а она, побывав в оползне. И тем не менее Элион ясно понимал,  что
эта жалость ничего не меняет.
   Если бы смерть Вельдан могла вернуть мне Мельнит,  если  бы  каким-то
чудом я сумел сторговаться с провидением, я убил бы Вельдан собственными
руками.
   - Покойся с миром, малышка Дерли, -  прошептала  Рохалла.  -  Если  б
только я могла отдать свою жизнь, чтобы вернуть тебя, ты же знаешь, я бы
сделала это с радостью.., но, может быть, тебе лучше там, где ты сейчас.
По крайней мере ты больше не  больна  и  не  чувствуешь  ни  холода,  ни
голода...
   - Ты уж прости, девонька, но я старался как мог. -  Голос  могильщика
отвлек Рохаллу от горестных мыслей. - Сама  ведь  видишь,  река  слишком
близко, только начнешь копать, и уже вода проступила...
   Рохалла отвернулась от свежей могилы, черневшей  на  девственно-белом
снегу. Тельце девочки, обернутое в ветхое заплатанное одеяльце, в  руках
Рохаллы казалось  невесомым.  Девушка  крепко  прижала  к  себе  мертвую
сестренку, не в силах представить, как та будет лежать, совсем  одна,  в
холодной глинистой жиже, которая  уже  скопилась  на  дне  могилы.  Увы,
больше ничего Рохалла сделать для нее не может.
   - Этого достаточно, - безжизненным голосом проговорила она и  сделала
глубокий вдох, чтобы удержать  слезы.  Закрыв  глаза,  девушка  опустила
крохотное тельце в  могилу  и  содрогнулась  от  ледяного  прикосновения
грязной воды.
   - Прощай, Дерли, - прошептала она.
   Вытерев руки о юбку, Рохалла повернулась к могильщику и  вручила  ему
пригоршню монет  -  все  деньги,  которые  минувшей  ночью  получила  от
Пресвела.
   - Спасибо тебе. Знаю, ты сделал  все,  что  мог,  и  лучше  уж  такая
могила, чем погребальные костры. Мне  была  нестерпима  мысль,  что  моя
Дерли попадет туда.
   Могильщик кивнул.
   - Удачи тебе,  девонька,  -  негромко  сказал  он.  Рохалла  покачала
головой:
   - У кого сейчас есть удача?
   Почти ослепнув от неизбежных слез, она повернулась и побрела прочь от
могилы, так ни разу и не оглянувшись.
   Обратная дорога с  кладбища  казалась  в  одиночестве  вдвое  длинней
прежнего. Одного за другим Рохалла схоронила всех своих близких на  этом
заброшенном кладбище за стенами города. Теперь,  впервые  в  жизни,  она
осталась по-настоящему одна. "Я - последняя в семье, - подумала девушка.
-  Когда  придет  мой  черед,  некому  будет  похоронить  меня..."   Она
постаралась отогнать эту мрачную мысль - в ее нелегкой жизни  давно  уже
не было места жалости к себе, но, бредя по топкой грязи, которая  раньше
была дорогой к городу, Рохалла все слышала, как  в  ее  голове  настырно
звенит слабый тонкий голосок, словно плачет заблудившийся  ребенок:  Что
теперь со мной будет ?
   Верь, говорила мать. Верь в Мириаля. Он сохранит тебя. Что ж,  Рохала
и вправду верила. Даже если  Он  отвернулся  от  нее,  когда  она  стала
шлюхой, ведь не мог же Он наказать за этот грех ее  невинных  братьев  и
сестричек? Все свои сбереженные медяки Рохалла тратила на  благовония  и
жертвы в храме. Она молилась денно и нощно, когда малыши  заболели  один
за другим, - и что проку  в  этих  молитвах  было  ей  или  им?  Мириаль
ниспослал своим приверженцам бесконечный,  убийственный  дождь.  Мириаль
отнял у нее всех, кого она любила.
