ещали эти места, но контрабандисты знали и о них, и об их
суровом и жестоком братстве. Была бы на то его воля, Джой не стал бы
связываться с йеттами, но - "давши слово, держись", и он приказал спустить
веревочный трап, чтобы подобрать пассажиров. В отличие от команды
бангалорского судна, контрабандисты с "Летучей мыши" от йеттов не
шарахались и не глазели на них с суеверным ужасом. Они и не то успели
повидать на своем веку.

  Когда один из убийц протянул Джою золотой стержень с шелковыми шнурами,
капитан потемнел лицом. Это было больше, чем приказ, и приказ
недвусмысленный; этот стержень являлся залогом того, что он должен был
выполнить абсолютно все, что у него только не попросят йетты, даже если их
просьба будет идти вразрез с его убеждениями. Скорее всего, так оно и
должно было случиться, ибо убийцы Терея никогда еще не являлись с благими
намерениями ни в какую землю. К тому же, их никогда не посылали с заданиями
простыми, с которыми мог бы справиться и обычный человек; и можно было
смело предполагать, что йеттами моментально заинтересуются люди императора.
Джою вовсе не хотелось причинять зла никому из Агилольфингов и их слуг либо
косвенно быть причастным к преступлению, направленному против правящего
дома или самой империи. Конечно, с некоторыми людьми Ортона I, например с
подчиненными Сиварда Ру сражаться было сложно, но и интересно. Более того,
не видевшие друг друга в глаза, начальник Тайной службы и контрабандист
испытывали друг к другу уважение, смешанное с симпатией.

  Джой любил эту солнечную, светлую, приветливую страну; богатых ее граждан,
легко расстающихся с деньгами; справедливые законы - особенно же ему
нравилось то, что в Великом Роане были запрещены пытки; а этим не баловали
своих граждан государи Альворана, Аммелорда, Лотэра, Эмдена и Самааны.

  Как и подавляющее большинство тех, кто стоял по другую сторону закона, Джой
знал многие секреты, недоступные честным гражданам: это было частью его
работы. И он уже хорошо представлял себе, куда и зачем должен отвезти двух
йеттов. Джой почувствовал, как у него мороз пробежал по коже; и на какой-то
миг ему показалось, что солнце потускнело и затянулось тучами - но нет, это
было всего лишь минутное впечатление.

  Он бы отказался от этого предложения, если бы не данное им слово. Впрочем,
в таком случае, он бы и слово свое не побоялся нарушить, но золотой
стерженек менял все в корне. Правда, послание было каким-то странным и
весьма непривычным, но проигнорировать его Джой Красная Борода не мог. Не
мог, и все тут. Хоть вешайся на мачте!

  "Летучая мышь" славилась своей быстроходностью. Утром йетты поднялись на ее
палубу; а уже через два дня, ближе к полуночи, ладья, стремительно рассекая
волны, подошла к устью Алоя.

  Джой отдал своим пассажирам маленькую лодочку, а сам увел судно подальше от
любопытных глаз, в небольшую бухточку, где было сооружено надежное укрытие.
Там он бросил якорь и стал терпеливо дожидаться возвращения йеттов. С
большим бы удовольствием мудрый контрабандист оказался бы подальше от тех
мест, где появились убийцы Терея, но он знал, как дорого могло ему обойтись
неповиновение. Капитан еще раз вытащил из-за пазухи полученное послание,
перебрал чуткими пальцами узелки. "И берегись гнева токе, если ты сделаешь
что-нибудь не так!" - просто удивительно дружеское, приязненное окончание
для письма.

  Эрлтон отличается оригинальным слогом - и ведь не возразишь.

  
  
  
  
  
  
  Йетты гребли без устали несколько часов под покровом темноты. Они миновали
сторожевую башню и посты; проплыли мимо редких огоньков спящего пригорода и
вскоре оказались в глухих и безлюдных местах. Здесь было недалеко и до
границы с Лотэром, проходившей по глухому лесу. Стояла абсолютная тишина,
нарушаемая лишь тревожным уханьем сов. Даже странно было знать, что совсем
недалеко отсюда находится пригород столицы, что огромное количество людей
живут совсем недалеко от этой глухомани, а сюда почти никто не заходит. Но
йетты хорошо знали, в чем крылась причина подобного отношения к этим лесам.

