велика,  однако
на сей раз обстоятельства обернулись против нас. Трудно сказать, что может
произойти, если мы не покинем этот мир как можно  скорее,  но,  боюсь,  мы
даже не останемся в живых, чтобы сожалеть о случившемся.
     Микаэл покачал головой.
     - Если ты сейчас откроешь ворота в наш мир, мы  окажемся  как  раз  в
пределах Паучьих Чащ. Мы можем легко заблудиться там, и у меня нет желания
заставлять свое ослабленное войско сражаться  с  приспешниками  Паука.  Мы
должны продолжать путь по крайней мере до тех пор, пока мы не сможем выйти
в наш мир на территории Димеда.
     - Как вам будет угодно, милорд, - неохотно согласился Футхарк. - Но я
бы настоятельно посоветовал вам поспешить и  не  делать  привал  ночью.  Я
знаю, люди устали, но они смогут отдохнуть лучше и в большей безопасности,
когда мы достигнем Димеда, а не здесь.
     Микаэл поджал губы, обдумывая предложение половинчика.
     - Мне не хочется подгонять солдат без крайней необходимости. Они  уже
совершили большой переход после проигранного сражения, в котором  потеряли
многих товарищей. -  Он  помолчал  мгновение,  и  Эдан  почувствовал,  что
император тяжело переживает эти потери.  -  Но  если  наше  положение  так
тревожит тебя, мы поспешим дальше.
     -  Очень  тревожит,  милорд,  -   подтвердил   половинчик.Несомненно,
появление Холодного Всадника предвещает нам  зло,  великое  зло,  и  я  не
успокоюсь, пока мы не выберемся отсюда целыми и невредимыми.
     Микаэл кивнул.
     - Тогда  пусть  будет  так.  Мы  продолжим  путь.  Сообщите  об  этом
солдатам. Скажите, что мы будем идти всю ночь и завтра  сделаем  привал  в
Димеде, где у них будет два дня на отдых. Мне не терпится вернуться домой,
но это все, что я могу для них сделать. Видит  Хэлин,  все  они  заслужили
отдых.
     - Смотрите, - сказала Сильванна, оглядываясь на гору. - Он уехал.
     Они обернулись к горе. Призрачный всадник  исчез,  словно  его  и  не
было.
     - Дурной знак, - пробормотал Футхарк. - Да, дурной знак.


                                  * * *

     Ночь в Мире Теней мало чем отличалась от ночи в мире дневного света -
по крайней мере, с виду. Разными были дни. Солнце никогда не  показывалось
в этих сумрачных владениях, и дни здесь напоминали облачные и туманные дни
в мире света, с низко нависшим над землей серым небом.  Однако  ночью  при
виде тесно переплетенных деревьев и кустарника, окутанных тьмой, любой мог
вообразить, что он находится где-то  в  Керилии  -  если  бы  не  зловещая
тишина, изредка нарушаемая криками неких  существ,  скрытых  во  мраке.  И
несмотря на все прежние свои путешествия по Миру Теней, Эдан так и не смог
вполне привыкнуть к этим звукам. Как и к гробовой тишине,  наступавшей  за
ними. Ни стрекота сверчков, ни пения ночных птиц - ничего. И он  не  знал,
что хуже.
     Во время предыдущих походов по Миру Теней они всегда  делали  привалы
ночью, ибо странное замедленное течение времени в этом  таинственном  мире
исключало необходимость форсированных маршей. Они могли оставаться в  Мире
Теней по нескольку дней или даже недель, но по  возвращении  в  мир  света
неизменно обнаруживали, что там прошли лишь минуты или часы.  Однако,  это
не служило поводом для промедления. Слишком  много  опасностей  таилось  в
Мире Теней, и чем дольше оставались они там, тем больше рисковали.
     Останавливаясь на привал, они всю ночь поддерживали  яркие  костры  и
выставляли вокруг лагеря куда больше часовых, чем  выставили  бы  в  своем
мире. И в Мире Теней часовые никогда не поддавались искушению  заснуть  на
посту. Пока другие воины спали  -  очень  чутко  -  часовые  бодрствовали,
пристально вглядываясь в окружающую лагерь темноту. Они уже  были  научены
горьким опытом.
