е было такой. А Рэста хорошо помнила обеих
девушек. Она не просто помнила их, она все время видела  их  во
сне  и  ощущала  себя  по  очереди  то  одной,  то  другой. Она
пропускала через себя все, что происходило с ними двумя.
     Может, такое положение вещей было даже выгодным?  Ведь  не
возникало  ничего  лишнего, ничего, что сковывало бы теперь мои
действия, Теперь придется по порядку выяснять,  где  я,  что  я
такое, почему я здесь. И самое главное, как далеко отсюда дверь
в  мой  мир,  и  как можно ее открыть. Столько раз я слышала от
Валерия о дверях, но его полунамеки так и не объяснили мне, как
это -- открывать двери.
     Никакой перемены в своем  состоянии,  никаких  необычайных
способностей у меня не возникало. Преимущества единого сознания
как-то  не  спешили  о  себе заявлять. Хорошо бы сейчас быть не
одной, а вместе с  кем-нибудь,  кто  смог  бы  помочь  хотя  бы
советом. Но увы. Сама захотела, сама и расхлебывай.
     Мне  вдруг  стало  страшно.  Я  подумала об этом, и тут же
пришла четкая насмешливая реплика Извекова:
     "Вот тебе и с добрым  утром!  Падать  в  пропасть  она  не
боялась, а тут струсила!"
     И  это  уже  не был навеянный сон, это был четкий контакт,
такой же, на какой я была способна в Раю.
     -- Привет, Валера! Ты  где?  --  я  обрадовалась,  что  он
по-прежнему связан со мной.
     "Я у себя. В "каменном мешке", ты же знаешь."
     -- А где я?
     "Я  понятия  не  имею.  Мне  не  видно  ничего. Визуальный
контакт не получается. Я только по-прежнему могу  поговорить  с
тобой, и только."
     --  Как мне найти путь домой, Валерий? Он молчал. Наконец,
ответил:
     "Не думай, что я и здесь буду  стараться  тебя  задержать.
Там  у  тебя  не то место, где стоило бы задержаться. Но помочь
тебе я пока ничем не могу. Ты почувствуешь сама,  когда  нужная
дверь будет близко..."
     Дверь  в  камеру  распахнулась, и высокая женщина в черном
стремительно вошла ко  мне.  Эти  блестящие  глаза  и  челка  с
нанизанными на нее бусинками были мне уже хорошо знакомы. Вот и
она.  Это  было  неожиданно, но приятно, и возможно, что вполне
закономерно. Наконец-то, мои путешествия  и  броски  из  одного
состояния в другое достигли хоть какой-то осмысленной точки.
     --  Кельстер сказал, что тебе лучше, -- осторожно заметила
она. Входную дверь она оставила открытой, а из коридора за нами
пристально наблюдал Кельстер. Что это  могло  означать?  Только
то,  что меня боялись. Это радовало. Если боятся, значит, имеют
основания. Значит, мы их чем-нибудь да возьмем!
     -- Я бы не сказала, что мне лучше.  Мне  холодно,  у  меня
болит  голова, я хочу есть. Наконец, мне надоел этот свинарник,
-- я кивнула на пол.
     -- Что  ж,  возьми  и  убери  сама,  --  серьезно  сказала
Даррина.  Похоже,  она  хотела  посмотреть  на  мое  дальнейшее
поведение,  чтобы  разобраться,  действительно  ли   с   Рэстой
произошла перемена, та самая, которой они ждали и боялись.
     --  Еще  чего?!  Я  что, по собственной воле тут сижу? Кто
меня сюда посадил, тот пусть и убирает.
     --  Кельстер!  --  крикнула  она.  Тюремщик  высунулся,  и
Даррина коротко приказала: -- Наведи здесь порядок.
     -- В смысле?.. -- Кельстер неопределенно помахал рукой.
     --  Как  положено, -- строго приказала Даррина. -- Чтобы к
нашему возвращению все было в полном порядке. Пойдем со мной.
     Я встала и шагнула вслед за ней.
     -- Оставь одеяло, -- брезгливо поморщилась Даррина.
     -- Ну уж  нет.  Во-первых,  мне  холодно.  Во-вторых,  моя
одежда в таком состоянии, что лучше ее чем-нибудь прикрыть. Еще
я просила зеркало.
     --   Тому,   с  кем  ты  будешь  разговаривать,  абсолютно
безразлично, как ты выглядишь, --  отрезала  Даррина.  --  Если
хочешь,  можешь  идти с этой тряпкой, только поторопись. Виллен
ждать не любит.
