еперь снова лил
нескончаемый, постылый до омерзения дождь. Кое-где снег уже начал таять.
Сырой туман оплетал вершины горных пиков, лениво расползаясь по склонам.
Серима, щурясь, усиленно вглядывалась  в  зыбкую  туманную  пелену.  Она
могла бы поклясться, что там, наверху, что-то движется. Смутные крылатые
силуэты...
   Все  произошло  внезапно.  Грубая  рука,  пахнущая  потом  и  кровью,
протянулась из-за спины Серимы и накрепко зажала ей нос  и  рот.  Острый
локоть вдавился в ребра, отнимая и без  того  скудные  остатки  дыхания.
Серима билась, извивалась, задыхаясь и беззвучно вопя от  ужаса,  но  ее
оттащили от окна и грубо швырнули на пол. Смертельная  хватка  неведомых
рук ослабла, и Серима с  жадностью  глотнула  воздуха,  приподнялась  на
четвереньки, но тут же рухнула, почти ослепнув  от  резкой  боли,  когда
невидимый враг ударил ее ногой в бок.  Со  стоном  она  сжалась  было  в
комок, чтобы спастись от новых ударов, но  сильные  руки  сгребли  ее  и
швырнули на пол. Она упала навзничь, и нападавший тотчас уселся  на  нее
сверху, всей своей тяжестью придавив ее к полу.
   Серима увидела над собой лицо молодого  мужчины,  уже  огрубевшее  от
раннего и тяжкого труда, распухшее от совсем недавних побоев.  Неброская
одежда ремесленника была испачкана грязью и кровью - и самое жуткое, что
поверх засохших потеков на  жилете  и  рукаве  грубой  шерстяной  рубахи
влажно  блестели  свежие  кровяные  пятна.  Глаза  мужчины,  холодные  и
безжалостные, как у  змеи,  горели  лютой  ненавистью.  Все  это  Серима
увидела мельком - взгляд ее был прикован  к  широкому  лезвию  огромного
ножа, сверкавшего в руке незнакомца. Не в силах оторвать глаз  от  этого
страшного зрелища, Серима слишком поздно заметила,  что  напавший  занес
свободную руку для удара. Где-то на краю зрения мелькнул сжатый кулак  -
и мир погас, рассыпавшись искрами жгучей  боли.  Последнее,  что  видела
Серима перед тем, как на нее обрушилась  тьма,  был  безжалостный  блеск
ножа.
   Приходя в себя, она, словно сквозь  туман,  услышала  треск  рвущейся
ткани. С усилием  она  разлепила  слезящиеся  глаза  -  и  увидела,  что
напавший подносит к ее рту  скомканную  черную  тряпку.  Грязные  пальцы
грубо раздвинули ее губы, чтобы пошире раскрыть рот, и  Серима  со  всей
силы впилась в них зубами. Взвыв от боли, мужчина отдернул руку,  и  рот
Серимы наполнился тошнотворной теплой жижей - чужой кровью.  Она  успела
крикнуть лишь единожды - до того, как на нее обрушился  новый  удар.  На
сей раз ее рот наполнился  уже  собственной  кровью,  в  челюсти  что-то
хрустнуло. Когда в рот ей запихивали кляп, она почувствовала,  что  один
зуб у нее выбит. Только бы кто-нибудь прибежал на ее крик! Пресвел? Ради
бога, Пресвел, только бы ты услышал... Тут Серима вспомнила блеск свежей
крови на жилете врага - и похолодела. Неужели это  кровь  ее  помощника?
Неужели Пресвел уже мертв? Мужчина словно прочел ее мысли.
   - А вот это была ошибка, - процедил он, засунув кляп ей в рот. - Этим
глупым криком ты себе только больше навредила. Никто  тебе  не  поможет.
Прежде чем прийти сюда, я проверил все комнаты наверху. Твоего слуги там
не было. Ушел. Повезло ему, а?
