в
ее в спину. Молодая императрица не удержалась на ногах от неожиданного
удара, и рухнула всем телом на низенький столик, свалив с него вазу с
цветами. Раздался грохот. Падая, она повернула голову, пытаясь разглядеть,
что случилось; в занесенной над ней руке Эфры холодно сверкнула сталь. И
Арианна зажмурилась.

  Принято говорить, что зажмурилась, чтобы не видеть, как кинжал вонзится в
нее, но на самом деле все обстояло не так. Значительно проще все обстояло.
Императрица даже испугаться как следует не успела.

  Двери распахнулись, и телохранители возникли на пороге; они двигались с
такой скоростью, что Эфра просто не успела бы опустить руку, но баронесса
Кадоган была еще стремительней. Она схватила разъяренную сопротивляющуюся
женщину, подняла ее высоко над головой и бросила наземь. Ковер смягчил
удар, но все равно он был гораздо мощнее, чем может выдержать хрупкое
человеческое тело.

  Эфра выгнулась, мелко задрожала и обмякла.

  
  
  
  
  
  
  Ортону сообщили о происшествии в покоях его супруги не сразу. До того
появился у нее и Сивард, и Аббон Флерийский, и встревоженный Аластер.
Арианна могла испугаться до полусмерти, задумавшись о том, что ее чуть было
не убили, если бы рядом с ней хоть кто-то запаниковал. Однако придворные
вели себя сдержанно, с учтивым сочувствием, но очень спокойно, и спустя
полчаса императрица только удивлялась, насколько же сильна баронесса
Кадоган.

  Алейя уже успела осмотреть свою повелительницу и выяснить, что Арианна
почти не пострадала, разве что немного ушиблась, падая на столик. Но
девушка отказалась от услуг лекаря, и баронесса сама сделала ей мягкую
повязку, положив на ссадины и синяки толстый слой душистой мази. Мазь сразу
умерила боль, и Арианна была готова всячески помогать Аббону и Сиварду.

  С одноглазым хитрецом Ортон познакомил ее накануне свадьбы, и молодая
императрица сразу прониклась к нему симпатией. Грубоватый, кажущийся
сердитым и недовольным, Сивард покорил ее сердце галантным обращением,
мягким юмором и - главное - тем теплом, с которым относился к своему
государю. Теперь он незаметно старался все время быть рядом с Арианной и
обращался к ней с простыми вопросами довольно часто. Внимательный
наблюдатель сразу бы обратил внимание на то, что Сивард говорит с
императрицей как раз в те моменты, когда она начинает погружаться в
неприятные размышления и мрачнеет. Одноглазый не хотел, чтобы государыня
получила еще и душевную травму и старательно оберегал ее от ее собственных
невысказанных мыслей. Заставляя Арианну выговориться, он понемногу, по
крохотным кусочкам, отбирал у нее перенесенную боль, и она успокаивалась,
избавляясь от страшных воспоминаний.

  Аластер больше других беспокоился о том, что императрица допустила
невероятную ошибку, позволив Эфре говорить с ней в отсутствие
телохранителей. Он был бледен и сосредоточен, и старался не смотреть в
сторону девушки. Она чувствовала, что герцог встревожен и сердит на нее за
ее ребяческое легкомыслие. Поэтому Арианна сочла нужным сама подойти к
великану и тронуть его за руку.

  - Я слушаю, Ваше величество.

  - Аластер, прошу Вас, не сердитесь. Я понимаю, как я несерьезно и
непростительно глупо себя вела, но, наверное, каждому из нас нужно получить
хороший урок. Я никогда не забуду, что обязана жизнью только дорогой Алейе,
и уже не нарушу установленных во вдорце правил. Во всяком случае, теперь я
это стану делать сознательно, и мне всегда будет что вспомнить, захоти я
поступить наперекор Вашим предостережениям.

  Великан внезапно обнял ее и горячо заговорил:

  - Глупая, непослушная девчонка! Вы подумали, что было бы с нами, если бы
эта сумасшедшая убила Вас?! Как бы мы жили дальше? Неужели Вы не вспомнили
о тех, кому Вы дороги, кто Вас любит?! Вы заслуживаете серьезного
наказания, и единственное, почему я не стану Вас дальше ругать - это потому
что Вы и так достаточно пострадали. Но я бы очень хотел, Арианна, чтобы Вы
уяснили себе раз и навсегда, что Ваши мелкие ссадины болят на моем теле,
как глубокие раны. А Ортону будет еще больнее, уверяю Вас.