  Благоговение и священный трепет.

  Убийцы Терея понимали, какое это сильное чувство. Большинство их сородичей
испытывало нечто подобное по отношению к храму Терея и его служителям.
Здесь же находилось место последнего упокоения монхиганов. Тех самых
девятнадцати монхиганов, что были захвачены в плен королем Лотэра Отто
Майнингеном и использованы в качестве заложников; тех самых, кого не успел
спасти император Браган и кого после заключения мира с северными соседями
похоронили в старой дубовой роще.

  Поскольку люди здесь появлялись крайне редко, и звери, и птицы были вовсе
непуганными. Они с любопытством глядели на то, как двое диковинных существ
выпрыгнули на широкую песчаную отмель, а затем подняли на руки и отнесли в
прибрежные кусты небольшую долбленую лодочку. Серьезный, упитанный еж,
считающий себя полновластным хозяином здешних мест, сердито зафыркал на
пришельцев, но они не обратили на него никакого внимания - обошли стороной
и углубились под сень деревьев.

  Если на реке, под открытым небом, луна и звезды давали хоть какой-то свет,
то в чаще было абсолютно черно. Но йетты уверенно продвигались вперед: они
могли бы идти и с завязанными глазами, а в темноте видели вообще как кошки.

  - Это здесь, - прошептал один из них спустя часа полтора быстрой ходьбы.

  И это были первые слова, которыми йетты обменялись за несколько суток.

  Светало. Солнце еще не поднялось над горизонтом, но небо было уже
бледно-серым с розовыми разводами, словно в румянце. Тяжелая роса блестела
на свежих листьях; густая трава обхватывала ноги пришельцев и льнула к ним
в немой ласке. Стоял тот удивительный час, когда слаще всего спится и когда
прекраснее всего бодрствовать.

  Оба йетта сразу увидели то, что искали.

  Девятнадцать монхиганов были убиты Майнингеном во время войны с Роанской
империей; двадцать могил было в дубовой роще. Одна из них находилась в
тяжелом, приземистом склепе, похожем на гранитную скалу, и ее охраняли
десять воинов. Некогда здесь стояли на страже императорские гвардейцы, но
шесть веков подряд никто не нарушал тишины и покоя этого священного места,
а великанам-воинам хватало дела повсюду; и около ста лет тому они были
заменены обычными солдатами из элитного, дворянского полка. Рыцари
проводили здесь неделю подряд, а потом на три недели отправлялись в столицу
или ее окрестности. И хотя им время от времени напоминали о том, что они
поставлены здесь именно для охраны склепа и могил Саргонских чародеев, сами
рыцари привыкли считать себя чем-то вроде почетного караула. А от кого было
охранять мертвецов? От ежей и сорок? Ни один приказ, ни один устав не может
заставить человека поверить в грозящую опасность, если поколения подряд
рождаются и умирают в мире с собой и окружающими.

  Убийцы Терея бесшумно миновали девятнадцать мраморных надгробий,
расположенных широким кругом вокруг склепа, и с двух сторон подошли к
тяжелой двери, окованной железом. Возле нее стояли, опираясь на длинные
копья с широкими наконечниками, четверо рыцарей в полном вооружении и в
шлемах с опущенными забралами. Со стороны казалось, что они стоят вполне
прямо и смотрят перед собой, но йетты сразу поняли, что стражники мирно
дремлют на своем посту: у убийц был острый, звериный слух, да и обоняние не
уступало - они легко различили тихое посапывание, доносящееся из-под
забрала.

  Быстро и легко скользнули они к воинам и, прежде чем те успели хоть что-то
сообразить и окончательно проснуться, пронзили их стилетами с
четырехгранным лезвием. Это было проделано настолько молниеносно, что уже
секунд двадцать спустя четверо воинов лежали на упругой траве. Они не
успели издать ни звука.

  Поскольку убийцы Терея не знали, сколько еще охранников может быть внутри
склепа, то они перенесли убитых за деревья; и там быстро переоделись. Через
несколько минут они уже стучали в двери, держа копья наперевес. Им открыл
улыбающийся юноша - в латах, но без шлема. Открыл было рот, чтобы сказать
что-то, но один из йеттов пригвоздил его копьем к створке двери, а второй
закрыл рот умирающего рукой.

