ими пришел и был принят.
      И стал Фритигерн думать, размышлять и ломать себе голову.
      Гуннов еще не видел и каковы из себя, не знал. Мундериха
послушать (а тот едва ли не в первый день был допрошен во всех
подробностях) - так подобны они снежной лавине, несущейся с гор,
разливу Дуная, безудержному степному ветру. Не в силах
смертный человек их остановить, как не в силах удержать в кулаке
бурю. Словом, либо под копыта их коней ложись да помирай, либо
же склонись перед их дикими вождями и вместе с ними беги.
      Помирать под копытами Фритигерну совершенно не хотелось.
Гуннское владычество над собой признавать тоже не входило в его
расчеты.
      Куда ни кинь, а одно получается: придется, пусть и временно,
идти под руку более сильного владыки. И владыкой таким был
ромейский император.
      Почва для подобного шага была уже подготовлена. Вези
Фритигерна - с Валентом одной веры. Мирный договор с империей
скреплен и, можно сказать, ненарушим вовеки. Во всяком случае,
на ближайшие пару лет - точно.
      Да и тропинка в империю протоптана. Разве Ульфила не увел
в Мезию своих христиан? Тогда спасались от гонения - и сейчас то
же самое. Вот, несутся варвары, дикие и неукротимые, хотят
христиан-вези погубить. Приюти же единоверцев своих, император
ромейский, спаси нас от верной смерти.
      Такая сладкая трава для нашего скота растет в подвластной
тебе Фракии, такая черная там почва льнет к лемехам плугов,
чтобы выросла наша пшеница, так широк Дунай, отделяющий
дивную эту землю от ужасных гуннов.
      Словом, положили вези глаз на Фракию, которая им очень
подходила для жизни, с какой стороны ни посмотри.
      И стали большими лагерями на берегу Дуная, лицом к
империи, спиной к степи, и все ежились и лопатками дергали -
гуннских стрел в спину ждали.
      К Валенту посольство отрядили.
      Ульфила в то время при Фритигерне находился. Считал своим
долгом приглядывать за новой паствой.
      И вот призвал Фритигерн епископа своего и все соображения
насчет Фракии ему высказал. И про черную землю, и про
пастбища, и по поводу дорожки, для везеготов в империю им,
Ульфилой, много лет назад проложенной.
      - Съезди, епископ, с моими людьми к императору. Они-то
косноязычны, могут брякнуть что-нибудь не то, а ты ему все
правильно втолкуешь.
      Ульфила, конечно, не мог не понимать, что Фритигерн
попросту использует его. Но сейчас Ульфилу не занимало истинное
отношение к нему Фритигерна.
      Каждый день он видел, как бесконечным потоком шли и шли на
берег Дуная люди. По вечерам их костры пылали так далеко,
насколько видел глаз. Все были голодны и испуганы. От лагеря к
лагерю в надежде поживиться шныряли дети. Если ловили на
краже, то били, невзирая на малолетство, - другой раз не
попадайся.
      Среди беглецов было немало христиан, но в утешении
нуждались не только они, но и язычники.
      Впервые гордым вези было страшно. Что-то увидели они в
степи такое, чего не бывало прежде.
      И потому согласился Ульфила Фритигерну помочь.

      * * *

      Император Валент сидел в Антиохии и все его помыслы были
заняты персами. О царе Шапуре думал неотрывно, как жених о
девственной невесте.
      А тут его донимать начинают россказнями о новом, прежде не
слыханном неприятеле. Откуда взялся? Что за гунны такие?
      Так, мол, и так - от извращенного соития злых духов с
ужасными ведьмами народились...
      Тут Валент руками замахал и велел поскорее комнату окурить
благовониями - благо в Сирии их было много разных - от сглаза и
порчи.
      Боялся Валент колдовства, хоть и любопытствовал. Замирая от
ужаса, книги магов читал, не оторвать его было, а после плевался,
от страха трясся и жег их публично.
      Окурили комнату, императора успокоили. И он распросы
продолжил.
      А как у нас-то они появились?
      Через непроходимое болото Мэотийское перешли. Им
волшебная лань, теми духами посланная, дорогу показала. Шли за
ней по чудесному броду, шли - вот и...
      Опять курения потребовались.
      Затем Валент объявил, что все эти гунны - бабьи сказки,
зловредные суеверия и вымысел. Другое дело - Шапур...
      Но забыть о гуннах Валенту не дали. Спустя неделю опять
доложили: гунны-то остроготов из плодородной долины Днепра
выперли, Германарих, бельмо это на ромейском глазу, через них
злой смертью помер. А еще, ваше величество, гунны крепко намяли
бока Атанариху.
      Очень хорошо, сказал на это Валент. И опять успокоился.
      И вот тогда, как снег на голову: посольство от варваров.