     Кроме того, что Виллен не любит ждать, я знала о  нем  еще
кое-что.  Я  знала,  что  он не любит шутить. Такое впечатление
оставили у меня слова Даррины, сказанные ею  тогда,  когда  она
угрожала  Извекову.  Ничего  другого о Виллене мне пока не было
известно.
     Мы вышли в коридор, и Даррина молча  указала  направление.
Я,  запахнувшись  в  одеяло,  пошла  вперед.  Может  быть,  мне
показалось, но Рэста была вроде бы  выше  ростом,  чем  Катя  и
Мариэла.   Грязные,  неопределенного  цвета  волосы,  торчавшие
из-под бинтов с правой стороны, не очень-то радовали меня, но я
надеялась,  что  меня  не  долго  продержат  в  этом   свинском
состоянии.
     Даррина  шла сзади, и ее каблуки звонко постукивали, и эхо
разносило звук во все стороны коридора.
     Блестящие однотонные стены, двери, ответвления  коридоров.
Какой-то  большой  муравейник,  то  ли  тюрьма, то ли больница.
Рэста никогда не знала, что это. Но Катя узнает.
     Прогулка по коридорам была долгой и  запутанной.  Вряд  ли
Даррина  специально  плутала  по закоулкам, скорее всего, здесь
просто иначе до цели было не добраться.
     Стены коридоров постоянно меняли свой цвет,  Тот  коридор,
куда  мы,  наконец, добрались, являвшийся, видимо, целью нашего
путешествия, был светлым и многолюдным. Десятки мужчин и женщин
самых  разных  возрастов  перемещались  по  нему,   сталкиваясь
поминутно  друг  с  другом, и не обращая друг на друга никакого
внимания. Большинство из них были в блестящей черной униформе и
при оружии. Катя никогда не видела подобного оружия. Было  даже
непонятно,  на каком принципе оно основано, но на огнестрельное
оно не походило. Рэста могла бы, конечно, припомнить, что это и
с чем его едят. Но у бедняжки Рэсты, скорее  всего,  совершенно
не было мозгов.
     Тем  не  менее,  на  нас  обратили  внимание. Возможно, им
нечасто приходилось видеть подобные  экземпляры.  Но,  едва  мы
прошли  несколько  метров, стало ясно, что внимания удостаивают
отнюдь не меня. Все непременно поднимали глаза и бросали на мою
спутницу встревоженные, а порой заискивающие  взгляды.  Похоже,
меня  сопровождало  далеко не последнее лицо в этом королевстве
запутанных коридоров.
     Мы свернули еще раз и вышли  в  просторный  холл,  где  по
углам  стояли  мужчины  с  каменными  лицами  в  извечной  позе
скучающего телохранителя: ноги на ширине плеч, руки за  спиной,
ни  малейшего  проблеска  мысли в глазах. Но я знала, насколько
бывает  обманчиво  такое  обличье.  Стоит   только   "запахнуть
жареным",  как сразу заиграют мышцы, готовые к любому действию,
заблестят глаза, от которых не укроется  ни  одно  движение.  И
вместо  безмозглого,  тупого  на  вид существа, вы будете иметь
дело со сжатой пружиной, подчиняющейся опыту,  навыку,  острому
уму  и  безошибочной  интуиции.  То  есть с тем, что называется
профессионалом.
     Охрана  молча  и  равнодушно  оглядела  нас,  их  лица  не
выразили  удивления.  Даррина, не останавливаясь и не произнося
ни слова, подошла к высокой двери и решительно приложила руку к
индикатору замка. Замок пискнул, и дверь отворилась.
     -- Проходи, -- она резко взмахнула рукой.
     Это был большой  светлый  зал,  отделанный  желто-медовыми
плитами,  без  всяких  прикрас,  штор  и прочей ерунды. Большой
стол-кольцо, несколько кресел вокруг,  какой-то  видеоприбор  с
огромным полированным экраном.
     --  Стой, -- скомандовала Даррина и повернулась к высокому
мужчине, шагнувшему к нам откуда-то из бокового  выхода.  Когда
мужчина  приблизился,  Даррина  положила правую ладонь на левое
плечо и низко склонила голову перед ним.
     -- Ну, -- мужчина нетерпеливо  отмахнулся  от  ритуального
приветствия. -- Что это за чучело ты мне привела?
     У  него  был  низкий  густой  голос, который совершенно не
вязался с его внешностью. На вид ему  было  не  больше  сорока.
Породистое  умное  лицо  человека, знающего цену себе и другим.
