Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
ьшая пассажирская каюта на нижней палубе изрядно
увеличивает доходность перевозок. Вот и накануне вечером старушка-служанка
заплатила за путешествие до Нанты молодой дамы и ее пажа. Когда капитан
угостил старую сплетницу стаканом эля, та принялась расписывать красоту
своей госпожи и горевать по поводу слабого здоровья, вынуждающего ту
проводить суровые зимние месяцы на юге у родственников.
Это было обычным делом: многие богатые купцы-северяне находили себе жен в
южных краях, и эти избалованные дамы нередко предпочитали возвращаться на
зиму на свою теплую родину, пока еще ледяная хватка зимы не остановила
движения по дорогам.
Убедившись в том, что парус ловит ветер как раз под нужным углом, капитан
отправился на нос, чтобы проверить курс. Фолсвейн был широк, и плавание по
нему обычно не представляло трудностей, но иногда в русле реки появлялись
новые отмели.
Теперь капитану были лучше видны его пассажиры, и мысли его обрели новое
направление. Этот вечно торчащий рядом с дамой паж - совсем неотесанный
мальчишка, несмотря на нарядный костюм и рапиру на боку...
Женщина продолжала смотреть на берег, нахмурив брови и стиснув руки на
коленях.
Ее наряд, ее манеры, большое кольцо с гранатом на затянутой в перчатку
руке - все говорило о ее принадлежности к знатному роду, но Раль уже не в
первый раз задавал себе вопрос об истинных причинах ее путешествия. Ее багаж
состоял всего лишь из большого саквояжа и не особенно тяжелого сундука. У
пажа оказалась потрепанная, хотя и тяжелая сумка. Все это не походило на то,
как обычно путешествуют благородные дамы. И слуг у нее с собой нет, и каюту
ее служанка оплатила в последний момент... Нет ли тут более романтической
истории? Уж не сбежавшая ли это жена? Если так, тут открываются интересные
возможности... и у него еще целая неделя, слава Астеллусу, чтобы все
выяснить.
Хотя Серегил, знай он о впечатлении, произведенном . им на капитана, был
бы весьма доволен, его настроение оставалось тревожным., Прошлой ночью,
после того как он раздобыл одежду для себя и Алека, он осмотрел рану Микама
и попытался уговорить друга провести несколько дней в постели. Однако все
его старания пропали даром, и усталый Серегил лег на кровать рядом с Алеком
и мгновенно уснул. Это к тому же был единственный способ не слышать могучего
храпа Микама.
Через некоторое время он проснулся с чувством приближающейся беды. За
стенами каморки выл ветер, задувал в щели и стенал в трубе. Угли в жаровне
еле тлели, и Серегил дрожал от холода; единственным источником тепла была
голая спина Алека, прижимавшаяся к его боку. Это само по себе было странным:
мало того, что он не помнил, чтобы раздевался, ложась, стеснительность
парнишки едва ли позволила бы тому спать обнаженным в одной постели с
кем-то.
Но дело не в этом, сонно подумал Серегил. В скудном свете, отбрасываемом
жаровней, он разглядел фигуру Микама на подстилке у двери.
Что-то с ним не так, что-то совершенно очевидное... Если бы только
затуманенный мозг начал работать!..
Выскользнув из постели, он тихо пересек каморку и приблизился к Микаму,
ежась от холода неструганых досок пола под босыми ногами. Предчувствие беды
стало еще сильнее, когда он наклонился над Микамом: тот никогда не спал так
беззвучно.
Его друг лежал на боку лицом к стене, так что Серегил едва мог расслышать
его дыхание. Нет, вовсе никакого дыхания не мог он расслышать...
- Микам, проснись, - прошептал Серегил, но горло его так пересохло, что
не издало ни звука. Ужас - тяжелый и липкий - сгустился вокруг него. Серегил
схватил друга за плечо, страстно желая, чтобы тот проснулся и заговорил.
Тело Микама было таким же холодным, как доски пола. Отдернув руку,
Серегил увидел на ней темные пятна сворачивающейся крови. Микам медленно
перевернулся на спину, и Серегил разглядел зияющую рану на горле, из которой
все еще торчал его собственный стилет. Глаза Микама оставались открытыми, на
лице застыло выражение Удивления и печали.