     Однажды, вспомнил Эдан, во время первого их  похода  по  Миру  Теней,
один часовой заснул на посту.  Остальные  схватились  за  оружие,  услышав
среди ночи его дикий вопль. Ближайшие к нему часовые  находились  всего  в
двадцати ярдах от него, но когда они добежали до  его  поста,  несчастного
уже и след простыл. Его так и не нашли. Он просто исчез  без  следа,  став
чьей-то добычей. Никто не знал, чьей именно. После этого  на  одном  посту
никогда не выставляли меньше трех человек, и память о случае  с  пропавшим
беднягой заставляла часовых  хранить  полную  бдительность.  Больше  никто
никогда не засыпал на посту.
     Однако  на  сей  раз  армия  Ануира,  знаменитые   Призрачные   Воины
императора Роэля, не сделали привал. Они продолжали  путь  ночью,  освещая
дорогу факелами. Таким образом их можно было заметить с расстояния  многих
миль, но для них это было не так страшно, как невозможность  увидеть,  что
творится вокруг. Многие видели зловещую фигуру всадника на горе,  и  очень
скоро молва о Холодном Всаднике разнеслась по всему войску.  Многие  воины
свели дружбу с половинчиками, идущими с ними,  и  к  наступлению  ночи  не
осталось ни одного человека, который не знал бы,  что  представляет  собой
Холодный Всадник. По мнению Эдан, с  этим  ничего  нельзя  было  поделать.
Пусть это служило поводом для беспокойства в войске,  но  в  то  же  время
заставляло солдат держаться начеку. Когда люди так устали  и  пали  духом,
возможно, это только к лучшему.  Они  не  могли  позволить  себе  потерять
бдительность, пока не выйдут из этого мира и не достигнут Димеда.
     Войско двигалось ровным шагом во главе с императором и его свитой  на
конях. Эдан держал в руке знамя Микаэла, а Сильванна  ехала  в  нескольких
ярдах за ними. Усиленный головной дозорный отряд держался немного  позади,
так что теперь он двигался на небольшом расстоянии перед основным войском,
освещая путь яркими факелами. Лучники несли луки с положенными  на  тетиву
стрелами, и почти все воины держали руку на рукоятке меча. В воздухе почти
физически ощущалось напряжение.
     Сколько им еще идти? Эдан плохо представлял. Он не знал эту местность
так хорошо, как разведчики-половинчики, но чувствовал,  что  до  утра  они
покроют достаточное расстояние, чтобы с первым  серым  проблеском  зари  -
если только это можно назвать проблеском - выйти в свой мир  за  границами
Паучьих Чащ. Но утро еще не скоро.
     Эдан ехал медленным шагом и думал о призраке, которого они видели  на
гребне горы. Все-таки кто такой, или что  такое,  этот  Холодный  Всадник?
Человек ли он, получеловек или  нечто  совершенно  иное?  Что  в  рассказе
половинчика истинная правда, а что - просто суеверный вымысел?
     Половинчики - странный народ. За последние восемь лет Эдану  довелось
хорошо узнать половинчиков, которые сопровождали их, но до сих пор  многое
в них оставалось ему непонятным. Во-первых, их вера. Они  клялись  именами
богов - по крайней мере, Футхарк и его разведчики -  но  Эдан  никогда  не
видел половинчиков ни в одном и  храмов  во  время  богослужений.  Правда,
многие люди тоже не отправляли религиозные обряды, хотя и верили в  богов.
Поскольку половинчики обладали природной  склонностью  усваивать  культуру
тех мест, где они жили, трудно было  сказать,  во  что  они  действительно
верят. А сами половинчики никогда не говорили об этом.
     Они  охотно  отвечали  на  некоторые  вопросы  о  себе,  но  лишь  до
известного предела. Половинчики обладали умением уходить от  нежелательных
вопросов, ходя вокруг да около заданной темы и делая вид,  будто  отвечают
собеседнику,  кода  на  самом  деле   они   лишь   морочили   ему   голову
бессодержательной болтовней. Разговаривать с  половинчиками  порой  бывает
все равно, как пытаться  поймать  блуждающий  огонек,  подумал  Эдан.  Они
казались достаточно открытыми  и  дружелюбными,  однако  при  этом  многое
держали при себе.
     Футхарк не раз сопровождал их в путешествиях  по  Миру  Теней,  но  о
Холодном Всаднике упомянул впервые,  и  если  бы  они  не  встретили  его,
Футхарк - в этом Эдан не сомневался - не заговорил бы о нем сам.
