трел  на  него:  ему  было  непонятно,  как  можно
определить здесь расстояние; но тут юноша увидел справа что-то белое.  Когда
они подплыли поближе, он разглядел огромную статую из  белого  полированного
мрамора в нише стены. Фигура, казалось, излучала бледное сияние.
   - Кто это? - спросил Алек.
   - Царица Тамир Вторая. - Седрик почтительно поднес  руку  к  шапке.  -  В
Скале всякие царицы бывали - и плохие, и хорошие, так вот старая Тамир  одна
из лучших. Даже слагая баллады  о  ней,  барды  не  сумели  ничего  особенно
приукрасить.
   Алек, прищурившись,  разглядывал  статую.  Скульптор  изобразил  женщину,
идущую против  ветра;  длинные  волосы  струились  позади,  одежды  облегали
грациозное тело. Слева царица была прикрыта большим овальным  щитом,  правой
рукой она поднимала меч, как бы приветствуя проходящие корабли. Ее  лицо  не
отличалось ни красотой, ни уродством, но гордая посадка головы и решительное
выражение не могли оставить равнодушными даже тех, кто был  отделен  от  нее
столетиями.
   - После того, как пленимарцы разрушили старую столицу - Эро, она  подняла
народ, увела всех на другую сторону полуострова и построила  этот  канал,  -
продолжал рассказывать Седрик, зажигая трубку от фонаря. - Должно быть, тому
уж больше шести сотен лет. Да, никто не мог ее  остановить.  Ее  воспитывали
как мальчика, где-то в горной глуши - ее дядя захватил трон.
   Ничего хорошего из этого, конечно,  не  вышло  -  тогда-то  пленимарцы  и
разрушили Эро. Когда царь-узурпатор погиб в битве, где и Тамир  сражалась  в
мужской одежде, эта его  племянница  вышла  вперед  и  говорит:  "А  я  ведь
девушка!". Дядюшка вырезал все семейство, так что ее тут же  короновали.  За
время своего царствования она прогнала пленимарцев.  пропала  без  вести  во
время морского сражения, через год  нашлась  и  правила  потом  до  глубокой
старости. Железный характер был у старухи. Царица Идрилейн, говорят, на  нее
похожа.
   Когда они оказались в водах Осиатского моря  у  западного  конца  канала,
Алек запрокинул голову, чтобы разглядеть резные капители, венчающие  колонны
на выходе. Он узнал символ Далны  -  сноп  пшеницы,  обвитый  змеей.  Другой
извивающийся дракон, коронованный полумесяцем, -  должно  быть,  принадлежал
Иллиору.
   "Касатка" повернула на юг  и  пошла  вдоль  берега  под  свежим  попутным
ветром. Зимнее море сверкало  в  лучах  клонящегося  к  западу  солнца,  как
полированная сталь. Крутые каменистые острова самых разных размеров вставали
из прибрежных вод, напоминая разрушенные крепости. Некоторые заросли темными
елями или дубами; там, где берег  давал  укрытие  судам,  виднелись  рыбачьи
деревушки.  Тут  встречалось  довольно  много  торговых  судов,  и   Талриен
переговаривался с их капитанами при помощи рупора.
   Однако в водах Осиатского моря плавали  не  только  корабли:  скоро  Алек
впервые увидел стаю дельфинов.  Перегнувшись  через  борт,  он  следил,  как
десятки животных ныряют в волнах, сопровождая суда. Потом он  увидел  другую
стаю, удирающую, выскакивая из воды, от тезки их корабля - хищной касатки.
   Хотя и не такая большая, как кит, она показалась Алеку огромной. Мысль  о
том, что такие чудовища проплывают под  их  килем,  оставила  у  него  очень
неприятное чувство.
   Западный берег Скалы был неприступен. Суровый  гранит  -  могучий  скелет
страны - проступал из земли на побережье и в горах - ее становом хребте.
   Между этими двумя скалистыми стенами лежали плодородные террасы и долины,
леса и гавани - их-то столетия назад и выбрали себе для поселения скаланцы.
   За отполированными прибоем береговыми утесами начинались пологие  склоны,
постепенно переходившие в предгорья.
   Глядя на берег, Алек видел повозки и всадников, едущих по вьющейся  вдоль
моря дороге. В облаке пыли, наполовину  скрывавшем  отряд  воинов,  сверкали
доспехи.
   - Это Дорога Царицы, - сообщил ему  Бини.  -  Она  тянется  вокруг  всего
полуострова, потом по перешейку и наконец доходит до Кротовой Норы.
