ыдернуть ноги из стремян и, отскочив, тяжело упал на землю.
   Я лежал неподвижно,  чувствуя  кровь  в  ноздрях  и  вкус  пыли  во  рту.
Попытался встать, не сумел и, кое-как приподнявшись, сморгнул пыль с глаз.
   За те несколько мгновений, на которые поле битвы исчезало  с  моих  глаз,
оно превратилось в призрачную пустыню. Люди, кони и бхарашади лежали  кругом
в причудливых позах агонии. Стервятники уже обглодали их до костей,  оставив
только клочья кожи и лохмотья  одежды.  Желтоватые  кости  присыпал  красный
песок. При дуновении ветра безжизненные черепа выдыхали алую пыль.
   Я увидел собственные ноги, лишенные и кожи, и мышц. В ужасе  закрыл  лицо
руками, и  костяные  пальцы  застучали  по  остаткам  черепа.  Я  неуверенно
поднялся на ноги и  оглядел  скелеты,  окружавшие  меня,  как  ров  окружает
крепость.
   И за моей спиной прозвучал голос:
   - Итак, ты победил Катвира, как и было  предсказано.  Жаль,  что  Хроники
Фарскри ничего не говорят о том, как я поступлю с тобой!
   Я рывком развернулся и вскрикнул, когда Владыка Бедствий схватил меня  за
плечи. Я отбивался, но он держал меня крепко.
   - Лахлан, Лахлан! - кричал он, и я удивился, почему он зовет меня именем,
которым я хотел назвать следующего сына.
   Я раскрыл глаза. Кит тряс меня за плечи:
   - Проснись, Лахлан! Ты кричал во сне.
   Я вздрогнул и разжал пальцы, сомкнувшиеся на его руке:
   - Извини, Кит.
   Кузен пристально смотрел на меня:
   - Что случилось? Кошмар?
   Я кивнул. Образы сновидения уже бледнели и улетучивались.
   - Надеюсь, что так. Если все  и  впрямь  будет,  как  во  сне,  то  такое
чувство, будто мне уже руки отрубили.

27

   Странная компания выехала на рассвете из  Первого  Дворца.  Впереди  плыл
Рорк на своем красном диске. Этот цвет, напоминавший магию  Хаоса,  все  еще
выводил Такки из равновесия. Она с  радостью  согласилась  держаться  позади
каравана, вместе с Осаной и Донлой образуя арьергард. Я ехал впереди - не из
стремления предводительствовать экспедицией, а потому что Изумрудный конь не
терпел соперничества, - за мной следовали Кит и Ирин.
   Мы заранее согласовали маршрут. Пока  палец  Рорка  вычерчивал  линию  на
карте, я вспоминал узкую тропу, вившуюся по уступу на  модели  каньона.  Это
было проще, чем пересекать изрезанную каньонами местность, а Рорк,  летевший
впереди, избавлял нас от страха перед засадами.
   И все равно, вспоминая, как  выглядели  эти  места  на  модели  Хаоса,  я
чувствовал холодок, пробегающий вдоль позвоночника. А каждый  раз  при  виде
Кита я думал, как он похож на своего отца из сновидения, и не мог избавиться
от мысли, что мы обречены, так же как были обречены наши отцы. Они  погибли,
преследуя Катвира, а нас, кажется, ждала гибель в погоне за его потомком.
   Я еще острее ощущал потерю Ксои, размышляя, как бы  она  истолковала  мой
сон. Ей привычно было иметь дело с видениями других времен  и  жизней.  Меня
тревожила мысль, что она считала этот маршрут опасным.
   Я упомянул о своем сне Рорку, но он не счел его стоящим внимания:
   - Ты не первый видишь себя во сне в образе собственного отца, Лок. Бывают
пророческие сны, но по большей части они просто  отражают  страхи,  запертые
нами глубоко в сердце. Ты боишься, что это задание уничтожит  тебя  так  же,
как твоего отца. Мы все разделяем этот страх, но для  тебя  с  этим  связано
больше, чем для любого из нас. Ты надеешься, что у тебя хватит сил победить,
а в то же время, подозреваю, ты побаиваешься, что  преуспеешь  там,  где  не
справился твой отец.
   - Что?!
   - Подумай об этом, парень. Твой отец  великий  герой.  Если  вы  с  Китом
сделаете то, чего не смогли ваши отцы,  вы  их  превзойдете.  А  тогда  жить
дальше  вам  будет  нелегко,  потому  что  придется   соответствовать   этой
репутации. Ты достаточно умен, чтобы прийти от  этого  в  ужас.  Я  бы  тоже
испугался.