Мучительный стон вырвался из горла Серегила. Он отшатнулся и попятился от
тела, занозив ногу о грубые доски пола.
В этот момент налетел особенно сильный порыв ветра, ставень на окне
распахнулся, и угли в жаровне от сквозняка на мгновение вспыхнули ярким
пламенем. В этом неверном свете Серегил заметил высокую фигуру в углу у
окна. Человек был закутан с ног до головы в темную мантию, но Серегил сразу
же узнал несгибаемо прямую спину, легкий наклон головы, характерный острый
локоть руки, лежащей на эфесе меча. И он точно знал - благодаря какой-то
ужасной смеси предчувствия и воспоминания, - как начнется сейчас разговор
между ними.
- Что ж, Серегил, в хорошем же виде я тебя нахожу.
- Отец, на самом деле все не так, как кажется, - ответил Серегил, с
отвращением слыша умоляющую нотку в собственном голосе - эхо тех же слов,
произнесенных им когда-то в схожей ситуации, - но бессильный заставить себя
говорить иначе. Однако теперешний - повзрослевший - Серегил еще и с
беспокойством ощутил, что безоружен.
- Как кажется, на полу - твой убитый друг, а в постели
мальчишка-сожитель. - Голос отца был точно таким, как Серегил его помнил,
сухим, саркастическим, полным сдержанного отвращения.
- Это всего лишь Алек... - сердито начал Серегил, но слова замерли у него
на языке, когда обнаженный юноша с томной грацией, совсем ему обычно не
свойственной, поднялся с постели, подошел к Серегилу, прижался к нему и
бросил на отца игривый взгляд.
- Твой вкус в выборе компаньонов не стал лучше.
- Отец, прошу тебя! - У Серегила закружилась голова, и с ощущением
нереальности происходящего он опустился на колени.
- Изгнание лишь усилило твои греховные наклонности, - усмехнулся его
отец. - Как и раньше, ты позор для нашего дома. Придется найти для тебя
какое-то другое наказание. - Потом с той особой нежностью, которая всегда
захватывала Серегила врасплох, он покачал головой и вздохнул:
- Серегил, мой самый младший сын, что мне делать с тобой? Мы так давно не
виделись! Давай хотя бы пожмем друг другу руки.
Серегил протянул отцу руку и сквозь слезы стыда заглянул под капюшон,
надеясь увидеть знакомые черты. В тот же момент тошнотворное сомнение
выползло откуда-то из глубин памяти; руки Алека сильнее обхватили его плечи,
а рука отца сжала его руку.
- Ты же мертв! - простонал Серегил, слишком поздно пытаясь освободиться
от хватки костлявой руки. - Уже девять лет! Эдзриел сообщил... Ты мертв!
Его отец кивнул и отбросил капюшон. Серегил увидел несколько прядей
черных волос, прилипших к ссохшейся коже, на месте острых серых глаз зияли
две черных дыры, носа не было вовсе. То, что было когда-то губами,
скривилось в подобии улыбки, когда отец склонил мумифицированную голову,
обдав Серегила запахом плесени и тления.
- Верно, но отцом твоим я остаюсь, - сказало привидение, - и тебя все еще
ждет заслуженное наказание.
Из-под мантии блеснул меч, и фигура отступила назад, сжимая отрубленную
правую руку Серегила в своих костлявых пальцах...
...И Серегил подскочил на постели, обливаясь потом и сжимая руками
готовую разорваться грудь. Не было ни ветра, ни распахнувшегося ставня.
Микам продолжал храпеть. Только Алек пошевелился и пробормотал какой-то
вопрос.
- Ничего, ничего, спи, - прошептал Серегил. Хотя его сердце все еще
колотилось, он тоже попытался снова уснуть.
Даже сейчас, когда отблески солнца весело танцевали на воде и за бортом
что-то бормотала вода, Серегила мучило зловещее предчувствие, оставленное
сном. У него и раньше бывали кошмары, но никогда ему не снился отец - с тех
пор, как он покинул свой дом, - и ни один из них не оставлял после себя
такой пульсирующей головной боли. Стакан подогретого вина, выпитый в
таверне, помог, но теперь пытка возобновилась; к стучащим в висках молотам
прибавилась горечь во рту и мучительное желание протереть глаза; но даже
этого Серегил не мог себе позволить, чтобы не нанести урона тщательно
наложенной косметике.