  И хотя с принцессой Лотэра и императрицей Великого Роана никто и никогда не
смел говорить так дерзко и так безрассудно, но она была отчего-то очень
этому рада. Так и стояла, уткнувшись лицом в черные доспехи, и Аластер
гладил ее по волосам своей огромной рукой.

  - Никогда больше так не поступайте, Арианна. И обязательно подумайте,
прежде чем примете какое-нибудь решение. Взвесьте, не может ли оно привести
к гораздо более серьезным последствиям, чем кажется с первого взгляда.

  - Я обещаю, герцог, - прошептала она без тени насмешки. - Я буду очень
послушной, только не сердитесь на меня.

  Аббон Флерийский осматривал тело несостоявшейся убийцы. Сивард и двое
следователей все время находились рядом, делая короткие заметки на листах
пергамента. Похоже, что маг обнаружил кое-что, и теперь проверял свои
догадки. Арианну поразила та невероятная дисциплина, которая царила при
этом пышном, на первый взгляд, взбалмошном и жизнерадостном дворе, живущем
в атмосфере постоянного праздника. Если бы в Авре, при дворе ее отца,
случилось нечто подобное, то дамы бы уже сплетничали о покушении во всех
закоулках замка; служанки бы делились на кухне впечатлениями; стражники
бестолково метались в поисках сообщников и хватали бы ни в чем не повинных
людей. Она была уверена и в том, что за нападением на короля Лотэра
последовали бы казни, пытки, устранение неугодных всеми дозволенными и
недозволенными способами.

  Однако роанский двор жил своей собственной жизнью; похоже, никто, кроме
немногих приближенных, так и не узнал о случившемся. Эфру завернули в
покрывало, и унесли из покоев императрицы до того, как она успела увидеть
ее мертвой.

  - Алейя, - прошептала императрица, когда придворные, откланявшись,
удалились, и она осталась наедине со своей подругой и телохранителями. -
Алейя, я тебе бесконечно благодарна, и должна просить у тебя прощения так
же, как у герцога Дембийского.

  - Вне всякого сомнения, девочка моя, - отвечала баронесса Кадоган, которая
наедине с императрицей позволяла себе разговаривать с ней, как близкая
подруга, а не как подданная. - Но я настолько рада, что ты цела и почти
невредима, что ни извинений, ни благодарностей не требуется.

  - Я не хотела быть глупой, - сказала Арианна виновато. - Просто я не знала,
как отказать ей. Все-таки мы столько времени провели в одном замке. Мне не
хотелось, чтобы она назвала меня несправедливой.

  - Если ты станешь гоняться за чужими мнениями, - заметила баронесса,
укладывая императрицу в постель, - тогда ты никогда не сможешь жить
спокойно и достойно. Сколько людей, столько и мнений - всем не понравишься.
Хотя и пренебрегать советами и подсказками тоже не стоит. Сравни, скажем,
два дворца - свой нынешний и замок твоего отца.

  - Этот роскошнее настолько, что и сравнивать не приходится, - молвила
Арианна.

  - Да, а зато насколько меньше слуг тебе здесь докучает.

  - Правда.

  - Потому что расчесать себе волосы на ночь любая женщина может и сама; а за
сомнительное удовольствие надеть ночную рубашку при помощи десятка-другого
служанок, большая часть которых просто глазеет по сторонам, знатные дамы
расплачиваются тем, что не могут иметь ни своих секретов, ни тайн, ни
неотъемлемого, казалось бы, права на уединение.

  Слуги нужны там, где они действительно нужны.

  Эфра не имела права входить в твои покои, и ты могла просто выставить ее,
тем более, что тебе она была неприятна с первой же минуты.

  - Я не решилась. Хотя теперь и понимаю, что это даже звучит глупо.

  - Первый опыт дается нелегко, - улыбнулась баронесса. - А теперь отдыхай.
Мне кажется, что вот-вот тебя должен навестить Его величество, император, и
я хотела бы удалиться, чтобы не мешать вам.

  - Подожди, - попросила Арианна. - Я хотела узнать у тебя, как ты ... ну,
как ты справилась с Эфрой?