      Глава седьмая
      АДРИАНОПОЛЬ
      377 - 378 годы

      И тако готы с нашими сарматы непрестанно набеги на римлян
чинили, начав от Августа, сусче дотоле, как гуны, народ татарский,
из тех мест их изгнали, которым утекаюсчим император Валенс
позволил в Миссии и Фракии поселиться и креститься им повелел.
Чрез сие они неколикое время были ему, яко своему государю,
верни, обаче как их римляне стали презирать, собравшись пошли
на римлян и дву воевод римских, Люпицына и Мариуса, убили.
Валенс, хотя то отомстить, но несчастливо оружие противо их
поднял, ибо поражен и скрывшись в хижине спален, потом жену
ево в Константинополи осадили и принуждена мир купить.
      В.Н.Татищев. История Российская


      Аще которые сопричислились к варварам, и с ними, во время
своего пленения, участвовали в нападении, забыв, яко были
понтийцы и христиане, и ожесточась до того, что убивали
единоплеменных своих или древом, или удавлением, такожде
указывали не ведущим варварам пути или домы: таковым должно
преградити вход даже в чине слушающих...
      Правила православной Церкви


      Гунны напали на алан, аланы на готов, готы - на тайфалов и
сарматов, а готы, вынужденные отступить, в свою очередь,
оттеснили нас в Иллирию, и это еще не все. Нам угрожает голод, и
среди людей и животных распространяется чума... наступает конец
света.
      св. Амвросий Медиоланский. Комментарий на Евангелие от
Луки


