несколько  недель
после  приезда  в  Сихарроу,  тщательно  взвесив  все  за  и  против,  она
остановила свой выбор на  молодом  виконте  Родрике,  старшем  сыне  графа
Бэзила из Норкросса, чьи владения лежали к северу от Сихарроу возле Черной
Реки, близ границы с Талини.
     Повинуясь традиции, граф Бэзил послал Родрика  служить  при  дворе  в
Сихарроу. Он готовился к посвящению в рыцари. Его отец  был  уже  стар,  и
Родрик должен был  унаследовать  все  его  состояние  и  титул.  Ему  было
семнадцать, и его карьера была многообещающей. Другими  словами  ему  было
что терять.
     Это не заняло слишком много времени. Сначала она просто заметила его,
приложив усилия к тому, чтобы он заметил, что она заметила  его.  Затем  в
ход пошли взгляды, она глядела на него, а затем быстро отводила глаза, как
бы в смущении, что он видел, как она на  него  смотрит.  После  этого  как
только  их  взгляды  встречались,  она   слегка   краснела,   прежде   чем
отвернуться. Далее она слегка разнообразила маневры,  добавив  то  нервное
сглатывание, то облизывание  пересохших  от  волнения  губ,  то  несколько
глубоких вздохов, чтобы привлечь его внимание к ее груди, затем  долгие  и
красноречивые  взгляды  исподволь,  когда  она  была  уверена,  что  кроме
потенциальной жертвы этого никто не заметит.
     Он начал искать предлоги для того, чтобы чаще попадаться ей на глаза.
Она изучила его ежедневный маршрут и  позаботилась  о  том,  чтобы  они  в
течение дня как бы случайно встречались. Когда им случалось разговаривать,
их речь была  формально  вежливой,  но  он  всегда  выказывал  внимание  и
предупредительность по отношению у ней. Он  начал  усиленно  заботиться  о
своей внешности. Следующим шагом был неожиданный физический  контакт.  Она
внезапно налетела на него, как бы  по  чистой  случайности,  а  когда  они
усаживались в саду немножко поболтать, о том, о сем,  их  колени  и  плечи
слегка соприкасались. В нем говорило нетерпение юности, и это  значительно
ускоряло ход событий. Когда он взял ее  за  руку  и  приник  губами  к  ее
запястью,  слегка  затянув  поцелуй,  она  учащенно  задышала   и   слегка
приоткрыла рот, взглянув на него затуманившимся взором. А когда он впервые
позволил себе по-настоящему поцеловать ее, то чувствовалось,  что  в  этот
момент он казался себе отчаянно смелым и безрассудным.
     Она внушила ему, что не в силах устоять перед  ним,  как  бы  она  ни
пыталась. Ее протестующий шепоток  прерывался  подбадривающими  стонами  и
вскоре она сдалась, как бы не в силах более  сдерживать  свои  чувства.  А
затем, как в случае с Дервином, она начала укорачивать поводок.
     К моменту празднования императорской свадьбы Родрик  уже  был  совсем
ручным. Она провернула это дело прямо под носом у Дервина, а тот ничего не
замечал. С Родриком она не повторила ошибку, которую допустила  с  Эданом.
Этот урок она очень  хорошо  усвоила  давным-давно.  Она  сдерживала  свою
страсть и оставляла его слегка  неудовлетворенным,  тщательно  контролируя
частоту их свиданий и таким образом распаляя его все сильнее.
     Она жаловалась ему на то, что Дервин только притворяется,  что  любит
ее, а на самом деле сух и невнимателен, о когда они остаются  наедине,  он
даже бывает грубым и жестоким. Когда Родрик сжимал ее  в  своих  объятиях,
она нашептывала ему, как было бы  чудесно  вместе  убежать  куда-нибудь  и
никогда не расставаться, а после  она  грустно  добавляла,  что  увы!  это
невозможно, так как разрушит их жизни. Ах, если бы она была свободна...
     Благодаря Родрику стало возможным осуществление еще одной  детали  ее
плана.  Зная  о  ее  одиноком  и  безрадостном  затворничестве   по   вине
злодея-мужа, он взял на себя задачу держать  ее  в  курсе  всех  столичных
событий. Он был прирожденный сплетник, и большую часть  его  историй  Лэра
находила скучными и утомительными, но одна новость привлекла ее внимание.
