слушались  ее,  неумело
сложенные дрова никак не хотели заниматься, и пламя всякий  раз  задувал
сквозняк. Тулак начала терять терпение, и оттого ее движения стали более
резкими и менее точными. Наконец она ударила с такой силой,  что  огниво
выпрыгнуло из ее дрожащих пальцев и со стуком укатилось в темноту. Тулак
безнадежно вскрикнула, и в глазах ее  блеснули  злые  бессильные  слезы.
Безнадежно, подумала она с отчаянием. Ничего-то у  меня  не  получается.
Может, я и впрямь слишком стара для приключений...
   Она совсем забыла о дракене - и вдруг у  нее  за  спиной  послышались
гулкие удары, а за ними -  грохот  падающих  камней.  Казарл,  не  сумев
протиснуться в дверной проем кордегардии, разрешил эту проблему в  своем
неподражаемом стиле. Чтобы расширить проем, он прополз немного вперед и,
оглядываясь через плечо, нанес  по  каменному  косяку  несколько  мощных
ударов хвостом.
   Сквозь облако пыли Тулак увидела, как он снова пятится назад, а потом
в расширенный проем просунулась его голова.
   - Чем  это  ты  занят,  чума  тебя  побери?  -  сердито  осведомилась
наемница.
   Каз наполовину протиснулся в комнату, сметя по дороге стол и  стулья,
и недобро горящими глазами уставился на Тулак.
   - Ты, кажется, обещала мне огонь? Только потому, что я - не  человек,
я не намерен торчать всю ночь в  коридоре,  отмораживая  задницу!  -  Он
обеспокоено глянул на Вельдан, которая в своем  алькове  спала  глубоким
сном. - Кроме того, я  уже  сказал  -  с  меня  довольно!  Больше  я  не
разлучусь со своей напарницей - особенно в растреклятой пещере!
   Прежде чем Тулак успела удивиться, почему у дракена вырос  такой  зуб
на пещеры, Каз глянул на темный, стылый очаг,  затем  -  на  ее  грязное
заплаканное лицо.
   - Проблемы? - мурлыкнул он. - Позволь-ка мне...
   Сунув морду в очаг, дракен выпустил длинный язык пламени, от которого
непослушные дрова занялись и в один миг жарко  запылали.  Победно  ревя,
огонь поднялся до самого дымохода, и Тулак тотчас ощутила, как ее лицо и
руки обволакивает блаженное  тепло.  Ей  также  пришлось  признать,  что
дракен своим телом весьма надежно преградил путь в комнату сквознякам  -
теперь кордегардия быстро прогреется.
   - Что, неплохо для неуклюжего болвана? - ухмыльнулся он.
   - Спасибо, Каз,  -  искренне  проговорила  Тулак.  -  Извини,  что  я
оскорбила твой огонь - больше этого не повторится.
   Она подбросила  дров  в  очаг  и  опустилась  на  пол  рядом  с  ним,
наслаждаясь тем, как тепло растекается по  ее  продрогшему  телу,  и  не
сводя глаз с завораживающей пляски пламени. Ох, до чего же она устала, а
в тепле так славно дремлется.., но  нет,  нет,  засыпать  ей  еще  рано.
Сначала нужно... Тулак обмякла. Каменная плита перед очагом -  не  самая
лучшая подушка, но старая  наемница  даже  не  заметила  такого  мелкого
неудобства. Нехорошо это, подумала  она.  Нам  нужна  еда  Я  не  должна
засыпать...
   И уснула.
   Ивар уснуть не смел. Он был слишком легко одет, да и не ел весь  день
Хотя он был твердо убежден, что ненависть укрепит  его,  но  сейчас  его
силы с каждым часом иссякали - их высасывал безжалостный мороз. И все же
в конце концов вечер подарил ему удачу. Одна  из  служанок  леди  Серимы
тайком выскользнула из дома и с корзиной в руках  направилась  в  Нижний
Город.