     Если этот таинственный призрак внушает  ему  такой  ужас,  почему  он
продолжает возвращаться сюда? Почему соглашается проводить  их  через  Мир
Теней? Почему просто не поселится в  Керилии,  в  относительно  безопасном
месте дневного света, чтобы никогда не возвращаться в эти  места,  некогда
покинутые его народом? Действительно ил дело заключалось только в  деньгах
или в  необходимости,  как  утверждал  Футхарк?  Половинчики  нуждались  в
средствах к существованию, как и любые другие, но было много  половинчиков
- подавляющее большинство их, насколько знал Эдан  -  которые  нашли  свое
место в жизни, став ремесленниками, торговцами,  купцами  или  актерами  в
Керилии, и никогда не возвращались в мир, откуда  пришли.  Что  заставляло
Футхарка и его разведчиков поступать по-другому?
     Конечно, им платили очень хорошо. Но только  ли  в  этом  дело?  Если
Холодный Всадник внушает половинчикам такой ужас, что они бежали из своего
мира, зачем возвращаться сюда, рискуя встретиться с  ним?  Эдан  попытался
поставить себя на месте Футхарка и рассмотреть возможные варианты, как его
учил отец. Предположим, что-то заставило его бежать из собственного  мира,
с родины, знакомой ему с малых лет? Разве не останется у него, несмотря на
все опасности, желания  вернуться?  Вероятно.  Для  него  было  немыслимым
покинуть Ануир навсегда. В этом городе он родился и вырос. Он  знал  здесь
каждую улицу и переулок,  как  свои  пять  пальцев.  Ему  было  бы  трудно
покинуть Ануир, чтобы никогда уже не вернуться. Эдан  не  сомневался,  что
его всегда тянуло бы на родину - и если бы отчего-то Ануир,  подобно  миру
половинчиков, пришел в страшное  запустение,  он,  безусловно,  лелеял  бы
мечту вновь увидеть родные места такими, какими они некогда были.
     Вот сейчас, существуя вне времени, Эдан двигался  сквозь  холодный  и
туманный мир, который всегда производил впечатление скорее кошмарного сна,
чем реальности; и он чувствовал мучительное, страстное желание вернуться в
свой мир, на  знакомую  землю.  Тогда  разве  не  то  же  самое  чувствуют
половинчики?
     Он всегда навещал могилу отца, когда возвращался домой  с  войны  или
слишком уставал  от  возложенного  на  него  бремени  ответственности.  Он
приходил рано утром, когда кладбище еще было безлюдным, садился  на  землю
рядом с могильным холмом, возвышавшимся над последним пристанищем отца,  и
разговаривал  с  ним,  облегчая  душу,  спрашивая  совета  и  наставления.
Конечно, это было не то что беседа с  живым  отцом,  хотя  Эдану  хотелось
думать, что где-то на небесах отец по-прежнему слышит  его  и  ниспосылает
ему свою силу и мудрость. Эта  мысль  приносила  Эдану  великое  утешение.
Возможно,  что-то  подобное  испытывал  Футхарк  и   другие   половинчики,
постоянно возвращаясь в мир, из которого некогда бежали.  Он  уже  был  не
тем, что раньше, но они находили некоторое утешение, возвращаясь в него.
     - Из всех известных мне людей,  -  сказала  Сильванна,  прерывая  его
раздумья, - ты молчишь наиболее красноречиво.
     Эдан взглянул на не и слабо улыбнулся.
     - Прости. В этом походе я не очень занимательный спутник.
     - Я не это имела в виду. Я не жаловалась. Я просто  хотела  заметить,
что всегда могу сказать, когда ты встревожен.
     -  Неужели  на  моем  лице  все  написано?  Это  плохая   черта   для
императорского министра. Придется исправиться.
     - Мы вернемся благополучно. Не беспокойся.
     - Беспокоиться - моя обязанность.  У  императора  для  этого  нет  ни
времени, ни желания. Я должен беспокоиться за него.
     - А кто будет беспокоиться за тебя?
     - Я беспокоюсь за нас обоих.  Временами  это  довольно  изнурительное
занятие.
     - Если хочешь, я могу беспокоиться за тебя. Таким образом я  освобожу
тебя хотя бы от части ноши.
     Эдан взглянул на Сильванну и увидел, что она улыбается. Против  своей
воли он ухмыльнулся.
     - Знаешь, иногда мне кажется, что ты  действительно  начинаешь  вести
себя по-человечески.
     Она презрительно фыркнула.
     - А вот от оскорблений ты мог бы и воздержаться.