     В городе была задержана юная воровка и проститутка  за  то,  что  она
пырнула  кинжалом  купца,  который  выжил  и  настаивал  на  вынесении  ей
смертного приговора. В душе  Лэра  была  полностью  согласна  с  тем,  что
девчонку стоит повесить. Всю эту чернь следует держать в страхе, чтобы они
не забывали свое место. Но тем не менее она пошла к Дервину и  рассказала,
что услышала о несчастной девушке от одной из своих фрейлин и пожалела ее.
Надо дать бедняжке последний шанс в  ее  жизни,  говорила  она,  упрашивая
Дервина спасти жизнь девице. Наверное, лишь тяжелая нищета  довела  ее  до
преступления. Лэра заявила, что готова взять девушку себе в прислужницы. А
для Дервина это будет неплохой возможностью продемонстрировать народу свое
милосердие и справедливость. Жители Боруина не  смогут  не  оценить  такую
заботу о простом народе.
     Дервин пытался возражать, но она быстро уломала его, и вскоре девушку
привезли к Лэре из темницы Сихарроу. Юная воровка была горда и своенравна,
но не настолько глупа, чтобы не понимать, что  она  обязана  Лэре  жизнью.
Звали ее Гелла. Ей было пятнадцать лет и она  была  сиротой  крестьянского
происхождения. Лэра опытным взглядом сразу определила, что  девушку  можно
прекрасно использовать в личных целях.
     Она велела оставить ее наедине с  девицей,  а  когда  они  удалились,
восхваляя  милосердие   герцогини,   взявшей   под   свою   опеку   падшую
крестьяночку, Лэра сразу жестко взяла Геллу в оборот.
     - Ну, посмотрим на тебя хорошенько, - заявила она, обходя ее кругом и
не отводя от девушки пристального взгляда.
     - Хм, ванна и чистая одежда могут сделать тебя почти привлекательной.
     Внезапно она  быстро  отхватила  ножницами  прядку  волос  Геллы.  Та
шарахнулась в испуге, но промолчала. Лэра порезала себе  ладонь  и  велела
девушке показать руки. Гелла  послушно  протянула  их  герцогине  ладонями
кверху.
     - Грубые и грязные. Чего и  следовало  ожидать,  -  произнесла  Лэра.
Крепко держа девушку за одну руку,  она  полоснула  ее  по  ладони.  Гелла
вскрикнула и попыталась отшатнуться, но Лэра  крепко  держала  ее.  Уронив
маленькие ножнички, она положила прядку волос Геллы ей на ладонь и накрыла
своей порезанной рукой. Клятву произносить было не обязательно. Это был не
более чем ритуальный жест.
     Глаза Геллы широко раскрылись и она в ужасе застыла.
     - Вы колдунья! - произнесла она хриплым шепотом.
     - Что ты об этом знаешь? - потребовала Лэра.
     - Моя мать была ведьмой и ее убили за это, - отвечала девушка.
     Лэра высвободила руку и  отодвинула  густые  волосы  девушки,  открыв
маленькое слегка заостренное ушко. При виде этого она изумленно ахнула.
     - Полуэльф! Никогда бы не догадалась. Теперь мне все ясно!
     - Что вы от меня хотите? - спросила Гелла.
     - Я хочу, чтобы ты служила мне, - отвечала Лэра.
     - Я сделаю тебя своей доверенной служанкой. Не забудь, что ты обязана
мне жизнью. И теперь твоя жизнь принадлежит мне и я могу  делать  с  тобой
все, что захочу. Будь преданна мне, и я щедро вознагражу тебя. Но если  ты
попытаешься меня обмануть, я подвергну тебя таким пыткам, какие тебе  и  в
страшном сне не снились, и ты будешь умолять о смерти. Ты поняла меня?
     Гелла нервно облизнула губы.
     - Да, госпожа.
     - Отлично, - произнесла Лэра.
     - Тогда вот еще что.  Никому  не  известно,  что  я  обладаю  знанием
магического искусства, кроме тебя. Даже мой муж не подозревает об этом. Ты
вроде бы кое-что понимаешь в этом, тогда ты должна также понимать, что  до
конца жизни мы связаны с тобой нерушимыми узами чар.
     Она положила окровавленный локон Геллы в  золотой  медальончик  вроде
того, в котором у нее хранились волосы Дервина.
     - Теперь ты принадлежишь мне. И через этот локон я могу достать  тебя
повсюду, где бы ты ни была. Помни это.
     - Вы хотите от меня чего-то ужасного, - прошептала девушка.
     - Вот зачем я здесь. Вам не нужна служанка. ВЫ нанимаете убийцу.
