лейя. - Тогда я отложу свои
пояснения до другого, более подходящего случая.

  - Нет, нет! - пылко возразила Арианна. - Мне так приятно говорить с Вами.
Наверное, баронесса, вы сочтете меня наивной провинциалкой; но я только
сейчас поняла, как приятно говорить с равными себе - на родине я была этого
лишена. Меня окружали бестолковые фрейлины, которые ужасались моей судьбе и
одновременно завидовали; и вельможи - подданные моего отца, не принимавшие
меня всерьез. Для них я была не более, чем разменной монетой в их большой
торговле с Великим Роаном. Отец по-своему любил меня; но он вообще
предполагает, что любовь выдумали поэты и трубадуры. И потому...

  - Я понимаю, дитя мое, - мягко сказала баронесса. - Я тоже испытала такие
трудности в жизни.

  - Правда?

  - Правда, но об этом я поведаю Вам позже. А сейчас Вы слишком увлечены
одной особой, чтобы смущать Вашу отзывчивую душу чужими горестями, да еще
такими, что уже давно минули.

  - Но об истории вашего народа Вы мне расскажете, баронесса?

  - С удовольствием. И мне будет очень приятно, если Вы станете просто звать
меня Алейей. Так привычнее.

  - Хорошо, - принцесса совершила настоящий подвиг, махнув рукой на все
условности, которые ей втолковывали с детских лет. - Тогда я для Вас -
просто Арианна.

  - Как это прекрасно! - воскликнула баронесса Кадоган и протянула принцессе
руки.

  Обе женщины обнялись в приливе дружеских чувств.

  - Как хорошо, что Аластер попросил Вас прийти ко мне, - призналась
принцесса. - Это неприятно признавать, но среди моих фрейлин и служанок я
чувствовала себя гораздо более неуютно. А теперь я Вас внимательно
слушаю...

  - Герцог Аластер является сеньором Гравелота, - начала Алейя. - И все его
гвардейцы родом происходят оттуда. Народ наш весьма малочисленный и очень
древний. В свое время своеобразные законы нашего племени запрещали нам
искать себе суженых в других местах. Даже жители близлежащей долины были
признаны чужаками. Ко времени образования империи мы жили обособленно, и
редко спускались с гор. Там было все, что нам нужно - наши замки;
прекрасные луга и озера; леса; сияющие снегом вершины и сладкий воздух. Но
когда Браган Агилольфинг пригласил наш народ себе на службу, мы пошли. Наши
мужья оказались прекрасными воинами, наши жены были образованнее и умнее
многих придворных дам. Мы с удовольствием служили и самому Брагану, и
Морону, и их потомкам. С радостью служим теперь Ортону I, и, надеюсь, Вам,
дорогая Арианна.

  Нас осталось очень мало, но зато мы преданы и верны.

  - Благодарю Вас, Алейя, - смахнула принцесса сверкающую слезинку. - Вы так
хорошо и гордо это сказали. У меня даже сложилось на какой-то миг
впечатление, что Вы от начала и до конца рассказывали лично о себе. Как,
должно быть, прекрасно так чувствовать свои корни, свою кровь, свою
принадлежность к древнему роду. Ведь Ваш род древний?

  - Конечно, - отвечала Алейя. - Семь поколений моих предков уже были
баронами, когда предки Лодовика Альворанского только-только поступили на
службу конюшими тогдашнего правителя.

  - Как интересно! Вы столько знаете, - восхитилась Арианна. - Мои учителя за
пять лет мучений не рассказывали мне столько важного, поучительного и
занимательного, как вы с герцогом за один сегодняшний день. Мне так хорошо.

  - Что же Ваши прекрасные глазки так погрустнели? - мягко спросила
баронесса.

  - Мне отчего-то стало тоскливо. Но всего на одну минуту.

  - Уж не связана ли эта минута с отсутствием его императорского величества?

  Арианна постаралась принять беззаботный вид, и ничего не ответила своей
новой подруге. Алейя тактично переменила тему, и они разговорились о
предстоящей свадьбе; о церемонии бракосочетания, причем баронесса сделала
несколько весьма ценных замечаний, которые Арианна постаралась запомнить.

  А через некоторое время в предпокое раздался довольно сильный шум.

  - Кто это осмелился повышать голос в покоях невесты императора? -
нахмурилась Алейя, и лицо ее тут же стало величественным и жестким.