   Вера в этого так называемого бога - не что  иное,  как  паутина  лжи,
ханжества и жестокого обмана. Теперь Рохалла это знала. Когда умерли  ее
родители, она вынуждена была пожертвовать чистотой своей  юности,  чтобы
выжить. Сегодня же она лишилась не просто телесной невинности - но веры.
   Терзаемая голодом и  горем,  измученная  долгим  уходом  за  больными
малышами и ночными бдениями на стылых улицах, Рохалла почти ощупью брела
вперед  -  и  тут  ее  нога  провалилась  в  глубокую  сточную   канаву,
присыпанную предательским снегом.  Потеряв  равновесие,  девушка  ничком
рухнула в липкую вонючую жижу - и в этот миг ее терпение лопнуло.
   Выпрямившись, она соскребла с лица ледяную мерзкую слизь,  и  ярость,
давно уже тлевшая в ее сердце, наконец полыхнула слепящим огнем.
   Проворно вскочив на  ноги,  Рохалла  погрозила  кулаком  равнодушному
небу. Грязь ручьями текла по ее лицу, смешиваясь со слезами.
   - Я не верю в тебя, Мириаль! - пронзительно крикнула она.  -  Бог  не
может быть таким жестоким! Больше я не стану в  тебя  верить!  До  конца
своих дней я буду проклинать твое имя!
   На миг девушка  замерла,  почти  уверенная,  что  сейчас  ее  поразит
небесная стрела.
   - Ты слышишь, Мириаль? - снова крикнула она. - Я в тебя не верю!
   - Да, но, быть может, Он верит в тебя. Ошеломленная, Рохалла смахнула
с лица грязь и слезы - и увидела, что  к  ее  грязной  загрубевшей  руке
протянулась чужая рука - чистая, изящная,  холеная.  Это  был  вчерашний
клиент, тот, кого Рохалла холодно прогнала прочь.
   - Сударь... - тихо проговорила она, стараясь не выдать голосом своего
гнева. Ей была нестерпима мысль, что этот  человек  увидел  ее  в  такую
унизительную минуту. "Он же обладал моим  телом,  -  в  ярости  подумала
Рохалла. - Неужели ему нужно  еще  отнять  у  меня  остатки  гордости  и
самоуважения?"
   Мужчина едва заметно улыбнулся ей. Он  был  напряжен  и  беспокоен  -
совсем не похож на вчерашнего себя, богатого и самоуверенного.
   - Меня зовут Пресвел, - тихо сказал он. - Я служу у леди Серимы.
   Рохалла задохнулась. Клиенты никогда, никогда не называли своих имен!
Неужели этот глупец не понимает, что отдает себя на ее милость? Впрочем,
сейчас ей было на это наплевать.
   - Что тебе нужно? - резко спросила она. - Я уже сказала тебе  прошлой
ночью, что больше не буду торговать собой. И  я  только  что  похоронила
свою маленькую сестру, так что... - Рохалла не договорила, захлебнувшись
рыданиями.
   - Я знаю, знаю. - Он взял ее под руку - ласково, крепко, но совсем не
настырно. Откуда-то возник и лег на ее ладонь  девственно-белый  носовой
платок с такой тонкой вышивкой, что Рохалле стыдно  было  стирать  им  с
лица вонючую грязь.
   - Жаль, что я не могу выразить, как глубоко сострадаю твоему горю,  -
так же тихо продолжал  он.  -  Мне  совестно  беспокоить  тебя  в  такую
минуту.., но если б ты не сказала, что утром придешь сюда, я никогда  не
смог бы тебя разыскать.
   - А зачем ты меня искал? Сколько раз повторять тебе, что я больше  не
шлюха? Почему ты не можешь просто оставить меня в покое?
   - Потому что я могу  помочь  тебе.  Нет,  ничего  не  говори!  Просто
выслушай меня, ладно?