Нос с небольшой горбинкой, губы четкого рисунка,  глаза...  Его
глаза  были мне знакомы. Темно-карие, блестящие, неподвижные. И
короткие белесо-бесцветные с рыжинкой волосы.
     -- Это та самая женщина, о которой я тебе сообщила.
     -- Ты специально  ее  так  одела?  --  недовольно  заметил
мужчина.
     --  Но,  Виллен, я поспешила привести ее сразу, как только
мы узнали о ее преображении. Мне не хотелось  терять  время  на
то, чтобы наводить лоск...
     -- Что ж, тебе придется потерять на это время после нашего
разговора,  --  бесстрастно  заметил  Виллен. -- Почему она так
выглядит?
     -- Почти всю  свою  жизнь  она  была  диким  зверенышем  с
редкими  проблесками связного мироощущения. Но и тогда она жила
чьей-то чужой жизнью. Неделю назад она устроила разгром в своей
комнате и сама себя покалечила. Мы не смогли до  конца  понять,
что  с ней было, но очнувшись, она преобразилась. Это очевидно.
Сейчас она так же разумна, как и мы с тобой. И я думаю, что  ей
очень интересен этот разговор, -- закончила Даррина.
     -- Как твое имя? -- повернулся ко мне Вилле.
     -- У меня их несколько.
     Виллен  пожал  плечами  и посмотрел на Даррину. Она нервно
шевельнулась. Я вдруг поняла, что за все время ни Кельстер,  ни
Даррина не назвали меня по имени.
     --  Никто не знает ее имени, оно исчезло из всех возможных
источников информации...
     -- Но вы же как-то называли  ее,  --  раздраженно  заметил
Виллен.
     -- Никак, -- растерялась Даррина. Но я знала, что и она, и
Кельстер,  находили для меня самые сочные эпитеты. Оказывается,
только я помнила свое имя.  Непонятно  только,  как  оно  могло
сохраниться в моей памяти и остаться для всех тайной.
     --  Если  ты  согласишься поговорить наедине, я скажу тебе
мое имя, -- обратилась я к Виллену. Он кивнул и  жестом  указал
Даррине на дверь.
     Даррина  вспыхнула,  ее губы обиженно изогнулись, но четко
повторив ритуальный поклон, она вышла из зала, стуча каблуками.
     -- Итак?  --  Виллен  дождался,  пока  дверь  за  Дарриной
закроется.
     -- Сначала я хочу сесть.
     --  Пока  я  не  сяду, ты будешь говорить со мной стоя, --
отрезал он и повторил:
     -- Говори то, что собиралась.
     -- Я собиралась узнать, где я  и  зачем  меня  мучали  всю
жизнь.  Я  хочу  знать, что теперь собираются со мной делать. Я
хочу знать, кто ты такой, Виллен.
     Виллен смотрел на меня равнодушно, без гнева и без улыбки.
Похоже,  что  мои  вопросы   не   показались   ему   чрезмерным
любопытством.  Скорее  всего,  он  не раз беседовал с теми, кто
испытал "преображение". Слово-то какое вычурное, так  и  отдает
некой возвышенной религиозностью.
     --  Я  верховный  иерарх  реальностей, -- спокойно ответил
Виллен.
     -- Каких реальностей?
     -- Всех, -- бесстрастно пояснил Виллен.  В  его  словах  и
тоне  голоса  не  было  ни  тени пафоса или спеси. Он говорил о
совершенно естественной, обыденной вещи.
     --  Только  вот  они  об  этом,  кажется,  не  знают,   --
улыбнулась  я.  От  улыбки  еще  сильнее  заболела щека и снова
захотелось пить.
     -- В том не наша  вина,  скорее  наша  беда,  --  серьезно
ответил  Виллен.  -- Но все мы здесь живем для того, чтобы они,
наконец, об этом узнали. А вернее, вспомнили.
     -- Ну а я тут при  чем?  --  во  рту  пересохло  так,  что
казалось,  рот  и горло выстланы наждаком. Голова заныла, будто
полая труба, по которой ударили чем-то  железным.  Я  физически
ощущала эту вибрацию и гул.
     --  То,  что произошло сегодня с тобой -- событие редкое и
долгожданное, -- произнес Виллен. Он смотрел на меня, но то  ли
бинты  и  мой  неопрятный  вид мешали ему разглядеть, в каком я
состоянии, то ли мое состояние его  совершенно  не  трогало.  Я
склонялась ко второму варианту. Между тем, Виллен продолжал:
     --  Среди  нас  очень редко рождаются люди с разделенным и
рассеянным сознанием. Наша реальность -- источник  мощной  силы
для  всех  миров.  Наши люди получают в ней единое сознание. Мы
призваны вести за собой и  контролировать  все  витки  жизни  в
каждой   реальности,   которая   существует   в  общей  спирали
человеческих цивилизаций.  И  так  было  всегда.  Но  когда-то,
вследствие  трагической ошибки, мы потеряли физический доступ в
иные реальности...