  С остальными воинами охраны они расправились так же просто и безжалостно.
Только двое солдат бодрствовали, остальные мирно спали на грубых деревянных
лавках. Они, скорее всего, и не узнали, что умирают.

  Йетты обыскали все помещения склепа, а их было всего пять - два наземных и
три внизу, под землей. Если бы у них не было инструкций, они бы долго
возились с поисками потайной двери, однако она была четко нарисована на
плане, и тут же, рядом Эрлтон написал, где находится механизм, открывающий
ее. Один из йеттов нащупал львиную морду, высеченную в гранитной стене, и
надавил на нее трижды. Раздался жуткий скрип, и в стене открылась небольшая
дверца толщиной в две ладони.

  Внизу, в небольшом зале с куполообразным сводом, было абсолютно пусто; все
углы были затянуты паутиной, в которой висели высохшие мертвые пауки. И
только посредине возвышался мраморный постамент, на котором стояла тяжелая
каменная гробница. И пол, и постамент были покрыты толстым слоем пыли.
Откуда-то с потолка пробивался тонкий луч света, упиравшийся в вырезанное в
мраморе лицо - красивое и спокойное, обрамленное густыми прядями волос. Это
был барельеф, в полный рост изображавший лежащего человека со скрещенными
на груди руками. Йетты осторожно подошли поближе и одновременно сдвинули
резную, казавшуюся неподъемной крышку. Под ней, на своеобразном ложе из
золотой парчи и красного бархата, лежало в такой же позе обезглавленное
тело в выцветших зеленых одеждах.

  
  
  
  
  
  
  
  
  Библиотекарь был маленьким, сухоньким, туговатым на ухо старичком, который
буквально трясся над своими драгоценными книгами и в упор не замечал
окружающих. Император был для него важной персоной вовсе не потому, что
занимал самый завидный трон на всем Лунггаре, а только по той причине, что
был заядлым читателем и свободно владел многими языками. И поскольку
страсть Ортона к чтению отражалась и на составе библиотеки: император не
жалел денег на приглянувшуюся ему книгу - библиотекарь снисходительно
относился к своему государю.

  Он был очень рассеянным и задумчивым; и память его постоянно подводила, но
только в обычной жизни. Зато в бесконечных шкафах и полках он
ориентировался как птица в небе или зверь в лесу. У него можно было безо
вских затруднений получить любую справку, буде она касалась книг,
когда-либо написанных людьми.

  В последнее время и зрение стало ухудшаться, поэтому библиотекарь,
которого, кстати, звали Олден Фейт, заказал себе огромное увеличительное
стекло - еще больше знаменитого на весь Роан увеличительного стекла Аббона
Флерийского - и теперь никогда с ним не расставался.

  Олден был потомком старинного баронского рода, однако уже давно утратил
связь со своей многочисленной родней. Еще в юности он проявил такое же
равнодушие к ратным подвигам и политической карьере, какую любовь и
восхищение испытывал перед литературой. В конце концов старый барон - его
отец - отчаялся вразумить упрямое чадо и рассвирепел до такой степени, что
лишил Олдена наследства. Похоже, что молодой баронет даже обрадовался этому
обстоятельству и покинул родительский замок с твердым намерением более туда
не возвращаться. Он без труда поступил в знаменитый на весь континент
университет Эр-Ренка и закончил его вдвое быстрее, чем многие сверстники. В
дальнейшем барон Олден Фейт держал маленькую букинистическую лавочку.
Вообще считалось, что он торгует редкими книгами: то есть скупает раритеты
и продает их заинтересованным лицам. Однако на самом деле Фейт был не в
состоянии расстаться хотя бы с одним из приобретенных экземпляров, и потому
вскоре разорился, потеряв все деньги и свою лавочку, но оставшись
обладателем бесценной библиотеки. Рассвирепевшие кредиторы хотели было
пустить ее с молотка, однако в дело вмешался сам тогдашний государь
Великого Роана - Морон IV. Он выкупил и бесценную коллекцию, и услуги
самого Фейта.