   К вечеру они зашли в небольшой порт и сгрузили там часть вина и клеток  с
птицей, взяв на борт взамен медные слитки.
   Когда погрузка закончилась и все ушли  из  трюма,  Алек  уселся  рядом  с
Серегилом, надеясь, что ему удастся влить тому в рот еще бульона.  Но  после
нескольких ложек Серегил начал давиться, и Алек отказался от этой затеи.
   Дыхание вырывалось из медленно поднимающейся и опадающей  груди  больного
со свистом, и Алек почувствовал, как отчаяние  холодной  рукой  сжимает  его
горло.
   Он больше не мог этого выносить. Сунув руку в мешок Серегила, он  вытащил
завязанные в платок драгоценности. Спрятав их за пазуху, он поспешил наверх,
чтобы найти капитана и Седрика.
   - Вы должны посмотреть на него, - сказал он им, стараясь, чтобы его голос
не дрожал. - Я думаю, что так он не доберется до Римини.
   В трюме Седрик склонился над неподвижным телом, потом покачал головой:
   - Парень прав, капитан. Этот человек при  смерти.  Талриен  тоже  пощупал
пульс Серегила, потом в задумчивости опустился на бочонок.
   - Даже если мы отправимся прямиком в столицу, не заходя в  другие  порты,
не уверен, что мы доберемся туда вовремя.
   - Но ты мог бы это сделать?  -  спросил  Алек.  Поймав  отчаянный  взгляд
юноши, Талриен кивнул:
   - На этом корабле я хозяин. Я решаю, куда он плывет и когда. Моей деловой
репутации, конечно, не пойдет на пользу, если я доставлю товары с  недельным
опозданием...
   - Может быть, если дело в деньгах,  это  может  помочь?  -  Алек  вытащил
узелок с драгоценностями и протянул его капитану.
   Талриен развернул платок и вынул тяжелую золотую цепь, серьги и монету  в
полсестерция, которую Клиа дала Алеку.
   - Я не должен был продавать их - он не велел. - Алек взволнованно показал
на Серегила. - Если этого мало, я думаю, он отплатит тебе с лихвой, когда мы
доберемся до столицы.
   Талриен снова завязал платок и вручил его Алеку.
   - Мы доставим тебя в Римини завтра к полудню. А о цене можно поговорить и
потом. Седрик, принес бы ты парню кружечку эля.
   Когда они ушли, Алек улегся рядом с Серегилом  и  натянул  на  них  обоих
плащи, стараясь согреть больного теплом  собственного  тела.  Кожа  Серегила
была влажной и холодной,  глаза  под  потемневшими  веками  провалились.  На
мгновение Алеку показалось, что лицо друга исказилось от боли.
   Слезы  обожгли  глаза  Алека,  и,  стиснув  холодную  руку  Серегила,  он
прошептал:
   - Держись! Нам уже недолго теперь, держись... Снова ему  показалось,  что
по неподвижному лицу скользнула тень какого-то чувства, но, может быть,  это
была всего лишь игра света.
   ...Опять эта равнина. Все та же пустота и стонуш.ий ветер.
   Ох, от этого с ума можно сойти! Ему хотелось ругаться,  кричать,  ударить
кого-нибудь. Но все, что он мог, - это поворачиваться кругом снова и  снова,
как идиот, высматривая на горизонте хоть какой-нибудь ориентир.
   Но даже ослепляющая  ярость  не  помешала  ему  заметить  вдалеке  темную
фигуру; он изумленно застыл на месте. Тот зловещий преследователь, последний
его противник при жизни, неужели он последовал за ним и сюда?
   Но нет, даже на огромном расстоянии, разделявшем их, он  мог  разглядеть,
что это человек - капюшон его черного плаща  был  откинут,  белело  лицо,  и
человек что-то кричал ему.
   Нет, он пел!
   Серегил не мог разобрать слов,  но  мелодия  была  так  прекрасна,  полна
такого привета и обещания, что на глаза наворачивались слезы. Как далеко  до
него? Сколько времени нужно, чтобы туда добраться? В этой проклятой  пустыне
невозможно определить расстояние, но не важно. Он  будет  бежать  -  Серегил
внезапно ощутил удивительную легкость, скользя над мертвой травой и камнями.
