Виктория Угрюмова

                             ДВОЙНИК ДЛЯ ШУТА
                                  (роман)

                          Географическая справка

  В настоящем романе рассматриваются всего два континента мира, называемого
Лунггаром, которые находятся в западном полушарии планеты. Континенты эти
носят название Алгер и Ходевен. В юго-западной части располагается
Бангалорский архипелаг, который находится на месте древнего континента
Бангалор, ушедшего под воду в результате катаклизма.

  В Лунггарском году девять месяцев, в каждом из которых насчитывается сорок
дней. Названия месяцев и времен года приводится по принятому в Роане
календарю.

  Весенние месяцы - месяцы цветения и красоты: кту дриу кту ксафо кту талау

  Летние месяцы - месяцы созревания плодов и большой жары: лонг-гвай
     лонг-лорхом лонг-сумадель

  Осенние месяцы - месяцы сбора плодов и небесных слез: оронг-дарат
     оронг-джамби оронг-кутей

  Последний месяц является наиболее холодным, и в отдельных государствах,
таких как Самаана и Северный Уэст, а также Лотэрское побережье океана
Гломм, в это время выпадает мощный снежный покров.


                                  Часть 1

  - Если нам удастся уничтожить императора, то мы изменим ход истории целого
мира, - пробормотал словно бы про себя высокий и худой до болезненности
человек в переливчатых дымчато-серых одеяниях. Лицо его было скрыто
серебряной маской, на которой на века застыло непроницаемое выражение. - И
Вы считаете это возможным? - позволил себе усомниться его собеседник. Он
был встревожен и растерян: это было ясно хотя бы по тому, как он мял
пальцы, снимал и надевал обратно тяжелые перстни, которыми они были
унизаны, и то и дело поправлял на себе то воротник, то пышный плащ. К тому
же, он все время почесывал кончик носа.

  Человек в маске смотрел на него с нескрываемым презрением. Тот, другой, не
видел этого холодного и тяжелого взгляда, но чувствовал его кожей. Он
чувствовал его всегда, с давних пор, еще со времени своего младенчества.
Этот взгляд оскорблял, унижал, уничтожал его - и ничего с этим нельзя было
поделать.

  Перед ним стояло воплощение его кошмаров и детских страхов; человек,
которого боялись и почитали все, кто его знал. Правда, таких было очень
немного.

  Этот воплощенный ужас назывался человеком лишь потому, что такое
определение более всего подходило к нему, а вовсе не потому, что его
действительно считали одним из детей рода человеческого. Ничего живого и
естественного не было ни в его странном - тощем и изможденном теле,
закутанном в бесчисленные переливающиеся одежды; ни в костлявых руках со
скрюченными пальцами, похожими на обугленные веточки; ни в жутком и
лихорадочном блеске черных глаз за узкими прорезями серебряной маски. В
самой его привычке никогда не расставаться с маской, наконец. Он странно
ходил, передвигаясь словно оживший деревянный манекен; странно поворачивал
голову, будто приводил в действие заржавевший механизм; странно дышал -
хрипло и прерывисто, как если бы ему не хватало воздуха.

  Он напоминал живого мертвеца; и тем не менее, этот человек держал в руках
огромное количество жизней и судеб; и не было того, кто бы решился восстать
против него.

  - Нужно сделать так, чтобы невозможное стало возможным, - донеслось из-под
маски. - Это не Ваши заботы.

  - Да, но императора любит его народ; ему верна его гвардия; он настолько
сильнее, что абсурдно посягать на его власть. К тому же, на днях он
сочетается браком с принцессой Арианной и снова подтвердит этим союз с
Лотэром. Воевать против него - значит воевать практически против целого
континента. Это ли не безумие?

  Человек в маске повернулся спиной к своему собеседнику. Его всегда злила
слабость и нерешительность других; бессильных он моментально сбрасывал со
счетов и вычеркивал из своей жизни. Он бы и этого нытика вычеркнул, причем
немедля, но время еще не наступило. Сейчас эта разряженная и украшенная
побрякушками рохля была ему необходима.

  Пока необходима...