   Я хмуро взглянул на него. Возразить было нечего, но и признавать, что  он
прав, не хотелось. Для каждого сына  его  отец  -  герой,  а  для  меня,  не
видевшего, как отец стареет и слабеет, этот героический образ остался  живым
и неискаженным. Рорк указал мне, что, превзойдя  его,  я  могу  разбить  это
представление, а значит, потерять ту цель, которая привязывала меня к жизни,
и от этой мысли мне захотелось удрать домой.
   Наша победа изменила бы мое представление о  реальности  не  меньше,  чем
весть о Черной  Тени,  прошедшей  через  Ограждающую  Стену.  Я  мог  только
надеяться, но не знал наверное,  что  у  меня  хватит  сил  перенести  такую
перемену. И все же: "Лок, решай проблемы по мере их возникновения".
   Я посмотрел на Рорка:
   - И что ты предлагаешь по этому поводу?
   - Смириться, - он тепло улыбнулся мне. -  Жалок  сын,  который  не  может
обогнать своего отца, тем более если отец показал ему ясную цель и обеспечил
необходимую поддержку. В твоем случае кое-чего недоставало,  но  не  в  этом
дело. Пусть твои родители гордятся сыном.
   Я кивнул:
   - Звучит разумно.
   - И, кстати, еще одно.
   - Да?
   - Убивай всех проклятых бхарашади, какие попадутся тебе на глаза.
   Двое членов нашего отряда казались пока вполне  довольными  жизнью.  Кроч
бегал вдоль и поперек тропы,  что-то  вынюхивая,  и  часто  забегал  вперед,
отдыхая в тенечке и поджидая нас.
   Изумрудный конь выглядел воодушевленным предстоящими подвигами и особенно
гордился тем, что за моей спиной  был  привязан  Посох  Эметерия.  Мне  было
нелегко заставить его  идти  шагом,  посильным  для  других  коней.  Он  все
порывался подняться в воздух, вместо того, чтобы спокойно шагать  по  тропе,
уходившей все глубже в горы. Я  все-таки  удержал  его  на  уступе.  В  знак
протеста против такого унижения он перебирал  ногами  в  воздухе  над  самой
тропой.
   Местность вокруг нас мало  менялась,  а  если  менялась,  то  к  худшему.
Кислотные дожди не оставили на красных скалах, мимо  которых  мы  ехали,  ни
клочка плодородной почвы. Не понимаю и не надеюсь понять, чем питались здесь
жалкие скорченные колючки, в скудной  тени  которых  прятались  скорпионы  и
другие ядовитые твари.
   Солнце поднялось на востоке и  жалящей  красной  искрой  продвигалось  по
небу, неся с собой страшную жару. Я плавился в своих доспехах. Мы  пополнили
запасы воды в Первом Дворце и могли не ограничивать себя в питье. Думаю, все
мы подсознательно понимали, что если нам и грозит смерть, то не от жажды.
   Из живых существ я видел только терпеливо круживших в небе  стервятников.
Они держались не над нами, а над тем местом,  куда,  по  моим  расчетам,  мы
направлялись. У стервятников могло быть немало разумных причин собираться  к
Некролеуму, но мне их присутствие показалось недобрым  предзнаменованием.  Я
еще не забыл своего сна и за каждым поворотом  тропы  ожидал  увидеть  поле,
усеянное мертвыми костями.
   После полудня я по некоторым признакам понял, что мы приближаемся к цели.
Я поднял левую руку, останавливая движение перед последним поворотом  в  тот
самый каньон, и тут же увидел, как диск Рорка впереди резко пошел вверх.  За
ним метнулся очерченный толстыми красными линиями  куб.  Перевернувшись,  он
накрыл пытавшегося вырваться из ловушки Рорка.
   Я вонзил пятки в ребра Изумрудного коня, и он отозвался, прыжком  взлетев
в воздух. На мгновение его голова закрыла от меня Рорка. Мы круто взмыли над
скальной стеной и перевалили за кромку каньона. Расстояний для моего коня не
существовало.
   Когда Рорк снова показался в поле моего зрения, я увидел, что  магический
куб меняет форму. Его восемь углов  тянулись  друг  к  другу,  встречаясь  в
центре и снова вставая на место. Куб с Рорком выворачивался наизнанку! Когда
углы прошли сквозь его тело, я услышал его крик. Диск исчез. Куб, с обвисшим
внутри телом Рорка, начал спускаться в каньон.