   Для Ивара это было как нельзя кстати. Вначале он замышлял  проникнуть
в погреб через угольный желоб, но скоро наткнулся на запертую решетку. И
вот когда Ивар крался вдоль стены особняка, разыскивая иной путь в  дом,
он едва не столкнулся с этой самой служанкой, которая как  раз  выходила
из кухни. Дверь черного хода она за собой прикрыла, но  Ивар  так  и  не
услышал щелчок засова.
   Укрывшись в сумерках, он от радости только  что  не  вопил  в  полный
голос. Когда шаги служанки стихли, Ивар крадучись пробежал через двор  к
черному ходу и секунду выжидал,  прижавшись  ухом  к  двери.  Из  кухни,
однако, не донеслось ни единого звука, хотя чуть раньше там  было  очень
даже шумно и суматошно; по  всему  дому  тогда  зажгли  лампы,  и  Ивар,
подслушивая у окна, услыхал, как  сонная  и  весьма  недовольная  жизнью
кухарка громко сетует на то,  что  ее  на  ночь  глядя  вынудили  варить
овсянку. Сейчас, впрочем, в кухне царила тишина - и так продолжалось уже
довольно долго. Ивар решил рискнуть. Он толкнул дверь и вошел  в  кухню,
старательно вытерев на пороге облепленные  снегом  башмаки  -  чтобы  не
оставлять следов.
   В кухне стояла непроглядная темнота  -  огонь  в  печи  и  плите  уже
погасили на ночь. Ощупью  бредя  по  кухне,  Ивар  натолкнулся  на  угол
кухонного стола, и в тишине разнесся неприятный пронзительный звук -  то
ли скрип, то ли  стон.  Незваному  гостю  в  ночи  этот  звук  почудился
оглушительно громким.
   Ивар замер,  словно  волк,  со  всех  сторон  обложенный  охотниками.
Желание бежать и жажда мести раздирали  его  пополам,  и  он  был  готов
броситься в бой, едва только услышит на лестнице  шаги.  Наконец  долгое
напряженное  ожидание  миновало,  и  Ивар  перевел  дух.  Он  благодарил
провидение за то, что в богатых домах, просторных и прочно  построенных,
стены чересчур толсты, чтобы пропускать звук. Ивар давно уже наблюдал за
домом, считая всех, кто заходил туда, - к этому  времени  он  уже  знал,
сколько человек живет в доме и где они спят. Там были четыре служанки  -
вернее, три, если вспомнить о той  безмозглой  девке  с  корзиной,  -  и
кухарка. Все они должны спать в чердачных комнатах  -  Ивар  еще  раньше
видел свет в окнах  верхнего  этажа  и  сосчитал  тени,  двигавшиеся  за
ставнями.  Экономка,  помощник   Серимы   и   сама   бессердечная   сука
разместились этажом ниже. Все это установить было  легко,  и  беспокоило
Ивара лишь одно. Был еще один жилец, в окне которого  весь  вечер  горел
неяркий свет, и  примерно  в  то  время,  когда  на  кухне  разворчалась
кухарка, в доме началась суматоха, беготня и хлопанье дверьми. Это Ивара
слегка обеспокоило. Кто он, этот таинственный обитатель дома, спящий при
свете?  Больной?  Ребенок?  Детей  у  суки  нет,  да  и  не  станет  эта
бессердечная тварь хлопотать о больном. Как бы то ни  было,  сейчас  это
уже не важно, хотя и может подпортить его планы на завтра.
   В доме было так тихо, что Ивар рискнул зажечь  свечу.  Вряд  ли  свет
разбудит тех, кто спит наверху, а вот нечаянный грохот может  обернуться
для него  полным  крахом.  Он  отыскал  на  столе  огарок  свечи,  такой
крохотный, что, когда Ивар зажег его,  расплавленный  воск  закапал  ему
пальцы, но этого огонька  хватило,  чтобы  найти,  где  кухарка  хранила
всякие хозяйственные мелочи. Ивар зажег новую свечу, еще  одну  сунул  в
карман про запас и продолжил обшаривать кухню.