  - Я не собираюсь объявлять войну, - произнес он целую минуту спустя, когда
его ярость улеглась настолько, что он смог заставить себя говорить
спокойно. - Воевать не просто бессмысленно, но и самоубийственно. С другой
стороны, народ Великого Роана станет любить того, кто будет сидеть на троне
Агилольфингов - и ему, народу, все равно, каким именем назовут следующего
императора: Ортоном, Лексом, Тирроном или как-то иначе. А теперь позвольте
мне удалиться - у меня десятки неоконченных дел.

  Он прошагал к дверям на негнущихся ногах, впечатывая каблуки в мраморные
плиты пола, и вышел, не дожидаясь ответа.

  Человек в роскошных одеяниях заломил руки и тревожно огляделся по сторонам.
Взгляду его предстала пышная обстановка: драгоценные ковры по всем стенам,
тяжелая низкая мебель на гнутых золоченых ножках; малахитовые и агатовые
вазы с охапками тропических ярких цветов, аромат которых наполнял
помещение; стройные нефритовые колонны в углах комнаты, увитые живым
плющом; тяжелые бронзовые двери, которые невозможно выбить даже тараном; и
высокое стрельчатое окно. Единственное окно в этом помещении, забранное к
тому же золоченой решеткой. Человек подошел к нему и, встав на цыпочки,
постарался выглянуть наружу.

  Он находился на последнем этаже высокой башни, возведенной в незапамятные
времена на вершине скалы. Мимо его окна плыли крохотные облачка, похожие на
прядки белых волос, летящих по ветру. Внизу с ошеломительным грохотом
разбивались о камни могучие океанские волны.

  - Западня, - прошептал человек. - Клетка. Золотая клетка, и я узник.
Господи! Неужели ты не видишь этого?!


                  * * *

  
                

    Порт Майн был заполнен толпами людей, явившихся встречать корабли. Здесь
было шумно, разговор шел на нескольких языках сразу. Кто-то кричал
восторженно и приветственно, кто-то возмущался, кто-то требовал носильщика,
вина и проводника. Бросалось в глаза нарядное убранство порта: флаги,
ленты, штандарты. И публика была праздничная - в одеждах ярких и веселых
тонов; в серебре, золоте и драгоценностях. Все новые и новые суда входили в
гавань, и, казалось, в ней скоро не останется места; поэтому капитаны
высаживали своих многочисленных пассажиров в шлюпки и переправляли их на
берег, а корабли уводили в соседние бухты, где все было приготовлено к их
появлению.

  Погода соответствовала всеобщему настроению. Стоял один из ясных и погожих
дней, какие часто случаются в здешних местах. Дул теплый и ласковый ветер;
бирюзовая гладь моря собиралась мелкими складками волн, и все вокруг было
залито солнцем.

  На носу одного из кораблей, небрежно облокотившись о деревянного, тертого
всеми морскими ветрами дракона, стояли двое. Первый - почти старик: на вид
ему было не менее шестидесяти. Но судя по манерам и костюму - настоящий
вельможа; сухощавый, подтянутый, гладко выбритый и опоясанный мечом. Густые
волосы, опускавшиеся до плеч, были тщательно завиты и причесаны; а голубые
глаза смотрели ясно и весело, как у ребенка. Тонкие губы часто складывались
в улыбку, отчего на худых щеках были прорезаны две вертикальные морщины,
впрочем, ему шедшие. Одет он был пышно и дорого. Даже духи его пахли
чарующе-скромно, и было в их запахе нечто, неуловимо свидетельствующее об
их баснословно высокой цене.

  Второй был настолько молод, что его приходится называть не иначе, чем
юношей. Его щеки еще не знали грубого прикосновения бритвы, и кожа на них
была того редкого бело-розового, ровного оттенка, которому так завидуют
женщины. Он был высок, широкоплеч, но еще по-мальчишечьи гибок. Он
настолько походил чертами на своего спутника, что в них без труда можно
было признать близких, кровных родствеников. Только глаза у молодого
человека были карие, глубокие, бархатистые. Юноша наверняка гордился своим
длинным мечом в роскошных ножнах; но то и дело передергивал плечами,
изнывая в шелках и бархате. Похоже, что огромная драгоценная цепь,
усыпанная бриллиантами, рубинами и гиацинтами, натирает ему шею; а
многочисленные перстни, украшавшие пальцы, мешают и раздражают.