   Он  уже  бежит  -  нет,  он  летит!  Чувство   освобождения,   радостного
приближения к цели было опьяняющим. Земля под ногами стала смутным видением,
и фигура впереди ждала  его,  раскрыв  объятия.  Слишком  быстро  и  все  же
недостаточно быстро он приблизился; руки человека обхватили его и подняли  -
он снова обрел тело, а человек перестал петь и ласково улыбнулся ему. Что за
лицо! Прекрасное и безмятежное,  как  у  бога.  Кожа  цвета  чистого  золота
собралась в тонкие морщинки у глаз и губ, когда человек улыбнулся. Один глаз
был закрыт повязкой, но это  не  портило  совершенства  лица.  Другой  глаз,
синий, как сапфир, смотрел на Серегила с бесконечной любовью.
   - Наконец-то ты пришел, страдалец! В голосе звучали вся любовь  и  тепло,
какие только Серегил мог надеяться  встретить  в  своей  короткой  и  бурной
жизни.
   - Помоги мне, забери меня отсюда! - взмолился Серегил, вцепившись в  руки
существа, холодные и твердые, будто каменные.
   - Конечно, - ответило божество, потому что, несомненно,  именно  божество
это и было - Билайри или Иллиор, - пришедшее,  чтобы  спасти  его  из  этого
ужасного места.
   Прижав его к себе, как ребенка, бог  ласкал  его  своей  холодной  нежной
рукой.
   - Мы пройдем сквозь ворота и пересечем море вместе, ты и я. Отдай мне тот
дар, что ты принес, и мы сразу же отправимся.
   - Дар? Но я не принес никакого дара, - запинаясь, пробормотал Серегил,  и
сердце его болезненно заколотилось в груди.
   - Да нет же, ты принес. - Рука бога ласково коснулась его головы,  плеча,
распахнула рубашку на груди, болевшей от бешеных ударов сердца. - Вот же он.
   Запах больной плоти коснулся ноздрей Серегила, и обжигающая боль пронзила
его насквозь. Глянув вниз, он увидел небольшую рану,  зияющую  как  раз  над
сердцем; из нее, как из кровавой глазной впадины, смотрело на него око такой
же сапфировой голубизны, как глаз бога. Точно такое же. И  внезапно  Серегил
обнаружил, что бессильно бьется в стальных объятиях бога  с  золотым  лицом;
рука божества протянулась, чтобы вернуть себе...
   "Касатка" всю ночь шла на юг. Выйдя на палубу на  рассвете,  Алек  увидел
громоздящиеся  серые  утесы  берега  по  левому  борту  и  группу  островов,
сгрудившихся у берега, прямо по курсу.
   - Эти островки защищают гавань Римини, -  прокричал  Талриен,  перекрывая
ветер.
   Римини был самым крупным из западных портов и самым укрепленным.
   Несколько длинных  гранитных  молов  соединяли  три  маленьких  островка,
расположенных у  входа  в  гавань,  оставляя  лишь  два  узких  прохода  для
кораблей. Когда "Касатка" миновала одни из этих морских ворот, Алек заметил,
что широкие молы ощетинились катапультами и баллистами. Такое же  сооружение
- молы, соединяющие два островка - имелось и в самой  гавани,  разделяя  ее,
как крепость, на внутренний и внешний рейд.
   Матросы спустили все паруса, за исключением одного,  и  корабль  медленно
вошел во внешнюю гавань, минуя  десятки  стоящих  на  якоре  судов.  Длинные
быстроходные боевые галеры с алыми парусами и двумя рядами весел,  бронзовые
тараны на носах которых просвечивали сквозь воду, стояли у волноломов.
   Вокруг теснились десятки торговых судов - каравелл с высокими  бортами  и
неуклюжих барж.
   Ворота во внутреннюю гавань представляли собой каменный  желоб,  так  что
любой корабль, проходя по нему, оказывался полностью  на  виду.  На  берегах
пролива  высились  стены,  увенчанные  баллистами,  с  рядами  амбразур  для
лучников, которые могли бы атаковать любое вражеское  судно,  если  бы  тому
удалось прорваться к этим внутренним укреплениям.
   Берега бухты поднимались  круто  вверх.  Еще  прежде,  чем  они  миновали
островки, разделяющие гавань на внутреннюю и внешнюю, Алек увидел столицу.
   Она была огромна: город раскинулся на  нескольких  холмах  на  расстоянии
полумили от берега; Алек решил, что диаметр города не меньше трех миль.
   Отвесные каменные стены охраняли Римини, скрывая от взгляда большую часть
зданий, за исключением нескольких сверкающих куполов и башен.
   Попасть из гавани в город можно было по  единственной  дороге,  петляющей
между длинными каменными стенами. Алек мало смыслил в тактике, но, вспомнив,
что Римини был построен после захвата прежней столицы во время войны, решил,
что скаланцы не намерены дать этому повториться.
