что с того? - сразу ощетинилась та.
   Чародейка расхохоталась - и тут же со стоном схватилась за грудь.
   - Ты не представляешь, как я рада это слышать! - выдавила она.
   Тулак, которая явно готовилась огрызаться и  дальше,  от  таких  слов
опешила:
   - Рада? Клянусь Мириалем, почему?
   - Я видела его, когда проходила через кухню, -  пояснила  Вельдан.  -
Мне просто не хотелось об этом говорить - я-то решила, что  после  удара
по голове мне просто мерещится!
   - И ты не считаешь, что это.., гм.., странно? - все еще с подозрением
осведомилась Тулак.
   Вельдан неосторожно пожала плечами и сразу сморщилась от боли.
   - Да нет, почему же? Это твой  конь  и  твоя  кухня..,  да  и  погода
премерзкая. На твоем месте я бы, наверно, сделала то же самое.
   Тулак недоверчиво уставилась на  нее  -  и  обе  женщины  разразились
хохотом.  И  в  это  мгновение  их   крепко-накрепко   связала   дружба,
неподвластная даже времени, а только самой смерти.
   Блейд проехал мимо лесопилки, не  удостоив  ее  ни  единым  взглядом.
Мысли его были заняты совсем другим. Нужно побыстрей управиться  с  этим
делом, размышлял он, управиться - и не мешкая  возвращаться  в  Тиаронд.
Весь день он явственно чуял близкую перемену погоды. Зима  в  этом  году
наступит куда раньше  обычного.  Блейд  обеспокоено  глянул  на  небо  -
иссиня-лиловое, точно свежий синяк, оно с  каждой  минутой  стремительно
темнело. Близилась  снежная  буря,  а  в  такую  погоду  гора  Халкар  -
убийственное местечко. Быть может, думал Блейд, мне  стоило  остаться  в
Тиаронде, и пусть бы себе Заваль рисковал  своей  жизнью  в  неистовстве
бурана. Впрочем, иерарх, погибший под  снежной  лавиной  в  горах,  куда
меньше годился бы для тайных целей Блейда, чем  иерарх,  принявший  свою
смерть на жертвенном костре.
   На самом-то деле командир Мечей Божьих отлично знал, что не  смог  бы
остаться в Тиаронде ни при каких обстоятельствах, - знал с  той  минуты,
когда бродячие торговцы явились в Священные Пределы со своим рассказом о
драконе. По тому, как Тормон описал свою находку, Блейд мгновенно понял,
что торговец не лжет, однако же счел необходимым самолично  обшарить  то
место, где сошел оползень. Дракон явно направлялся в Гендиваль,  и  если
он рискнул так далеко забраться в  эти  холодные  негостеприимные  горы,
можно прозакладывать свою голову, что у него были спутники.  Присутствие
в Тиаронде чародеев, да еще именно сейчас, изрядно  повредило  бы  делам
Блейда.  Посланцев  Тайного  Совета  следовало  немедля  отыскать  -   и
обезвредить.
   Хотя появление  дракона  в  окрестностях  Тиаронда  доставило  Блейду
немало хлопот,  ему  было  почти  жаль  несчастных  соплеменников  этого
великолепного существа. Уж если драконы решились послать одного  из  них
так далеко в сырые и стылые земли  Севера,  стало  быть,  им  и  вправду
приходится туго. Блейд невесело размышлял  о  многих  тысячах  тех,  кто
гибнет сейчас по всему миру -  и  только  потому,  что  одному  человеку
хватило дерзости (или безумия)  нарушить  магические  преграды,  которые
столько веков охраняли их спокойное житье-бытье.
   На мгновение Блейда охватил страх. Руки, надежно  укрытые  в  кожаных
перчатках, стали липкими от пота. Почуяв смятение всадника, конь  и  сам
беспокойно замотал головой. Сделав над собой усилие, Блейд взял  себя  в
руки. Уймись, сказал он сам  себе,  не  делай  вид,  что  у  тебя  вдруг
появились угрызения совести. Начав разрушать Завесы,  ты  отлично  знал,
что  из-за  этого  неизбежно  погибнут  очень  и  очень  многие   -   от
воинственных, устрашающих георнов до прекрасных и мудрых  драконов.  Все
эти смерти необходимы. И неизбежны. Пускай обитатели этого мира  надежно
укрыты от опасностей в своих огражденных  магией  землях,  но  ведь  они
остановились в развитии,  забыли,  что  такое  прогресс.  Им  необходима
перемена - и они ее получат.  Отступать  уже  слишком  поздно.  Разрушая
Завесы, ты пустил в ход силы, которых уже не остановить.  Выживут  самые
сильные. Сильные, стойкие - и мудрые. Выживут и обретут наконец  свободу
развиваться, как пожелают.