  - Ваше высочество! Ваше высочество! - раздавался в соседней комнате крик
фрейлины Эфры. - Ваше высочество! Мне нужно поговорить с Вами.

  Принцесса побледнела от гнева и сжала губы.

  - Ничего не понимаю. Она позволяет себе такие вольности, что ее уже пора
отослать не домой, а прямиком в монастырь.

  - Арианна, позвольте мне посмотреть на эту особу. Должна жы быть какая-то
причина ее неслыханной дерзости.

  - Если Вам так хочется, Алейя, - пожала плечами принцесса. - Мне лично мало
удовольствия доставляют ее истерические крики.

  - Речь не об удовольствии, - отрезала баронесса Кадоган и негромко хлопнула
в ладоши.

  Двое гвардейцев тут же возникли на пороге.

  - Ее высочество хочет выслушать свою фрейлину и выяснить, насколько
оправдано ее возмутительное поведение.

  Эфру ввели в кабинет; и она склонилась перед своей госпожой в глубоком
поклоне.

  - Ваше высочество! Я услышала, что нас отправляют обратно в Лотэр, и не
поверила своим ушам. Я так и сказала всем Вашим придворным дамам и
служанкам: "Этого не может быть". Но вот выясняется, что может. Что наша
принцесса, достигнув вершин могущества и власти, хочет избавиться от тех,
кто был с ней прежде. Так-то Вы платите мне за верную службу! Так-то Вы
вознаграждаете тех, кто был всецело предан Вам! Но берегитесь, Ваше
высочество, однажды Вы очень горько пожалеете о том, что сделали!

  Баронесса бросила на Арианну короткий вопросительный взгляд. Бедная девушка
находилась в полном замешательстве и смятении. С одной стороны, она была
возмущена несправедливыми обвинениями Эфры и ее резкостью; с другой, она
уже чувствовала себя в чем-то виновной перед прежними слугами. Алейя
Кадоган не стала ждать, когда ложное чувство вины захлестнет принцессу с
головой, и она совершит какую-нибудь ошибку. Монархи не имеют право на
жалость, а исключительно - на милосердие; этот урок Арианне еще только
предстояло выучить.

  Алейя Кадоган встала и выпрямилась во весь рост. Она была такой
царственно-прекрасной, такой ослепительной, что принцесса залюбовалась ею,
а Эфра ощутила явственную угрозу, исходящую это этой необыкновенной
женщины.

  - Вы свободны. И можете идти на все четыре стороны. Но перед этим
запомните: никто и никогда не смеет упрекать императрицу, кроме ее
собственной совести и Бога.

  Эфра хотела было что-то сказать, но поняла, что перед железной волей
баронессы она бессильна. Она бы еще попыталась разжалобить Арианну, но
Алейя стояла между ней и принцессой, как несокрушимая крепость.

  - Прощайте, Ваше высочество, - пролепетала фрейлина и выбежала прочь.

  - Спасибо, дорогая, - поблагодарила Арианна. - Вы оказали мне неоценимую
услугу. Сама я бы не справилась с этим положением. Знаете, Вам больше
подошла бы императорская корона, чем мне. Вы были неподражаемы.

  - От этого очень устаешь, милая Арианна, - пожала плечами баронесса. - Мы,
жители Гравелота, особенно это чувствуем. Мы слишком отличаемся от всех
остальных вельмож двора его императорского величества. К тому же, все
Агилольфинги явно благоволили своим гвардейцам, а это не могло не вызывать
зависти. Знали бы Вы, сколько неприятных минут пережили мы все, без
исключения. Каждому приходилось отстаивать свое достоинство и честь.
Мужчинам несколько проще: герцога Аластера Дембийского, например, вообще
никто не решился бы задеть или оскорбить - слишком опасно. И минутное
удовлетворение не стоит собственной жизни; это понимает любой напыщенный
князек из тех, кто ищет расположения Агилольфингов. А женщины подпускают
такие шпильки своим приятельницам, что впору сравнивать эти словесные
баталии со сражением на копьях или алебардах.

  Вы понемногу привыкнете быстро ориентироваться в любой ситуации. И будете
мечтать о том мгновении, когда сможете остаться наедине с близкими людьми,
расслабиться и снять маску грозной повелительницы.

