  я  совсем
другой  человек. Я не Мариэла. И у меня другая жизнь. В ней нет
тебя. Ты мне в ней не нужен!
     Одер побледнел. Он то надевал, то снимал перчатки,  нервно
теребя их.
     -- Его зовут Олег? -- уточнил он.
     --  А ты догадлив, оказывается. И не ломай себе голову над
тем, откуда он взялся, это бесполезно.
     -- На это мне наплевать. Мне  хотелось  бы  знать  другое,
откуда  ты взялась такая... -- произнес он и, оттолкнув меня от
двери, вышел из раздевалки.
     Мне стало гадко и стыдно. Получилось не просто  некрасиво,
а  глупо  и  мелко.  Недостойно.  Но  что  сделано, то сделано.
Следующий  разговор  будет  легче  и  спокойнее.   Я   искренне
собралась провести его именно так.
     Когда  я  выбралась на свой наблюдательный пункт, машины с
гонщиками  уже  стояли  на  стартовой  позиции,  с  включенными
двигателями. Я поспешно надела наушники.
     --  Одер,  будь полегче с передачами... -- произнес Фелим.
Ответа не было.
     -- Одер, слышишь? -- вставил диспетчер. Но Одер молчал. --
Виттмар, проснись. Пошел отсчет.
     Запищал стартовый таймер. Машины рванули с места.
     Первые три круга пролетели  быстро.  После  них  жучки  по
очереди  стали  залезать  в боксы на смену шин. Трасса уже была
высушена  самими  машинами,  и  теперь  ничто  не  должно  было
сдерживать азартный напор гонки.
     Пока  жучки  переобувались,  желто-коричневая машина Одера
вышла на первую позицию.  Наращивая  скорость,  он  бросился  в
отрыв.  Команда  недоумевала и неистовствовала. Одер не отвечал
на призывы, игнорируя всех, кто к нему обращался, летел и летел
вперед.
     -- Он что, собрался всю трассу пройти  на  дождевиках?  --
недоумевал Фелим.
     -- Это выйдет ему боком, -- сокрушался диспетчер. -- Одер,
все готово, мы ждем тебя. Подтверди остановку.
     --  Заткнитесь,  --  пришел  угрюмый ответ. -- Я сам решу,
когда заезжать.
     Что-то нехорошее шевельнулось у меня в  груди.  Я  поняла,
что Одер расстроен, но очень не хотела, чтобы он нарвался из-за
этого на неприятности.
     Одер  намного  опередил  тех, кто, сменив шины, кинулся за
ним в погоню.
     -- Одер, разрыв тридцать секунд, -- предупредил Фелим.  --
Не дури, Одер. Хватит, заезжай.
     Ответа не было. Время шло. Никогда я еще не видела такого.
Никто не решался так гнать на дождевиках.
     --  Ты  надорвешь  движок,  парень,  --  заметил кто-то из
инженеров.
     -- Отрыв тридцать восемь секунд, -- следом напомнил Фелим.
     -- Через два круга встречайте, -- коротко отозвался  Одер.
Я  немного  перевела  дух.  Значит, он еще отдавал себе отчет в
том, что делал.
     Бокс ожил, механики заняли  свои  места.  Желто-коричневый
жучок  влетел на разметку и замер. Три секунды. Пять. Восемь...
Что-то долго. Тринадцать. Жучок полетел дальше. Ребята  утирали
пот, переругиваясь друг с другом. Нервозность не проходила.
     --  Что этот чертов придурок затеял? -- чья-то недоуменная
реплика риторически повисла в воздухе.
     -- Чертов придурок затеял сделать их всех,  --  последовал
глухой ответ Одера.
     Побывав   в   боксе,   он   сохранил   лидерство.   Группа
преследователей приблизилась и теперь шла с  отрывом  в  десять
секунд,  но  это  тоже  было  значительное  преимущество. Одер,
видимо,  так  не  считал.   Он   набирал   обороты.   Круговые,
попадавшиеся  ему  на  пути,  испуганно  шарахались  к  бровке,
пропуская бешено несущегося лидера и не желая быть смятыми.
     --  Кажется,  это  предел,  --  услышала  я  среди  прочих
возгласов  замечание  специалиста,  что следил по телеметрии за
поведением машины. -- Он дожал  ее  до  упора.  Я  же  говорил:
нельзя рвать с места...
     --  Одер,  ты  слышишь?  --  озабоченно  спросил Фелим. --
Пощади машину, это может плохо кончиться.