   Давай, давай, ехидно нашептывал Блейду  внутренний  голос,  продолжай
думать так и дальше. Повторяй себе, что все это ты делаешь  ради  их  же
пользы. Быть может, если ты будешь твердить  это  без  устали,  в  конце
концов и сам поверишь, что это правда.
   Насквозь промокший плащ неприятно липнул к плечам и спине иерарха, но
сердце его пело от радости, когда он  смотрел,  как  солдаты  откапывают
дракона. Спасен, наконец-то спасен! Заваль с трудом верил в такую удачу.
Завтра ему уже не придется взойти на жертвенный  костер  и  отдать  свою
жизнь ради вящей славы Мириаля. Бог наконец-то смилостивился над ним,  и
теперь его место на костре займет это невероятное существо!
   Над головой Заваля зловеще темнело  небо.  Чтобы  лучше  видеть,  где
копать, людям пришлось повтыкать в землю  вокруг  дракона  ярко  горящие
масляные факелы. Солдатам уже удалось отрыть больше  половины  чудовищно
огромного тела.
   Даже   мертвый   (или   умирающий)   дракон    поражал    воображение
необыкновенной красотой. Изящная  узкая  голова,  бессильно  свесившаяся
набок, казалась выточенной из  чистого  золота.  Завалю  очень  хотелось
увидеть глаза дракона, но солдаты, как ни старались, не  сумели  поднять
тяжелые веки. Судя по той части тела, которую им уже удалось отрыть, сам
дракон был невероятно огромен. Одно это должно убедить  самых  настырных
ворчунов Тиаронда, что иерарх Заваль  по-прежнему  в  милости  у  своего
бога!
   Теперь Заваль видел уже достаточно - более чем  достаточно,  -  чтобы
убедиться в правдивости  торговца.  Настала  пора  избавиться  от  него.
Заваль искоса глянул на торговца - тот торчал поодаль, кутаясь в плащ  и
натянув пониже капюшон, чтобы спастись от дождя и пронизывающего  ветра.
Как ни в чем не  бывало  он  наблюдал  за  работой  солдат,  держась  на
почтительном расстоянии от вышестоящих. Иерарх заметил,  что  поблизости
от торговца, чуть позади него напряженно замер лорд Блейд. Зоркий взгляд
его ледяных серых  глаз  был  устремлен  в  спину  простолюдина.  Заваль
перехватил взгляд Блейда и почти  незаметно  кивнул.  И  в  тот  же  миг
гвардейцы Блейда пришли в движение.
   Торговец бросился наутек, на какую-то долю секунды опередив солдат, и
они сорвались в погоню. Заваль даже не глянул в ту сторону. Заткнуть рот
торговцу - не его дело, а Блейда. Сам иерарх уже  стремительно  шагал  к
полукругу горящих факелов. Ему не терпелось поближе рассмотреть дракона.
   Торион давно уже горько сожалел  о  том,  что  ему  пришло  в  голову
рассказать о своей находке иерарху. Чем выше отряд  поднимался  в  горы,
тем тяжелей становилось у него на душе. Хотя Тормон всегда  с  гордостью
твердил, что ему  плевать  на  высокие  чины  и  титулы,  его  принижало
холодное, грубое обращение командира  Мечей  Божьих  и  самого  иерарха.
Солдаты, сопровождавшие их, были ничуть не лучше.  Они  ехали  в  полной
тишине - лишь изредка скрипнет кожа или звякнет  металл  о  металл  -  и
смотрели сквозь Тормона, словно он и не существовал вовсе.
   И лишь когда Тормон привел своих высокородных спутников к тому самому
оврагу, что тянулся вдоль заваленной тропы, и показал  иерарху  дракона,
суровое  непреклонное  лицо  Заваля  заметно   смягчилось.   Напряжение,
царившее в отряде, немного ослабло, но не настолько,  чтобы  Тормон  мог
вздохнуть с облегчением.. В глазах иерарха все еще стыло отчуждение, и в
голосе, которым он благодарил торговца за ценную  находку,  не  было  ни
грана тепла. Лорд Блейд, стоявший рядом с ним, оставался  все  таким  же
настороженным,  холодным  и  зловещим  -  точь-в-точь  медвежий  капкан,
готовый сомкнуть стальные челюсти на неосторожной жертве.