   На берегу внутренней гавани теснились склады и  верфи,  облепив  подножие
утеса, на котором высилась цитадель. Когда корабль  причалил  к  набережной,
Алек ощутил растерянность: кругом шла своя кипучая жизнь, и радость  оттого,
что добраться удалось быстро, уступила место панике:
   Алеку предстояло найти единственного  человека  -  волшебника  -  в  этом
огромном и непонятном городе.
   Он поймал за рукав пробегавшего мимо Бини:
   - Ты слышал что-нибудь о месте, которое называется Дом Орески?
   - Кто же о нем не слышал? - Бини  ткнул  пальцем  в  направлении  верхней
части города. - Видишь вон  ту  блестящую  штуку  слева?  Она  укреплена  на
верхушке купола Дома Орески.
   Сердце Алека оборвалось: ему предстояло  найти  способ  переправить  туда
Серегила через весь город.  Он  пощупал  спрятанный  под  туникой  узелок  с
драгоценностями, решив про себя, что  доставит  Серегила  в  Дом  Орески  до
наступления темноты, даже если ему для этого придется купить повозку.
   Несколько человек поднялись на борт судна, чтобы поговорить  с  капитаном
Талриеном. Алек как раз собрался отправиться на берег,  когда  один  из  них
повернулся к нему и положил руку на плечо юноши.
   - Это ты друг человека, который болен? Алек удивленно обернулся и  увидел
высокого худого старика, ласково улыбавшегося ему. Длинное добродушное  лицо
оказалось покрыто морщинами, борода и курчавые  волосы,  окружающие  лысину,
были седыми, но держался незнакомец прямо и двигался так же легко, как и сам
Алек. В темных глазах под кустистыми бровями юноша не прочел  ничего,  кроме
дружелюбного интереса. Судя по его одежде - простому камзолу  и  штанам  под
поношенным плащом, - Алек решил, что это, должно быть, какой-то торговец.
   - У тебя есть к нему дело? - спросил  Алек  настороженно,  удивляясь  про
себя, откуда тот узнал о присутствии Серегила на корабле.
   - Я пришел встретить вас, мой  мальчик,  -  мягко  ответил  старик.  -  Я
Нисандер.

Глава 15

НАКОНЕЦ В РИМИНИ

   У Алека дрожали колени, когда он вел Нисандера в трюм.
   - Все  так,  как  я  опасался,  -  пробормотал  волшебник,  касаясь  лица
Серегила. - Нужно доставить его в Дом Орески немедленно. Меня ждет карета.
   Приведи сюда возницу.
   Полный печальных предчувствий, Алек нашел кучера  и  помог  ему  устроить
завернутого в плащи и одеяла Серегила в карете.
   Тем временем Нисандер о чем-то поговорил с капитаном Талриеном и  передал
ему увесистый кошелек. Довольный сделкой, Талриен поблагодарил и  повернулся
к Алеку, чтобы попрощаться с ним.
   - Спасибо тебе, капитан, - горячо сказал Алек, жалея, что не может  найти
более подходящих слов.
   - У тебя смелое сердце, Арен Силверлиф, - ответил Талриен, хлопнув его по
плечу. - Да принесет тебе это удачу.
   - До сих пор так оно и было, - ответил Алек, бросая  тревожный  взгляд  в
сторону кареты. - Только бы удача не отвернулась от нас еще немножко.
   Когда наконец они тронулись в путь, Нисандер, опустившись на колени рядом
с Серегилом, отодвинул повязку. Одного взгляда на рану оказалось достаточно;
отшатнувшись, он вернул повязку на место.
   - Как давно это случилось? - спросил он  Алека,  радуясь,  что  юноша  не
видит его лица.
   - Пять дней назад.
   Нисандер покачал головой и начал шептать заклинания Если дело  было  так,
как он подозревал, кто, кроме Серегила, мог бы выжить после такого?
   Кончив  шептать,  Нисандер  откинулся  на  сиденье  и  более  внимательно
посмотрел на Алека. Бледный и  мрачный,  юноша  сидел,  крепко  держа  мешок
Серегила и его рапиру, не отрывая глаз от лица друга и лишь  изредка  бросая
взгляды в окно на великолепные виды столицы.
   "Измучен до последней степени, - подумал  старик,  -  и  до  смерти  меня
боится".
