ось  по  самым
разнообразным  изображениям.  Ремесленники,  изготавливавшие  деревянные   и
бронзовые статуэтки, сами основывались на легендах и собственной фантазии. Я
обычно представлял отца похожим на  статую  у  надгробия  матери.  Художник,
знавший Кардье при жизни, изобразил великана  с  орлиным  взором  и  резкими
чертами лица, которых не смягчала  окаймлявшая  щеки  бородка.  Его  сильная
фигура застыла в позе напряженного ожидания. По замыслу художника, он  ждал,
когда любимая жена воссоединится с ним, но мне всегда казалось, что он ждет,
пока его сыновья пойдут рядом с ним на битву с Хаосом.
   В отличие от братьев, я чаще думал о нем не как об отце, а  как  о  герое
Кардье. Из-за этого я долго чувствовал себя чужим в семье, пока не признался
в этом Джофу. Он, по обыкновению, посмеялся  над  моими  тревогами  и  очень
доходчиво объяснил мне, в чем тут дело.
   Я знал об отце в основном из легенд, в пересказах Деревенских сказочников
и тетушки Этелин, а они мало говорили о  его  семейной  жизни  -  разве  что
упоминали, что он  любил  свою  жену.  Судя  по  этим  легендам,  его  жизнь
проходила в Хаосе, среди битв и колдовства.
   - Запомни, Лок, - сказал мне тогда Джоф, - ни  один  герой  не  похож  на
легенды о нем. Наш отец был живой человек, и он любил нас. Я думаю, он хотел
бы, чтобы мы запомнили его таким, каким он был в жизни.
   Я не сомневался, что Джоф прав - в год гибели отца ему было уже восемь, и
он хорошо запомнил его. Но даже его слова мало  могли  облегчить  нам  ношу,
оставшуюся от отца: мы были сыновьями героя, и дед с самого начала  требовал
от нас соответствовать этому званию.
   Но что, если я не сумею?
   Джеймс кашлянул, прервав мои размышления:
   - Рубаха и брюки подошли. Вот, примерьте теперь куртку.
   Может, с точки зрения Джеймса одежда и  подходила,  но  мне  в  ней  было
неуютно. Черные брюки  доставали  мне  до  самых  подмышек  и  держались  на
помочах. Правда, изящества ради,  талию  охватывал  тонкий  кожаный  пояс  с
серебряной пряжкой. Почти светящийся зеленый шелк рубахи  нравился  мне,  но
Джеймс заставил меня застегнуть тугой ворот - как назло, именно здесь рубаха
ничуть не была велика. Лента накрахмаленной черной материи обвивала воротник
и стягивала горло. Зачем-то ее закололи  серебряной  булавкой,  единственное
достоинство которой, на мой взгляд, заключалось  в  малахитовой  головке,  в
точности подходившей по цвету к рубашке.
   Черная куртка, которую протянул мне Джеймс, оказалась почти впору. Рукава
доходили только до локтей,  а  дальше  вдоль  предплечий  болтались  по  три
вороновых пера. Сама куртка  не  доставала  до  пояса,  а  застегивалась  на
серебряную цепочку,  протянутую  между  пуговиц  на  ее  бортах.  Я  кое-как
подтянул слишком длинные рукава рубахи, после чего Джеймс одернул ее спереди
и удовлетворенно улыбнулся.
   - Превосходно!
   Я наградил его кислой улыбкой:
   - Холст благодарит художника.
   Пошевелив локтями  и  плечами,  я  выяснил,  насколько  куртка  сковывает
движения. Когда я скрестил руки на груди, она опасно натянулась на спине, но
я не стал испытывать прочность  материи.  Нельзя  сказать,  чтобы  мне  было
удобно, но я знал, что в шкафу скрываются еще более  изысканные  одеяния,  и
решил примириться с меньшим злом.
   Нечаянно сжав кулаки, я почувствовал что-то странное в правом  безымянном
пальце. Словно  бы  чего-то  не  хватало!  Казалось,  отсутствует  привычная
тяжесть.
   - А кольцо, Джеймс? - я  нахмурился,  ловя  ускользающее  ощущение.  -  К
такому костюму, по-моему, полагается кольцо.
   Джеймс уставился на меня без всякого выражения:
   - Мастер Кардье редко носил драгоценности, мастер Лахлан.
   - А мне помнится, мой дед с матерью и тетушкой ездили  в  Геракополис  на
церемонию возведения его в сан Рыцаря Империи. Кто-то, скорее всего  тетушка
Этелин, рассказывала что в память об этом  событии  Кардье  носил  перстень,
подаренный ему императором Даклоном.