     - Я твой единственный суд и закон, - жестко произнесла Лэра.
     - Делай что я скажу, и с тобой ничего не случится.
     - Что я должна делать?
     - Для начала, кое чему научиться. Я сделаю из тебя отличную служанку.
А когда  император  приедет  на  Саммер-Корт,  я  предложу  тебя  в  слуги
императрице.
     Она подошла к туалетному столику, где в маленькой шкатулке  хранились
драгоценности, и достала флакончик, закрытый пробкой.
     - Несколько капель этой жидкости раз в неделю  надо  добавлять  в  ее
вино, и у нее не будет детей, - улыбнулась Лэра.
     - Ни запаха, ни привкуса. Она никогда не узнает, что она пила.
     Взгляд Геллы становился все напряженней  и  она  судорожно  глотнула,
услыхав заключительную фразу.
     - Это и будет твоим первым заданием.


                                  * * *

     На дорогу из Ануира в Сихарроу ушло около недели. Император со своими
приближенными ехал не спеша, в сопровождении вооруженной до зубов  охраны,
повозки были тяжело нагружены палатками и всем  необходимым  в  дороге.  В
среднем они покрывали около двадцати  пяти  миль  в  день  с  перерывом  в
полдень и остановкой на ночлег.
     Микаэл с трудом переносил подобный способ перемещения.  Он  привык  к
стремительным марш-броскам со своими неутомимыми солдатами,  и  сейчас  он
едва сдерживал раздражение, в основном, благодаря Фелине. Она так  мечтала
об этой поездке, ведь она еще ни разу не бывала в Сихарроу,  и  теперь  на
протяжении всего пути она расспрашивала его о приключениях в  Туаривеле  и
его путешествиях в разные концы империи.
     Эдан пускался в путь со смешанными  чувствами.  Было  неплохо  уехать
подальше от Имперского Керна и отдохнуть от дворцовой суеты.  Кроме  того,
ему нравилось спокойно ехать по территории, где не так давно шли  кровавые
бои, не опасаясь уже внезапного нападения  врага.  И  совсем  хорошо  было
наконец-то отдохнуть от придворных обязанностей, которые отнимали  большую
часть его времени в столице. С другой стороны, Боруин не являлся для  него
источником приятных  воспоминаний.  И  меньше  всего  ему  хотелось  снова
встречаться с Лэрой.
     Его опять занесло сюда, и  это  казалось  ему  недобрым  знаком.  Всю
дорогу он не мог избавиться от неприятного ощущения  приближающейся  беды.
Но после того, как император простил Дервина за участие в Мятеже  и  отдал
ему в жены свою сестру, невозможно было не  почтить  его  присутствием  на
ежегодном Саммер-Корте. И в  Ануире,  и  в  Боруине  все  люди  давно  уже
предвкушали  это  летнее  празднество,  и   теперь   это   было   символом
воссоединения империи. Так что Саммер-Корта было не избежать  хотя  бы  по
политическим причинам.
     И все же Эдана терзали опасения.  Он  не  видел  Лэру  с  момента  ее
свадьбы,  и  отношения  между  ними  так  и  остались  весьма  натянутыми.
Возможно, брак с Дервином помог ей забыть прошлое, но Эдан сильно  в  этом
сомневался. Он знал Дервина, и так же знал Лэру,  и  не  сомневался  в  ее
способности прижать его к ногтю. Дервину сильно не хватало силы  духа  его
покойного отца. Он не был слабым, но ему было очень  свойственно  избегать
конфликта любой ценой. А Лэре нужен человек с твердым характером.
     Возможно, она изменилась. Но Эдан хорошо знал, что люди меняются либо
тогда, когда сами этого хотят, либо тогда, когда обстоятельства  вынуждают
их к этому. Судя по тому, что говорили о  Лэре  непосредственно  перед  ее
свадьбой, она осталась такой же. Она была осторожна, но в Имперском  Керне
рано или поздно все про всех узнавали. Она избежала  скандала,  но  ходили
разные слухи... То есть, никто ничего не утверждал, но у Эдана  были  свои
источники информации, ведь его прямой обязанностью было  знать  обо  всем,
что происходило в замке. И из всего услышанного вовсе  не  следовало,  что
Лэра хотя бы пыталась в чем-либо перемениться. Скорее наоборот.