      Везеготское посольство к Валенту в Антиохию Сирийскую
возглавлял Алавив - вот кто с ромеями разговаривать умел. Если не
понимал чего, если смеяться над ним, варваром, пытались
высокомерные имперцы, если на лжи ловили Алавива - не терялся;
замолкал и в глаза смотрел холодно, точно такое ему открыто, о
чем лучше и не спрашивать. И смущались ромеи под этим взглядом.
      Фритигерн об успехе миссии почти не беспокоился. Где
Алавив невнятной угрозой своего не добьется, там почтенный
старик епископ веским словом убедит.
      Вместе с остальными вошел Ульфила в антиохийскую
резиденцию властителей Восточной Римской империи. Все так же
прекрасны были ее сады за высокими белокаменными стенами, все
так же богаты дворцы, никуда не исчезла изысканная красота
фонтанов и статуй. Если подумать, не так уж много времени
прошло с того дня, как был здесь Ульфила впервые. Человеческая
жизнь - не срок для большого города.
      И все же как будто меньше размерами сделалась Антиохия; не
так уже режет глаз ее великолепие. Списал сие Ульфила на свой
возраст и усталость. Стал за Алавивом смотреть.
      Вот кто растерялся, так это готский вождь. Не ожидал. Какая
роскошь вокруг, как все изящно устроено. И тревожно Алавиву
было. Слишком много закоулков, чересчур обильны занавеси,
колонны, мебель всякая. Повсюду чудится засада.
      Но смущение удачно прятал Алавив под личиной холодного
высокомерия.
      Так, задрав нос повыше, и обратился посланник к Валенту со
"смиренной просьбой" - позволить везеготам переправиться через
Дунай и сесть во Фракии, где есть у ромеев свободные земли. (А
что земли такие есть, то мы, вези, доподлинно выяснили во время
последнего нашего набе...)
      Слушал их Валент, храня суровый вид, который так шел к его
облику бывалого солдата. На самом деле лихорадочно прикидывал.
Если то, что про гуннов говорят, правда, то представляют они
страшную угрозу для империи. Кто нас-то, ромеев, от напасти
оборонит? Легионы были - как бы это помягче?.. - "расслаблены".
Да и жаль бросать природных римлян прямо в огнедышащую глотку
Левиафана.
      Высказал эти соображения советникам. Те, как по команде,
глаза закатили и запели: сколь обширен ум императорский, какая
мысль удачная. Пусть варвары воюют с варварами, а уж мы за
ними, как за каменной стеной, схоронимся.
      Алавив охотно подтвердил: не сомневайтесь, ваше величество.
Нужно - будем стеной. Каменной.
      И тут же торговаться начал: как будем мы федераты,
добровольные и свободные союзники Рима, то, во-первых, чтоб с
нас налоги не брали; во-вторых, чтоб стипендию нам назначили...
      Тут уж оба, и император, и вождь готский, в родной стихии
оказались. И советчики им не нужны. Обсуждали, деньги считали,
по рукам били; потом велели принести карту Дунайских провинций
и начали Фракию делить.
      Но вот и Фракию поделили. Вроде бы, всем довольны остались.
Алавив еще раз клятвенно обещал, что вези будут смирны, как
овечки, и никаких грабежей. Ни-ни. Вот и святой отец подтвердит:
все мы христиане, одной веры с имперцами.
      Святой отец подтвердил.
      Валент был на седьмом небе от радости. Услышаны его
молитвы. В сей трудный час посланы ему эти союзники, так что их
руками сможет одержать над гуннами славную победу, буде те за
Дунай сунутся. И вопрос о переправе везеготов на имперские
земли был решен положительно.
      Алавив на удивление быстро оправился от первого потрясения,
непринужденно разгуливал по дворцу, с любопытством разглядывал
разные диковины. И с таким достоинством держался, что ромеи
даже за его спиной хихикнуть не решались. Вот уж чего не
отнимешь у этих мелких варварских князей, так это
императорского величия.
      И все-таки противны были они ромеям. Всем своим обликом
противны - и длинными волосами, и меховой одеждой с ее резким
запахом, и голосами громкими, как у разбойников. И что это за
манера - проходя мимо статуи, непременно мечом ее зацепить? Не
такие уж узкие во дворце коридоры.
      Император побыстрее выбрал нескольких своих чиновников
(как всегда, самые жуликоватые вперед вылезли) и вместе с готами
их к Дунаю отправил для устройства переселения. Вручил также
необходимые указы и распоряжения, чтобы быстрее все
организовать.
      Отбыли.
      Отер Валент пот с лица и вновь мыслями к Шапуру
повернулся. Слуги во дворце от потрясения оправились, полы
вымыли, обглоданные кости из углов выгребли - варвары себя
аккуратностью не утруждали, ели, как привыкли, а что ромеи
собак у себя не держат, которые бы эти кости грызли, так то не
их, варваров, головная боль.
      Только-только царедворцы в Антиохии вздохнули с
облегчением, как его величеству докладывают: посольство от готов
прибыло.
      От каких еще готов? Долго меня будут какие-то готы
отвлекать, когда царь Шапур наседает?
      - Не знаем-с; а только велено доложить, что готы.
      Валент едва не завизжал, с трудом сдержался.
      - Да были уж, всю мебель перепортили, навоняли, как козлы.
Меня, императора, замучили, торгаши проклятые.
      - Это другие-с.
      Это действительно были другие готы - остроготы Алатея и
Сафрака. Им фритигернова затея с переселением во Фракию
показалась чрезвычайно удачной. Паннония, как они между собой
рассудили, - тоже неплохое место для жизни. А федератами
империи остроготы могут быть не хуже, чем их родичи вези.
      Но тут Валент неожиданно проявил непоследовательность и
остроготам отказал. Нечего империю германцами заселять. Или,
того хуже, аланами (ибо в Сафраке алана признал и не ошибся).
      Может быть, и вези пускать не следовало. Он, Валент, теперь
сомневается. И советники его - продажные шкуры. А что до гуннов,
так возможно, гуннов Атанарих выдумал, бестия продувная. (Валент
все не мог ему простить переговоров на кораблях посреди Реки).
Может быть, и вовсе нет никаких гуннов. Раньше-то про них и
слыхом не слыхивали.
      И прогнал Валент Алатея с Сафраком.