   Серима бросилась на него, отчаянно  молотя  кулаками,  -  и  застыла,
когда ее горла коснулась ледяная сталь возникшего словно ниоткуда ножа.
   - Вторая ошибка, - сообщил как ни в чем не бывало чужак, -  ну  да  я
тебя не виню. Я ведь нарочно не стал тебя связывать. Я  хочу,  чтобы  ты
сопротивлялась,  как  сопротивлялась  моя  жена,   и   вырывалась,   как
вырывалась она, и тогда я усмирю тебя побоями, как усмирили ее, когда  в
наш дом явились твои наемники. -  Он  пожал  плечами.  -  Мне  придется,
правда, обойтись без твоих криков, ну да ничего не поделаешь.
   Он уселся на корточки, все так же держа нож у горла Серимы, и смотрел
на нее так, словно она была  тараканом,  которого  он  вот-вот  раздавит
сапогом.
   - Давай-ка, леди Серима, я расскажу тебе, что случилось вчера с  моей
женой, когда твои прихлебатели явились вышвырнуть  нас  из  собственного
дома. Я хочу, чтобы ты знала все  подробности  -  потому  что  тогда  ты
поймешь, что я собираюсь сделать с тобой. Ты будешь чувствовать все, что
чувствовала она, - и даже больше. Дай-ка  я  покажу  тебе,  как  они  ее
били... - И с этими словами он ладонью наотмашь хлестнул Сериму по  лицу
- раз, другой, третий.
   Когда звон в ушах затих, Серима вновь услышала его голос:
   - Они разрезали ее одежду ножом... - Лезвие скользнуло  от  ее  горла
ниже и легко вспороло ткань корсажа, леденя прикосновением  кожу.  -  На
твоем месте я бы не дергался, - предостерег мучитель. -  Фелисса  лежала
смирно. Она боялась, что  нож  зацепит  ее,  -  и  ты  тоже  бойся.  Как
понимаешь, - продолжал он будничным  тоном,  кромсая  платье  Серимы,  -
потом ее изнасиловали. Правда, их было двое,  а  я  один,  так  что  мне
придется поднапрячься, чтобы выровнять счет.
   - А она не станет тебя искать? - спросила Рохалла. Она слишком многим
была обязана Пресвелу и не хотела показаться неблагодарной, но ее  жизнь
сегодня слишком резко переменилась. Похоронив свою последнюю сестру, она
совсем выбилась из сил, и сейчас ей отчаянно хотелось  побыть  одной,  в
этой тихой и чистой комнатке,  которая,  быть  может,  станет  ее  новым
домом.
   А Пресвел все медлил, не желая уходить.
   - Нет, я запер за собой чердачную дверь.  К  тому  же  она  наверняка
решит, что я уже ушел, - и, собственно говоря, мне давно  следовало  это
сделать. Скоро и сама леди Серима  уйдет,  и  весь  дом  будет  в  твоем
распоряжении. Тогда ты и сможешь наконец отдохнуть.
   Рохалла провела  пальцами  по  теплой,  добротной  ткани  коричневого
платья и возблагодарила небеса  за  то,  что  уволенная  горничная  была
одного с ней роста и сложения.
   - Но на самом-то деле я не буду одна, - заметила она. - Кто останется
присмотреть за девочкой?
   - За девочкой? Бог ты мой - об этом я и не подумал! -  Лицо  Пресвела
выразило искреннее огорчение. - Леди  Серима  поручила  это  мне,  но  я
ничего не понимаю в детях. Одна из горничных пару раз заглядывала к ней,
но она то ли спит, то ли притворяется спящей. Я решил, что  она  еще  не
оправилась от смерти родителей и будет лучше оставить ее  в  покое.  Она
такая тихая, смирная, словно мышка. Я о ней совсем позабыл.
   Рохалла неодобрительно поджала губы.