  Это были посол славного государства Альворан в Великом Роане - граф
Шовелен; и его племянник - любимый, надо заметить, племянник, а теперь и
помощник - Трой.

  - Кажется, нам еще долго дожидаться своей очереди, - ворчливо заметил
Шовелен. - Здесь собрались посольства со всего света, и, как минимум,
половина из них прибыла раньше. Так что естественное чувство справедливости
заставляет не лезть вперед.

  - И собственного достоинства, - откликнулся юноша. - Нет ничего хуже, чем
толкаться в толпе, словно простой зевака.

  - А поскольку делать нам все равно нечего, - продолжил посол, - позволь я
еще раз задам тебе необходимые вопросы. Очень важно, как ты проведешь свою
первую встречу, - наставительно молвил он, заметив, как недовольно
сморщился племянник.

  - Да, господин граф. Я понимаю.

  - Не похоже. Мы не простые послы. На сей раз нас пригласили в составе свиты
его королевского величества, и недопустимо ударить лицом в грязь.

  - Дядюшка! Здесь столько посольств, столько свит, и столько их величеств,
высочеств, светлостей и сиятельств, а также прочих владетельных особ -
многие названия, прости, я даже выговорить не могу - что никто ничего не
заметит.

  Посол Шовелен изобразил на своем лице суровое порицание. Юный Трой упрямо
не желал понимать, куда и по какому торжественному поводу они прибыли.
Вельможа горестно вздохнул: горячо любимый им племянник, оставшийся сиротой
в пять лет и выросший под его опекой, интересовался только оружием,
лошадями и поединками. Последние год или два его, правда, стали привлекать
и женщины, но все же этого было слишком мало, чтобы сделать блестящую
карьеру при дворе. Теперешний приезд в Великий Роан мог серьезно продвинуть
Троя вверх по крутой придворной лестнице, где на каждой ступени ждет
счастливца и награда, и титул, и власть. Правда, с таким же успехом он
может натолкнуться на предательство, позор, изгнание и даже смерть. Но граф
всегда полагал, что глупцам, трусам и неудачникам просто не стоит играть в
эту захватывающую игру. Сам он всю жизнь оставался среди победителей, и для
своего племянника иной судьбы не представлял.

  С точки зрения графа, их родная страна - Альворан - находилась на зыбкой
грани между пиком своего расцвета и началом упадка. Правда, двор все еще
был пышен, а государственный казначей все еще не объявлял государю о его
полном и окончательном банкротстве, но вот уже три поколения альворанских
правителей находились в состоянии блаженного ничегонеделания. И граф был
уверен, что подобная политика к добру не приведет. Сам он являлся
убежденным сторонником теории, что если хочешь хотя бы оставаться на месте,
то нужно все время идти вперед. Он-то хорошо знал, что судьба, как
океанский отлив, норовит утянуть человека назад. Но поскольку он был всего
лишь послом, а не главным советником короля, то и мыслями своими с
государем не делился. Для себя же твердо решил, что его племянник станет
делать карьеру при каком-нибудь другом дворе; и поездка в империю пришлась
как нельзя более кстати.

  Великий Роан был самым могущественным и богатым государством мира. Эта
огромная империя имела выход к трем океанам, омывалась семью морями и
обладала неограниченным влиянием во всех странах, сколько их могли
перечислить самые искушенные географы. Император Роана являлся существом,
которое в сознании прочих людей было ближе к небожителям, нежели к простым
смертным. Блеску и великолепию его двора завидовали все монархи; о тысячной
доле его казны тосковали бессонными ночами все скряги, скупцы и министры
финансов; а его империя процветала так, словно боги трудились над ней в
поте лица. Самым главным же было то, что Великий Роан не воевал.