      * * *

      Время для переправы было самое неудачное - весна. После
дождей вода в Реке сильно поднялась. Дунай вздулся, нес в себе
угрозу. С тоской смотрели на него уставшие готские женщины:
скорей бы уж пролегла эта преграда между их детьми и
страшными гуннами.
      А ромеи завели обычную бюрократическую канитель. Шутка
сказать, столько народу через Дунай переправить и во Фракии
расселить. Тут не один десяток человек разжиреть может.
      Таможню, правда, отшили довольно быстро. В ту пору таможни
держали разного сорта откупщики, которые проживали в Риме и
Константинополе, непомерно жирели и чудили кто во что горазд -
надо же как-то такую прорву денег тратить. А чиновниками
таможенными сажали своих рабов и отпущенников, чтобы те
свободных граждан поборами прижимали. Таможенники хорошо
разбирались в жизненных коллизиях и прямо на лету схватывали:
кого можно обирать, а кого себе дороже.
      Зато с моряками дело грозило затянуться. Те, правда, обещали
от Истрии и Никопольской стоянки несколько кораблей прислать.
Но почуяли и они сытный запах наживы; торговаться стали. Ведь
господа чиновники никак не хотят, чтобы приказ его величества
остался невыполненным? И только получив на лапу достаточно,
подогнали корабли.
      Готы между тем на берегу сидели, лодки-однодеревки
добывали. Рыбная ловля в связи с этим почти прекратилась. Не
хотели рыбаки с везеготами встречаться.
      Фритигерн от злости исхудал, кожа да кости. По берегу
рыскал, со своими воинами подолгу разговаривал, чтобы не
вздумали вплавь переправляться. Будем от ромеев помощи ждать и
все тут. Валент обещал.
      Каждый день сообщали Фритигерну, что опять несколько
человек утонули. Скрипел зубами Фритигерн. Глаза у него
ввалились, рот совсем бескровный стал. Выгорел князь, как мох
болотный. А его вези продолжали умирать, и помощь все не шла.

      * * *

      Хоронили тем утром четверых: воин; с ним паренек и две
молодые женщины. Все утопленники. Их под утро вынесло
течением, там, где оно к самому берегу подходит. Нашли их
дружинники князевы, когда помочиться от костра отошли. Паренек
у самого берега в воде плавал, бабы немного ниже по течению,
волосами за корягу зацепились.
      Помочились дружинники, как и собирались, после в воду
залезли и вытащили всех четверых. И снова злоба на ромеев
закопошилась: если те помочь хотят, почему так медлят?
      Пошли за князем и подняли его - спал князь.
      Фритигерн пришел, поглядел. Велел могилу копать, а сам за
Ульфилой отправился. Тот при дружине княжеской жил.
      Ульфила проснулся легко - всю жизнь чутко спал, а под
старость тем более. В полумраке увидел Фритигерна - стоял,
слегка наклонив голову, чтоб о навес волосами не цепляться
(соорудили наскоро, как на берегу стали).
      - Иди, - сказал ему князь громко, не заботясь сон
дружинников нарушить. - Работа для тебя есть.
      Ульфила пошел за князем. Тот на берег кивнул, где уже яма
была готова.
      - Проводи покойников, как положено, - велел Фритигерн.
Таким тоном распорядился, будто о реквизиции фуража речь вел.
А сам опять под навес нырнул. Дернул завязки одного мешка,
пошарил в другом, в корзину чью-то бесцеремонно залез; после к
могиле пошел, руки полны мисок, ножей, гребешков грошовых - что
нашел, то и взял.
      Мертвых уже уложили, Ульфила свои молитвы дочитывал. Лицо
у старика неподвижное, глаза сухие. Только губы шевелятся. Вези -
и слушают краем уха слова святые, и дело свое делают, две палки
накрест связывают.
      Фритигерн, добычу из рук не выпуская, на коленях постоял,
как положено, после к яме раскрытой подошел и высыпал прямо на
трупы все то, что с собой принес. И нож свой отдал, хорошего
металла.
      Ульфила на князя сурово поглядел.
      - Это еще что такое?
      - Обычай, - коротко сказал Фритигерн.
      - Оставил бы ты языческие привычки, князь. Без надобности
страдальцам твои дары.
      - Не тебе решать, - сказал Фритигерн яростно. - Они недавно
в твою веру обратились. За такой срок от старого обычая не
отвыкнешь. Проснутся в ином мире и что увидят? Что закопали их,
точно псов безродных, без тризны, без посмертных даров. Что
подумают? Что мы почтить их не захотели? - Головой покачал. -
Плохо, епископ, когда у мертвых горечь на душе.
      Сказал и отвернулся.
      Сидели вдвоем на могиле и молчали.
      Ульфила о Моисее неотступно думал. Не расступится Дунай,
чтобы пропустить этих несчастных людей в империю, не сомкнется
над головами гуннов. И недостаточно дерзок Ульфила, чтобы
молиться о подобном.
      Фритигерн вдруг голову поднял, шевельнулся. Солнце вставало
и било в глаза, мешало смотреть, но князь увидел.
      - Ульфила, - тихо позвал Фритигерн. И когда епископ к нему
повернулся, рукой махнул: - Смотри.
      По Дунаю шли долгожданные ромейские корабли.