     Я поняла, что если повествование  начнется  от  Адама,  то
через  несколько  минут  я  не  выдержу  и  упаду без сил прямо
посреди кабинета. Или верховный иерарх решил, что коль скоро  я
прошла  преображение,  то  теперь  мое ставшее цельным сознание
может выдержать все, и на него можно сразу повесить ворох новой
информации? Да,  конечно,  то,  что  он  говорил,  было  прямым
ответом  на  мой прозвучавший вопрос, но я уже сомневалась, что
смогу переварить все это сразу.
     -- ...Потеряв возможность перемещаться в реальностях, наши
далекие предки стали искать выход.  Стало  ясно,  что  все  мы,
несмотря  на  целостность  и силу сознания, способны вступать в
телепатические контакты с индивидуумами в любой реальности,  но
не  способны  нащупать  ни одной двери из нашего Первого мира в
иные миры. Одно время даже думали, что все  потеряно  навсегда.
Но  никакие  трагические ошибки не могут повернуть вспять закон
витков жизни. Мы обнаружили,  что  люди  иных  реальностей,  не
имеющие  аналогов,  могут искать и открывать двери. Сначала это
казалось  вздорным  и  нелогичным.   Человек,   сделавший   это
открытие,  долгое  время  был презираем и считался невеждой. Но
факт остался фактом. Те, кто жил в иных реальностях, могли  при
определенных  условиях  открывать  двери.  Мы  же  окончательно
утратили эту  возможность...  --  Виллен,  наконец,  подошел  к
креслу  и  медленно  сел в него. Я осталась стоять. -- ...Позже
возникло  предположение,  что  человек  нашего  мира,   имевший
аналоги  и  прошедший здесь преображение, сможет нащупать дверь
отсюда, изнутри Первого  мира.  Каким-то  необъяснимым  образом
опыт  жизни  в  иных  мирах должен дать возможность реализовать
полностью все  созидательные  силы  личности.  Мы  же  застыли,
словно вырождаясь. Цельные, сильные натуры оказались беспомощны
перед  стенами  миров. И вот, безумные, ущербные люди, столь же
редко рождающиеся у нас, сколь  и  единые  сознания  в  других,
вторичных реальностях, оказались нашим последним шансом обрести
прежние  свойства  нашей  цивилизации.  Мы  искали  таких людей
веками. Как правило, мы сразу же помещаем их под  наблюдение  в
надежде,  что  преображение наступит достаточно быстро. Но увы,
за долгое, долгое  время  у  нас  ничего  не  получалось.  Имея
слишком  много  аналогов,  наши  подопечные успевали либо стать
глубокими стариками, уже ни на что не способными, либо  умирали
и вовсе не дождавшись преображения, то есть того момента, когда
в  их  теле  воссоединится  все  сознание  целиком.  Ты одна из
немногих за несколько тысячелетий и первая за несколько  веков,
кто  достиг  преображения в столь созидательном возрасте, что у
нас  появилась  серьезная  надежда...  Конечно,  мы   пробовали
использовать  и другие шансы. Мы искали единые личности, где бы
они ни жили, связывались с ними, давали им возможность осознать
свои   неординарные   способности,   пытались   направить    их
деятельность в нужное русло. Мы побуждали их не просто витать в
облаках  своих  осязаемых  снов,  но  и  открывать двери. Любые
двери. Мы надеялись, что таким образом, рано  или  поздно,  они
наткнутся  на  наши  стены  и пробьют их для нас. На протяжении
нескольких веков у нас ничего не получалось. Потом в  одной  из
реальностей нашли очень перспективного мальчишку...