   - Мириаль всеблагой, да ведь это же позор! Бедная малышка!  При  всем
несметном богатстве леди Серимы ни у кого  в  этом  доме  нет  ни  капли
здравого смысла! - Вдруг она сообразила,  что  осыпает  упреками  своего
благодетеля, и прибавила уже мягче:
   - Ну да ладно, теперь тебе беспокоиться не о чем. Отправляйся на свою
церемонию, а я буду посматривать  за  малышкой.  Не  тревожься,  если  я
услышу, что кто-то идет, я успею укрыться в своем чердачном гнездышке.
   - Дорогая моя, да ты настоящее  сокровище!  -  Пресвел  хотел  обнять
Рохаллу, но она помимо воли отпрянула. Он тотчас же  опомнился  и  отвел
взгляд. - Извини, Рохалла. Я обещал, что не стану этого делать.
   Рохалла от неловкости не знала, что и  сказать,  -  и  тут  страшный,
пронзительный  крик,  долетевший  снизу,  избавил  ее  от  необходимости
подыскивать слова.
   Рохалла, обретшая немалый опыт на ночных  улицах  Тиаронда,  очнулась
первой. Когда женщина так кричит, это означает одно из  двух  -  насилие
или убийство. Или то и другое вместе. Не  задумываясь,  она  схватила  с
ночного столика массивный бронзовый  подсвечник.  Пресвел  и  глазом  не
успел моргнуть, а она уже сбегала вниз по чердачной  лестнице.  Повернув
ключ в двери, она  стремительно,  но  бесшумно  двинулась  по  коридору.
Прежде чем что-то предпринять, девушка хотела выяснить, что  происходит.
Тишина, последовавшая  за  отчаянным  женским  криком,  была  достаточно
зловещей, и Рохалле хватило  здравого  смысла  не  бежать  сломя  голову
навстречу убийце. За спиной слышался топот - это Пресвел сбегал вниз  по
лестнице. Да тише ты, болван, с отчаянием подумала Рохалла. Единственное
наше преимущество - внезапность.
   Недавно, когда они на цыпочках пробирались на чердак, Пресвел показал
ей комнату леди Серимы. Сейчас,  проходя  мимо,  девушка  заметила,  что
украшенная резными панелями дверь  чуть  приоткрыта.  Изнутри  доносился
хриплый мужской шепот, сопровождавшийся глухим  треском  ударов.  Сердце
Рохаллы сжалось от сострадания.
   Кто-то коснулся ее плеча, и она от испуга едва не лишилась чувств.
   - Тс-с! - прошептал Пресвел. Он был мертвенно бледен от  ужаса,  руки
тряслись. - Стой здесь и не входи. Я спущусь вниз за оружием.
   -  Поспеши!  -  в  ответ  шепнула  Рохалла.  Пускай  Серима  и  слыла
бессердечной дрянью,  подобной  участи  она  не  пожелала  бы  ни  одной
женщине.
   Нелегко оказалось ждать сложа руки и даже не знать,  что  происходит.
Едва дыша, Рохалла на цыпочках подобралась к двери и  заглянула  внутрь.
Широкая спина мужчины заслоняла от нее  все  происходящее,  но  зрелище,
отразившееся в зеркале напротив, заставило девушку похолодеть от  ужаса.
Мужчина склонялся над Серимой, которая бессильно распростерлась на полу,
и рот у нее был заткнут кляпом, вырезанным из ее же черного платья.  Над
ее горлом зависло, кровожадно мерцая в свете свечи, широкое лезвие ножа.
   И вдруг нож  шевельнулся.  Рохалла  ужаснулась,  увидев,  что  лезвие
сейчас войдет в грудь Серимы. Так это все же не насилие, а убийство!  Не
раздумывая дольше ни минуты, девушка ворвалась в комнату и со всей  силы
обрушила бронзовый подсвечник на голову убийцы. Мужчина со стоном  обмяк
и растянулся рядом с корчащейся жертвой.