   Действительно,  парень  выглядел  как  дикарь  в  своей   грубой   одежде
северянина и с всклокоченными волосами. Нисандер заметил и сбившуюся повязку
на левой руке, и как Алек осторожно поворачивает ладонь  вверх  -  рука  его
явно болела.  Напряженное  выражение  на  обветренном  лице  заставляло  его
казаться старше своего возраста. Было видно, что юноша  ужасно  устал  и  не
уверен в будущем. Но  за  всем  этим  Нисандер  почувствовал  твердую  волю,
которая и позволила и самому Алеку, и Серегилу победить то зло, что вставало
на их пути.
   - Еще один Силверлиф, а? - улыбнулся Алеку Нисандер,  стараясь  успокоить
паренька. - Серегил уверяет, что это счастливое  имя.  Надеюсь,  так  оно  и
оказывалось?
   - Временами. - Алек на секунду поднял глаза на старика. - Он сказал  мне,
что никогда не нужно называть свое настоящее имя.
   - Ну, я уверен, Серегил не  стал  бы  возражать  против  того,  чтобы  ты
сообщил его мне. Юноша покраснел.
   - Прости меня, господин. Я Алек из Керри.
   - Короткое  же  у  тебя  имя.  Меня,  например,  зовут  Нисандер-и-Азушра
Хипириус Илланди, Великий Чудотворец Третьего Уровня Орески. Но  ты  называй
меня Нисандер - так здесь у нас принято обращаться к друзьям.
   -  Спасибо,  господин...  Нисандер,  хотел  я   сказать,   -   застенчиво
пробормотал Алек. - Это для меня высокая честь.
   Нисандер отмахнулся:
   - Ничего подобного. Серегил дорог мне, как сын, и это ты  привез  его  ко
мне. Я твой должник.
   Юноша снова посмотрел на старика, на этот раз забыв о смущении.
   - Он умрет?
   - То, что он выжил до сих пор, дает  мне  надежду,  -  ответил  Нисандер,
сожалея в душе, что  не  может  дать  более  обнадеживающего  ответа.  -  Ты
молодец, что доставил его сюда. Но как  случилось,  что  вы  двое  оказались
вместе?
   - Он спас мне жизнь, - ответил Алек. -  Это  случилось  уже  почти  месяц
назад, в Железных горах.
   - Понятно. - Нисандер  посмотрел  на  неподвижное  бледное  лицо,  гадая,
услышит ли он когда-нибудь рассказ об этом от самого Серегила.
   После минутной паузы Алек спросил:
   - А откуда ты узнал, что мы прибыли?
   - Неделю назад меня почти ослепило видение - я увидел Серегила в  ужасной
опасности. - Нисандер тяжело вздохнул. - Но  такие  видения  мелькают  очень
быстро. К тому времени, когда мне удалось увидеть Серегила снова, кризис как
будто миновал. Тогда же, кстати, я впервые увидел и  тебя;  я  почувствовал,
что Серегил в надежных руках. - Юноша снова покраснел  и  принялся  теребить
край своей поношенной туники. - Мне удавалось видеть и другие моменты вашего
путешествия  за  последние  несколько  дней.  Ты  очень  находчивый  молодой
человек. Но расскажи мне подробно, что случилось:  как  я  вижу,  ты  и  сам
ранен.
   Нисандер продолжал незаметно наблюдать за Алеком,  пока  тот  рассказывал
ему об их бегстве из замка Асенгаи  и  последующих  приключениях.  Небольшая
доля магии помогла ему оценить, насколько удачен был  выбор  Серегила,  хотя
причина, по которой его друг взял с собой паренька, оставалась для Нисандера
загадкой.
   Когда Алек дошел до рассказа о доме слепого старика на окраине Вольда, он
признался в том, что подслушал разговор, и почувствовал большое  облегчение,
когда Нисандер только улыбнулся.
   - Они говорили о человеке по имени Боранеус, - сообщил он  Нисандеру,  но
потом Серегил называл его Мардусом и был очень озабочен и удивлен, произнося
это имя.
   Нисандер нахмурился.
   - Еще бы. Ты видел этого человека?
   - Да, в доме мэра, - ответил Алек. - Серегил  устроил,  что  нас  позвали
туда как менестрелей, так  что  мы  смогли  рассмотреть  и  его,  и  второго
какого-то дипломата, путешествующего вместе с Боранеусом.
   - Этот Мардус - высокий, темноволосый, со шрамом под глазом?
   - Отсюда и досюда. - Алек провел пальцем от угла левого глаза  через  всю
щеку. - Его можно назвать красивым, наверное, только  уж  очень  холодное  у
него лицо, когда он не улыбается.
   - Прекрасно! А другой? Алек на секунду задумался.
   - Он низенький, тощий, похож на горожанина,  лысеет,  в  волосах  седина.
Юноша