   Толстый кухаркин кот, которого явно завели, чтобы сократить поголовье
мышей и тараканов, но вместо  этого  раскормили  балованную  зверюгу  до
неприличия, угрюмо таращился на Ивара с коврика перед очагом.  Горшок  с
круто сваренной овсянкой, в котором торчала поварешка, так  и  оставили,
погасив огонь, на краю очага. Овсянка была еще  теплая,  и  Ивар  тотчас
набил рот сытным варевом, с волчьей жадностью глотая ложку за ложкой. Он
прикончил  почти  половину  горшка,  твердо  уверенный,  что  утром  эту
недостачу не обнаружат, потом  направился  в  кладовую  и  отрезал  себе
щедрый ломоть хлеба - с ненавистью отметив при этом,  что  у  Серимы,  в
отличие от бедняков Нижнего Города, еще в изобилии водится мука, - кусок
белого козьего сыра (другого сейчас не достанешь ни за какие  деньги)  и
изрядную долю холодного мясного пирога.
   Сложив свою добычу в котелок, чтобы легче было  унести  ее  с  собой,
Ивар налил в кувшин воды из котла, стоявшего  у  очага,  и  спустился  в
угольный погреб  -  туда  вела  из  кухни  соседняя  с  кладовой  дверь.
Осторожно спустившись по крутым  ступенькам,  он  направился  в  дальний
угол, где было суше всего -  там  хранили  дрова.  Устроив  себе  уютное
логово в темноте, за  грудой  дров  и  растопки,  он  наконец  устроился
отдохнуть. И ждать.
   Теперь, когда он благополучно проник  в  дом,  можно  и  не  спешить.
Первоначальный замысел  Ивара  -  пробраться  в  дом  после  наступления
темноты, тихонечко прикончить суку,  чьи  громилы  надругались  над  его
женой, удрать и будь что будет - претерпел изменения, когда  объявили  о
Великом Жертвоприношении. Там наверняка соберется весь  город,  и  такое
множество народу не скоро пропустят через узкий туннель  -  единственный
доступ в Священные Пределы. Слуги Серимы,  как  подобает  простонародью,
скорее всего уйдут из дома раньше, чем сама  сука,  -  тогда-то  Ивар  и
примется за дело. Времени у него хватит с  избытком,  чтобы  осуществить
все, что задумано.
   Мясник ощупал в темноте два ножа, которые прихватил с  собой,  орудия
его ремесла: большой тяжелый нож для рубки мяса и тонкий, более гибкий -
чтобы снимать кожу. Оба ножа были остро наточены.  Опытным  жестом  Ивар
потрогал пальцем лезвия. Интересно, сколько может прожить человек  после
того, как с него живого ободрать кожу? Любопытно  будет  это  проверить.
Кляп отлично заглушит все крики. Прежде чем Сериму хватятся, дело  будет
сделано, а его и след простынет.
   В  темноте  губы  Ивара  искривились  в  ухмылке.  На  бойнях  всегда
говорили, что он - знаток своего дела.

Глава 23
ВОЗРОЖДЕНИЕ НАДЕЖДЫ

   Интересно, подумала фея воздуха, чем сейчас заняты Вельдан и  Казарл?
Из Тиаронда она возвращалась над перевалом и сейчас как раз пролетала  в
окрестностях  лесопилки.  Надо  надеяться,  что  они  давно  уже   спят,
заключила Тиришри. Лесопилка стояла в стороне от тропы, укрытая от ветра
в небольшой уютной долине. С края долину окаймлял лес, а за ним вставали
крутые, покрытые осыпями горные склоны. Лесопилки и дома  Тулак  еще  не
было видно, зато часть перевала легла перед Тиришри, как на ладони.  Фея
почти не смотрела на горную тропу - кто же пустится в такой опасный путь
ночью, да еще в буран? Люди, конечно,  странный,  непостижимый  народец,
но... Но кажется, они куда страннее, чем полагала Шри.  Кто-то  брел  по
тропе, шаг за шагом отвоевывая у неистовой бури.