   Теперь, когда работы шли полным  ходом  и  диковинное  существо  было
отрыто уже больше чем наполовину, Тормон изо всех сил старался  уследить
за всеми сразу. Он стоял лицом к раскопкам, притворяясь, что  с  большим
интересом следит за их ходом, но все это время украдкой, пядь  за  пядью
отступал  прочь,  незаметно  увеличивая   расстояние   между   собой   и
остальными. Взгляд его, надежно  укрытый  в  тени  капюшона,  все  время
метался из стороны в сторону, не упуская из виду ни иерарха, ни  Блейда,
ни телохранителей Заваля, которые не были заняты на раскопках. И в то же
время Тормон отчаянно шарил взглядом по отвесным, скользким от  травы  и
дождя склонам оврага, безуспешно стараясь  найти  лазейку  для  бегства.
Если дела пойдут так,  как  он  подозревает,  ему  эта  лазейка  ох  как
понадобится!
   Время тянулось бесконечно, день клонился  к  вечеру,  и  Тормону  уже
казалось, что о нем все забыли. Помимо воли он весь дрожал от  страха  и
напряжения и все же ни на миг не позволял себе расслабиться, решить, что
он преувеличил  опасность.  Он  оставался  настороже,  каждое  мгновение
готовый обратиться в бегство.
   В тот миг, когда Заваль подал свой почти неприметный  знак,  торговец
сорвался с места и метнулся  влево,  увернувшись  от  занесенных  мечей.
Оскальзываясь на мокрой глине, он бросился  бежать  по  заваленному  дну
оврага - вдоль него, а не наверх, к  тропе,  где  были  привязаны  кони.
Нападавшие явно ждали, что он бросится к коням, а  Тормон  вместо  этого
помчался прямиком к раскопкам. Растолкав изумленных солдат с  заступами,
он обогнул полузасыпанное  тело  дракона  и  помчался  дальше,  стараясь
увеличить разрыв, покуда погоня не пришла в себя.
   Горы камней и стволы вырванных с корнем  деревьев  изрядно  замедляли
бегство Тормона, но они  же  и  служили  ему  пускай  и  ненадежным,  но
укрытием.  В  воздухе  уже  зловеще  и  алчно  свистели  стрелы,  звонко
ударялись о камни, чмокали, втыкаясь в дерево и землю - всякий  раз  так
близко, что Тормон холодел от ужаса. И с каждой минутой  солдаты  Блейда
стреляли все прицельней. Шум погони приближался -  скрежетали,  осыпаясь
под ногами, камни, с хрустом ломались  ветки,  пыхтели,  сопели,  сыпали
проклятиями на бегу люди. Тормон взмолился так, как не молился никогда в
жизни: пускай падет туман и укроет его от вражеских глаз, пускай у самых
его ног откроется некий тайный, спасительный ход.., яви чудо, о Мириаль,
яви чудо!..
   С омерзительным сочным  чмоканьем  стрела  вонзилась  в  человеческую
плоть, и тут же воздух разорвал страшный, воющий, нестерпимый крик. "Это
же не я кричу, - тупо подумал Тормон, валясь  наземь,  -  это  не  я..."
Потом слепящая вспышка боли разом погасила все его мысли и чувства. Тьма
сомкнулась над ним, и мир исчез.
   Этон, как и все его соплеменники,  был  связан  со  стихией  Огня,  а
потому пламя факелов не могло обжечь его. Напротив - истощенное тело так
жадно поглощало их тепло, что дракон начал "приходить в себя, подыматься
из черной, всепоглощающей бездны забытья. Вскоре он  уже  мог  осознать,
что его окружает, - сырость, липкая грязь и промозглый холод. Казарла  и
Вельдан рядом не ощущалось, а сам он, слабый, едва живой, не мог позвать
их мысленно, разве что шепотом. Все же Этон сделал  такую  попытку  -  и
ничуть не удивился, не уловив ответа. Скорее всего чародеи  погибли  под
оползнем, а сам он попал в руки людей из Каллисиоры - Вельдан  описывала
их невежественными, грубыми, суеверными дикарями.
   Наконец Этон осознал весь ужас своего положения. Хотя  огонь  факелов
пробудил  его  разум,  его  было  явно  недостаточно,  чтобы   возродить
безнадежно ослабшее тело - такое чудо могла бы свершить  только  чистая,
жаркая, яростная сила солнца. Никакое иное пламя ему не поможет.
   На смену ужасу пришло отчаяние. Приговор окончательный и неотвратимый
- здесь, на стылой чужбине, Этон, провидец драконьего  племени,  обречен
умереть.