   Изумрудный конь, не дожидаясь приказа, обогнул огромный  валун  и  поплыл
дальше  над  нашей  тропой.  Далеко  внизу,  на  дне   каньона,   я   увидел
Враша-"убийцу стаи" с  воздетым  над  головой  Жезлом  Первого  Пламени.  Он
развернул Жезл в мою сторону, и вращающийся раскаленный треугольник вытек из
черной жемчужины. Изумрудный конь ушел влево, и в тот же самый момент что-то
отбросило заклинание далеко в сторону. Обернувшись, я видел, как оно, быстро
увеличиваясь и бешено вращаясь, подобно колесу рулетки,  врезалось  в  стену
каньона, заполнив воздух ливнем щебня. Погрузившись в стену,  заклинание  на
миг замерло, а потом взорвалось проснувшимся вулканом.
   Стена каньона рассыпалась, как стекло под ударом  молотка,  в  тот  самый
миг, когда Кит с Ирин показались из-за поворота. Их тут же  скрыла  от  меня
завеса пыли и летящих камней. Мне почудилось,  что  я  слышу  крики,  но  их
заглушил рокот камнепада. И,  повторяя  мой  сон,  Кит  сорвался  вниз,  без
надежды на спасение, даже не поняв, что его убило.
   Обнажив меч, я бросил Изумрудного коня прямо на колдуна бхарашади. Вокруг
меня по каньону мелькали воплотившиеся  обрывки  моего  сна.  Тени  погибших
рядом с моим отцом собрались посмотреть, сумею ли я продать свою  жизнь  так
же дорого, как они. Я неразборчиво выкрикивал что-то, в уверенности, что  не
разочарую их.
   Воины бхарашади, окружавшие Враша, бросились  врассыпную,  но  колдун  не
отступил. Скрипнув зубами, я занес руку для удара, способного  разнести  ему
череп. Меня не заботили ни нацеленный на меня Жезл,  ни  сорвавшаяся  с  его
жемчужины красная искра. Ничто не могло  остановить  меня.  Ничто  не  могло
помешать мне отомстить.
   Не долетев до цели десяти футов, красная  искра  ударила  прямо  в  грудь
Изумрудного крня. Он вздрогнул, похолодел  и  замер,  словно  перед  слипшом
высоким барьером. Я ехал без седла и, застигнутый врасплох, не  удержался  и
полетел вверх ногами через его голову.
   Мой свободный  полет  закончился  жестким  приземлением.  От  удара  ноги
онемели, и мне показалось, что я переломился пополам. Я повалился на  спину,
выпустив рукоять меча. Шлем слетел с головы, и я увидел перед собой небо.
   Потом небо скрылось за ухмыляющимся лицом колдуна.  Конец  Жезла  Первого
Пламени обрушился на мою маску, и больше я ничего не видел.

28

   Гром оглушил меня. В висках стучало. Лицевая маска смягчила удар Жезла, и
голова осталась цела, хотя казалось, что она раскололась на куски.
   Я открыл глаза, но ничего не увидел. Страх сжал мне горло. Неужели ослеп?
Я обвел взглядом темноту,  пытаясь  найти  что-нибудь,  что  подсказало  бы,
взаправду ли я лишился зрения, но не нашел ничего. Но все  же  я  чувствовал
свои глаза как обычно, и, кроме боли в копчике и в голове, ничто не наводило
на мысль, что я опасно ранен. "Если я ничего не вижу, значит, кругом темно",
- решил я.
   Избавившись от этой заботы, я немного успокоился. Попытался шевельнуться,
и в этой безуспешной попытке выяснил две вещи: во-первых, я  сижу  в  чем-то
вроде кресла, и невидимые, может быть, магические  узы  привязывают  меня  к
нему. Во-вторых, что важнее, с меня  стащили  доспехи  и,  насколько  я  мог
судить, все остальное, кроме набедренной повязки, отцовского кольца и сапог.
   Удары барабанов по-прежнему неслись из черной  пустоты.  Мне  показалось,
что их звук доносится по крайней мере  из  трех  источников.  Один  -  прямо
впереди и немного выше меня, а два других по сторонам и  еще  выше.  Эхо  от
стен говорило о том, что я нахожусь в замкнутом пространстве. Звук изменялся
так своеобразно, как бывает только в пещерах естественного происхождения.
   Воздух моей темницы был тяжек и неподвижен.  Я  чуял  запах  собственного
пота, выступившего от напряжения, но сильнее его был запах увядших цветов  и
пыльного сухого сора.  Так  пахло  в  давно  закрытой  части  дедовой  школы
фехтования,  куда  я  однажды  забрался  мальчишкой.  В  той   комнате,   не
использовавшейся добрый десяток лет, стоял  такой  же  затхлый  безжизненный
аромат.