   Рохалла пожала плечами:
   - Какая разница? Я иду домой. - Она  сунула  ему  грязный  платок.  -
Можешь идти со мной, если уж тебе приспичило. Вряд ли я смогу остановить
тебя.
   Пресвел вновь напряженно улыбнулся:
   - Ты только позволь мне говорить. Рохалла, я хочу кое-что  предложить
тебе. Прежде чем я скажу, что именно, запомни одно - платы за услугу я с
тебя не потребую. Я не ищу себе ни любовницы, ни жены, хотя если.., если
когда-нибудь в будущем ты сочтешь меня достойным своего внимания, я буду
счастлив, но сейчас.., сейчас попытаемся стать просто друзьями.
   - Ты, кажется, что-то хотел мне предложить? - перебила его Рохалла  -
и тут же прикусила язык. И зачем только она поощряет этого безумца?
   - Верно. - К Пресвелу вдруг разом вернулась вся его  самоуверенность.
- Понимаю, после того, что ты пережила, было бы жестоко предлагать  тебе
позаботиться о маленькой девочке, но леди Серима  только  что  удочерила
наследницу, и малышке отчаянно нужна  няня.  Ужасная  история:  бедняжка
только что осиротела, притом своими глазами видела, как убили  ее  мать,
но этого я тебе не говорил, и ты никому не  повторишь  эти  слова,  если
тебе дорога жизнь. Малышке года четыре, и после смерти матери  она  даже
не может говорить. Ей очень нужен человек, который  будет  любить  ее  и
заботиться о ней от всего сердца. Леди  Серима  не  умеет  обращаться  с
детьми и, по правде говоря, их не любит. -  Он  снова  взял  Рохаллу  за
руку. - Пожалуйста, согласись! Ты будешь жить в самом  большом  особняке
на Эспланаде, у  тебя  будет  сытная  еда  и  добротная  одежда,  уют  и
безопасность. У девочки будет няня, которая станет холить и лелеять  ее,
девушка с добрым и нежным сердцем, привыкшая заботиться о  малышах.  Вот
увидишь, все окажутся в выигрыше! Прошу тебя, согласись. Скажи: "Да"!
   Рохалла бесстрастно поглядела на него:
   - А ты? Что выиграешь ты? Пресвел покачал головой.
   - Ничего, - внятно сказал он. - С одной  стороны,  я  лишь  проиграю,
потому что люблю тебя и хочу, чтобы ты была моей. Но, видишь ли, у  меня
особые отношения с леди Серимой. Хоть я всего лишь ее помощник и никогда
не, был ее любовником - хвала Мириалю, этого она от меня не требовала! -
леди Серима желает, чтобы я целиком и полностью был  предан  только  ей.
Если б она только заподозрила, что у меня есть любовница, она  убила  бы
меня на месте или, самое меньшее, вышвырнула на  улицу.  Видишь  теперь,
какую власть надо  мной  ты  обрела?  Видишь,  как  я  тебе  доверяю?  Я
представлю тебя леди Серимее как дочь старого друга моей семьи  -  хотя,
конечно, прежде нужно будет подыскать тебе другую  одежду  и  отмыть  от
грязи. Мы будем работать вместе и - надеюсь - станем друзьями. Это все.
   Рохалла нахмурилась, все еще колеблясь.
   - Ты  сказал,  что  проиграешь  только  с  одной  стороны...  Пресвел
улыбнулся ей.
   - С другой - я выйду победителем. Я ведь уже сказал, что люблю  тебя.
Больше всего на свете я желаю, чтобы ты была счастлива и не должна  была
зарабатывать на жизнь непосильным трудом. Это для меня куда важнее,  чем
все мои мечты. Прошу тебя, Рохалла, - не упусти этот счастливый случай.
   Вопреки своему горю и безмерной усталости, Рохалла вдруг  обнаружила,
что тоже улыбается.