- Тебе все еще не по себе, госпожа? Серегил обернулся и обнаружил
склонившегося к нему капитана.
- Немного голова болит, капитан, - ответил он, придавая голосу мягкость,
соответствующую его роли.
- Может быть, это от блеска солнца на воде, госпожа. Не стоит ли тебе
перейти к другому борту? Ветерок по-прежнему будет тебя обдувать, но в тени
паруса глаза не будет резать свет. И я прикажу коку согреть для тебя вина:
это хорошо помогает.
Предложив прекрасной пассажирке руку, Раль отвел ее к скамье у стены
палубной надстройки. К его неудовольствию, которого капитан особенно и не
скрывал, Алек последовал за ними и встал, опираясь на перила - Этот мальчик
бдительно охраняет тебя, госпожа, - заметил Раль, усаживаясь на скамье ближе
к "Гветелин", чем это было бы оправдано размерами скамьи.
- Кирис - родственник моего мужа, - ответил Серегил, - и мой супруг
поручил ему заботу о моей безопасности. Кирис очень серьезно относится к
своим обязанностям.
- Однако не кажется ли тебе, что такой юный спутник - не особенно
надежный защитник? - Матрос принес кувшин вина и две деревянные чаши, и
капитан собственноручно предложил вино Серегилу.
- О, я уверена, что ты можешь быть спокоен за меня. Кирис - прекрасный
фехтовальщик, - солгал Серегил, пригубливая вино; от его острых глаз не
укрылось, что Раль налил его чашу гораздо полнее, чем собственную.
- И все же, - галантно продолжал капитан, наклоняясь к пассажирке, - я
считаю своим долгом оберегать тебя, пока мы не прибудем в порт. Если есть
хоть какая-нибудь услуга, которую я мог бы тебе оказать - днем ли, ночью ли,
- тебе стоит только сказать. Может быть, ты окажешь мне честь отужинать со
мной сегодня вечером в моей каюте?
Серегил скромно потупил глаза.
- Ты очень добр, но я так устала после своего путешествия в Боерсби, что
сегодня рано лягу.
- Тогда завтра вечером, когда ты отдохнешь, - настаивал капитан.
- Хорошо, завтра вечером. Я уверена, что ты знаешь о многих приключениях,
рассказы о которых будут интересны не только мне, но и моему пажу. Для нас
обоих твое приглашение - большая честь.
Раль поднялся с легким поклоном; недовольный взгляд, брошенный им на
Алека, показал Серегилу, что по крайней мере пока он одержал победу над
своим настойчивым поклонником.
- Капитан Раль собрался соблазнить меня, - объявил тем вечером Серегил в
их тесной каюте, накладывая свежую косметику; Алек держал перед ним лампу и
маленькое зеркало.
- И что же ты собираешься делать? - спросил Алек озабоченно.
Серегил подмигнул:
- Подыграть ему, конечно. До определенного предела.
- Но ведь едва ли ты можешь позволить ему... - Алек сделал неопределенный
жест.
- Да, я знаю, хотя знаешь ли ты, о чем говоришь, я не уверен. - Серегил
оценивающе взглянул на своего юного спутника, подняв бровь. - Но ты,
безусловно, прав. Позволить ему залезть мне под юбку - значило бы разрушить
иллюзию, над созданием которой я так трудился. Тем не менее, - Серегил
заговорил голосом госпожи Гветелин и бросил на Алека кокетливый взгляд
из-под ресниц, - этот капитан Раль - симпатичный шалунишка, не правда ли?
Алек покачал головой, не понимая, шутит Серегил или нет.
- Ты собираешься спать со всей этой краской на лице?