     -- Я слышу, -- отозвался Одер по-прежнему ровным голосом.
     Он упорно летел  вперед.  Но  я  уже  видела,  как  машина
несколько  раз  "встала", не отреагировав, видимо, на очередное
ускорение, которое Одер решил ей  придать.  Эти  едва  уловимые
глазом  дергания означали,, что из машины преждевременно выжаты
все соки. Одер все-таки сорвал движок, прорываясь вперед посуху
на  дождевиках.  Преследователи  круг  за   кругом   отыгрывали
секунды.
     -- Одер, отрыв четыре секунды.
     -- Я вижу, -- бесстрастно отозвался он.
     Прекратились   все   разговоры  в  боксе.  Все  напряженно
смотрели за отчаянными попытками машины  подчиниться  неуемному
гонщику.  Жучок,  идущий  вторым,  уже перестроился из хвоста в
параллельную позицию и наращивал скорость, секунда за  секундой
подтягиваясь вровень с машиной Одера.
     До  финиша  оставалось  семь  кругов.  Сущий  пустяк.  Все
говорило за то, что Одеру не удержаться. Соперник  был  уже  на
полкорпуса впереди...
     --  Боже,  что  он  делает?! -- зазвенел паническим ужасом
голос телеметриста.
     Желто-коричневый  жучок  почти  прыгнул  вперед,   оставив
позади   соперника.   Разрыв   увеличивался.  Два  метра  между
машинами. Три... Пять... Впереди плелся круговой.  Одер  рванул
на обгон, вместо того, чтобы подождать, пока его пропустят...
     Все  произошло  в  две  секунды.  Никто  не успел и глазом
моргнуть, как веселый полосатый жучок попал передним колесом на
антикрыло  кругового   и   взвился   в   воздух,   завертевшись
веретеном...  Машина  летела  по  воздуху,  задевая за покрытие
трассы и высекая снопы искр. Следовавшие за ней жучки  кинулись
врассыпную,  предусмотрительно выскакивая на обочину и врезаясь
в резиновые  заграждения.  Только  машина,  шедшая  второй,  не
успела  никуда свернуть и врезалась в жучок Одера как раз в тот
момент,  когда  взлетевшая  машина  рухнула   посреди   трассы.
Раздался  взрыв,  повалил дым, полетели в разные стороны клочки
металла...
     Я видела, как с разных сторон  к  месту  аварии  бросилось
множество  людей. Как гонщики вылезают из своих машин и бегут к
горящим факелам посреди  трассы,  пытаясь  хоть  чем-то  помочь
попавшим  в  беду  товарищам.  Но  я не могла даже сдвинуться с
места. Если  бы  там  был  кто-нибудь  другой,  а  не  Одер,  я
помчалась   бы  туда  вслед  за  всеми,  но...  Я  отказывалась
поверить, что такое могло произойти с Одером.  Этого  не  могло
быть...
     В  несколько  секунд  спасатели погасили пламя. Клубы пены
летали над десятками голов. Я, наконец, смогла встать и сделать
несколько шагов. Я пошла туда, все же пошла, не веря,  что  это
все-таки   произошло...   Меня  мутило  от  страха  и  холодной
нехорошей тревоги.
     Когда я добралась до места аварии, люди  уже  расходились,
чтобы  помочь  каждый  своей команде откатить машины в боксы. У
останков  двух  жучков  суетились  спасатели  и   врачи.   Двое
поддерживали окровавленного парня, пилота второй машины. Он был
ранен, но жив, и даже сам переставлял ноги.
     Я не сразу узнала в смятой обгорелой куче металла и резины
машину  Одера.  То, что от нее осталось, не оставляло абсолютно
никакой надежды... Несколько  спасателей  с  помощью  какого-то
оборудования пытались разрезать искореженный корпус.
     Откуда-то  из  группы  столпившихся  вокруг людей прямо на
меня выбрался Фелим,  совершенно  потрясенный  и  бледный.  Он,
вроде  бы,  не  сразу  узнал  меня,  но,  видя,  что  я пытаюсь
подобраться к самой машине, решительно оттащил меня в сторону:
     -- Не надо, Мари, не лезь...
     -- Он жив?
     Фелим покачал головой:
     -- Какое там... Он погиб почти  сразу  при  взрыве...  Все
сплющено, ребята пытаются извлечь тело...
     -- Я хочу его увидеть!
     Фелим  крепко  ухватил  меня за плечи и окликнул одного из
ребят, вертевшихся тут же:
     -- Грилл, я уезжаю, позвоните мне домой...