   - Хорошо, - сказала она. - Попробую. - И вдруг все сомнения и  страхи
с новой силой нахлынули на нее. - Но в один день из шлюхи превратиться в
няньку - ты уверен, что у меня получится?
   Пресвел сжал ее руку.
   - Я считаю, что у тебя получится все - стоит только пожелать. Правда,
в этом деле я не объективен.

Глава 26
НА ПУТИ К ЗАКАТУ

   Элион никогда прежде не бывал в Тиаронде. Хотя город  был  расположен
почти что по соседству с Гендивалем, до  сих  пор  дела  Тайного  Совета
приводили  Мельнит  и  ее  напарника  либо  в  южные,  прибрежные  земли
Каллисиоры, либо и вовсе в  иные  края  по  ту  сторону  Завес.  Молодой
чародей, как и большинство его собратьев по ремеслу, был охоч  до  новых
мест и впечатлений, а потому сейчас едва сдерживал любопытство, вместе с
Тормоном и Сколлем спускаясь по засыпанной снегом тропе и  огибая  отрог
горы, чтобы  попасть  на  гигантское  плато,  раскинувшееся  у  подножия
Тиаронда.
   Чародей и его спутники ехали верхом, хотя Тормон без особой  охоты  -
что и неудивительно - согласился вновь привести в город своих  бесценных
сефрийцев. Вороные шли в поводу, а Элион и Тормон ехали на  лошадях  тех
самых гвардейцев, у которых позаимствовали  форму.  Что  до  Сколля,  он
сменил ослицу на гнедую лошадку Элиона,  и  при  этом  не  обошлось  без
подначек  со  стороны  молодого  чародея,  который  уже  предвкушал  вид
мальчишки, дрыгающего ногами в первом же встречном сугробе.  Тем  меньше
оказалось  у  Элиона  поводов  для  веселья,  когда  с   самого   начала
выяснилось, что гнедая строптивица в руках Сколля смирна как ягненок.
   История,  которую  они  собирались,  доехав   до   города,   изложить
стражникам у ворот, была по сути своей правдива.  Госпожи  Тулак  больше
нет на лесопилке, объезжать новых коней лорда Блейда  некому,  а  потому
Сколль ведет их назад, в конюшни Священных Пределов. Лорд  Блейд  послал
двоих гвардейцев из своего отряда сопровождать свое бесценное имущество.
Элион надеялся, что вид сефрийцев отвлечет внимание стражников от  того,
что возвращаются в город совсем  не  те  гвардейцы,  которые  вчера  его
покинули.
   По правую руку от  путников  катилась  бурная  река,  раздувшаяся  от
бесконечных дождей,  слева  высился,  ощерясь  утесами,  почти  отвесный
отрог. Вершину его укутала облачная пелена. За отрогом,  вдоль  подножия
горы  простиралось  заснеженное  плато,  окаймленное  с  запада   рекой;
нагорье, располагавшееся на другом берегу реки, давным-давно  расчистили
и, завезя с равнины плодородную землю,  устроили  на  нем  террасы.  Над
террасами возвышался поросший лесом пик. На востоке  плато  примыкало  к
подножию города, а затем, по словам  Тормона,  исчезало  в  непроходимом
лабиринте скал, расселин и трещин, из которых  состоял  северо-восточный
склон горы.
   Элион с легким неодобрением посматривал на  этот  унылый,  безлюдный,
продутый всеми ветрами пейзаж. Плато, ровное и гладкое, как  столешница,
тянулось примерно на милю от городских стен - и вдруг разом  обрывалось,
точно некий гигант топором отхватил изрядный кусок  земли.  Эти  равнины
под  городскими  стенами  занимали  фермерские  усадьбы  -   приземистые
каменные строения, возведенные с расчетом на постоянный  сильный  ветер.
Скудные поля,  раскисшие  под  бесконечными  дождями,  сейчас  присыпало
снегом, но вид у них оттого не стал менее жалкий.