   Рохалла, однако, в отличие от Ивара не обладала железной мускулатурой
мясника. Хотя ей удалось  на  миг  оглушить  убийцу,  от  удара  тяжелый
подсвечник вырвался из ее рук. Мужчина между тем, шатаясь,  поднялся  на
ноги, глаза его сверкали, по лицу струями текла  кровь.  Взревев,  точно
бешеный бык, он бросился на Рохаллу, размахивая огромным ножом.  Слишком
поздно она разглядела, что  лезвие  чистое  -  стало  быть,  он  все  же
замыслил насилие, а не убийство, и резал ножом одежду, а не живую плоть.
Эх, надо было дождаться Пресвела...
   Рохалла попятилась, стараясь вспомнить, как расставлена мебель у  нее
за спиной, и не сводя глаз с ножа. Нельзя поддаваться  панике,  твердила
она себе, нельзя кричать или удирать сломя голову - так ее  лишь  вернее
убьют. Она знала, что противник вот-вот бросится на нее, а значит, нужно
быть начеку и успеть отскочить...
   Убийца бросился на нее, но не в бессмысленно яростном порыве, как она
ожидала,  а  с  ужасной,  рассчитанной  точностью  отпущенной   пружины.
Огромный нож он занес над головой и в миг прыжка с нечеловеческой  силой
опустил лезвие. Рохала  прянула  вбок  -  и  ударилась  о  зеркало.  Нож
просвистел мимо ее  лица,  так  близко,  что  по  щеке  прошел  смертный
холодок. Лезвие зацепилось  за  рукав  прочного  шерстяного  платья,  но
Рохалла дернулась - и сумела вырваться. Помимо ужаса, она вдруг  ощутила
нелепую злость: этот болван с ножом испортил первое в ее жизни приличное
платье! И только миг спустя она почувствовала жгучую боль.  Из  раны  по
руке плеснула струйка горячей крови.
   На секунду Рохалла оцепенела от ужаса - и  это  промедление  едва  не
стоило ей жизни. Блеск ножа, отразившись в зеркале,  предостерег  ее  об
опасности. Она нырнула за зеркало, и нож с грохотом ударил  в  бесценное
посеребренное стекло. От удара зеркало перевернулось и рухнуло на колени
нападавшего. Убийца зарычал от боли и ярости.
   Рохалла поняла, что он загоняет ее в угол, отрезая путь к двери. Если
она не прорвется сейчас, покуда он отвлекся, - она погибла.  Собрав  всю
свою отвагу, девушка бросилась вперед, но проскочить не  успела.  Убийца
развернулся и вновь  бросился  на  нее  с  ножом.  Рохалла  стремительно
присела - и тяжелое лезвие рассекло воздух у нее над головой. Она  почти
забыла, что ее враг - человек. Она видела только нож. Массивное, холодно
блиставшее лезвие точно зажило своей собственной жизнью.
   Отступать было некуда. Она загнана в угол, и убийца вновь занес  руку
для удара, глаза его, залитые кровью, горят животной ненавистью  к  той,
что посмела помешать ему... И вдруг бешеный огонь в его глазах  сменился
вспышкой боли, а затем  тупым  удивлением.  Нож  выпал  из  его  руки  и
бессильно звякнул о пол в волоске от ее растопыренных пальцев. У Рохаллы
еще хватило присутствия духа выползти из угла прежде, чем противник всей
своей тяжестью рухнет на нее.
   Подняв глаза, девушка увидела, что из его спины, между лопаток торчит
рукоять меча. Пресвел, дрожа всем телом, никак не мог оторвать  глаз  от
мертвеца. Затем он со стоном бросился к Рохалле, помог  ей  подняться  и
крепко прижал к себе.
   На сей раз она - дрожащая, благодарная, едва живая от страха - даже и
не подумала отшатнуться.
   Их оцепенение нарушил женский голос:
   - Пресвел!
   Даже сорвавшись с разбитых, распухших губ, это слово источало злость.
Леди Серима качалась, как былинка на ветру, но все же стояла, прижимая к
груди жалкие обрывки корсажа, словно стремилась хоть так сохранить  свое
достоинство. Ее избитое лицо было мрачно, как грозовая туча, а  опухшие,
слезящиеся глаза метали молнии.