     Прорезавшие ночную тишину крики были  неожиданными  и  ужасными.  Они
донеслись сзади, из замыкающих колонну рядов. Эдан и Сильванна  развернули
коней  одновременно,  и  меч  Сильванны  со  звоном  покинул  свои  ножны.
Следующие сразу за ними солдаты остановились и без колебаний,  молниеносно
заняли  оборонительную  позицию,  готовые  встретить  любое  нападение   с
флангов. Приобретенные в боях инстинкты отлично служат им, подумал Эдан, и
полезны еще и тем, что, срабатывая, в  считанные  секунды  придают  войску
устрашающий вид.
     В темноте Эдан не мог разглядеть, что происходит в хвосте колонны, но
видел, как дико и беспорядочно там пляшут факелы  и  некоторые  падают  на
землю, когда воины выпускают их из рук, вступая в схватку с противником...
или падают на землю сами. Но прежде чем Эдан успел  что-либо  предпринять,
он услышал за спиной дробный топот копыт и мгновение спустя мимо  него  во
весь опор проскакал  император  с  мечом  в  руке,  направляясь  к  хвосту
колонны.
     - Сир, стойте! - выкрикнул Эдан, но Микаэл уже исчез  в  темноте.  Он
пронесся с такой скоростью, что ни лорд Корвин, ни любой другой всадник из
его свиты даже не успел двинуться с места. Эдан выругался.
     - Скачите за ним, остолопы! - закричал он,  пришпоривая  собственного
коня.
     Сильванна держалась сразу за ним, когда  они  пустили  коней  галопом
вслед за императором. И именно тогда Эдан услышал звук, от которого  кровь
застыла у него в жилах. Неземной, завывающий, заунывный звук,  похожий  на
полустон-полуплач. Он слышал его во время одного из предыдущих путешествий
через Мир Теней - и в тот раз более ста человек погибло.
     Это был вой живых мертвецов.
     - Эдан! Сбоку! - крикнула Сильванна, когда они понеслись во весь опор
за Микаэлом. Эдан  бросил  взгляд  влево,  потому  что  справа  находилось
войско, увидел ходячие трупы, которые  пробирались  меж  кривых  деревьев,
пошатываясь и покачиваясь, будто пьяные привидения.
     Некоторые из них были в воинских доспехах... или в том,  что  от  них
осталось. Ржавые латы, скрипевшие и скрежетавшие при каждом шаге;  помятые
шлемы, некоторые разрубленные почти пополам в том месте, где меч обрушился
на череп; истлевшие рубахи под кольчугами, инкрустированными  ржавчиной  и
затянутые  паутиной;  наголенники,  покрытые  грязью  и  пылью;   щиты   с
выцветшими девизами на них; изорванные кожаные  сапоги  и  висящие  мешком
штаны, больше напоминающие лохмотья. Другие были в истлевших  крестьянских
одеждах,  сквозь  которые  отчетливо  виднелась  разложившаяся   плоть   и
почерневшие от времени  кости.  Сгнившие  лица  смотрели  на  них  пустыми
глазницами,  в  которых  копошились  черви.  И  словно  один  вид  их  был
недостаточно ужасен сам по себе,  все  эти  отвратительные  существа  были
вооружены - если не мечами и копьями, то вилами, топорами или самодельными
дубинками.
     Они обошли армию с двух сторон, возможно даже, окружили ее - Эдан  не
знал - но первый удар нанесли с тыла. Теперь живые  мертвецы  высыпали  из
леса по обеим сторонам колонны. Один из них преградил путь Эдану, потрясая
копьем. Не замедляя хода, Эдан поднял меч  и,  пролетая  мимо,  с  размаха
отрубил руку мертвецу от самого плеча. Она упала  на  землю,  конвульсивно
дергаясь, но отвратительное существо  все  же  успело  вцепиться  Эдану  в
стремя. Конь протащил его несколько ярдов, прежде чем Эдану удалось пинком
сбросить мерзкое чудовище на землю.
     Солдаты не впали в панику. Это стоило бы им  жизни,  и  все  они  это
знали.  Несмотря  на  усталость,  они  держали   строй   и   сражались   с
подступавшими врагами.  Отвратительные  существа  двигались  медленно,  но
недостаток скорости искупали непреклонностью. И их невозможно было  убить,
поскольку они  уже  были  мертвы.  Одолеть  мертвецов  можно  было  только
расчленив их на куски, но даже тогда они упорно продолжали  ползти  вперед
по земле, будто улитки. Мечи мерно поднимались и опускались, и сколь бы ни
устали солдаты, они знали, что не могут прервать свое ужасное занятие даже
на мгновение. Они встречались с мертвецами и раньше, хоть  и  не  с  таким
количеством, и многие из них не выжили, чтобы поведать об этих встречах.