  Таким образом, вот уже шестой десяток лет барон являлся главным хранителем
императорской библиотеки и был вполне доволен своим положением. В его
распоряжении находилось более сотни тысяч уникальных экземпляров рукописей,
свитков, и даже восковых и глиняных табличек, каждая из которых стоила
приблизительно столько же, сколько приличный дом в одном из крупных
городов. Конечно, ему помогали многочисленные писцы, младшие библиотекари,
антиквары и хранители - иначе он бы просто не справился с этим книжным
морем - и все же он здесь был полновластным хозяином, и чувствовал себя за
своим столиком уверенней, нежели многие короли на своих тронах.

  Как это ни противоречило его образу рассеянного и нелепого ученого,
страдающего к тому же старческим склерозом и слабоумием, Фейт был весьма
наблюдателен и сметлив. Чтение мобилизует разум, заставляя его трудиться
активнее, нежели обычно. И у библиотекаря была своя точка зрения на все
происходящее в императорском дворце. Поэтому визит Сиварда Ру в
сопровождении Аластера, Шовелена, Аббона Флерийского и гвардейцев, он
воспринял всерьез.

  - Долгих лет тебе, Олден, - поклонился старику одноглазый. - У нас к тебе
важное дело.

  - Судя по составу делегации, - улыбнулся барон, - речь пойдет не только и
не столько о книгах, сколько о предметах отвлеченных.

  - Ну, можно выразиться и так, - закашлялся Сивард, который всегда испытывал
странную неловкость, разговаривая с библиотекарем.

  - И какую справку хотели бы получить достойные господа?

  - Мы бы хотели знать, не искал ли кто в последнее время сведений о
монхиганах: об их одеяниях, атрибутах, знаниях, заклятиях, ядах?

  Слово "яды" Сивард выделил особо.

  Библиотекарь окинул вельмож, явившихся к нему, долгим и пристальным
взглядом, затем вздохнул. Если бы среди собравшихся не было Аластера, то
вряд ли бы они услышали от Олдена Фейта то, что он собирался им сейчас
рассказать. К командиру императорских гвардейцев старик испытывал ни с чем
не сравнимое доверие. И ничем не объяснимое. Испытывал и все тут.

  - Недавно ко мне являлся с подобными вопросами господин императорский шут,
- молвил он после недолгой паузы. - Но тут есть одна небольшая сложность. И
прежде чем я расскажу подробности нашего разговора, мне необходимо обсудить
это дело с его светлостью герцогом Дембийским, если он позволит, конечно.

  Аластер тут же взял старика под руку и отошел с ним за книжные полки,
служившие крепкой и надежной стеной, защищающей от постороннего взгляда.

  - Что Вы хотели сказать мне, добрый Олден? - спросил великан.

  - Всем ли Вы доверяете, Ваша светлость? - поинтересовался библиотекарь
вполголоса. - Уверены ли Вы, что я могу говорить о вещах самых необычных и
самых секретных в присутствии всех этих людей?

  - Абсолютно доверяю, - кивнул головой Аластер. - Вам нет необходимости
утаивать какие бы то ни было детали и подробности: все эти господа так же,
как и я, заинтересованы в том, чтобы разобраться в некой запутанной
истории, произошедшей недавно во дворце. Надеюсь, что это останется между
нами.

  Библиотекарь строго поглядел на герцога через увеличительное стекло:

  - Молодой человек, я дворянин, и за восемьдесят лет жизни никто не обвинял
меня в чрезмерной болтливости и вольном обращении с чужими секретами.

  - Прошу простить меня, Олден, - сказал Аластер, улыбаясь неизвестно чему.

  - И когда это маленькое недоразумение улажено, - как ни в чем не бывало
продолжил старик, - я хотел бы изложить все, что знаю, в пристутствии
остальных, чтобы не повторять помногу раз.

  - Конечно, это Ваше неотъемлемое право.

  Они вернулись в центральную часть библиотеки, где у столов, заваленных
рукописными изданиями, беседовали спутники герцога Дембийского.