   И тут я наконец осознал то, что с самого начала чувствовал сердцем:  я  в
Некролеуме. Враш шел на все, чтобы получить возможность  оживить  Катвира  и
других бхарашади, и была горькая ирония в том, что Враш-"убийца стаи"  сумел
доставить меня в Некролеум, где я своими  глазами  мог  увидеть  последствия
своего поражения и неудачи отца.
   Я - первая жертва этой  неудачи.  Они  выпотрошат  меня,  чтобы  по  моим
внутренностям прочитать будущее предстоящего вторжения в Империю. Моя смерть
станет первой из миллионов смертей,  которыми  погибшие  бхарашади  отомстят
народам Империи.
   Удары  барабанов  участились,  и  слева,  в  вышине,  тоннель   заполнило
красноватое свечение. Оно приближалось медленно и равномерно,  один  шаг  на
каждые четыре удара. Свет двигался  величественно,  словно  светоч  в  руках
жреца, готового совершить древний ритуал. Я подумал, что  мое  сравнение  не
так уж  далеко  от  истины:  если  наши  сведения  верны,  сейчас  бхарашади
готовились закрепить древний завет со своим божеством.
   В устье тоннеля показался колдун с нестриженой гривой, и мне  стал  виден
источник света - в руках он нес  Жезл  Первого  Пламени.  На  его  запястьях
поблескивали золотые  браслеты.  Красные  отблески  играли  на  его  золотом
нагруднике и отражались в рубинах золотого венца. Обеими  руками  вознес  он
Жезл над головой и прошипел непонятное для меня слово.
   Из черной жемчужины в  потолок  ударил  алый  луч.  Вокруг  сплетались  в
паутину красные нити. Их  круг  медленно  расширялся,  подергиваясь  в  такт
ударам барабанов, и наконец, заполнив все пространство,  сорвался  с  Жезла.
Сердцевина - золотисто-алый шар, пылавший маленьким  солнцем  -  проплыла  в
воздухе и  остановилась  над  моей  головой.  Заняв  надлежащее  место,  она
загорелась ярче, заполняя светом все пространство.
   Я пожалел, что не лишился зрения.
   В разросшемся свете я обнаружил, что нахожусь в оке  тайфуна  ужаса.  Мое
кресло стояло на помосте, установленном на дне  высохшего  русла  извилистой
подземной реки. Сталактиты и сталагмиты по  его  берегам  смыкались,  словно
зубы, готовые растерзать беспомощную жертву. Пологие  террасы  были  усыпаны
камнями, мерцавшими множеством цветов и оттенков, создавая зрелище,  которое
в другое время показалось бы мне страной чудес.
   Но не теперь и  не  здесь,  потому  что  я  находился  в  пещерной  части
Некролеума  и  повсюду  видел  груды  изрубленных  и  изуродованных   трупов
бхарашади. Под изодранной кожей  просвечивали  рассеченные  ребра  и  темные
внутренности.  Черные  пробоины  зияли  в  черепах,  обмотанных   истлевшими
полосами материи. Отрубленные члены, а порой только их кости, лежали рядом с
телами, сколь возможно близко к своим мертвым хозяевам. Трупы, сохранившиеся
целыми, на которых виднелись только резаные и колотые раны, а из груди порой
еще торчали застрявшие древки стрел, свисали  с  потолка  на  концах  тонких
веревок.
   Это ужасное зрелище выглядело еще отвратительнее рядом с собранными здесь
бесчисленными богатствами. Трупы  валялись  на  грудах  золота,  полускрытые
россыпями самоцветов,  которые  были  разбросаны  повсюду,  словно  зерна  -
безумным сеятелем. Все это было награблено в  городах  Империи,  затопленных
волнами прорвавшегося Хаоса.
   Слева от меня в кресле сидел Рорк. На нем тоже не оставили ничего,  кроме
набедренной повязки. Голова его свесилась на  грудь,  но  я  видел,  что  он
дышит, значит, жив.
   Подняв голову, я чуть не подавился собственным сердцем. Напротив меня  на
огромном гранитном троне седел могучий бхарашади.  Подножие  трона  украшала
резьба, изображавшая сцены, не менее отвратительные,  чем  скульптуры  замка
Пэйн. На его коленях лежал меч в ножнах, с клинком не менее  полутора  ярдов
длиной и с рукоятью достаточно длинной, чтобы мертвец мог  уместить  на  ней
обе широкие ладони.
   А у ног, посреди помоста, лежал Посох Эметерия.