  Войн на этой земле не было вот уже семь или восемь сотен лет подряд, с тех
самых пор, как воцарился на престоле первый из Агилольфингов - легендарный
император Браган. Именно он сумел защитить империю от нападения северных
варваров; а, выиграв эту войну, объявил ее последней в истории Роана. Он же
дал своему народу новый свод законов как залог благоденствия и мира; а
также написал законы для своих потомков или последователей. И выходило, что
каждый следующий император Великого Роана подчинялся этим законам
беспрекословно. Многие иноземные государи готовы были отдать правую руку за
то, чтобы узнать хотя бы половину из того, что было в них записано - ибо
великолепная империя при ближайшем рассмотрении изобиловала тайнами и
загадками.

  Случившееся нынче скопление гостей произошло от того, что все они были
приглашены на торжества по случаю бракосочетания теперешнего императора
Ортона I с принцессой Арианной из рода Майнингенов - тех самых северных,
некогда варваров, а ныне могучих соседей Роана из королевства Лотэр. Брак
этот был династическим. Достаточно сказать, что жених и невеста встречались
лишь раз в жизни, и произошло это тогда, когда им исполнилось
соответственно семь лет и полтора года.

  Похожая на глуповатую куколку в чепчике и непомерно тяжелом для нее
праздничном платьице, расшитом бриллиантами, принцесса не понравилась
Ортону. Будущий император Роана увлекался в то время верховой ездой и
стрельбой из лука. Он вечно ходил с расцарапанным носом и разодранными
коленками, и девчонок, особенно таких крохотных, не любил. Известие о том,
что впоследствии он будет обязан жениться на этой маленькой плаксе,
повергло его в настоящее уныние.

  С тех пор прошло восменадцать лет. По слухам, принцесса Арианна не просто
выросла, но и несказанно похорошела. День свадьбы был назначен, и накануне
гордая дочь Майнингенов прибыла в столицу, чтобы сочетаться браком со своим
женихом.

  Гости ждали пышных торжеств и мечтали оказаться свидетелями неслыханной
щедрости Агилольфингов, прославленной в веках не меньше, чем их могущество.

  Все это посол Шовелен сотни раз втолковывал своему племяннику, но Трой, к
его великой досаде, слушал вполуха.

  - Милый мальчик, - уговаривал граф. - Император молод. Император настолько
богат, что служить ему - воплощение мечты любого придворного. Ты юн и хорош
собой; остроумен и неглуп - отчего бы императору Ортону не заметить тебя и
не пригласить к себе на службу? Такой шанс случается один раз в жизни,
пользуйся же им, дубина!

  Трой соглашался пользоваться единственным шансом, но как-то вяло. Скорее,
чтобы угодить дяде, которого искренне любил, а потому не хотел огорчать.
Лично его, Троя, немного пугали многочисленные недомолвки и намеки, а также
упоминания о тайнах и загадках, которые сопровождали любой разговор, если
он в той или иной степени касался событий в Великом Роане. Вот и теперь
дядя затронул странную и даже скользкую тему.

  - Виссигер подробно рассказал тебе о возможных трудностях при встрече с
императором и его двором? - монотонно спрашивал граф Шовелен.

  Трой не мог не признать, что дядя его - при многочисленных и безусловных
достоинствах - всегда был, мягко говоря, занудой. И зудел, как укушенное
место, часами, а то и днями, когда хотел удостовериться в том, что все
продумано, предусмотрено и решено до мелочей. Такая предусмотрительность
давала свои плоды, но и доводила окружающих до полного изнеможения.

  - Ты же знаешь Виссигера, дядя. Он невнятен, как пригоревшая каша -
булькает, пыхтит и выпускает пар. Четыре часа к ряду толковал о том, что на
шута императора нужно смотреть каким-то особенным образом; что с шутом
императора нужно обращаться каким-то особенным образом, но я так и не понял
ничего из его объяснений. Что ты так волнуешься? На месте разберемся.

  - Нет, Трой. Положительно, ты можешь вывести меня из состояния душевного
равновесия, - рявкнул посол. - Ты так ничего и не выучил? Опять думал, Бог
знает о чем; еще и перекладываешь вину на Виссигера!