   Все надежды Шри на то, что остаток ночи пройдет спокойно, лопнули как
мыльный пузырь.
   - Это еще что за новость? - раздраженно пробормотала фея. Только  она
размечталась о том, как с  добрыми  вестями  вернется  в  пещеру...  Шри
опустилась чуть ниже, чтобы приглядеться к неведомому  смельчаку  -  или
безумцу.
   - Великий Эолис! Да ведь это же  кони  Тормона!  Тиришри  очень  даже
хорошо знала, как выглядят эти кони.
   Когда торговец рассказывал свою историю, он так терзался  горем,  что
образы, запечатленные его сознанием, помимо воли проникали в разум  феи.
То были на редкость четкие и красочные картины - даже  удивительно,  что
исходили они от человека, не обладавшего  телепатическим  даром.  Сейчас
Шри могла бы побиться  об  заклад,  что  узнала  вороных  исполинов,  но
окончательно утвердилась она в своем  мнении,  увидав  ослицу.  Животные
такого пестрого окраса и сами по себе редки -  а  сколько  еще  скромных
осликов путешествует в такой великолепной компании? Ну  и  ну,  подумала
Шри. Вот это поворот событий! Только как же они сюда попали?
   Фея воздуха искренно и горячо сострадала горю Тормона, и сейчас ей на
один миг - радостный, но, увы, краткий - показалось, что в Цитадели  она
что-то напутала, а сейчас наконец отыскала жену торговца - не убитую,  а
живую. Каким-то чудом она избежала смерти и отправилась на поиски  мужа.
Шри уже хотела сообщить об этом  Элиону,  когда  привычная  осторожность
подтолкнула ее прежде проверить свою  догадку.  Было  нечто  странное  в
тощей человеческой фигурке, ведшей под уздцы пеструю ослицу. Фигурка эта
в чем-то не совпадала с образом Канеллы, который Шри  позаимствовала  из
мыслей Тормона. Лучше уж удостовериться  самой,  прежде  чем  вселить  в
торговца напрасные надежды  -  а  кроме  того,  он  ведь  сразу  захочет
убедиться, что она здорова. И  потом,  Канелла  непременно  должна  была
взять с собой дочку...
   Фея, чертя круги, опустилась к компании, бредущей по  перевалу,  -  и
тотчас поняла, что ошибалась. Хвала провидению,  что  она  не  поспешила
выболтать Элиону свои фантазии! Это же вовсе не  жена  Тормона!  Бедняга
будет вне себя от горя, когда кони и ослица вернутся одни, без нее. Шри,
однако, была не только разочарована, но и озадачена. Кто этот незнакомый
мальчик? Торговец в своем рассказе не упоминал никаких мальчиков,  да  и
этого парнишки Шри в его  мыслях  не  видела.  Фея  очень  даже  неплохо
разбиралась в людях, и насколько она могла судить, этот юнец вряд ли мог
справиться с такими огромными конями. И зачем он увел их в горы в  такую
непогоду? Скорее всего, решила фея, он направляется  к  лесопилке.  Даже
если изначально у него были другие планы, теперь только  там  он  сможет
найти укрытие от бури. А ведь лесопилка в руках людей, которые  едва  не
убили Тормона! Неужели этот парнишка с ними заодно? А если  нет,  зачем,
во имя Эолиса, скитается он по горам в буран, да еще с чужим имуществом?
Одно Шри знала наверняка - мальчишку нельзя пускать на лесопилку...