- Думаю, это может оказаться уместным. Раз мужчина так настойчив, что
приглашает замужнюю даму в свою каюту в первый же день знакомства, я не
удивлюсь, если он найдет предлог заявиться сюда посреди ночи. Поэтому я
надену и вот это. - Он кивнул на тонкую полотняную ночную рубашку,
разложенную на постели. - Для того чтобы путешествовать переодевшись и не
оказаться разоблаченным, самое важное - не выходить из роли ни при каких
обстоятельствах. Расшнуруй меня. - Серегил встал и, откинув волосы в
сторону, повернулся к Алеку спиной. - Такая практика может тебе когда-нибудь
пригодиться.
Глядя на спутника, Алек со смущением подумал; насколько же полно его
перевоплощение! Целый день, наблюдая, как Серегил играет роль госпожи
Гветелин перед капитаном и командой, он чувствовал, что и сам наполовину
верит: перед ним женщина.
Иллюзия перестала быть такой полной, однако, когда платье соскользнуло и
Серегил начал освобождаться от своих поддельных грудей. Как он с гордостью
сообщил Алеку, это было его собственное изобретение: что-то вроде облегающей
нижней рубашки с коническими карманами, набитыми мягкой шерстью.
- Грудки получше, чем некоторые натуральные, - заявил он с ухмылкой.
Сейчас, правда, думаю, без них можно обойтись. - Он аккуратно убрал рубашку
с карманами в сундук. - Как защитник моей чести, ты должен проследить, чтобы
доблестный капитан, если появится, не сумел обнаружить отсутствие этой части
моего тела.
- Ты был бы в большей безопасности, если бы с нами был Микам.
- Микам терпеть не может работать со мной, когда я переодеваюсь женщиной.
Говорит, что я слишком хорошенькая и это его нервирует.
- Я могу его понять, - заметил Алек со смущенной улыбкой. "Госпожа
Гветелин" заставляла звучать в нем какую-то струну, которая лишала его
покоя. Убедительное перевоплощение Серегила повергало его в тревогу,
выразить которую словами ему не хватало умения.
- Ты прекрасно справляешься. К тому же благородная женщина вправе и сама
позаботиться о собственной безопасности. - Серегил, улыбаясь, вытащил
маленький кинжал из рукава снятого платья и засунул его под подушку. - Как я
слышал, пленимарским женщинам полагается закалываться такими, если в их
спальне появится кто-то посторонний, - чтобы защитить честь своего мужа. Я
сказал бы, что бедняжки страдают вдвойне.
- Ты когда-нибудь бывал в Пленимаре? - спросил Алек, предвкушая
интересный рассказ.
- Только в пограничных территориях, в самой стране - никогда. - Серегил
натянул ночную рубашку и принялся заплетать волосы в косу. - За чужеземцами
там следят. Если у тебя нет веской - и убедительной для других - причины
появиться там, лучше этого не делать. Насколько я слышал, шпионы там быстро
прощаются с жизнью. Мне хватает занятий и в Римини.
- Микам говорил... - начал Алек, но был прерван громким стуком в дверь.
- Кто там? - откликнулся Серегил голосом госпожи Гветелин, закутываясь в
плащ и указывая Алеку на отгороженный занавеской закуток, предназначенный
для прислуги.
- Капитан Раль, госпожа, - раздался приглушенный голос. - Я подумал, что
чашка чая на ночь будет тебе на пользу.
Алек выглянул из закутка, и Серегил закатил глаза.
- Как любезно с твоей стороны.
Повинуясь знаку Серегила, Алек вышел вперед и с поклоном, который помешал
капитану войти в каюту, взял у него исходящий паром чайник.
- Я уже собиралась тушить свечу, - зевая, сообщил Серегил. - Но чашечку
чая я выпью, это поможет мне сразу уснуть. Спокойной ночи.
Раль натянуто поклонился и отбыл, бросив на Алека весьма недружелюбный
взгляд.
Алек решительно запер дверь на задвижку и, обернувшись, увидел, как
Серегил беззвучно хохочет.
- Клянусь Четверкой, Алек, будь осторожен, не то получишь нож в спину.
Мой новый поклонник ревнует к тебе, - прошептал он. - А уж то, как ты
встретил его в дверях... - Серегил замолк, вытирая глаза. - Ах, я так
спокойно буду сегодня спать, зная, что добродетель моя надежно защищена. Но
такая верность заслуживает награды. Разлей чай, и ты услышишь интересный
рассказ.