     Не обращая внимания на мои протесты,  Фелим  потащил  меня
прочь  от  трассы.  Только  когда  мы  были уже далеко от места
аварии, и я, оглядываясь, заметила тучу сбежавшихся репортеров,
я поняла, от чего избавил меня Фелим. Проведя меня через проход
между трибунами прямо на стоянку, Фелим открыл  свою  машину  и
затолкал  меня  внутрь.  Я  утонула  в  высокой  мягкой  спинке
сидения.
     Фелим исчез куда-то, бросив  меня  одну  в  машине.  Пошел
дождь,  крупные  капли  колотили  в  стекла  и крышу, ручейками
стекали вниз. Небо плакало вместо меня. Я сама себе удивлялась,
но несмотря на то,  что  тоска  и  боль  не  давали  вздохнуть,
плакать не хотелось. Я думала о том, убрали ли с трассы машину,
о  том,  будут  ли  сегодня возобновлять этап, о том, насколько
серьезны травмы того, второго  участника  столкновения.  Но  об
Одере  я  боялась  даже  подумать. Мне не хотелось представлять
себе покалеченный труп. Хорошо, что Фелим увел  меня,  и  я  не
видела  ничего.  Я хотела запомнить его живым. Я знала, что его
душа сейчас где-то здесь, рядом со мной, наверное, ему все  так
же больно после нашей гадкой ссоры.
     --  Ты  здесь, Одер?.. Я знаю, ты меня слышишь... Зачем ты
поверил мне там, в раздевалке? Не поверил бы, остался бы жив...
Глупый...
     Конечно, никто мне не ответил. Но я  знала,  что  он  меня
слышал.
     Пришел  Фелим,  сел  на свое место, озабоченно взглянул на
меня:
     -- Как ты, Мари?
     -- Что там?
     Фелим вздохнул, сунул ключи в замок и завел двигатель.
     -- Что может быть там?.. Эх, Одер, как же ты мог  выкинуть
такое свинство...
     -- Не вини его, он этого не заслужил, -- отозвалась я.
     --  Мари,  девочка,  прости,  но  у  меня  может быть свое
мнение.  Он  не  мог  не  знать,  во  что  может  вылиться  его
сумасбродство... -- Фелим стронул машину и вырулил на шоссе. --
И теперь вот его больше нет...
     --  Теперь он будет жить где-нибудь далеко отсюда. И будет
любить тебя, Фелим, и ненавидеть меня...
     Фелим мельком взглянул  на  меня,  боясь  надолго  отвести
глаза от мокрого шоссе.
     -- Мари, я прошу тебя... Что ты такое говоришь?..
     Я  протянула  руку  и включила видеоприемник. Ну, конечно,
последние новости уже пошли в эфир.
     -- ...Страшная трагедия разыгралась  всего  четверть  часа
назад  на трассе очередного этапа автогонок в классе "торнадо".
Лидер чемпионата  Одер  Виттмар  и  Сэл  Росси,  занимавший  до
сегодняшнего    дня    третью   позицию,   закончили   яростное
единоборство на трассе серьезной аварией, которая стоила  жизни
любимцу  поклонников и поклонниц автоспорта. Одер Виттмар погиб
в  кабине  своего  жучка  за  шесть  кругов   до   финиша.   По
утверждениям  специалистов,  он  вел гонку слишком рискованно и
безрассудно,  словно  рвался  к  этому   трагическому   финалу.
Поговаривают,  что  цепь  неудач на нескольких последних этапах
чемпионата, которые преследовали Виттмара, была следствием  его
личных  неприятностей.  Всем  известно,  что  три  месяца назад
Виттмар женился на самой красивой и  самой  богатой  наследнице
нашего  города.  Но  вскоре стало ясно, что блестящая партия не
принесла  счастья  известному   автогонщику...   Как   печально
сознавать,  что  жизнь  гонщика  может  зависеть  не  только от
собственного мастерства и опыта, не только от качества и уровня
техники, но и от капризов богатых красавиц...
     -- Сволочи!! -- Фелим вырубил  приемник,  едва  не  разбив
его.  Его руки, сжимающие руль, побелели. -- Я найду ту гадину,
которая  распустила  язык  перед  репортерами,  и  убью  своими
руками!..
     --  А  ведь они правы, Фелим, -- констатировала я. Да, они
были правы. Это очередная неосторожная проделка Кати  Орешиной.