   Чародей зябко поежился.
   - Знаешь, - сказал он Тормону, - я  никогда  не  мог  понять,  отчего
жители Каллисиоры возвели свою столицу в таком неприглядном безжизненном
месте. Наверняка ведь было бы куда разумней построить город на  равнинах
либо на южном побережье океана - и доступ легче, и земли побогаче, да  и
морская торговля приносит куда больше прибыли. - Дрожа от холода,  Элион
теснее запахнул плащ. - К тому же и  климат  внизу,  на  равнинах  не  в
пример мягче. Почему же правители этой страны предпочли мерзнуть на краю
света, в таком унылом, бесприютном и негостеприимном краю?
   Тормон пожал плечами:
   -  Понятия  не  имею.  Впрочем,  я  не  больно-то  верующий,  а   мои
соотечественники в большинстве своем горячие приверженцы  Мириаля.  Быть
может, поскольку наш правитель еще и верховный жрец,  столицу  и  решили
разместить там же, где Священный Город, - то есть именно здесь.
   В это утро на раскисшем тракте было почти безлюдно. И  неудивительно,
подумал Элион. Урожай погиб, продавать или покупать на рынке  нечего.  К
чему тратить силы, мокнуть и мерзнуть просто  так,  за  здорово  живешь?
Местные жители скорее всего сидят сейчас по домам и молятся своему богу,
чтобы ниспослал им лучшие времена.
   Копыта коней с чавканьем месили  дорожную  жижу.  Около  мили  дорога
тянулась вдоль разлившейся, бурой от глины реки, через которую невдалеке
от городских ворот был перекинут каменный мост в три  пролета.  Ниже  по
течению за мостом река впадала в широкий грохочущий  поток,  окаймлявший
дальнюю сторону плато. Шумно соединившись к югу от  громадных  городских
ворот, обе реки со стремительным ревом неслись  дальше  уже  как  единое
целое.
   Тормон,  которому  не  терпелось  отыскать   дочь,   едва   сдерживал
возбуждение. Элион не на шутку опасался, что в таком состоянии  торговец
может невольно выдать их в разговоре со стражей.
   - Куда течет эта река?  -  спросил  он,  чтобы  отвлечь  спутника  от
навязчивых мыслей.
   - На юг, - ответил Тормон. - Она пересекает все плато и  с  его  края
низвергается вниз. Посмотрел бы ты, какой там здоровенный водопад!  Край
плато - почти отвесная стена длиной в добрых две тысячи футов.
   - Тогда как же, во имя всего сущего, сюда добираются  люди?  -  резко
спросил  чародей.  Он  смутно  подозревал,  что  суровый  проницательный
торговец в глубине души просто насмехается над ним.
   - Нет, Элион, это чистая правда! - вмешался Сколль, храбро бросившись
на защиту Тормона. Чародей еще раньше заприметил, что  с  тех  пор,  как
торговец прикончил на перевале солдата, мальчишка к нему  так  и  льнет,
ловя на лету каждое слово. Надо же, подумал Элион,  только  вчера  ночью
этот человек чуть не вышиб из парня дух, а нынче  вдруг  стал  для  него
героем и образцом для подражания. Кто их поймет, этих людей?
   - Дальше за водопадом, -  продолжал  Сколль,  -  есть  место,  где  в
складках скалы проложена узкая тропа. Кое-где  она  врезается  в  склон,
кое-где уходит туннелем в глубь горы.
   - Мальчик прав, - прибавил Тормон. - Это убийственно тяжкий  путь,  в
сто раз хуже, чем окольная дорога через Змеиный Перевал. И  там,  и  там
невозможно провести фургон, не имея опыта и крепких  коней.  Вот  почему
торговцы,  которые  добираются-таки  до   Тиаронда,   заламывают   такие
баснословные цены.
   Чародей покачал головой:
   - Как я уже сказал, было просто  нелепо  размещать  столицу  в  таком
недоступном месте.