      * * *

      И началась та самая переправа, которая потом вспоминалась
настоящим безумием. К кораблям бросились все разом, оттесняя
друг друга. Можно подумать, на том берегу действительно лежала
земля обетованная. А голодным, уставшим, испуганным людям так и
казалось. На самом же деле правый берег Дуная, хорошо видный от
места переправы, ничем таким особенным не отличался.
      Фритигерн с Алавивом охрипли, разводя людей по кораблям и
лодкам. Женщины крепко цеплялись за детей, чтобы не потерять их
в суматохе. Мужчины, расчищая место для своих семей, вступали в
потасовки. Напрасно ромейские чиновники надрывались, что
император никого на растерзание гуннам не оставит, что велено
было переправить даже смертельно больных, буде таковые
найдутся.
      Переполненные лодки переворачивались на стремнине; те, кто
плохо плавал, тонули. Дьявол, что ли, гнался за ними по пятам, что
так спешили?
      Ступившие на ромейскую землю смеялись и поздравляли друг
друга. На краткий этот миг им казалось, что все беды позади и вот
теперь-то и начнется прекрасная жизнь.
      Фритигерн протолкался к римскому интенданту, который с
трудом отбивался от осаждавших его переселенцев и безнадежно
шарил глазами по возбужденным лицам в поисках "главного".
Дружинники оттеснили от ромея своих соотечественников. Тот,
утирая пот со лба, поглядел на князя с благодарностью, и
Фритигерн, если бы дал себе труд приглядеться к интенданту
внимательнее, понял бы, что тот испуган.
      Легионеры, приданные гражданским властям для лучшей
организации переправы, безнадежно завязли на левом берегу,
руководя погрузкой на корабли. Во-первых, легат Эквиций прислал
их в недостаточном количестве, а во-вторых, те и сами не
проявляли излишнего рвения.
      Фритигерн навис над интендантом, как башня. Тот нервно
сунул ему императорское предписание - разрешение занять в
течение ближайших трех месяцев такие-то и такие-то земли в
провинции Фракия. Разрешение заверено во всех инстанциях.
Присовокупил еще один документ, в котором говорилось, что общее
руководство обеспечением пропитания переселенцев и снабжением
их всем необходимым на эти три месяца поручается
военачальникам римской армии такому-то и такому-то, имеющим
богатый опыт общения с варварами.
      Фритигерн предписания взял, в руках повертел. Интендант,
перекрикивая шум, начал было объяснять ему, что вон тот, в
блестящих доспехах, толстый, - это комит Лупицин, превосходный
знаток вверенных его заботам фракийских территорий. В
ближайшее время Фритигерну предстоит тесно сотрудничать с ним.
Фритигерн на комита поглядел, но даже и скрывать не стал, что
почти ничего не понял. Повертелся по сторонам и гаркнул так
зычно, что у интенданта в ушах заложило:
      - Ульфилу сюда!
      Пришлось ждать, пока епископа доставят. Один из
дружинников (это как раз Арнульф был) вернулся на левый берег и
отыскал в толпе Ульфилу - одним только звериным нюхом и нашел,
ибо углядеть кого-то человеческим зрением в это толпе было
невозможно. Рядом со стариком Меркурин огрызался по сторонам,
точно рассерженный щенок, - пытался оберегать своего епископа
от толкавшихся вокруг людей.
      Арн