   - Что ж, отлично, юноша, - пробормотала фея. - Может, ты  и  сам  еще
этого не знаешь, но у тебя сейчас изменятся планы.
   И она поспешно послала мысленный зов своему собрату-чародею:
   - Элион? Приготовься. И лучше сразу начни расширять пещеру...
   Предоставив  потрясенному  напарнику  ломать  голову  над  тем,   как
объяснить эти слова Тормону - если учесть, что торговец понятия не имеет
о существовании Тиришри, - фея  быстро  прикинула,  что  же  ей  делать.
Парнишка совсем уже близко от лесопилки и скоро заметит  свет  в  окнах.
Действовать надо немедля... С самим мальчиком  Шри  ничего  поделать  не
могла, но зато, припомнив свой трюк с гнедой кобылкой Элиона, проникла в
нехитрые мысли вороных коней и ослицы - и поместила там ясный  и  четкий
образ жены торговца, взятый прямиком из его воспоминаний. Сефрийцы вдруг
навострили уши, а ослица, совсем выбившаяся  из  сил,  вскинула  понурую
голову. Все трое увидели вдруг, что впереди на тропе стоит  их  хозяйка,
услышали, как она зовет их знакомым свистом. Усталости  как  не  бывало.
Пара вороных и ослица дружно ринулись вперед, выдернув  поводья  из  рук
мальчика, и помчались вверх  по  тропе  за  тающим,  дорогим  их  сердцу
видением, оставив нового "хозяина" валяться ничком  на  снегу.  Парнишка
испустил отчаянный вопль, вскочил и бросился за ними следом, оступаясь и
путаясь в сугробах.
   Тиришри хихикнула.
   - Ну, теперь все в порядке, -  сказала  она  себе.  -  Остается  лишь
полететь вперед и смести снег с тропы, чтобы им ничто не мешало  всласть
побегать.
   Сколль совсем выбился из сил.  Подъем  вместе  с  конями  по  горному
перевалу  обернулся  для  него  истинным  кошмаром  наяву.  Неприятности
начались  сразу,  как  только  они  выбрались  из  города  и  на  тракте
повстречались  с  телегой,  которая  везла  мертвецов.   Теперь,   когда
городское кладбище было переполнено, могильщики принялись - без  особого
успеха - жечь мертвые тела на равнине к западу от Тиаронда, между  рекой
и городскими стенами. Гнилая человеческая плоть - неподходящее  топливо,
да к тому же земля от дождей превратилась в настоящее болото,  а  воздух
был пропитан сыростью, и оттого погребальные костры больше  дымили,  чем
горели, источая нестерпимую вонь и клубы омерзительного жирного дыма.
   Бывший ученик Агеллы почти не обращал внимания на  своих  подопечных.
Из предосторожности он привязал  поводья  коней  к  поясу,  но  вороные,
оказавшись вне стен города, как  будто  успокоились  и  покорно  трусили
вслед за ослицей. Из-под громадных копыт били фонтаны грязи, но  Сколль,
уже заляпанный по уши, и этого не замечал. Унылый пейзаж - топкая  земля
и вонючий дым  погребальных  костров  как  нельзя  лучше  подходили  его
настроению. Он совсем пал  духом,  сомнения  и  страхи  толклись  в  его
мыслях, точно комариные тучи, не давая ему ни минуты покоя. Что теперь с
ним будет? Только потому, что он пришелся по душе вороному  жеребцу,  из
него вряд ли выйдет толк в выездке коней.  Что,  если  госпожа  Тулак  и
вовсе не захочет оставить его при себе? Ведь если б  ей  был  и  вправду
нужен ученик, она бы его давно сама подыскала. Ее-то об этом даже  никто
и не подумал спросить. Выбросили Сколля вон, как мешок  с  отбросами,  -
лишь бы избавиться. Агелла давно уже искала повода от  него  отделаться,
вот и ухватилась сегодня за первый  же  подходящий  случай.  Вот  в  чем
дело-то! Она ведь тетка Сколля, а потому не могла так просто, за здорово
живешь отправить его назад к матери - ну а ей самой он вовсе  не  нужен.