   Прояснившийся   разум   дракона   лихорадочно   заметался.    Почему,
отправляясь в путь,  он  не  смог  провидеть  собственного  конца?  Нет,
конечно, он чуял, что случится что-то недоброе, -  но  если  не  считать
Змеиного Перевала, все прочие видения были смазаны и расплывчаты, словно
он смотрел на мир совсем иными глазами. Но смерть?! Нет, это невозможно!
Дракон постарался  собраться  с  силами  прежде,  чем  его  окончательно
охватит паника. Если он умрет сейчас, погибнет не только его  уникальный
дар, но  все  его  познания,  вся  драконья  мудрость,  передаваемая  из
поколения в поколение, - мудрость, которая, быть может, сумеет  исцелить
этот несчастный мир.
   Ужасно будет умереть вот  так  -  одному,  на  чужбине,  в  окружении
невежественных дикарей. В смертный час дракон никогда  не  бывает  один.
Прежде чем его разум покинет  мир,  умирающий  дракон  отдает  все  свои
знания, весь опыт своей долгой жизни своему  наследнику  -  прямиком  из
сознания  в  сознание.  Таким  образом  не  терялось  ничто   когда-либо
известное драконам, а это очень  важно  для  расы,  у  которой  ничтожно
низкая рождаемость, а стало быть, и численность  самой  расы  все  время
грозит сократиться. Этон  был  единственным  провидцем  среди  драконов.
Потеря его дара обернется катастрофой для всей  расы.  Притом  же,  если
отвлечься от чисто  практических  рассуждений,  Этону  было  бы  приятно
знать, что хотя бы часть его  разума  -  его  редкостный  дар  -  навеки
сохранится в памяти последующих поколений.
   И вдруг Этона осенило: быть может - быть может - все-таки есть способ
уберечь его память от полного забвения.  Он  -  чародей,  а  потому  его
телепатический дар куда мощнее, чем  у  большинства  драконов.  Если  он
сумеет переправить не только память, но и все  свое  сознание  в  другое
тело - в сильное, крепкое человеческое тело, - в нем он сможет добраться
до родных краев и  там,  передав,  по  традиции,  свой  дар  наследнику,
окончательно уйдет из мира.
   Прежде никто такого не пробовал. Этон не знал, выйдет ли  у  него.  И
все  же  он  попытается.  Это   его   единственный   шанс.   Безмолвный,
неподвижный, он выжидал, покуда кто-нибудь из людей не подойдет поближе,
мечтал, чтобы это наконец случилось. И тут  в  небольшой  группе  людей,
стоявших на дне оврага, возникло какое-то замешательство.  Один  из  них
побежал, другие погнались за ним... Этон мысленно  выругался.  Куда  они
все побежали? Вернутся ли? Нельзя, чтобы все они исчезли отсюда  -  ведь
это его последний, единственный шанс!.. Но  нет,  все  в  порядке.  Один
человек все-таки не  побежал  за  остальными.  Он  подходит  все  ближе,
ближе...
   Когда человек протянул руку и коснулся дракона, тот нанес удар.  Нет,
тело его даже не дрогнуло, он собрал весь свой  разум,  все  сознание  в
подобие гигантского копья - и со всей силы метнул его в разум ни  о  чем
не  подозревающего  человека.  В  этом  последнем  усилии  Этон   уловил
присутствие другого чародея.., но было уже поздно. Приговор свершился. И
когда густой белый снег повалил с небес, точно саваном  накрывая  землю,
умирающее драконье тело содрогнулось в предсмертных конвульсиях. В новом
своем сосуде разум  Этона  испустил  безмолвный  торжествующий  крик.  И
громко, очень громко закричал иерарх.

Глава 11
ЖИЗНЬ ЗА ЖИЗНЬ

   Суффраган Гиларра, в величии своем уступавшая только самому  иерарху,
наслаждалась столь дорогим и необходимым для нее домашним уютом, проводя
послеобеденное время в своем  неброском  и  уютном  доме,  что  стоял  в
ремесленном квартале Пределов. Двум  своим  слугам  она  дала  выходной,
чтобы побыть наедине с родными и хотя бы так успокоить смятенную душу. У
этого смятения были  две  причины:  во-первых,  планы  лорда  Блейда  по
устранению иерарха, а во-вторых, судьба жены и маленькой дочери вольного
торговца, которые сгинули в недрах Цитадели - словно и  не  существовали
вовсе. Трижды  Гиларра  отправлялась  навестить  их,  и  всякий  раз  ее
отсылали прочь: гости моются, говорили ей, или едят,  или  крепко  спят.