   Больше всего меня поразило то, что в открытой левой глазнице место  глаза
занимал крупный опал. Неподвижный мертвец, с двумя зияющими в груди  дырами,
уставился на меня искусственным глазом, в точности напоминавшим  живой  глаз
рейдера. Даже мертвый, он внушал страх.
   Так это Катвир! Увидев его воочию, я уже не понимал, как  мог  мой  отец,
после первой встречи с этим чудовищем, по доброй воле искать новых  и  новых
встреч. Если от героев требовалась храбрость  такого  сорта,  мне  бы  лучше
вернуться в Империю и доживать остаток жизни в бесславии.
   Эта мысль пронеслась в моем мозгу, но я тут же  понял,  что  это  не  вся
правда. Мой отец искал встреч с этим ужасом ради  цели,  достаточно  важной,
чтобы забыть свой страх. Катвир воплощал величайшую угрозу для Империи,  для
его семьи. Предотвратить его нападение было важнее желания выжить.
   Враш спускался по крутой лестнице, вырубленной  в  склоне  от  тоннеля  к
помосту. Я машинально отметил, что по другому берегу  поднимается  такая  же
лестница, уводящая, по-видимому, в другой тоннель. Несомненно, мы находились
в одной из длинных цепей пещер, в которых ожидали  окончания  ритуала  сотни
тысяч бхарашади.
   В сумрачном свете я различал ряды барабанщиков, расставленных вдоль стен.
"Все воины", - подумалось мне при  виде  их  подбритых  грив.  Они  отбивали
гипнотический ритм военного марша, от  которого  кровь  у  меня  загорелась.
Музыка звала меня встать и сокрушить врагов, что вовсе не противоречило моим
намерениям. Я рвался из невидимых оков, но не мог освободиться и  зарычал  в
ярости.
   Пока я бился в кресле, мне бросилось в  глаза  обстоятельство,  почему-то
меня очень насторожившее: сапоги у  меня  на  ногах  были  чужие,  старые  и
поношенные. Такой фасон был в моде лет двадцать назад. Притом они  подходили
мне, точно были сшиты по мерке. Руки и ноги у меня покрылись гусиной кожей.
   Странной была и опоясывавшая меня набедренная повязка из черного бархата.
Ее концы свисали до самой земли, и к ней  были  пришиты  все  знаки  рангов,
которые я носил на рубашке под доспехами.  Я  оглянулся  на  Рорка:  на  его
повязке тоже виднелись знаки ранга. "Зачем ха'демонам  понадобилось  столько
возиться с пленниками?"
   У меня не  осталось  времени  сообразить,  почему  старая  пара  сапог  и
разукрашенная набедренная повязка кажутся мне такими зловещими, -  Враш  уже
приближался к  помосту.  На  шаг  позади  него  держался  высокий  воин.  Он
остановился, чуть не дойдя до  помоста,  и  пристально  наблюдал  за  каждым
движением колдуна, но ни меча, ни кинжала не касался. Когда он  взглянул  на
меня, я увидел в его глазах презрение.
   Колдун остановился посреди помоста и поднял Жезл.  Из  сердца  нависавшей
паутины ударил вниз конус красного света, быстро расширившийся на вершине  и
заключивший помост в световой цилиндр. Пересечение красных лучей  образовало
вокруг нас полупрозрачную завесу.
   Линии, параллельные земле, ложились почти  рядом  и  расплющивались,  как
глина на гончарном колесе. Каждая из них потянула за собой одну из  линий  в
вертикальной стенке  цилиндра,  как  колесо  тянет  спицы  из  ступицы.  Они
расходились фут за футом,  пока  не  образовали  точного  отражения  паутины
наверху. Красное сияние коснулось каждого трупа, лежавшего в пещере.
   Враш нацелил Жезл прямо вверх, и одна из тонких красных нитей  опустилась
к Жезлу, как шелковинка паутины. Плавно развернув Жезл, колдун коснулся  лба
Катвира.
   Высохший труп вождя бхарашади судорожно дернулся.  Мгновением  позже  его
движение повторили все тела в подземелье, хотя и слабее, так как были дальше
от средоточия магии. Враш обвел Некролеум взглядом, и его зубы-иглы блеснули
в торжествующей улыбке.
   - Враш, глаз! - прошипел второй бхарашади.
   - Я помню, Риндик. - Враш  метнул  на  воина  прищуренный  взгляд.  -  Не
забудь, брат, это ты сомневался, что он вернется, хотя Хроники Фарскри  ясно
предсказывали это.
   Колдун повернулся ко мне и Рорку и жестом указал на паутину.
   - Силой моей магии, вам будет понятно все, что свершается здесь.
   Враш произнес эти слова та