Сколль чихнул, едва не плача от тоски и безнадежности. Никому-то  он  не
нужен, а все потому, что бестолковый. И госпоже Тулак он тоже не  нужен.
И если у него больше не получится укротить  коней,  она  как  пить  дать
отошлет его назад - и что с ним тогда будет?
   И тут Сколль получил весомое доказательство того, какой он  и  впрямь
паршивый  лошадник.  Когда  они  приблизились  к  погребальным  кострам,
животные - за что он никак не мог их винить - совсем потеряли голову  от
удушливых миазмов смерти. Когда порыв ветра плюнул облако  жирного  дыма
прямо на тракт, ослица громко фыркнула, отпрянула и  взвилась  на  дыбы,
выгнув спину, точно разъяренная кошка. Сколль вылетел из седла в первый,
но, безусловно, не последний раз - и с громким хлюпаньем шлепнулся лицом
в грязь, прямо под огромные копыта сефрийцев. Одно ужасное мгновение ему
казалось, что сейчас его расплющат, точно хлебный мякиш, но вороные, как
видно, сочли  его  падение  последним  и  наивысшим  оскорблением  своих
чувств. Они зафыркали, забились - и  дружно  рванули  очертя  голову  по
равнине, волоча Сколля за собой, - поводья-то по-прежнему были привязаны
к его поясу.
   Сколль пропахал физиономией топкую грязь,  по  обе  стороны  от  него
покатились волны болотной жижи. Грязь залепила глаза, и он ослеп. Липкая
жижа набилась в рот и нос,  он  задыхался,  неистово  кашляя  и  плюясь.
Вороные проволокли его по всем камням, затаившимся в раскисшей земле, по
всем канавам и ямам. Острый камень  ударил  в  лицо,  и  Сколль  услышал
жалобный хруст сломанного зуба.
   Кони остановились,  только  добежав  до  реки.  Они  принялись  пить,
сторожко озираясь, черные лоснящиеся бока исходили  паром  в  промозглом
воздухе. Шатаясь, Сколль поднялся на ноги и сплюнул кровавую жижу вместе
с обломками зуба. А затем отвязал от пояса поводья,  вернее  -  отрезал,
потому что затянувшиеся узлы  распутать  было  невозможно.  Кони,  жадно
хлебавшие ледяную воду, не обратили на это никакого внимания. Впрочем, в
этот миг Сколлю было на все наплевать, даже если эти сучьи дети вздумают
от него удрать. Опустившись на колени, он смыл с  лица  кровь  и  густой
слой грязи. Хвала Мириалю, что это была именно грязь - проволоки его так
вороные по твердой каменистой почве, его бы, верно, сейчас и в живых  не
было.
   Тут  ему  отвесили  солидный  тычок  пониже   спины   -   Сколль   от
неожиданности   едва   не   свалился   в   реку.    Зловредная    ослица
последовала-таки за своими вороными приятелями. Сколль даже и  не  знал,
радоваться ему или огорчаться. Впрочем, долго у реки  не  проторчишь,  а
ехать верхом все же лучше, чем  идти.  Он  пошарил  в  карманах  жилета,
выудив пригоршню засохших медовых сластей, - вдруг да удастся  поправить
настроение лошадкам? Затем  Сколль  произнес  краткую  молитву  Мириалю,
подобрал волочащиеся по земле поводья и, морщась от боли во  всем  теле,
кое-как вскарабкался на узкую спину ослицы. Когда он повернул  прочь  от
реки, на тракт, который вел к Змеиному Перевалу, начал сыпать снег.
   Очень скоро Сколль обнаружил, что на этом неприятности не  кончились.
Когда  подъем  по  горной  тропе  стал  круче,   ослица   недвусмысленно
намекнула, чт