   Старик пожал плечами:
   - Я помню то кольцо, но не знаю, что с ним  сталось.  Я  могу  попытаться
найти вам что-нибудь подходящее, хотя время уже позднее.
   Я покачал головой:
   - Не стоит. Отцовское кольцо все равно  принадлежит  Джофу  как  старшему
сыну, да я никогда не носил колец. Даже не знаю, с чего  мне  это  пришло  в
голову.
   Еще раз взглянув на свое отражение, я мысленно увидел вместо него статую,
на руке которой скульптор поместил кольцо. Должно быть,  просто  воображение
разыгралось.
   - Как скажете,  сударь.  -  Джеймс  оглядел  меня  с  ног  до  головы.  -
Что-нибудь еще?
   Отступив от двери, я распахнул зеркальную створку и заглянул в оружейную.
   - Как ты полагаешь, Джеймс, выдержит этот поясок, если подвесить  к  нему
кинжал?
   - Зачем, мастер Лахлан? - укоризненно спросил Джеймс.  -  Я  понимаю,  вы
целый месяц ели у костра в дороге, но уверяю вас, на столе будет  достаточно
приборов. И что бы вам ни рассказывали о  столичных  интригах  и  заговорах,
нынче вечером вам вряд ли придется сражаться за свою жизнь.
   Я расхохотался, представив себе кое-кого  из  каравана  на  торжественном
обеде в бабушкином доме. Отсмеявшись, я объяснил:
   - Не в этом дело, Джеймс. Просто у меня на этой одежде нет значков, вот я
и подумал, что по кинжалу все поймут, что я воин.
   Джеймс возвел глаза к небу:
   - Чему же вас учили в вашем Харике?
   - А?
   - Мастер Лахлан, поскольку этот прием состоится в доме вашей бабушки,  вы
- один из хозяев. В подобных случаях значки и эмблемы вышивают на  знаменах,
которые вывешивают перед входом. Ко времени следующего приема, на который вы
отправитесь, мы, разумеется, обеспечим вас всеми подобающими знаками ранга.
   Я поклонился ему:
   - Как вижу, мой успех в обществе в надежных руках. Я во всем полагаюсь на
тебя.
   - Буду рад служить вам  в  этом  качестве,  пока  это  необходимо,  -  он
направил меня к двери взмахом руки. - Вас ожидают гости.

***

   Мы, в провинции, праздновали наступление Медвежьего дня несколько  иначе,
чем в столице. В Быстринах угощение устраивали вскладчину. За  этим  следили
старые вдовы. Каждый старался принести самое лучшее. Запасы  для  Медвежьего
дня делались еще в пору жатвы  и  в  середине  зимы  радостно  напоминали  о
прошедшем лете.
   Мы празднуем только  одну  ночь,  канун  месяца  Медведя.  В  очаге  зала
Собраний разводят огромный ревущий  огонь.  Все  собираются  там,  одетые  в
лучшее платье. Подарки своим домашним дарят в семейном кругу, а  в  Собрании
обмениваются  сувенирами  с  соседями.  Особое  зрелище  представляет  обмен
подарками между людьми, которые поссорились или расстались в уходящем году.
   Всем известно, что нельзя вступать в новый год со злобой  в  душе  -  это
дурная примета. Подарки помогают забыть старые обиды и делают светлее долгую
зимнюю ночь. Угощение и выпивка, песни и танцы  напоминают  более  теплые  и
счастливые времена года и украшают нелегкую зиму.
   В столице праздновать начинали уже за неделю. Бабушка устраивала прием не
в городском дворце,  а  у  себя  в  бальном  зале,  который  оказался  много
просторнее нашего зала Собраний. Столы в середине зала были уставлены  едой,
а на небольших круглых столиках по углам  сверкали  полированные  серебряные
кубки и кувшины вина.
   Гости,  появившиеся  часа  через  два  после  захода  солнца,   выглядели
празднично и казались  искренне  обрадованными  приглашением.  У  дверей  их
встречал один из четверых  внуков  Ноба.  Он  помогал  раздеться,  а  заодно
принимал  подарки,  предназначенные  для  бабушки.  Большую  часть  подарков
составляли мелочи, обычные знаки внимания, но  близкие  друзья  преподносили
по-настоящему ценные вещи.
   Потом Джеймс провожал гостей в залы и представлял их бабушке. Он  называл
имена отчетливо, чтобы  я  мог  их  разобрать,  за  что  я  был  ему  весьма
благодарен. Оказалось, что я способен удерживать  имя  в  памяти  то  время,
которое  требовалось  гостю,  чтобы  спуститься  с  возвышения,  где  стояло
бабушкино кресло, и подойти ко мне. Как  только  он  обращался  к  следующим
членам семьи и, наконец, к маршалу, я моментально забывал его и готовился  к
встрече со следующим.