Она  забыла,  что  для  Мариэлы Одер кое-что значил. Вернее, не
забыла, но позволила себе пренебречь такой мелочью.  Пренебречь
жизнью  молодого  красивого  парня,  не делавшего своим друзьям
ничего дурного, только добро. Я ненавидела лютой ненавистью эту
глупую куклу Мариэлу. Правы, правы эти  чертовы  репортеры.  Во
всем  правы. Мариэла позволила Екатерине отобрать у нее все: ее
чувства, ее мысли, ее желания, ее привязанности и  заменить  их
своими. Поэтому Мариэла должна получить то, что заслужила.
     --  Мари,  ты не в себе, -- заметил Фелим. -- Я начинаю за
тебя бояться.
     -- Почему? -- равнодушно спросила я.
     -- Извини, но реакции у тебя не совсем нормальные...
     -- Не суди по себе...
     -- А я сужу по себе! -- вскипел вдруг Фелим. -- Мне  и  то
расплакаться хочется, потому что я совершенно убит...
     -- Остановись, пожалуйста.
     Фелим затормозил.
     -- На той стороне аптека. Пойди и купи для меня лекарство.
     -- Какое? -- раздраженно спросил Фелим.
     --  Объяснишь, в чем дело. Тебе посоветуют. Мне плохо, мне
нужно что-нибудь сильнодействующее.
     -- Ну, подожди тогда, -- Фелим вышел  из  машины,  накинул
капюшон на голову и побежал через дорогу к аптеке.
     А я сразу же провалилась в забытье. И сразу же поняла, что
я под  пристальным  вниманием человека, влезшего в мой бредовый
сон.
     "Ты зря надеешься, что Фелим позволит тебе проглотить  всю
упаковку  сразу.  Он  не так глуп", -- ясно и четко прозвучал в
моей голове знакомый голос.
     -- Зачем ты подсматриваешь, Извеков?  Если  бы  ты  забрал
меня с собой, ничего этого не было бы.
     "Тебе  не  кажется,  Катя, что ты набралась у меня слишком
дурных манер. Умоляю тебя, не повторяй  моих  ошибок,  уж  я-то
знаю, о чем говорю. Ну что за дела ты там творишь?.."
     Я  с  усилием  открыла  глаза,  но  не  могла  в  точности
определить, проснулась ли я полностью. Фелима в машине  еще  не
было, а дождь вовсю хлестал по стеклу.
     -- Зато теперь меня ничто не держит здесь. И ты плохо меня
знаешь,   если  думаешь,  что  меня  теперь  что-то  остановит.
Таблетки не единственное, что может  мне  помочь.  Есть  и  еще
способы...
     Мой взгляд остановился на ключах, все еще покачивающихся в
замке зажигания.
     Мой  сон  превратился  в  бред. Я видела все наяву, но мне
чудился взвинченный голос Извекова:
     "Катя, поверь мне, не стоит этого делать!"
     Я пересела на место  водителя  и  повернула  ключ.  Машина
Фелима  была отменным экземпляром. И хорошо вела себя на мокром
шоссе. Даже на большой скорости. Я выжала газ  до  конца.  Так,
как  это  сделал  Одер.  Может, он все еще видел меня? Тогда он
должен меня понять.
     "Катерина, брось. Остановись. Вернись обратно."
     -- Нет,  Валерий.  Здесь  за  поворотом  есть  один  очень
симпатичный обрыв...
     Пройдя  поворот, я решительно повернула руль, разворачивая
машину в пропасть... Падение продолжалось секунд  пять.  Первый
удар  о  скалу  был скользящим, но я все-таки разбила голову об
оконное стекло дверцы. Боль была ощутимой, но через пару секунд
сильнейший удар  встряхнул  меня,  и  невыносимая  жгучая  боль
возникла   и   почти   сразу   растаяла  вместе  со  страхом  и
отчаянием...  А  вместо  этого   видения   неторопливо,   тихо,
отвлеченно и ненавязчиво проходили друг за другом.
     И все лица, лица, знакомые и незнакомые... Картины сменяли
одна другую.  Возмущенный,  оскорбленный моими выпадами Одер. А
потом  искореженный  жучок  и   изуродованное   тело   молодого
светловолосого   парня...  Лазающий  по  развалинам  Рая  Олег.
Сердитый  и  раздраженный  Юрка...  Могила  рыжего  спаниэля  в
колючих  зарослях...  Машины  дорожной  службы, сгрудившиеся на
краю   обрыва.   Обломки   красного   спортивного   автомобиля,
раскиданные  повсюду на дне пропасти... Фелим, сидящий на камне
под непрекращающим поливать дождем и закрывший лицо руками.