  - Боже, какая же я еще глупая. Видите ли, Алейя, при дворе моего отца не
было людей настолько образованных и тонких, чтобы они могли завуалировать
оскорбление и преподнести его как невинную шутку - это я впервые увидела
только здесь.

  - Да, многие завидуют блеску, роскоши и просвещенности нашего двора, но и
здесь приходится несладко. Хотя я не променяла бы Роанский двор ни на какое
другое место в мире.

  - И даже на Гравелот? - изумилась Арианна.

  - Гравелот мы бы долго не удержали, - извиняющимся тоном ответила
баронесса. - Мы все равно не смогли бы оставаться полновластными хозяевами
этого крохотного государства в государстве, если бы не присягнули
Агилольфингам. А так мы свободнее, чем где-либо еще.

  - Все это так сложно, - вздохнула принцесса.

  - Это еще сложнее, чем Вам сейчас кажется.


                  * * *

  
                

    Великан Аластер наткнулся на посла Шовелена и его племянника на одной из
лужаек дворцового парка, где оба придворных Лодовика Альворанского
увлеченно играли в морогоро за небольшим яшмовым столиком.

  В предыдущий приезд Шовелена в Великий Роан герцог обнаружил в его лице
блестящего партнера, игра с которым доставляла ему невероятное наслаждение.
Поэтому, когда граф вскочил на ноги, здороваясь с командирои гвардейцев,
тот не ограничился простым приветствием, а подошел к столику у мраморного
квадратного бассейна.

  - Разрешите представить Вам, герцог, - сказал Шовелен. - Это мой племянник,
граф Трой Шовелен.

  Юноша поклонился герцогу и покраснел от смущения.

  - Я восхищаюсь Вами и Вашими воинами, Ваша светлость. Они кажутся
идеальными, и огромное удовольствие может принести даже простое лицезрение
императорской охраны. Я не говорю уже об оружии и доспехах: они просто
неповторимы.

  - Надеюсь увидеть Вас на ежегодном Роанском турнире, - пророкотал Аластер,
милостиво улыбаясь молодому человеку. - Он начнется через две недели.
Возможно, Вы пробудете здесь достаточно времени, чтобы застать это событие.

  - Все зависит от воли короля Лодовика Альворанского, - ответил граф за
своего племянника. - Может, Вы бы оказали мне честь и сыграли
партию-другую? Я не могу забыть нашу предыдущую встречу.

  - С удовольствием, - согласился герцог. Трой уступил великану свое место, и
тот принялся осматривать доску, на которой разыгрывался сухопутный вариант
игры.

  - Племянник почти проиграл мне, - молвил Шовелен. - Позвольте я снова
расставлю фигуры.

  - Напротив, - возразил Аластер. - У юноши настолько выгодная позиция, что
было бы несправедливым запретить ему доиграть.

  - Не могу с Вами согласиться, - с достоинством сказал граф. - Я уважаю Вас
как блестящего игрока, но эта позиция просто дышит безысходностью.

  - Дядя прав, - вмешался и Трой. - Я только что собирался признать свое
поражение.

  - Не вздумайте! - воскликнул Аластер. - Лучше сядьте рядом и смотрите.

  Он взял одну из фигурок, стоящих на самом краю доски в полном бездействии и
решительным движением перенес ее в центр.

  - Вот так.

  - Это безумие, - прошептал Шовелен, нахмурившись. Всего в игре морогоро с
каждой стороны участвовало по пятьдесят фигурок. Они были совершенно
отличными по своему значению и силе. Одной из самых мощных фигур защиты
являлась Крепость; нападение осуществляли Генералом, Рыцарями или Наемным
Убийцей. Но сильнейшими, вне всякого сомнения, были Маг, Дракон и
Император.

  Посол Шовелен всегда использовал последние три фигуры, причем так успешно,
что противник бывал вынужден сдаться, даже не успев как следует развернуть
свои боевые порядки. То же самое произошло и с Троем. Его основные ударные
силы остались в стороне; пять Рыцарей, брошенных на произвол судьбы, были
заперты в нижнем углу доски; Министр и Висельник составляли странную
парочку, которая не могла не вызывать удивления; а Варвары стояли как раз
на линии огня своих же Лучников и живым щитом загораживали Наемников
соперника. При этом Маг и Император посла полностью контролировали почти
всю доску.