  - Это неинтересно, - пожала плечами баронесса.

  - Но удивительно, ты такая стройная, изящная...

  - И очень, очень сильная, - сказала Алейя, снова присаживаясь на край
постели своей государыни. - Наши мужчины гораздо сильнее нас, так что
сравнивать не приходится. Но наших женщин вполне можно сравнивать с самыми
сильными воинами Лотэра, Эмдена и других стран. Так уж вышло. Просто Эфре
не повезло.

  - Зато мне - очень.

  - Спокойной ночи, - сказала Алейя, целуя Арианну в лоб. - Завтра я, с
твоего позволения, буду отсутствовать до позднего вечера. С тобой останется
Ульрика.

  - Хорошо, - улыбнулась императрица. - А разве вы с Сидом завтра не будете
на обеде?

  - Наверное, нет, - загадочно улыбнулась Алейя. - Мы не виделись уже около
суток, и, думаю, обед его теперь не интересует.

  Едва она закрыла дверь в соседний покой, как в опочивальне появился Ортон,
встревоженный и бледный.

  - Милая, дорогая! - заговорил он, заключая жену в объятия. - Тебе не
совестно?

  - Только не ругай меня, - взмолилась Арианна. - Аластер уже выполнил свой
долг и заодно твой, да так хорошо, что мне до сих пор неудобно глаза
поднять от пола.

  - Больно? - спросил император таким голосом, что если у Арианны и были
сомнения в его чувстве к ней, то они должны были тут же рассеяться.

  - Не очень, - прошептала она. - Но когда ты так спрашиваешь, мне хочется,
чтобы рана была серьезной, и ты провел со мной много-много времени.

  - Какие глупости говорит это очаровательное создание, - и Ортон закрыл ей
рот горячим поцелуем.

  
  
  
  
  - Что скажешь? - спросил одноглазый у мага.

  Аббон Флерийский работал над телом Эфры уже в своей лаборатории, а Сивард
кругами ходил вокруг стола, на котором лежала мертвая женщина.

  - Обрати внимание, какого желтого цвета у нее кожа и белки, а румянец до
сих пор не сходит.

  - Краска?

  - Вот именно, и если ее вытереть, то получится, что ее лицо и глаза
полностью соответствуют вот этому описанию, - и Аббон указал рыжему на
огромный фолиант, стоящий перед ним на подставке.

  Книга была замечательная - окованная железом и взятая на цепь, словно дикое
животное. Ее листы были плотными и исписаны совершенно непонятными
значками.

  - Что это еще за памятник литературы? - поморщился одноглазый.

  - Кстати, ты прав. Именно памятник, именно литературы. Я заплатил за него
три веса золота, и уверен, что купил за полцены.

  - Ничего себе, - Сивард даже остановился перед книгой и осторожно потрогал
ее пальцем. - Как это называется?

  - "Бестиарий". Только не сказочный, в котором помещают по большей части
описания вымышленных тварей и чудовищ, чтобы позабавить публику. Это
единственное в своем роде произведение: описание редчайших монстров,
действительно населяющих Лунггар, сделанное - угадай кем?

  - Ну, - фыркнул Сивард. - Скажем, Браганом Агилольфингом. А почему бы и
нет?

  Если начальник Тайной службы думал, что удачно пошутил, то мысль его была
неверна.

  - Правильно, - протянул Аббон Флерийский. - А ты это откуда знаешь?

  - Ничего я не знаю.

  - Тогда не мешай.

  - Пожалуйста!

  Перепалка закончилась так же мгновенно, как и началась. Аббон не стал
объяснять Сиварду, что "Бестиарий" действительно был написан самим
Браганом, только еще в ту пору, когда великий Саргонский чародей и не
помышлял о том, чтобы стать императором.

  - Так, так, - сказал он после долгой паузы. - Зрачки сузились до точки,
кожа желтая, белки желтые, ногти голубовато-сиреневые. Внутри ушных раковин
множество мелких красных точек - следы лопнувших сосудов. Ну, что тебе
сказать... Это существо давно уже перестало быть Эфрой.

  - Оживший мертвец? - спросил рыжий.