   Трое внуков Ноба откапывали в  куче  деревянных  коробочек,  обернутых  в
яркую  бумагу  и   перевязанных   ленточками,   коробочку,   предназначенную
названному гостю, и ставили  ее  рядом  с  другими.  Закончив  с  процедурой
представления, приглашенный немедленно получал  свой  подарок  к  Медвежьему
дню.
   Многие из гостей говорили мне о  знакомстве  с  моим  отцом.  Они  крепко
сжимали мое предплечье, и я отвечал тем же жестом, как научил нас дед. Почти
все женщины протягивали мне руку для поцелуя, а ровесницы  бабушки  обнимали
меня и целовали в щеку. Кто-то из них шепнул мне, что  давно  не  видел  мою
бабушку такой счастливой.
   Я счел это вежливой ложью, однако мне хотелось оправдать радость бабушки,
и я стал представлять гостям Марию. Мне это казалась естественным,  раз  она
стояла рядом с  бабушкиным  креслом,  но  я  погрешил  тут  против  этикета.
Как-никак, она была всего лишь воспитанницей.
   Гости из вежливости желали ей  счастья  в  наступающем  году.  Но  вскоре
Джеймс указал мне на мою ошибку. Я покраснел, но теплая улыбка Марии утешила
меня.
   Вдруг промелькнуло знакомое лицо.  Ярко-рыжие  волосы  на  фоне  зеленого
платья резко выделяли Ксою в толпе  гостей.  Тугой  корсаж  и  низкий  вырез
подчеркивали ее грудь. Теперь было ясно, что она уже не ребенок, хотя ей еще
не  хватало  самоуверенности,  присущей  другим  столичным   красавицам   ее
возраста. Немного краски и румян подчеркивали огромные голубые глаза.
   Я поцеловал ей руку:
   - Не ожидал увидеть вас здесь, госпожа Ксоя.
   Когда я назвал имя, в ее глазах мелькнули удивление и растерянность.
   - Моя бабушка - добрая подруга вашей бабушки, мастер Лахлан. Но разве  мы
с вами уже встречались?
   Помедлив, я кивнул:
   - Да, по пути в Геракополис из Города Магов.
   - Кажется, вспоминаю, - она одарила меня улыбкой. - Вы не пригласите меня
на танец?
   - Право, не знаю...
   - О, мы будем танцевать! - в  ее  голосе  вдруг  прозвучала  уверенность,
какой я прежде не замечал.
   - Но... - начал было я, однако она уже исчезла в толпе.
   Я оглянулся на Марию и обнаружил, что она хихикает, прикрывшись ладошкой.
Следующий вновь  прибывший  уже  требовал  моего  внимания,  и  я  не  успел
поинтересоваться, что ее так развеселило.
   К  концу  сбора  приглашенных  появился  весьма  необычный  гость.  Дверь
распахнулась, и высокий юноша швырнул  внуку  Ноба  свою  накидку.  Под  ней
оказалась военная форма, причем отнюдь не тот парадный  вариант,  в  котором
прошествовала мимо меня добрая  половина  мужской  части  общества.  Правда,
маршал был одет по-деловому, но все же  появление  этого  молодого  человека
вызвало у меня необъяснимую тревогу.
   Он был почти на голову выше меня, и его  карие  глаза,  темные  волосы  и
нечто неуловимое в чертах лица напоминало  брата  Дальта.  Только  подвижное
лицо и тонкие стрелки усов придавали ему живое и целеустремленное выражение,
каким Дальт не отличался даже в лучшие свои минуты. Мой  брат  вечно  ходил,
словно в воду опущенный, а в этом парне ярко горел огонь, который не  залить
водой.
   Когда он  прорвался  сквозь  ряды  терпеливо  дожидавшихся  представления
гостей, я было  принял  его  за  местного  стражника,  вздумавшего  незваным
заявиться на пир, но Карл загадочно  улыбнулся,  а  Джеймс  жестом  задержал
гостей.
   Бабушкино лицо осветилось радостью при виде воина, преклонившего колено у
ее ног.
   - Прости, что явился без приглашения, - сказал он. Она взяла его  лицо  в
ладони:
   - На Медвежьем празднике не бывает незваных гостей, а  уж  тебе-то  здесь
всегда рады, - она  любовно  растрепала  ему  волосы.  -  Я  надеялась  тебя
повидать.
   Бабушка поманила меня к себе:
   - Лахлан, познакомься со своим кузеном Кристофоросом.