     Голос  Виллена  стал тише и глуше, сначала мне показалось,
что это он почему-то изменил тембр голоса, но вскоре все  стало
ясно   --  я  отключалась.  Медленно,  стараясь  не  упасть,  я
опустилась на пол,  поджав  ноги.  Виллен  проследил  за  мной,
прервав    на    несколько    секунд    свою   лекцию.   Затем,
удостоверившись, что я смотрю на него и  вроде  бы  слушаю,  он
продолжил:
     --  У него был один аналог. Но, к нашей удаче, аналог рано
умер в своей реальности, и процесс вовлечения паренька  в  нашу
орбиту   прошел   удачно.  Парень  оказался  в  высшей  степени
гипнабильным.  Его  мозг  творил  чудеса  с   окружающими   его
сознаниями,   он  освоил  телепатию,  управление  разрозненными
частями как свободного, так  и  частично  связанного  сознания,
даже  зомбирование.  Он с легкостью отыскивал и открывал двери,
причем для этого ему не нужно было перемещаться в пространстве:
он находил их на достаточно ограниченной территории. И при всем
при этом он был настолько внушаем, что нам удалось  закрыть  от
него  источник,  из которого к нему поступала информация. Путем
тщательных маневров и гипноза на уровне подсознания нам удалось
перевести в его распоряжение крупную сумму финансовых  средств,
и  наш  подопечный создал на месте своего родного города мощный
узел, сплошное сопряжение дверей. Он наверняка достучался бы  и
до  нас...  Но  все  нюансы  учесть невозможно, даже если делом
занята такая опытная женщина, как Даррина.  Парень  выскользнул
из-под  нашего  влияния. Так и не вникнув до конца в то, чего и
кто от него добивался, он свернул все. Разрушил все,  созданное
не  им  одним,  а  всеми  нами.  И  все из-за того, что не смог
переступить через некоторые лично его  касающиеся  нюансы,  без
которых  дело  наше  было  невозможно  завершить...  До сих пор
делаются попытки вернуть его обратно к  делу,  но  он  отчаянно
сопротивляется...
     --  Лучше  вам  оставить  Валерия  Извекова  в  покое,  --
оборвала я его рассказ.
     Виллен замолк. Глаза его немного, еле заметно сузились. Он
помолчал  немного,  потом  порывисто   вскочил   с   кресла   и
приблизился ко мне:
     -- Встань!
     Я попробовала, но поняла, что не смогу. Он тоже это понял,
но прикоснуться  ко  мне,  чтобы поднять на ноги, было, видимо,
ниже его достоинства, а тратить  время  на  то,  чтобы  вызвать
охрану, было глупо. Поэтому он опустился на пол рядом со мной и
одним  пальцем  поднял  мою  голову за подбородок. Единственным
незабинтованным глазом я взглянула на него.
     -- Кажется, я прав. Ты действительно  та,  кого  мы  ждали
веками.  Зачем  ты заставила меня рассказывать тебе все то, что
знаешь сама? Кто ты?
     -- Я безумная, грязная девчонка, без имени, без прав,  без
защиты.  Если  на  меня  возлагали  такие  надежды, почему меня
держали в таком скотском состоянии? Почему?
     -- Не было смысла выдумывать что-то иное, ты не  могла  бы
оценить  свое  состояние, будь оно даже превосходным, -- Виллен
пожал плечами.
     -- Имя давать тоже не было смысла?
     --  Имя  человеку  дается  один  раз.  И  оно  не   должно
повторяться.  Во всей истории нашей цивилизации не было дано ни
одного  повторяющегося  имени.  Имя  уникально,  как   и   сама
личность.  Это в других реальностях миллионы носят одно и то же
имя... А мы не могли так роскошествовать и тратить имена на то,
чтобы переименовывать безумцев.
     -- Это сколько же имен надо придумать? -- удивилась я.
     -- Годятся любые звукосочетания.  Да  и  нас  здесь  мало,
около  двух  миллионов.  Первый мир малочислен... И все имена и
судьбы  известны...  Твое  имя  было  уничтожено  при  внесении
записей.  Это  странно. И теперь уже ничего нельзя сделать. Тем
более, если ты сама забыла свое имя.
     -- Но я его помню. И я помню высокого  сильного  человека,
который  нес  меня  на  руках  и несколько раз повторил его мне
прежде, чем передал меня в какие-то чужие руки. Я помню и  его,
и свое имя...
     Я  удивилась,  когда  начала  говорить  это.  Сначала  мне
показалось, что я  снова  под  чьим-то  внушением,  но  тут  же
поняла,  что это действительно мои воспоминания. Я помнила себя
маленькой девочкой,  совсем  маленькой,  лет  четырех-пяти,  на
руках  у  пожилого  седовласого  мужчины.  Он  бежал со мной по
тоннелю. Я вцепилась обеими руками  в  его  плечи  и  с  ужасом
смотрела     назад,     откуда     доносился    гулкий    топот
преследователей... Мы спаслись, но  он  вынужден  был  оставить
меня с какой-то женщиной, перепуганной и безликой,