  - Итак, господа, - сказал библиотекарь, нервно протирая свое увеличительное
стекло. - Как я уже имел честь сообщить вам: подобные вопросы интересовали
господина императорского шута, однако спрашивал меня вовсе не он.

  - Вы хотите сказать, что он присылал к Вам слуг с записками или устными
приказаниями? - не удержался от вопроса Сивард.

  - Юноша, - обратился к нему библиотекарь, - если бы я хотел сказать это, я
бы это и сказал. Я бы составил фразу приблизительно следующего содержания:
"Господин императорский шут присылал ко мне посредников с просьбой
подобрать литературу по названному вопросу, что и было мной сделано
тогда-то и тогда-то". Но, - он поднял вверх указательный палец, высохший,
сморщенный, в рыжих старческих пятнах, - дело заключается совсем в другом.

  Ко мне приходил сам государь, переодевшись господином императорским шутом.
И он сам копался в книжном собрании, не допуская меня к своей персоне.
Таким образом, предполагалось, что я не должен знать, какие именно вопросы
его интересовали.

  - Стоп! - сказал Аббон Флерийский. - Я, барон, знаю, что Вы мудры и опытны,
и мне вовсе не хотелось бы подвергать сомнению истинность Ваших слов, но
согласитесь, что Вы сообщили нам слишком много неясного...

  - Понимаю, понимаю, - согласился Олден, протирая свое увеличительное стекло
шелковым пышным рукавом. - Я сам виноват, что не стал рассказывать по
порядку. Во-первых, как я вижу, у вас, господа, вызывает естественное
недоумение тот факт, что я отличил господина шута от государя. Я прав?

  - Конечно. До сих пор предполагалось, что они неотличимы.

  - Это так, - улыбнулся библиотекарь. - Но не для меня. Видите ли, господин
шут - человек, кстати, весьма образованный, - листает книги иначе, чем
государь. Он берет их указательным пальцем за правый верхний угол и
осторожно переворачивает. А государь листает за нижний правый угол,
несколько раз перебрав пальцами для удобства. Эти две манеры слишком резко
отличаются друг от друга, чтобы быть присущими одному и тому же человеку.

  - А как же Вы узнали, какие книги интересовали государя, если он Вас не
пригласил с собой? - задал Сивард следующий вопрос.

  - Тут еще легче. Государь отправился вон к тем шкафам, а к ним никто не
притрагивался вот уже года три, с тех пор, как я составлял последний
каталог. Как Вы знаете, ключи от этого собрания находятся у немногих; и
посторонний не имеет доступа к тем полкам. Так вот, я просто посмотрел, на
каких книгах этой полки не было пыли. Пять или шесть томов государь просто
вынул, а затем поставил обратно, наскоро пролистав - это тоже видно по
следам пыли. А три тома изучал довольно серьезно. Он пробыл здесь около
шести или семи часов.

  Я бы никогда не стал раскрывать секреты государя, если бы не тот факт, что
он был немного не в себе - на это я обратил особое внимание.

  Сивард и Аластер переглянулись. Старик явно уловил этот взгляд и, кашлянув,
заметил:

  - Позволю себе сказать, что это был тот государь, который интересуется
историей охоты и холодным оружием.

  Теперь четверо мужчин смотрели на него, не отрываясь.

  - Я напугал вас, господа? - спросил библиотекарь.

  - Нет, - серьезно отвечал Аластер. - Но Вы только что предъявили нам
неопровержимые доказательства того, что Вы владеете одной из самых
серьезных государственных тайн. Ведь если я Вас правильно понял, Вы имели в
виду, что государей несколько?

  - Конечно, конечно. Именно это, молодой человек. Такому старому зануде, как
я, видны многие мелочи, которым никто другой не придаст значения. Когда
государь является ко мне несколько раз в неделю, нетрудно сделать вывод,
что вкусы его разительно меняются.

  Скажем, в понедельник он бегло просматривает новую книгу в коллекции и
откладывает ее на потом, явно не заинтересовавшись, зато в четверг с
восторгом ее читает. Так бывает, господа, и с обычными людьми, однако не с
таким постоянством. Разумное объяснение может быть только одно: несколько
человек, похожих как две капли воды, и все же вполне самостоятельных, живут
одной общей жизнью. И у них это выходит. Поверьте,