Всякий раз  одно  и  то  же  -  притворная  почтительность,  не  слишком
скрывающая намек на то, что суффраган сует нос не в  свои  дела.  Всякий
раз упоминание приказа иерарха либо лорда Блейда, приказа,  который  она
не имеет власти оспаривать. И всякий раз  вооруженная  стража,  которая,
ничем открыто не угрожая, все же как-то ухитрялась дать Гиларре от ворот
поворот.
   Наконец ей удалось перехватить молодого лейтенанта, заместителя лорда
Блейда, и в открытую сообщить ему о своих опасениях.  Гальверон  славный
мальчик, уговаривала себя Гиларра. Он не допустит, чтобы с Канеллой и ее
малышкой  случилось  худое.  Может  быть,  все  обойдется.  Может  быть,
опасность существует только в ее воображении. Даруй Мириаль,  чтобы  это
было так! Заваль не станет причинять зло беззащитной матери и  невинному
дитяти,  ведь  правда  же  не  станет?  Он,  конечно,  упрям,  заносчив,
фанатичен, но он никогда не творит зла, никогда не бывает несправедлив -
разве что к самому себе.
   Муж Гиларры, Беврон-златокузнец, который  по  такому  случаю  сегодня
тоже отдыхал от работы, растянулся сейчас  на  коврике  перед  очагом  и
играл с их маленьким сыном Аукилем. Гиларра вышивала рубашку, но подняла
глаза от вышивания, когда Беврон заговорил:
   - Поразительно, как все меняется в Пределах в отсутствие Заваля.  Как
будто  все  мы  дружно  испускаем  вздох  облегчения  и  позволяем  себе
расслабиться.
   Гиларра отчаянно не желала нарушать послеобеденный покой, а потому до
сих пор ухитрялась как-то избегать разговора о грядущей  участи  Заваля.
На сей раз, однако, она не могла промолчать,  не  подставив  под  угрозу
доверие,  которое  всегда  связывало  ее  с  мужем.  Женщина   принялась
лихорадочно соображать,  как  бы  помягче  обрушить  на  голову  Беврона
последние новости, но тут же поняла, что это напрасный труд. Как бы  она
ни старалась, а Беврон ее  речам  все  равно  не  обрадуется.  Уж  лучше
покончить с этим сразу и навсегда.
   Если Блейд исполнит то, что задумал, то после завтрашнего дня у  тебя
будет много возможностей расслабиться, - сухо сообщила  она.  -  Что  до
завтрашней ночи - ты будешь спать с новым иерархом.
   - Что?!  -  Беврон  так  и  подскочил.  Деревянные  фигурки  животных
брызнули во все стороны, и маленький Аукиль издал возмущенный вопль.
   - Так ты хочешь принести Заваля в жертву?  Нет,  Гиларра,  только  не
это! Не может быть!
   Гиларра отшвырнула шитье и тоже вскочила, схватив мужа за руки.
   -  Это  не  я  придумала,  любимый..,  но,  кажется,  мы  с  тобой  -
единственные во всем городе, кому еще не приходила в  голову  эта  идея.
Как убеждены жители Тиаронда и,  похоже,  всей  Каллисиоры,  наш  иерарх
крепко подвел своих подданных. Если Мириаль отвернулся от Заваля - а  ты
должен признать, что, судя по последним событиям,  так  оно  и  есть,  -
нынешний иерарх стал не  нужен  людям,  которых  он  представляет  перед
Богом. Разве что в качестве жертвы.
   Беврон так крепко сжал ее руку, что у нее заныли пальцы.
   - А если Заваль умрет, заменить его должна будешь ты.
   - Любимый, ведь мы с тобой всегда знали, что такое  может  случиться.
Всю мою жизнь я помнила о такой возможности..,  и  ты  смирился  с  ней,
когда стал моим мужем.
   Только потому, что в душе никогда не верил,  что  это  произойдет!  -
проворчал Беврон. - Треклятый Заваль! Как можно  было  допустить  такое?
Если б только он не был таким набожным, самовлюбленным болваном!..
   - Перестань! - одернула мужа Гиларра. - Бедняга Заваль! Не хотела  бы
я жить на свете с таким характером, как у него. Никогда  в  жизни  я  не
видела такого одинокого человека. Порой мне его ужасно жаль, а порой так
и тянет его отколотить: ведь главный виновник почти всех своих бед -  он
сам. Еще в детские годы он все воспринимал слишком всерьез.
   - Пап, давай еще поиграем! - Аукиль, сердито  выпятив  нижнюю  губку,
дергал край отцовской рубахи. Тяжело вздохнув, златокузнец выпустил руки
жены.
   - Нет, солнышко, не ставь своих коровок на  желтый  квадрат.  Это  же
кукурузное поле, забыл? - На сей раз Беврон  обращал