  - Если бы... хотя, между нами, в оживших мертвецов я с детства не верю. Это
живое тело с мертвым мозгом. Она была живой с точки зрения любого врача, но
ее личность умерла задолго до того, как она переступила порог покоев
императрицы. Она была такой же живой, как летящая стрела, рубящий меч. Ей
сказали убить, и она шла, чтобы убить, вот и все. Кинжал, который пришел к
жертве своими ногами. Ф-фу, жуть какая. Вот послушай, что здесь написано:
"Дандо - люди, с помощью колдовства лишенные души и превращенные тем самым
в безвольных рабов. О таких людях еще говорят, что их "пожрали". Иными
словами, дандо - живые мертвецы. Они беспрекословно подчиняются тем, кто их
"пожрал", выполняют любые поручения, без тени смущения совершают самые
тяжкие преступления". Вот так. Живой мертвец, а не оживший...

  - Кто ее послал?

  - Боюсь, что этого мы никогда не узнаем. Ее мозг мертв, и она сама ничего
не подозревала о своей судьбе. Другое дело, что и при жизни она должна была
плохо относиться к государыне - но это ничего нам не дает для поисков
настоящего злоумышленника.

  - Неужели при всем нашем могуществе мы настолько беспомощны? - разъярился
Сивард.

  - Конечно. Вот если бы противник наш был магом невероятного могущества -
такой, как Браган или Морон, о, тогда мы быстро его отыскали. А с теми, кто
действует, как обычный преступник, скорее, сможешь справиться ты. Я же
чувствую себя бессильным. И это меня пугает.

  - Ничего, я его из-под земли достану, - прорычал Сивард. - Что ж это такое,
у детей медовый месяц, а он им жить мешает!

  
  
  
  
  
  
  До Великого Роана путь был неблизкий, и у обычных людей на него уходило
довольно много времени. Конечно, все зависело от времени года, от капризов
ветра - попутного либо противного; от скорости течений, от погоды... Любой
путешественник может перечислить еще от десятка до полусотни причин и
обстоятельств, которые могут повлиять на то, какой долгой будет дорога.

  Йеттам эти обстоятельства были неизвестны.

  Погода благоприятствовала им на протяжении всего пути от Бангалора до
побережья Роана. Корабль, не останавливаясь, миновал Анамур и Ойтал и
пристал у подножия Хоангского хребта на день раньше установленного срока.
Возможно, этому обстоятельству способствовало и нежелание матросов долго
находиться на одном судне ( с которого, как известно, посреди океана никуда
не денешься) с двумя кошмарными существами. Убийцы Терея наводили ужас на
любых нормальных людей не только своим внешним видом, но и непривычным
поведением.

  Матросы были напуганы тем, что их пассажиры спали по одному-два часа в
сутки; ели так мало, что, казалось, не ели вообще; и довольствовались
половиной стакана воды, едва закрашенной несколькими каплями красного вина
- и это при такой-то жаре, да при том, что они ни минуты не сидели на
месте, изнуряя себя сложнейшими физическими упражнениями. Силищи они были
преогромной: никто из моряков не понимал, как в этих тощих телах хватало
энергии по семь-восемь часов подряд грести веслом, на которое обычно сажали
пять гребцов. Правда, с их помощью да при постоянном попутном ветре корабль
несся по Бангалорскому океану как на крыльях.

  Высадив своих странных пассажиров, корабль отправился на Окавангу за
пресной водой и провизией, договорившись десять дней спустя прибыть на
условленное место и встать там на якорь, дожидаясь их возвращения. Капитану
и самому претили подобные чудеса на его судне, да только с Орденом Черной
Змеи не враждуют: приказано ждать, и станешь ждать, как проклятый, иначе не
миновать жестокой расправы. Да и заплачено слишком щедро, чтобы терять
таких нанимателей.

  Йетты покинули корабль на рассвете. Они сменили свои темные свободные
одежды на более удобные для странствий пешком костюмы и несли за спинами
небольшие мешки со всем необходимым. Моряки какое-то время наблюдали за
тем, как два уродливых тощих человека с легкостью горных коз прыгали с
камня на камень, поднимаясь все выше и выше в горы, потом сплюнули и
отчалили от неприветливого берега - в любую минуту ветер мог выбросить их
корабль на скалы, и тогда гибель была бы неизбежной.