  Любой серьезный эксперт по игре в морогоро счел бы подобное положение
очевидным; и даже не стал бы комментировать. Но Аластер перебросил Варваров
на правый фланг, полностью переломив ситуацию. Граф сделал ответный ход
Императором, и опомниться не успел, как его Маг оказался зажатым в тиски
между Наемным Убийцей и Рыцарем. Его положение еще можно было спасти, и он
сделал все, от него зависящее, однако Аластер ввел в игру еще одну
бездействующую фигуру Троя - Закономерность.

  Обычно никто и никогда не пользовался Закономерностью, как активной
единицей. Ею укрепляли и поддерживали собственную Крепость. В противном же
случае она могла сыграть и против своего хозяина; чаще всего, так и
случалось. И опытные, талантливые игроки советовали начинающим не рисковать
попусту, да и сами не рисковали.

  Граф долго и пристально разглядывал последнюю позицию и наконец неохотно
признал:

  - Сдаюсь. Это просто невозможно, но я сдаюсь. Вы поразили меня еще сильнее,
чем в прошлый раз, герцог.

  - Просто мы исповедуем разные принципы в этой игре, - пояснил Аластер. -
Ваша школа позволяет свободно оперировать невероятными силами Мага, Дракона
и Императора и ничего не говорит о том, какая расплата ждет такого
отчаянного игрока. Вы как бы предпочитаете забыть об этом, но ведь подобное
отношение - отнюдь не выход. И даже не способ выиграть партию. - Тут он
обернулся уже к Трою и сказал, внимательно глядя юноше прямо в глаза. -
Есть силы, которые лучше не тревожить до самого последнего, самого
отчаянного момента. А когда он наступит, следует хорошенько подумать,
прежде чем прибегать к этому средству. Иначе появится на Вашем пути
Закономерность и потребует удовлетворения; ибо игра построена по нехитрому
принципу обязательной компенсации: если ты что-то берешь, то обязан что-то
отдать взамен. Пустоты мир не терпит.

  - Можно я задам Вам один вопрос? - собрался с духом Трой.

  - Конечно, мой мальчик.

  - Почему в игре морогоро нет фигуры Шута? - и заметив, как изменилось
удивительное лицо великана, испуганно спросил. - Я нарушил правила
вежливости?

  - Нет, нет, конечно. Просто Вы первый человек, который меня об этом
спрашивает. А, между тем, давным-давно такая фигура была; но после ее
убрали - она была еще более капризной и сложной в использовании, нежели
пресловутая Закономерность.

  Затем граф отправил племянника по какому-то делу, а сам обратился к
герцогу:

  - Сыграем еще?

  - С радостью. Кстати, Шовелен, у Вас прекрасный племянник, и я думаю, что
Вы очень беспокоитесь о его будущем. У Вас ко мне дело?

  - Вы так проницательны, что пугаете меня, право слово. Но это действительно
так. И если я не сильно буду докучать Вам своими разговорами, то я не желал
бы лучшего собеседника и советчика. В том случае, если Вы согласитесь дать
мне этот совет.

  Герцог утвердительно кивнул.

  - Я достаточно долго наблюдал двор короля Альворанского; посетил достаточно
много других стран, чтобы сделать вывод, что Трою нужно перебираться в
Великий Роан. Он не похож на своих соотечественников - слишком мечтателен и
непосредствен. Не могу сказать, что он образован блестяще; но постепенно
начинает понимать, что знания необходимы. И теперь занимается гораздо
прилежнее, нежели раньше. Буду откровенным с Вами, я мечтаю, чтобы он
служил при дворе императора.

  - Отчего же Вы не поговорите с князем Даджарра? Или с кем-нибудь из других
вельмож? Я имею в виду, официально.

  - Я ехал сюда именно с такой идеей: воспользоваться своим положением,
добиться приема у одного из министров; возможно, даже у самого императора,
если представится удобный случай. А теперь вот, кажется, цель так близка; а
я не могу заставить себя сделать это.

  - Почему?

  - Мне кажется, что Трой не заслуживает такого отношения. Если он окажется в
бесчисленных рядах тех, кто, пользуясь протекцией, рвется к богатой
кормушке, ни он, ни я этого себе не простим.

  - Это разумное решение, - одобрил герцог. - Но ведь мечта осталась? Правда?

  - Да, - твердо сказал граф. - Мечта осталась. Мальчику нечего делать при
альворанском дворе.