  Трой ждал продолжения разразившейся грозы, но Шовелен внезапно успокоился и
сказал:

  - Хорошо. Может, ты и прав. Может, тебе действительно следует увидеть все
своими глазами. Иногда это помогает лучше, чем несколько лет корпения над
книгами, - и, заметив, как заискрились радостью глаза племянника, поспешил
добавить, - но только иногда: то есть в очень редких случаях. Поэтому ты
немедленно продолжишь свои занятия с Виссигером. НЕМЕДЛЕННО.

  И когда моментально затосковавший Трой обреченно двинулся по направлению к
каюте своего учителя, посол потребовал себе на верхнюю палубу кресло,
прохладительного и доску с игрой морогоро. Игру эту он ценил превыше всех
прочих забав, считая, что она укрепляет и развивает ум, наблюдательность,
воображение и скорость реакции. Игра морогоро существовала в двух
вариантах: в первом на доске, покрытой синими и бирюзовыми причудливо
сплетенными полосами, разыгрывались морские баталии; а во втором - сражения
были сухопутными. Каждый вариант предусматривал свои правила и свои
маленькие хитрости. Граф Шовелен гордился тем, что в этой игре у него было
мало соперников. Переставляя тяжелые причудливые фигурки, он представлял
себе конкретных лиц - персонажей той истории, которая разворачивалась перед
ним на протяжении всей его жизни. Некоторые из них были настолько сильны,
что их следовало постоянно опасаться, если они были врагами; или полагаться
на них, если они играли на его поле. Некоторые почти ничего из себя не
представляли; но часто, слишком часто - и в жизни, и в игре - посол
наблюдал, как эти мелкие, незначительные фигурки уничтожали превосходящего
их противника, заманивая в ловушки, расставляя капканы, окружая сетью
обмана. И когда враг начинал видеть то, что ему внушали, а не действительно
происходящее, он проигрывал.

  Первая заповедь: заставляй своего врага думать то, что хочешь ты.

  Только через несколько часов, когда солнце уже начало клониться к закату,
опускаясь в бирюзовые воды моря Луан, посла Альворана пригласили на берег.
Гостей было так много, что первыми, естественно, высадились монархи со
своими многочисленными слугами и телохранителями; а посольства их стран
остались ждать. Это было справедливо еще и потому, что послы, в отличие от
своих владык, обучены терпению; и ждать умеют.


                  * * *

  
                

    Покинув комнату в башне, человек в серебряной маске отправился в свои
покои. Они были гораздо просторнее, однако обставлены настолько просто, что
если бы не некоторые - несомненно, баснословно дорогие - предметы, наводили
бы на мысль о бедности ее обитателя. Однако бедности не было - было
пренебрежение к мирским страстям; презрение к золоту и драгоценностям и
стремление к чему-то большему, чем просто богатство и просто власть. О
таком могуществе мечтают немногие: лишь те, кто каким-либо образом испытал
подобное состояние, и теперь не мог жить иначе, довольствуясь жалким
подобием всемогущества и власти земных владык.

  Человек в серебряной маске знал, чего лишены обычные государи.

  Человек в серебряной маске был магом.

  Островное государство Бангалор было совершенно особенным местом, которое
коренным образом отличалось от всех прочих государств. Когда-то давно здесь
находился древний материк Бангалор, ушедший под воду в результате
катаклизма. Многие утверждали, что это было наводнение - потоп, от которого
погибло все живое. Некоторые возлагали вину за гибель материка на
землетрясение неслыханной силы; часть ученых просто ссылалась на известное
пророчество, в котором с натяжкой можно было увидеть описание причины
исчезновения Бангалора, и довольствовалась тем, что кто-то из предков
заранее знал об этой катастрофе. А нам, дескать, незачем совать нос в
чародейские игры.

  Жизнь не стоит на месте. Через восемьсот с лишним лет жители островов с
увлечением слушали легенды и сказки о канувшем в небытие материке, но не
воспринимали их всерьез. Тропический климат, постоянное лето и
ослепительное солнце, изобилие зелени и плодов, а также многочисленные
родники с пр