     Слезы просились наружу, но что-то не давало им  вырваться.
Как-то  совершенно  незаметно  я  поняла,  что проснулась. Было
холодно. Я покрутила  головой.  Что-то  мешало  движениям,  шею
тянуло.  Я  открыла  глаза и с удивлением обнаружила, что левый
глаз забинтован. Потрогав повязку, я убедилась, что вся  голова
похожа  на  кокон.  Щека  и  шея  с левой стороны не сильно, но
ощутимо поднывали.
     Я села и огляделась. Все в порядке. Моя камера. Только  на
полу   грязь,  какие-то  клочки,  куски,  щепки.  Словно  после
побоища.
     Звякнул замок. Кельстер отворил дверь и хмуро взглянул  на
меня.   Его   маленькие  недобрые  глаза  обвели  комнату.  Мне
захотелось плюнуть в его ненавистную физиономию  или  запустить
чем-нибудь,  но  снова  нарываться  на  побои  мне не хотелось.
Кельстер был существом бесцеремонным, и бил, не раздумывая.
     -- Очухалась? Дура ненормальная.
     -- Я пить хочу,  --  отозвалась  я,  чувствуя  нестерпимую
жажду. Словно у меня несколько дней во рту не было ни капли.
     Кельстер  вернулся  в  коридор,  и  вошел  ко  мне  уже со
стаканом. Я потянулась к нему рукой.
     -- Ну-ну, руки назад! -- рявкнул он и, дождавшись, пока  я
убрала руки, ткнул стакан мне в губы. Так было неудобно, и вода
лилась мимо, оставляя мокрые пятна на рубашке. Сделав несколько
глотков, я отстранилась.
     -- Почему на мне бинт?
     --  Не  помнишь?  Ну,  естественно,  -- хмыкнул Кельстер и
наподдал ногой какие-то обломки. -- Разнесла все неделю  назад,
Даррине  в  волосы  вцепилась.  А потом разбила посуду, сломала
ложку,  кричала,  что  виновата  в  смерти   какого-то   Одера,
почему-то расцарапала сама себе физиономию этой самой ложкой...
Конечно, теперь ты этого не помнишь.
     --  А  вот в этом ты, Кельстер, ошибаешься. Я очень многое
помню, -- я  встала  и  обошла  вокруг  стола.  На  нем  стояла
табуретка  с  надломленной  ножкой  и валялся мусор. -- Я хочу,
чтобы отсюда убрали эту грязь.
     -- Что-о-о? -- Кельстер лишился  дара  речи.  Его  толстый
живот  возмущенно  заколыхался,  а  челюсть отвисла. -- Убрать?
Грязь? Давно ли тебе появилось дело до грязи?
     -- И я хочу зеркало.
     Кельстер шумно сглотнул и, задом толкнув  дверь,  поспешно
выскочил   в  коридор.  Пусть  бесится.  Сейчас  поднимет  шум.
Закричит, что ненормальная дура еще больше свихнулась.  Зеркало
требует.
     Зеркало   мне  было  сейчас  необходимо.  Мне  нужно  было
увидеть, какой же окончательный облик приобрела Катька Орешина.
То, что я осознала себя в ту же секунду, как пришла в себя,  не
удивило  меня  ни  капельки.  Как говорится, первый блин комом,
зато  второй  --  как  по  маслу.  Но  главная  причина   была,
по-видимому,  в самой личности. Рэста. У нее не было ничего: ни
судьбы, ни памяти, ни целей, ни мыслей. Недаром же ее держали в
такой конуре: высокий потолок,  мрачные  зеленые  стены,  битая
плитка на полу. И холод. За несколько минут после пробуждения я
продрогла, и мне ничего не оставалось, как завернуться в тонкое
байковое одеяло.
     Интересно,  что  это  все-таки  за  заведение, почему меня
здесь держат? Я никогда не  спрашивала  об  этом  у  Кельстера.
Впрочем,  этот  жирный  боров  все  равно не стал бы ничего мне
говорить. К тому же я поняла, что слишком ненавижу  его,  чтобы
опускаться до расспросов.
     Ситуация  была  более, чем любопытная. Я прекрасно помнила
все про себя: все, что было со мной, как с Катей, все, что было
со мной, как с Мариэлой. Но я почти ничего не могла  припомнить
о  Рэсте.  Словно и н