   Парень поднялся и с легким поклоном представился:
   - Кит. Добро пожаловать, Лахлан!
   - Лок, - я крепко сжал его руку ниже локтя. - Наилучшего тебе года.
   - И тебе того же.
   Мы обменялись рукопожатием, Джеймс указал Киту место в  ряду  встречающих
рядом со мной. Кит согласно кивнул, однако передернул плечами:
   - Надо было прийти на часок попозже и увильнуть от этих церемоний.
   - Это еще на целый час? - ошеломленно переспросил я.
   Он подмигнул:
   - Ну, может, немного меньше. Конечно, стой я рядом с  Марией,  время  для
меня бежало бы намного, намного скорее.
   Мария улыбнулась ему так ласково, как кошка мышонку:
   - Для вас, может, и скорее, мастер Кристофорос.
   Кит прижал ладонь к груди:
   - Ты ранишь мое сердце!
   - Полагаю, рана не смертельна, милорд! - она улыбнулась мне:
   - Он свое уже получил!
   Новый поток гостей положил конец их пикировке. Один из ветеранов похлопал
Кита по отрядной эмблеме и заметил, что в свое время тоже послужил в  Конной
страже.
   - Я слышал, вы этой зимой в  дозоре  на  границе  Хаоса  под  Меналом,  -
добавил он.
   - Так и есть, но кто-то должен доставлять в столицу донесения и  получать
приказы, так что я здесь  по  службе.  -  Кит  отдал  честь  и  поблагодарил
ветерана за  то,  что  он  принял  приглашение.  -  Я  обязательно  расскажу
полковнику Гримандсу о встрече с вами.
   Переход от легкомысленной перебранки с Марией к суровой официальности так
поразил меня, что  я  сразу  почувствовал  неискренность.  Дождавшись,  пока
ветеран погрузится в беседу с маршалом, я шепнул, стараясь удержать на  лице
вежливую улыбку:
   - Ты ведь не с донесениями прибыл, верно?
   Улыбка на лице Кита на мгновение стала суше:
   - Военные тайны не обсуждаются на светских приемах, Лок, - он оглядел зал
и  снова  повернулся  ко  мне.  -  Ты  не  сочтешь   меня   сумасшедшим   за
предположение, что по крайней мере  один  из  гостей  может  быть  знаком  с
кем-нибудь из членов Черной секты?
   Я пожал плечами:
   - Насколько я знаю, любой может... - взглянув на него, я осекся. -  Сразу
и наповал!
   Кит громко рассмеялся:
   - Давно я не слыхал этой поговорки. Так и  слышишь  голос  Адина.  Как...
забавно.
   Что-то в его тоне  задело  меня,  но  я  не  нашел  ответа  и  промолчал,
занявшись знакомством с бесчисленными гостями, имена и лица которых  тут  же
исчезали из памяти. Когда последняя пара наконец  прошествовала  вдоль  ряда
встречающих, я с облегчением размял  затекшие  ноги  и  хотел  заговорить  с
Китом, но тот уже исчез. Я повернулся к  Марии.  Но  и  она  отправилась  за
плетеным креслом на колесиках, на котором передвигалась бабушка,  а  бабушка
тем временем углубилась в разговор со своими подружками-вдовушками.
   На минуту я оказался всеми покинут. В животе у меня  заурчало.  Я  решил,
что мой долг как хозяина убедиться, что угощение, поданное гостям, съедобно,
и направился к ближайшему столу. К несчастью для меня,  там  в  полуоткрытой
раковине на  блюде  со  льдом  красовалось  нечто  вроде  огромных  мясистых
насекомых. Гости поглощали их с наслаждением, но  я  еще  не  сталкивался  с
морской живностью в качестве еды и решил  подождать  с  этим,  пока  мне  не
присвоят хотя бы ранг ученика в кулинарии.
   - Цориты так вкусны, что стоит повозиться со скорлупой, - заметил  кто-то
рядом.
   Я обернулся и увидел Ксою.
   - Никогда их не пробовал, - объяснил я.  -  Даже  не  знаю,  как  за  них
взяться, да и не уверен, что мне понравится.
   - Обязательно понравится!  -  пообещала  она.  -  Цориты  -  удивительные
создания. Они растут всю жизнь, а когда панцирь становится им тесен, они его
сбрасывают и просто отращивают новый. Как будто каждый раз рождаются заново.
- Она улыбалась, устремив взгляд в пространство. - Так и наши жизни...
   Я покачал головой:
   - Не понимаю намека.