   - Да как ты смеешь! - прорычала она. -  Немедля  гони  эту  тварь  из
моего дома!
   У Пресвела отвисла челюсть.
   - Но, госпожа... - начал он.
   "Проклятье, - с горечью подумала Рохалла, - я же  только  что  спасла
твою треклятую жизнь! Вот она, благодарность!" Страх, еще струившийся  в
ее крови, обратился в гнев, но прежде, чем  она  успела  дать  достойный
отпор, на лестнице послышался громкий топот.
   Все трое разом  вздрогнули.  Гнев  Серимы  тотчас  испарился,  и  она
поспешила спрятаться за спиной Пресвела. Тот потянулся за мечом.
   - Эгей! - крикнули за дверью. - Есть тут кто?
   Нет, подумала Рохалла, слегка расслабясь, в этом голосе нет безумия и
жажды крови.
   Дверь  открылась  шире,  и  в  комнату  заглянул  темноволосый,  явно
взволнованный мужчина. Казалось, он не замечает  ни  жалкого  вида  леди
Серимы, ни опрокинутой мебели и разбитого зеркала, ни трупа на полу.
   - Ради всего святого! - выдохнул он. - Скажите, моя дочь здесь?
   Пресвел опомнился первым.
   - Комната в конце коридора, - слабым голосом ответил он. Мрачное лицо
незнакомца просияло.
   - Спасибо! - крикнул он. - Большое спасибо! И исчез.

Глава 28
ИЗ ОГНЯ

   С неистово бьющимся  сердцем  Тормон  вбежал  в  спальню,  отделанную
розовыми цветами. Саму Аннас он не сразу и разглядел - вначале увидел ее
одежку, аккуратно сложенную на стуле, и  лишь  потом  заметил,  что  под
грудой  перин  бугрится  крохотный  холмик,  а  по  подушке  разметались
знакомые темные волосы.
   - Аннас! - закричал он. - Аннас!
   Из-под балдахина кровати не донеслось ни звука. Груда перин  даже  не
пошевелилась. Тормон  похолодел.  Опрометью  бросившись  к  кровати,  он
рывком сдернул перины, страшась того, что может обнаружить, - но  Аннас,
похоже, просто  спала,  личико  у  нее  было  свежее,  хотя  и  чересчур
разрумянившееся, дыхание медленное, но ровное. Отчего же она не услышала
его крика? Почему не проснулась?
   - Аннас! - позвал он, легонько тряхнув девочку  за  плечо.  -  Аннас,
солнышко мое, это я, папа. Теперь все будет хорошо. Я пришел за тобой.
   Секунду девочка не шевелилась, затем ее  темные  глаза  вдруг  широко
распахнулись.  Тоненько  вскрикнув,  она  бросилась  на   шею   отцу   и
разрыдалась.
   Сколль вместе с конями ждал на внутреннем дворе особняка, за  кухней.
Его грызло беспокойство. Он очень не хотел подводить Тормона, но в  душе
понимал, что находится здесь незаконно, и его охватывал почти  священный
трепет при виде огромного и величественного  здания.  Бесконечные  окна,
казалось,  осуждающе  таращатся  на  него  -  вот-вот,   чего   доброго,
распахнется дверь  черного  хода  и  оттуда  хлынет  толпой  разъяренная
челядь, чтобы прогнать прочь незваного гостя.
   Еще Сколлю было не по себе оттого, что день клонился  к  вечеру  и  в
углах обнесенного высокой стеной двора неотвратимо сгущались тени.  Хотя
дождь полил снова, Сколля беспокоило не это, а нечто другое -  странное,
неприятное чувство, от которого  зудела  спина.  Словно  кто-то  в  упор
смотрит на него. Кони, не говоря уж о раздражительной ослице, тоже  были
не в восторге от  этого  места  -  они  фыркали,  гулко  топали,  мотали
головами и испуганно выкатывали глаза.