Когда они уютно расположились на койке, держа чашки с чаем, Серегил
сделал глоток и сказал добродушно:
- Ну так о чем бы ты хотел услышать? Алек на секунду задумался: вопросов
было так много, что было трудно выбрать, с чего начать.
- Расскажи мне о воительницах-царицах Скалы, ответил он наконец.
- Прекрасный выбор. История цариц определяет всю жизнь этого государства.
Ты помнишь, я тебе рассказывал, что первая царица взошла на престол во время
Великой войны с Пленимаром? Алек кивнул:
- Да. Ее звали Гера...
- Герилейн Первая. Ее еще иногда называют Предсказанная царица - из-за
тех обстоятельств, при которых она взошла на трон. Когда война началась.
Скалой правил Фелатимос, ее отец. Он был хорошим правителем, но Пленимар
тогда достиг вершины своего могущества, и к десятому году войны стало
казаться, что Скала и Майсена обречены на поражение. Пленимар давно уже
захватил земли Майсены до реки Фолсвейн и благодаря превосходству на море и
ресурсам, предоставляемым плодородными северными равнинами, имел на своей
стороне все преимущества.
- И еще у них были некроманты, - вставил Алек. - И армии оживших
мертвецов, ты говорил.
- Как я вижу, некоторые темы тебя особенно интересуют. Мне кажется, я
говорил, что сохранились слухи об этом. Пленимарцы знамениты своей
жестокостью и в сражениях, и после них. Разве это не достаточное основание,
чтобы легенды превратили их в чудовищ?
Заметив, что Алек выглядит разочарованным, Серегил ласково добавил:
- Но это хорошо, что у тебя чуткое ухо и цепкая память. В нашем деле
приходится собирать все россказни и отсеивать правду от вымысла - так
сказать, видеть основу ткани, а не вышивку на ней.
Однако возвращаясь к моему рассказу... На десятую зиму войны стало ясно,
что дело идет к концу. В отчаянии Фелатимос решил обратиться к Афранскому
оракулу. Для этого нужно было совершить долгое и опасное путешествие, в
Афру, лежащую в горах в центре Скалы. Однако царю удалось добраться туда как
раз перед солнцестоянием и задать свой вопрос. Царский писец, сопровождавший
его, записал ответ оракула слово в слово. По приказу Фелатимоса пророчество
позднее было выгравировано на золотой пластине, и до сих пор его можно
видеть в тронном зале в Римини. Оно гласит: "До тех пор, пока дочь,
наследница Фелатимоса, сражается и правит, Скала никогда не будет покорена".
Эти слова навсегда изменили историю Скалы. Афранские оракулы знамениты
точностью и мудростью своих пророчеств, и Фелатимос, хоть и был поражен
услышанным, решил подчиниться указанию. Божественная воля была объявлена
народу, и четверо сыновей Фелатимоса уступили право на трон сестре,
Герилейн, девушке, которой тогда было не больше лет, чем тебе сейчас, самой
младшей в семье.
Полководцы начали препираться и говорить, что оракул вовсе не требовал,
чтобы неопытная девушка на самом деле возглавила армию, однако Фелатимос
решил строго следовать предсказанию и, объявив дочь царицей, приказал своим
генералам обучить ее военной науке. Как рассказывают, те имели свой взгляд
на вещи. Они научили ее ездить верхом. преподнесли ей роскошные доспехи, а
потом, дав ей почетный эскорт, отправили в тыл армии. Но во время сражения
Герилейн собрала вокруг себя отряд, пробилась в первые ряды и своей рукой
убила Верховного Владыку Хризетана Второго. Хотя после этого война длилась
еще два года, победа в той битве дала Скале и Майсене передышку, а тем
временем прибыли ауренфэйе. С того дня никто не подвергал сомнению
божественное право Герилейн.
- И с тех пор в Скале правят только царицы? - спросил Алек. - Никто и
никогда не усомнился в пророчестве?
- Некоторые пытались. Пелис, сын Герилейн, отравил свою сестру, чтобы
захватить престол, и начал говорить, что оракул на самом деле имел в виду
"дочь Фелатимоса", а не наследницу, принадлежащую к царской семье. Однако,
на его несчастье, на второй год его правления сл