   - Не понимаешь? - она указала на двери, над  которыми  висели  знамена  с
эмблемами нашей семьи. - Эти значки определяют нам границы и даже  сковывают
нас, как панцирь сковывает цоритов. Если твой ранг недостаточно высок или не
соответствует твоему уровню, ты не имеешь чего-то.  Мы  меняемся,  учимся  и
совершенствуем свое мастерство,  и  тогда  мы  отбрасываем  старые  ранги  и
знамена, и нас определяют уже другие символы.
   - Это не ново, леди. Всем  известно,  что  жизнь  идет  по  ступеням.  Мы
проходим из младенчества в  детство,  потом  юность,  зрелость  и,  наконец,
старость.
   - Не забудь о смерти.
   - Я считаю смерть не частью жизни, а ее прекращением.
   - Но конец становится началом, когда наши души одеваются новой  плотью  и
начинают новую жизнь.
   Я кивнул.
   - Конечно, и тогда смерть тоже ступень жизни. Я только хотел сказать, что
твои рассуждения очевидны.
   Она насмешливо улыбнулась:
   -  Право?  Вот  цориты  проходят  все  эти  превращения.  Каково  же   их
предназначение?
   - Предназначение? - я тряхнул головой. - Не знаю. Размножение?
   - Для некоторых, может быть, и так, - она  указала  тонким  пальчиком  на
замороженные тушки цоритов. - А предназначение вот этих - быть съеденными. С
самого рождения они были обречены оказаться здесь, сейчас, насыщая нас.
   - А может быть, и нет?
   - Но ведь они здесь.
   Я понял, что наш спор опять касается свободы воли и  предназначения...  Я
не думал, что у цоритов достаточно разума для сознательного  выбора,  но  не
мог себе и представить, что единственная цель существования этих созданий  -
заполнение пробела в видениях какого-то мага, провидевшего  в  будущем  этот
пир.
   - У тебя получается порочный круг.  Раз  они  здесь  -  значит,  им  было
суждено здесь быть.
   - А ты в это не веришь?
   - Нет.
   - Ну а почему ты здесь оказался? - она развела руками. -  Не  потому  ли,
что так было суждено?
   Я покачал головой:
   - Не думаю. Я здесь потому, что выиграл состязание за эту честь  у  своих
братьев.
   - И это единственная причина?
   - Откуда мне знать? - я пожал плечами. - Другие причины  могут  быть  мне
неизвестны.
   - Ты их узнаешь.
   Она  снова  говорила  со  стальной  уверенностью,  которая  начала   меня
раздражать. Не улучшал настроения и ее взгляд, направленный сквозь меня.
   Я спросил довольно сердито:
   - И что же это за причины?
   Ксоя тихонько рассмеялась.
   - Я знаю - они существуют.  Проклятие  второго  зрения  -  видишь  только
обрывки, а не цельную картину.
   - И что же ты увидела?
   - Что меня ищет моя бабушка, - Ксоя с улыбкой коснулась  моего  плеча.  -
Тебе еще многое предстоит узнать, Лок, и ты это узнаешь. И мы  с  тобой  еще
потанцуем, - снова рассмеявшись, она исчезла.
   Теперь я чувствовал  себя  не  только  заброшенным,  но  и  сконфуженным.
Напомнив себе о своих обязанностях, я  поискал  глазами  почетного  гостя  -
маршала. При его росте он должен был возвышаться над толпой, однако  мне  не
удалось его высмотреть. Зато я увидел, как Кит выскользнул из бального  зала
и нырнул в недра дома.
   "Может быть, он  решил  переодеться  во  что-нибудь  более  подходящее  к
случаю", - подумалось мне. Совсем растерявшись, я  решил  отыскать  Джеймса:
пусть скажет мне, чем заняться. Но не только Джеймс, даже внуки Ноба куда-то
запропастились. Остановившись на минутку почесать в затылке, я  услышал  над
головой звук шагов. Звук затих, и я нахмурился: кто бы ни был там,  наверху,
он только что вошел в мои комнаты.
   Я бросился к ближайшей  лестнице  и  взлетел  наверх,  прыгая  через  две
ступеньки. Уроки тактики,  вбитые  в  голову  дедом  с  помощью  бесконечных
повторений, превратились в руководство к действию.
   Один шаг в комнату, и  я  смогу  выхватить  со  стойки  у  двери  меч.  Я
улыбнулся, поняв, что Кардье расположил оружие справа от двери не только для
красоты.
   Тот,  кто  находился  в  моей  комнате,  зажег  лампу  и  оставил   дверь
приоткрытой. Распахнув ее ударом левой руки, я  правой  выхватил  из  стойки
рапиру.
   - Кто бы вы ни были, но нехорошо грабить хозя