     Иногда он задумывался, нет ли в этом и его вины. Может, если бы он не
прервал их связь так резко, все было  бы  по-другому.  Может,  сейчас  она
отрицала все нормы человеческой морали только потому, что он  оскорбил  ее
чувства и причинил ей горькое разочарование. Но ведь это она совратила его
тогда. И  он  просто  не  мог  так  дальше  продолжать.  Это  означало  бы
катастрофу для них обоих. А Лэра, казалось, только возбуждалась при  мысли
об этом. Любая опасность действовала на нее как допинг.
     Она никогда не любила его. Об этом даже речи не заходило. Эдан не мог
ее винить. Ведь и он  не  любил  ее.  Их  свела  вместе  неистовая,  почти
животная страсть, и в этом было нечто  порочное  и  нездоровое.  Это  было
неправильно, несмотря на весь экстаз, который они испытывали, соединяясь в
любовных объятиях. Одно  время  Эдан  считал,  что  он  многому  научится,
занимаясь любовью с Лэрой. Но он сам себя  обманывал.  Они  не  занимались
любовью. Они просто совокуплялись. Это опьяняло как вино с дурманом, и все
ночи с Лэрой не стоили одной ночи, проведенной с Сильванной. Только с  ней
он понял, что значит любить.
     Одна ночь. Это все, что у них было. Но он никогда  не  сможет  забыть
это. Он был пьян, но не настолько,  чтобы  не  контролировать  себя,  вино
просто избавило его от комплексов. И в ту ночь  что-то  в  нем  изменилось
навеки.
     Они были знакомы много лет, и постепенно их дружба  росла  и  крепла,
пока не переросла в нечто нерушимое как стена. Позднее он осознал, что  их
ночь была апогеем их отношений за все это время.
     Когда он бывал с Ариэль, он никогда не  вспоминал  Лэру.  Но  иногда,
когда они с женой занимались любовью, он ловил себя на мыслях о Сильванне.
Он ни разу не сказал об этом Ариэль, потому что это причинило бы ей  боль.
Если даже она что-то подозревала, то никогда  не  говорила  ему  об  этом.
Каждый раз, когда это происходило, его мучило чувство вины  перед  Ариэль.
Ведь он любил свою жену. Но не вспоминать Сильванну  было  выше  его  сил.
Память о Сильванне ничуть не умаляла его любовь к Ариэль, но ведь если  он
любил ее по-настоящему, он не должен был думать о  другой  женщине.  А  он
думал. И он знал, что в любом  случае,  что  бы  ни  произошло,  Сильванна
всегда останется частью его сердца. Любовь оказалась гораздо сложнее,  чем
пели о ней барды.
     Он наслаждался поездкой, но старался не думать о цели их путешествия.
Ариэль знала все о его отношениях с Лэрой и прекрасно  представляла  себе,
что теперь должна чувствовать Лэра при ее характере.
     - Я никогда не любил ее, Ариэль, - объяснял он.
     - Это было ошибкой. И хуже всего то, что я  уже  тогда  знал  это,  я
считал наши отношения ошибкой и все  же  продолжал  с  ней  спать.  Я  был
слабохарактерным, думаю, поэтому. Я не мог устоять. Но это  не  оправдание
для меня.
     - Это было, - отвечала Ариэль.
     - Что толку в угрызениях совести. Ты не в силах изменить прошлое.  Ты
можешь лишь примириться с ним. Но я уверена, что Лэра не может. И  никогда
не сможет. Берегись  ее,  Эдан.  Она  ненавидит  тебя.  Это  видно  по  ее
взглядам.
     - Она сердита и оскорблена. Я причинил ей боль.  Может,  со  временем
она сможет с этим справиться.
     - Она сердита на тебя, но оскорбить ты мог ее  лишь  при  условии  ее
любви к тебе, - возразила Ариэль. -  Когда  ты  разорвал  вашу  связь,  ты
уязвил ее гордость. Для ее типа людей это хуже всего. Ты словно в  зеркале
показал ей ее истинную  сущность.  Она  никогда  не  простит  тебе  этого.
Никогда. Но если она попытается причинить тебе вред, я убью ее. Клянусь, я
убью ее.
     - Не говори так, - попросил Эдан.
     - Теперь она замужем и у нее своя жизнь, а у нас своя.
     - Не будь таким самоуверенным.
     - Дервин не то, что его отец, - сказал Эдан.
     - Не сомневаюсь, что она вертит им, как хочет, но на преступление  он
ради нее не пойдет. Он не такой честолюбивый, как Эрвин.
     - Не забывай о способности жены влиять на мужа, - напомнила она.