  Убийцы Терея чувствовали себя счастливыми, насколько им вообще было знакомо
подобное состояние. Они вернулись в горы, и пусть Хоанг был совсем не похож
на их родные места - все же это были скалы. Правда, считавшийся
неприступным горный хребет поразил йеттов своей доступностью. На севере
Ходевена, где исковерканная земля, покрытая застывшей лавой, была пустынной
и безжизненной, ходить по горам было и впрямь опасно. Случалось, что ни
трещины, ни выступа не могли нашарить пальцы на гладком, как стекло,
отвесном склоне. Здесь же горы были значительно старше, и время и ветра, и
многочисленные ручьи как следует потрудились над ними. Скалы, сплошь
поросшие кустарниками и деревьями, прорезанные шрамами трещин и расколов,
покрытые сетью ручьев и горных быстрых речушек, изобиловали живностью. С
точки зрения йеттов, здесь было просторно, уютно, а также невероятно легко
жить, ибо пищи и воды было достаточно для множества племен.

  Двое убийц поднимались на вершину хребта с такой скоростью, с какой
пересекает равнину всадник верхом на породистом скакуне. Они не
останавливались, чтобы отдохнуть или поесть: прямо на ходу срывали спелые,
сочные ягоды или глотали сладкую воду горных ручьев, то и дело попадавшихся
им на пути. Они дышали полной грудью, и, конечно, не ощущали никакого
холода, привычные к лютым зимним стужам Черных гор.

  Спуск и вовсе не составил для них труда.

  Несколько суток спустя они стояли по колено в бирюзовых, пронизанных
солнцем, волнах моря Луан и смотрели, как несется к ним небольшая ладья под
красным парусом.

  
  
  
  
  Капитан Джой Красная Борода был контрабандистом. Не то, чтобы он сильно не
любил императора или был чрезмерно обижен правящим домом - вовсе нет.
Просто младший отпрыск знатного княжеского рода ан-Ноэллин, прибывший в
Роан из Эмдена, не желал поступать на государственную службу. Его манили
авантюры, опасности, приключения и никакой зависимости, никакой
ответственности. Он хотел быть свободным.

  Семнадцати лет отроду молодой князь пристал к шайке морских разбойников,
грабивших альворанское побережья моря Луан. Поднимался он вместе с дикими
тетумами по Саргону до самого Аммелорда; насмотрелся всякого, поучаствовал
в сражениях и пришел к выводу, что убийства - это не его призвание. Слишком
уж грязное и кровавое это дело. А ему, Джою, по душе что-то иное.

  Молодой человек успел хорошо зарекомендовать себя в среде убийц, грабителей
и воров; особенно же он прославился как талантливый лучник, способный
попасть за сто шагов в мелкую монету, и любитель кулачного боя, в котором
равных ему не находилось по обоим берегам Саргона, от Альворана до Эмдена.

  Когда старый тетумский контрабандист предложил ему долю в своем деле,
княжич было засомневался, но как раз получил с оказией письмо от любимой
маменьки, которой постоянно отсылал подарки и короткие записки. Княгиня
ан-Ноэллин писала, что после смерти отца старшие братья и сестры поделили
наследство, и ее любимому Джою досталось три или четыре полудохлых овцы,
разрушенная ладья и... больше ничего. Сплюнув с досады, Джой навсегда забыл
о честной жизни, ведущей к нищете, и занялся контрабандой.

  Тетумец, взявший его компаньоном, протянул после этого недолго, и
прозаически скончался от старости, сделав Джоя своим единственным
наследником. После пышных похорон, сидя в конторе, бывший князь ан-Ноэллин
просмотрел многочисленные документы и чуть не последовал за усопшим в
лучший мир - в отличие от знатного отца, контрабандист оставил ему
наследство, на которое он мог скупить если не половину, то уж точно -
четверть Эмдена.

  С тех пор одиннадцать месяцев в году Джой Красная Борода занимался
контрабандой, приумножая свое и без того огромное состояние, а двенадцатый
проводил в праздниках и увеселениях. Теперь он собирался выполнить
последнее задание: провезти каких-то двух варваров, за которых ему
заплатили вполне приличную сумму, - а после как следует отдохнуть в Роане.

  Увидев тех, кого ему нужно было доставить в устье Алоя, Джой поморщился. Он
давно уже вырос, и хорошо разбирался и в людях, и в их секретах. Убийцы
Терея редко пос