     Эдан увидел императора. Он подскакал  к  задним  рядам  колонны,  где
произошло первое нападение, и приводил в порядок потерявшие строй  войска.
Он выкрикивал  команда,  одновременно  не  переставая  орудовать  мечом  и
поворачивать коня  то  в  одну  сторону,  то  в  другую,  чтобы  встретить
мертвецов, которые, раскачиваясь, подступали к нему со всех сторон.
     Нежданно-негаданно в уме Эдана промелькнуло воспоминание детства.  Он
вспомнил, как пытался напугать юного принца  Микаэла  жуткими  и  мрачными
историями о Мире Теней, злорадно  надеясь  вызвать  у  мальчика  такие  же
кошмары, какие мучили его самого, когда он был моложе. И хотя  после  этих
историй, рассказываемых на ночь, Микаэлу снился Мир Теней,  в  отличие  от
Эдана, принц в своих снах бесстрашно сражался с чудовищами и побеждал  их.
Теперь по иронии судьбы все это происходило наяву.
     И точно так же, как юный принц Микаэл  не  обнаруживал  ни  малейшего
страха в своих детских снах, взрослый император сейчас ничуть  не  потерял
присутствия духа. Именно это и испугало Эдана, когда он увидел, как Микаэл
пришпоривает своего коня, чтобы врезаться  в  неуклонно  наступающие  ряды
противника.
     Страх   порождается   инстинктом   самосохранения,   но   способность
испытывать страх начисто отсутствовала у  императора.  Отвага,  физическая
сила и обостренное чутье, умение восстанавливать силы и защищаться от  зла
- все это числилось среди его способностей,  наследственных  способностей,
которые он обнаружил по  достижении  половой  зрелости;  и  поскольку  эти
способности передались ему по прямой линии от  Андуираса,  в  Микаэле  они
нашли лучшее выражение, чем в любом другом человеке. На его родовом  гербе
был изображен лев, и, подобно этому благородному зверю, Микаэл обнаруживал
несгибаемое  мужество  и  наводящую  ужас  свирепость  в  схватке.  Однако
наследственные способности не делали  его  неуязвимым,  хотя  зачастую  он
действовал так, будто был неуязвим.  И  когда  Эдан  увидел,  как  Микаэл,
подобно Джагернауту, прокладывает себе путь  сквозь  ряды  противника,  от
страха у него засосало под ложечкой и кровь застучала в висках.
     Когда юный Гист, лорд Корвин, виконт Элам и прочие всадники из  свиты
Микаэла подскакали галопом к Эдану и  Сильванне,  Эдан  взмахнул  мечом  и
крикнул: "За императором!"
     Без колебаний они последовали за ним, прокладывая  себе  мечами  путь
сквозь ряды мертвецов. Сколь  бы  безрассудной  ни  была  отвага  Микаэла,
подумал Эдан, она придала новые силы воинам. Увидев императора,  скачущего
им на подмогу, они воодушевились, и боевой клич "Роэль! Роэль!" взметнулся
к небу и раскатился эхом в темноте. Большинство воинов побросали факелы на
землю, поскольку не могли сражаться, держа их в  руках.  Некоторые  факелы
подожгли кустарник; он плохо возгорался из-за тумана и сырости, однако вид
тлеющих кустов навел Эдана на новую мысль.
     "Поджигайте деревья!" - снова и снова выкрикивал  он,  не  переставая
орудовать мечом, и солдаты, находившиеся не на передовой линии, немедленно
начали швырять в чащу леса свои факелы,  подбирать  с  земли  брошенные  и
отправлять их туда же.
     Когда в зарослях кустарника оказалось так много промасленных факелов,
огонь, несмотря на сырость, начал распространяться и озарил поле боя. В ту
же минуту пожар самым неожиданным образом сыграл  на  руку  императорскому
войску. Живые мертвецы стали загораться.
     Давно высохшие тела трупов горели, как хворост. Несмотря на это, они,
нечувствительные к боли, продолжали идти вперед, полыхая на ходу.  Солдаты
рубили горящие тела, наступающие на них, но огонь неизбежно брал  верх,  и
мертвецы падали на землю.