   - Не стану спорить. - Они приближались к мосту, который вел в  город.
- С другой стороны, Тиаронд абсолютно  неприступен  -  разве  что  враги
отрастят крылья. - Он хохотнул, развеселясь этой нехитрой шутке.
   Элион вспомнил ак'загаров - и вдруг похолодел.
   Новое, только что сшитое платье было чудом  портновского  мастерства.
Глядя на  свое  отражение  в  большом,  во  весь  рост  зеркале,  Серима
восхищалась  изящным  покроем,  искусной  работой  швеи  и  великолепием
дорогих тканей. Она могла бы побиться об заклад, что подобного наряда  в
Тиаронде еще не видали.
   И все это истрачено впустую. На меня.
   Отражение в зеркале расплылось и задрожало - глаза Серимы наполнились
слезами. Это несправедливо! - подала голос сокровенная частица ее  души,
прочно похороненная в глубинах прошлого. Теперь она возникла из  небытия
горестным стоном некрасивой умной девочки, которая слишком хорошо знала,
что молодые парни на вечеринках по очереди  тащат  соломинки  и  бросают
монеты, решая, кто из них должен будет с ней танцевать.  Так  же  хорошо
эта девочка понимала, что прыщавые купеческие сыночки неуклюже ухаживают
за ней лишь по указке своих алчных родителей, мечтающих наложить лапу на
деньги ее отца. Это несправедливо! Почему я не могу быть красивой?
   Как? -  отозвался  насмешливый  голос  иной,  взрослой  Серимы,  леди
Серимы,  хладнокровной  и   безжалостной   коммерсантки,   возглавлявшей
Торговую Ассамблею и Консорциум шахтовладельцев. Как? Тебе нужна  еще  и
красота? Разве не довольно быть самой богатой женщиной  за  всю  историю
Каллисиоры? Разве не достаточно того, что ни один человек в Тиаронде  не
смеет тебе перечить или встать на твоем пути, что  все  мужчины  в  этом
городе боятся тебя как огня?
   Все, кроме одного. Кроме него.
   Брось, одернула себя Серима. Тебе пора  повзрослеть.  Командир  Мечей
Божьих ничем не отличается от остальных. Он такой же, как все мужчины, -
а они все одинаковы. Если ты до сих пор этого не  поняла  -  значит,  ты
безнадежная дура. Блейд ухаживает за тобой только потому, что ему что-то
нужно и уж верно не твои прелести! Скорее всего он искал твоей поддержки
в какой-то своей интриге против иерарха...
   Отражение в зеркале застыло, точно  окаменев.  Не  правда!  Этого  не
может быть!
   Серима не  обратила  внимания  на  это  хныканье.  События  последних
месяцев, лишенные романтической дымки робких чувств и надежд,  предстали
вдруг перед  ней  в  совершенно  ином,  беспощадном  свете.  С  жестокой
ясностью она увидела, как Блейд обаянием и лестью подталкивал ее сделать
грязную работу - потребовать Великого Жертвоприношения иерарха.
   И я попалась на крючок, точно глупая рыба!
   Серима стиснула кулаки с такой силой, что если б ее ногти не были  по
привычке обгрызены, она расцарапала  бы  себе  ладони  до  крови.  Волна
бессильного гнева всколыхнулась в ней, но  даже  сейчас  этот  гнев  был
направлен на нее саму, одинокую легковерную дуру, а не на того, кто  так
ловко сыграл на ее легковерности. Даже  теперь  она,  жалкая  влюбленная
идиотка, не могла заставить себя возненавидеть его.
   Серима окинула взглядом новое платье - изящный покрой, тугой  корсет,
пышные накрахмаленные юбки. Роскошная золотая парча  расшита  нитями  из
чистого золота  и  крохотными  ало  сверкающими  рубинами  -  теми,  что
добывают на принадлежащ