   Теперь Сколль уже беспокоился  не  на  шутку.  Серима  держала  своих
лошадей в  конюшнях  Священных  Пределов,  а  потому  здесь  негде  было
поставить коней, разве что под дождем, у самой стены. Сколль привязал их
к кольцам, вбитым в стену именно для такой цели, но и  после  этого  ему
пришлось лезть вон из кожи, успокаивая своих подопечных. Слишком  уж  их
было много:  два  солдатских  коня,  ослица,  пара  сефрийцев  и  гнедая
тонконогая кобылка, которую Сколль уже привыкал считать своей. Если  все
они оборвут поводья и с топотом замечутся по двору, он с ними  точно  не
управится.
   Сколль обвел беспокойным взглядом двор. Видно было немного:  бельевая
веревка, пара чахлых растений в горшках, выставленных за кухонную дверь,
насос для воды с длинной резной ручкой  и  узкие  чугунные  воротца,  за
которыми, как уже выяснил Сколль, располагался унылый садик  с  фонтаном
посередине.
   - Вот видишь, - сказал он себе, - все на месте, никуда не делось.
   Тогда что же так пугает коней?
   Сверху донесся едва слышный шум, и Сколль стремительно развернулся  к
дому, но опять-таки ничего нового  не  увидел.  Одна  лишь  внушительная
громада особняка, притихшего в сумерках, одни лишь низкие тучи, нависшие
над уродливым силуэтом горгульи на крыше...
   Сколль пронзительно  закричал,  когда  горгулья  расправила  огромные
крылья и взмыла в воздух.
   Тормон нежно укачивал в объятьях горько плачущую дочку и сам  не  мог
сдержать  слез.  Мириаль  всеблагой,  молился  он  мысленно,  помоги  ей
оправиться после того, что выпало на ее долю! Помоги ей простить меня за
то, что уехал, оставил их с мамой на верную  смерть!  Даже  сейчас  лицо
Канеллы парило перед его расплывшимся от слез взором, словно  обвиняющий
призрак. Тормон, как ни старался, не мог до конца поверить, что  ее  уже
нет и что теперь ему предстоит одному растить и воспитывать  Аннас.  Эта
мысль  напомнила  ему,  что  пора   уходить.   Он   еще   раньше   решил
воспользоваться   тем,   что   весь   город   соберется    на    Великое
Жертвоприношение, и незаметно ускользнуть из  Тиаронда.  Чтобы,  как  он
сказал Элиону, никогда сюда не вернуться. Может  быть,  в  кухне  Серимы
найдется какая-нибудь провизия в дорогу. Если уж Серима была так  добра,
что приютила его  дитя,  наверняка  ведь  она  не  откажет  им  в  такой
малости...
   И тут Тормон наконец осознал сцену, увиденную им  в  комнате  Серимы.
Сама  Серима  -  избитая,  в  разорванном  платье,  этот  ее   помощник,
незнакомая девушка с окровавленной рукой, на  полу  -  труп  с  мечом  в
спине... Что там у них  стряслось?..  Тормон  бережно  расцепил  ручонки
Аннас, обвивавшие его шею.
   - Пойдем, малыш, надо тебя одеть...
   И в этот миг с лестницы донесся топот  и  крик  Сколля,  звавшего  на
помощь.
   Аннас, испугавшись, крепче вцепилась в отца, уткнулась  лицом  в  его
грудь. Торговец бросился к двери и увидел, что от лестницы к нему мчится
Сколль.
   - Тормон, - выдохнул мальчик, едва не плача от страха, - там  повсюду
твари.., жуткие твари!
   Одной рукой торговец прижал к себе дочь,  а  другой  грубо  встряхнул
Сколля за плечо.
   - Хватит чушь молоть! - рявкнул он. - Ты напугал Аннас!
   Мальчик помотал головой, тыча пальцем в комнату:
   - Пойди и сам посмотри! Выгляни в окно!
   Пожав плечами, Тормон вернулся в спальню, подошел к окну и  раздернул
цветастые занавески. Комната выходила окнами на Эспланаду и ост