     - Ах, вот что ты со мной сделала? - улыбнулся Эдан.
     - А как ты сам считаешь?
     Он с минуту размышлял.
     - Да, пожалуй, ты изменила меня к лучшему.
     - Я рада, что ты так считаешь, - отвечала Ариэль.
     - Но не забудь, что ты гораздо сильнее Дервина. А Лэра изменит его  в
худшую сторону.


                                  * * *

     На второй день пути  в  Сихарроу,  между  Дальтоном  и  Ануиром,  они
проезжали через  поле,  на  котором  Эрвин  встретил  свою  смерть.  Вдали
виднелись Горы Морского Тумана, где армия Ануира сражалась с  людоедами  в
тот несчастливый раз, когда они пытались попасть в Боруин через Мир Теней.
К югу от горных цепей  находились  укрепления  Эрвина  для  защиты  границ
Бросенгэ. А чуть восточнее находились гарнизоны Ануира,  которые  пытались
преградить путь армии Эрвина перед финальным решающим сражением.
     Обычно известные сражения получают названия по имени  мест,  где  они
происходили. В этом случае все было не так. По традиции место битвы должно
было дать ей название - Битва при Горах Морского Тумана. Но  Микаэл  решил
по другому. Эта некогда цветущая обширная равнина, теперь превратившаяся в
голую вытоптанную землю, залитую кровью обеих армий. Дожди последнего лета
размыли ее, затем она была покрыта  снегом,  милосердно  прикрывшим  следы
жестокого сражения. Возможно, следующей весной  появится  новая  трава,  и
постепенно  шрамы   на   лице   земли   загладятся,   уврачеванные   рукой
матери-природы. Но и тогда это место будет носить  имя,  которое  дал  ему
Микаэл в память о том, что много людей полегло  здесь  из-за  неумеренного
честолюбия одного-единственного человека.  Это  место  навсегда  останется
Полем Печали.
     Когда они проезжали мимо, следы жестокой битвы все  еще  были  хорошо
видны. То тут, то  там  возвышались  холмики  солдатских  могил,  и  когда
императорская свита приблизилась к Полю  Печали,  скорбное  молчание  было
естественной  реакцией.   Некоторые   холмики   были   украшены   цветами,
оставленными родичами тех, кто пал в этой битве.
     Родственники  солдат,  приезжая  на  могилы,  старались  отметить  их
деревянными табличками, на которых указывалось имя и родной город. Тем  не
менее, не смотря на все старания, многие тела  остались  неопознанными,  и
часто бывало, что семье погибшего было известно  лишь  то,  что  его  тело
лежит  где-то  в  этой  земле.  Для  них  Микаэл  распорядился  установить
громадную каменную стелу, в надписи  на  которой  говорилось  о  том,  что
произошло на этом Поле Печали. И  сюда  приносили  больше  всего  траурных
венков, особенно те, кто хотел сказать последнее прости своим  родным,  но
не мог узнать, где их похоронили.
     Эстетика войны,  думал  Эдан.  Они  покрыли  себя  славой,  но  слава
преходяща, и вечна и неизменна лишь смерть.
     Все молчали, проезжая мимо этого памятника. И после еще долгое  время
никто не осмеливался нарушить молчание.
     Этой ночью они сделали привал неподалеку от разрушенных укреплений на
границе между Бросенгэ и Аванилом. Когда палатки были установлены,  и  все
сели ужинать, Эдан пошел на поиски Микаэла. Император стоял на разрушенной
стене неподалеку от лагеря. Его охрана застыла на почтительном  расстоянии
от него, давая императору возможность предаться своим размышлениям.
     Когда Эдан приблизился, Микаэл рассеянно оглядывал равнину  Бросенгэ.
Солнце садилось, и лишь на западе осталась узкая золотая  полоска  заката.
Заслышав шаги Эдана, Микаэл обернулся. У него был озабоченный вид.
     - Что-то случилось, Государь? - почтительно спросил Эдан.
     - Нет, я просто думал, - отвечал Микаэл.
     - Я вспомнил другие такие же поездки в Сихарроу. Особенно одну.
     - Последнее лето перед войной, - уточнил Эдан.
     Микаэл кивнул. Затем неожиданно улыбнулся.
     - Помню, как-то раз я сказал, что когда стану императором, то  отменю
все  эти  скучные  титулованные  обращения  вроде  всяких  ваших  и  наших
светлостей. Меня всегда раздражало, что никто не называет меня по имени.
     Эдан улыбнулся.
     - Да, я по