  - Вы мне очень симаптичны, граф, - молвил Аластер. - И не то, чтобы я хотел
быть Вам полезным; скорее, мне нравится сама мысль, что Вы и Ваш племянник
останетесь здесь. Ортону нужны умные и преданные люди; а в вас обоих я
нахожу и то, и другое качество. Поэтому я не обещаю ничего конкретного до
тех пор, пока не переговорю с князем Даджарра; а после мы продолжим эту
беседу.

  Посол встал со своего места и отвесил великану герцогу церемонный поклон.
Затем удобно уселся и принялся рассматривать доску, чтобы сделать первый
ход. Он хотел сыграть, как никогда взвешенно, блестяще и неожиданно, но ему
не удалось даже сосредоточиться.

  К ним подбежал взъерошенный слуга и кинулся к герцогу с невнятными криками:

  - Там, Ваша светлость, там!.. Пойдемте, умоляю Вас!!! Пойдемте быстрее!


                  * * *

  
                

    Он лежал на боку, неестественно и странно выгнувшись, так что лицо его было
обращено к небу. Одну руку он подмял под себя, пальцы другой, прижатой к
груди, были сжаты в кулак. Черные волосы разметались по малахитовым плитам;
синие глаза были широко раскрыты, и в них навсегда застыло обиженное
выражение.

  Император был мертв. Когда Шовелен увидел это изогнутое тело, этот
остекленевший взгляд и блеклые, почти белые губы, ему сделалось дурно,
будто он нашел здесь не чужого владыку, а своего обожаемого Троя. У него
заныло сердце, и он отвернулся, чтобы не смотреть. К его величайшему
удивлению, Аластер оставался невозмутимым.

  Он положил свою стальную ладонь на плечо дрожащего, словно в лихорадке,
слуги.

  - Тихо, успокойся. И отвечай на вопросы.

  - Да, да, Ваша светлость.

  - Кто еще видел императора мертвым?

  - Не знаю, Ваша светлость. Он вышел на верхнюю террасу подышать воздухом
после малого приема. Велел мне принести сюда шипучего черного и ту книгу,
которую он сейчас читает. Когда я вернулся, Его величество уже... уже... -
слуга начал заикаться и захлебываться слезами.

  - Тихо, тихо, - еще раз повторил герцог, и Шовелен почувствовал, что и на
него действует умиротворяюще этот мощный, бархатный голос. Тем временем,
неведомо откуда взявшиеся гвардейцы, оцепили лужайку под террасой; встали у
дверей, ведущих на нее; а также преградили все входы и выходы из этой части
апартаментов. Двое подошли к Аластеру и остановились возле него, готовые
выслушивать приказания.

  - Этого человека изолировать от остальных, - распорядился герцог, указывая
на слугу.

  Тот задохнулся от ужаса, но Аластер пояснил:

  - Я ни в чем тебя не обвиняю, однако настоящий убийца может захотеть
избавиться и от тебя. Поэтому лучше тебе побыть под надежной охраной.

  - Как прикажет Ваша светлость.

  - Ступай, и будь покоен - император не забудет тебя, если ты ни в чем не
виноват.

  - Но?! Но как же...

  - Ты разве не помнишь, что император бессмертен? - внушительно произнес
Аластер. - Ступай, не медли. Впрочем, ответь сразу, какую книгу читал
государь?

  - Любовный роман: историю принцессы Эмдена и доблестного вождя горцев из
Уэста. Государь говорил, что это его любимая трагедия.

  - Это книга Айанте? - спросил герцог, демонстрируя свои знания старинной
литературы.

  - Совершенно верно, Ваша светлость. Государь просил том из собрания
сочинений, а не отдельное издание, хотя у нас есть одно - очень редкое, с
гравюрами.

  - Достаточно, - прервал его Аластер. - Можешь идти.

  Спотыкающегося слугу увел один из гвардейцев. - А ты, - обратился Аластер
ко второму, - приведи сюда Сиварда Ру, Аббона Флерийского и Аббона
Сгорбленного. И зайди за шутом Ортоном: мозги этого малого нам сейчас очень
пригодятся.

  Когда гвардеец отправился выполнять эти распоряжения, герцог обернулся к
послу Шовелену.

  - Теперь мне необходимо обсудить все увиденное с Вами, дорогой граф.

  - Нет нужды, - ответил тот. - Я уже